В свете зеленой лампы

Андрей Межеричер, 2023

Старинная зеленая лампа на письменном столе автора этой книги дала название полной захватывающих событий саге о семье Межеричер. Историю семьи рассказывает читателю Лиза Духова – няня, прожившая с четырьмя поколениями Межеричеров почти пятьдесят лет. Со свойственной ей непосредственностью описывает она городскую и деревенскую жизнь, времена сталинских репрессий и Отечественной войны, послевоенные годы, детально знакомит с бытом семьи в разные эпохи. Ее повествование – это собранные по крупицам истории о любви и смерти, ссорах и дружбе, верности и предательстве. Историю страны невозможно представить в отрыве от историй семей, живших в ней, и данная книга позволит в этом убедиться. Предназначено для широкого круга читателей.

Часть вторая. Леонид и Ольга

Третий дом Советов

Москва мне показалась значительно шумнее и многолюднее Ленинграда. Это я почувствовала сразу, как вышла из здания Ленинградского вокзала, куда мы приехали рано утром на следующий день. Всё вокруг находилось в движении и было похоже на большой плоский муравейник.

Леонид Петрович оставил меня сторожить чемоданы на улице у выхода из вокзала, а сам легко сбежал по ступеням длинной и широкой лестницы вниз, к привокзальной площади. Там стояли пролетки, запряженные одной или двумя лошадьми, и автомобили с ожидающими возле них водителями. Хозяин подошел к одному из них и о чем-то стал договариваться, потом приглашающе махнул мне рукой и что-то крикнул. Я не расслышала: я в это время стояла со всем нашим багажом недалеко от парапета идущих вниз ступеней, и всё мое внимание было направлено вниз на площадь. Мне было всё хорошо видно с самого ее верха. Я смотрела на улицы, кишащие пешеходами с чемоданами и сумками, видела, как разворачивающийся на площади троллейбус держится своими длинными усами за провода, натянутые, подобно ажурной паутине. Наблюдала за трамваями, пролетавшими по блестящим рельсам со звонкими переливами электрических звонков, и спрашивала себя: «Что, это теперь мой город, мой новый дом?»

Хозяин позвал меня еще раз, уже более громко. В его голосе послышалось легкое раздражение, прямо как у Петра Игнатьевича.

— Тяжело, я одна не справлюсь, слишком много чемоданов! — прокричала я в ответ. Он, видимо, забыл, да снизу и не видно было, что у нас много багажа. Леонид Петрович быстро взбежал по ступенькам, и мы, забрав весь наш скарб, поехали на машине к нему домой.

— Третий дом Советов, — сказал он водителю адрес, тот кивнул, и мотор зарычал. Я сразу запомнила этот адрес.

Я первый раз ехала на машине, и мне было очень странно сидеть на холодной скрипучей коже сиденья позади водителя и хозяина под низким потолком крыши и смотреть на улицу через маленькие оконца в дверцах. Пахло бензином и кожей, машину подбрасывало на выбоинах дороги. Запахи были мне неприятны, хотелось открыть окно и вдохнуть свежего воздуха, но я стеснялась попросить. Мы ехали довольно долго, я смотрела по сторонам на новый для меня город, удивляясь широким центральным улицам, тоннелям и высоким зданиям. То там, то здесь развешивали флаги и красные транспаранты с лозунгами. Я спросила, зачем они это делают, и водитель ответил, что Москва готовится к Первомаю.

Мы подъехали к красивому трехэтажному дворцу, шофер сказал:

— Приехали! — и в голосе его прозвучало уважение.

— Заезжай во двор, я распоряжусь, — ответил Леонид Петрович.

Мы объехали дом сбоку. Там при въезде во двор стояла охрана в белой милицейской форме и был шлагбаум. Леонид Петрович опустил стекло в передней дверце, высунул голову наружу и кивнул дежурному. Тогда нашу машину пропустили. Я поняла, что это дом не простой и люди здесь живут не простые.

Жили Межеричеры не в само́м высоком доме-дворце, там было какое-то учреждение советской власти, а в прилегающем к нему длинном двухэтажном флигеле, выкрашенном в белый цвет. Мы поднялись на второй этаж, и хозяин открыл дверь своим ключом. Услышав, что дверь открылась, к нам вышли и выбежали все домочадцы: жена, мальчик-школьник и маленькая нарядная девочка. Это, скорее всего, и была Люся четырех лет, за которой меня взяли присматривать. Еще вышла серая пятнистая кошка, хвост у нее торчал вверх трубой, изгибаясь лишь на самом кончике.

Мы познакомились. Жену звали Ольга Николаевна — миловидная, слегка полноватая молодая женщина невысокого, как я, роста. Она была приветливой и представила детей. Сначала Игоря, мальчика девяти лет. Она рассказала, что сын ходит в школу неподалеку от дома в третий класс и увлекается авиамоделями вместе с отцом. При этом она притянула его к себе и погладила по коротко постриженной голове. Он нахмурился:

— Ну мама, не надо, я уже не маленький!

Затем взяла на руки девочку и представила мне ее, а ей меня:

— Люся, это Лиза, она будет тебя любить и играть с тобой! Ну а теперь бегите к себе, взрослым надо поговорить, — добавила Ольга Николаевна и пошла, чуть прихрамывая, к открытым двустворчатым дверям ближайшей комнаты.

Молодая хозяйка стала меня расспрашивать. Она ничего обо мне не знала, только то, что ее муж взял меня в услужение. Он ей написал об этом второпях в письме из Ленинграда, которое успел отправить оттуда на второй день. Как оказалось, они часто писали друг другу письма, порою даже когда оба были в Москве. Удивительно и трогательно.

Ольга Николаевна показала мне квартиру. Она была более просторная и более представительная, чем ленинградская, но обставлена простой и современной мебелью. Не было старинных люстр, медных ручек, изогнутых ножек и плюшевых диванов, всё выглядело достойно, но строго, я бы сказала, по-военному. Оказалось, что Леонид Петрович и правда занимал раньше довольно высокую должность в военном ведомстве, несмотря на свой молодой возраст. Видимо, тогда он и привык к простоте домашнего быта.

Первой комнатой после обширной передней с длинной вешалкой, около которой тоже висел телефон, но посовременнее, чем у покойного профессора, был гостиный зал. Я не решусь назвать его комнатой, такой он был большой, наверное, в два раза больше, чем на Подольской улице в Ленинграде. Дальше располагался кабинет хозяина со шкафами до потолка, полными книг и журналов, с письменным столом — простым, струганым, но с огромной столешницей. Хозяйка пояснила, что на этом столе раскладывались армейские карты. Стол — это память Леониду Петровичу о службе в Красной армии, о Григории Котовском, с которым он и воевал, и дружил. Имя мне было незнакомо, но я понимающе кивнула и постаралась его запомнить. На столе лежало много бумаг и разных предметов, всё больше фотоаппараты в чехлах и без, линзы и объективы. Суконные шторы были открыты, и через окно виден двор и дети, играющие возле качелей.

Затем была спальня хозяев, простая, без изысков, с широкой кроватью и двумя тумбочками. У окна — детская кроватка, видимо для Люси. Вдоль той стены, где была дверь, стоял большой платяной шкаф с антресолями. Эта комната походила скорее на скромный гостиничный номер для супругов, чем на будуар жены важного чиновника, каким, видимо, был муж Ольги Николаевны. Напротив находилась детская — комната Игоря с кроватью, письменным столом, узкой полкой с книгами и всякой всячиной, видимо, важной для мальчика, и там стояла еще одна детская кроватка. На полу в ящиках виднелись его игрушки, сложенные как попало. Тут были и машинки, и кубики, и самолеты, и торчали рельсы от игрушечной железной дороги. Дальше располагался чулан без окна, но со светом. Когда хозяйка его зажгла, я увидела странный высокий прибор на столе, натянутые под потолком веревки с висящими на них прищепками для белья, бутылки темного стекла с какими-то жидкостями. Запах в чулане был неприятно сладким и химическим. Увидев мое удивленное лицо, Ольга Николаевна рассмеялась:

— Не бойся, это фотолаборатория. Мой муж редактирует журнал по фотоискусству в Советском Союзе и сам тоже снимает и печатает семейные фотографии. Здесь мы убираемся очень редко, так как это бесполезно.

За чуланом находилась просторная кухня с большой газовой плитой и шкафами с посудой. В одной из стен имелась широкая полукруглая арка без двери, ведущая в такое же по размеру помещение рядом. Там стоял круглый стол, пять стульев вокруг него и высокий детский стульчик — для Люси, как я поняла. У противоположной стены от двери был шкаф с праздничной посудой, напротив окна — еще одна дверь, в коридор, но она была закрыта, и в замке торчал ключ.

Ольга Николаевна сказала:

— Это кухня и столовая. У нас часто бывают гости, и мы устаем от приемов в гостиной. Поэтому когда мы одни, то едим вот здесь, в этой небольшой, но уютной столовой. А когда ждем гостей, то здесь удобно и готовить, и украшать еду перед подачей на стол. Мы тогда приглашаем еще повара в помощь, раздвигаем широко этот стол, и работа кипит весь день.

За кухней находилась еще одна маленькая спальня. Хозяйка пояснила:

— Это гостевая комната. Здесь чаще всего ночует, когда приезжает нас навестить, моя свекровь Софья Абрамовна. Не удивляйся, если она сразу начнет тобой командовать, и, ради бога, не возражай, делай, как она говорит, она такая, и ее не переделать. Иногда приезжает мой папа, он священник в Риге, один раз приезжал мой брат Борис. Гостей ведь надо где-то размещать.

Дальше, у самого коридора, была еще одна комната — кладовка для вещей, но с окном. Здесь хранились чемоданы и всякое ненужное. Хозяйка повернулась ко мне:

— Мы эту комнату освободим для тебя, только перенесем вещи в другое место. Можем в кладовку на чердак, можем в еще одну комнату, которая есть у нас. Ты ведь видела запертую дверь в торце коридора? Это будет комната для Люси, когда она сможет спать одна.

На этом наша экскурсия по большой шестикомнатной квартире закончилась. Мы вернулись обратно в маленькую столовую, где Леонид Петрович ставил чайник, а сын Игорь под его руководством носил чашки на стол. Люся тоже была здесь, старалась сама залезть на свой стул и сердилась, что не получается. Хозяйка сразу подбежала к ребенку и взяла ее на руки:

— Лиза, запомни, ей нельзя сильно сердиться или плакать, это может вызвать эпилептический припадок!

— А может и не вызвать, — сказал, проходя мимо, Игорь.

— Вот видишь, на мужчин нельзя надеяться, они несерьезные, — вздохнув, сказала Ольга Николаевна.

Конец ознакомительного фрагмента.