По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация
В книге критически рассматриваются некоторые устойчивые мифы, вошедшие не только в мемуарную, но и в современную научную литературу. В частности, опровергаются досужие домыслы оппозиции власовских формирований в отношении СС и неучастия в военных преступлениях. В частности, приводятся ранее неизвестные материалы о встречах Петра Краснова и Андрея Власова, а также публикуется письмо генерала Буняченко.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
© Мартынов А.В., 2019
© ООО «Издательство «Вече», 2019
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019
Сайт издательства www.veche.ru
Вступление
Природа иррационального в силу своей непредсказуемости всегда вызывает повышенный интерес в истории, культуре, психологии, политике. Зло как форма иррационального, деструктивного, разрушительного становилось объектом пристального интереса историков, социологов, художников-мыслителей. Одной из таких форм инфернального начала выступал феномен предательства. Иррационализм предательства и вместе с тем его диалектичность (а следовательно, возможность превращения его разрушительных аспектов в свою противоположность) нередко затрудняют однозначную оценку того или иного действия как негативного или предательского.
И действительно, если посмотреть, например, на историю Древнего мира, то убийство Цезаря Юнием Брутом можно трактовать как предательство человека, которого Цезарь считал своим другом и всячески ему покровительствовал (оплата долгов и т. д.). С другой стороны, действие Брута можно трактовать как ultima ratio республиканской традиции против победившей имперской деспотии в лице Гая Юлия.
В библейской истории предательство апостола Иуды также неоднозначно в свете слов самого Иисуса, обращенных к нему: «Что делаешь, делай скорее» (Ин. 13, 27). Ведь не будь casus Иуды, не было бы и искупления адамова греха на Голгофе.
И в новой истории невозможно избежать дуализма интерпретаций. Кто такой Джордж Вашингтон? Герой-патриот? Один из «отцов-основателей» США, согласно официальной государственной мифологии? Или изменник британской короны? Удачливый мятежник-сепаратист, каковым его считали при Георге III?
Касаясь такой формы предательства, как коллаборация, то есть сотрудничество с противником, важно, что и она не поддается однозначной оценке. Нередко коллаборация может иметь и конструктивные, созидательные аспекты. Сотрудничество таких знаменитых бурских военачальников, как Луис Бота и Ян Сматс, с британским правительством минимизировало последствия поражения и способствовало развитию Южно-Африканского Союза.
В принципе, и деятельность маршала Анри Петена на посту правительства Виши в сложившейся ситуации поражения лета 1940 года была конструктивна, по крайней мере, до высадки войск «Свободной Франции» в Алжире 8 ноября 1942 года в рамках десантной операции «Факел» (Torch). Петену удалось обеспечить сохранение правительственных структур, собственной администрации и, главное, возможности для Франции вновь включиться в войну. Основная ошибка маршала была связана с тем, что он не воспользовался предоставленной ему ситуацией и не возобновил борьбу на стороне союзников. Интересно, что по одной из версий именно Петен первым стал использовать термин «коллаборация». В радиообращении 30 октября 1940 года он призвал население Франции к сотрудничеству (collaborer) с немцами.
Рассматривая историю отечественной коллаборации, следует отметить, что ее дореволюционный период характеризовался лишь относительной национальной активностью имперских окраин. Например, сотрудничеством гетмана Ивана Мазепы и Карла XII, генерала Яна Генрика Домбровского[1] и Наполеона. Другой ее формой выступал религиозный раскол. Им можно объяснить появление «некрасовщины». После поражения восстания Кондратия Булавина (1707–1709) часть казаков вместе с атаманом Игнатом Некрасовым ушли в Турцию. Потомки некрасовцев приняли участие в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов на стороне Стамбула. Позднее, отряд из 600 казаков, сохранивших свою культурную и религиозную идентичность, сражался под командованием участника Польского восстания 1830 года Михаила Чайковского (Садык-паши) в Крымской войне 1853–1856 годов. При осаде Силистрии казаки несли сторожевую службу, сопровождали обозы с провиантом и боеприпасами, подходившие к осажденной крепости, которую в числе прочих штурмовал молодой поручик Русской императорской армии Лев Толстой. После снятия блокады Садык-паша шел в авангарде армии Омер-паши при ее движении на эвакуированный русскими Бухарест. Этот маленький отряд нес также разведывательную службу и, по мнению английских офицеров, был наилучшей частью турецкой кавалерии[2]. Поэтому неудивительны слова философа и дипломата Константина Леонтьева, служившего военным врачом в действующей армии, о том, что среди солдат ходил слух будто «у них (турок. — А.М.) много есть народу, которые по-русски знают»[3].
Как правило, замыслы политической оппозиции в России не выходили за пределы отвлеченных спекуляций, как, например, идея Михаила Бакунина воспользоваться Польским восстанием 1848 года в качестве инструмента свержения монархического строя. Подобные проекты не имели рычагов осуществления, а сами заговорщики были лишены реальных связей с правительствами, способными обеспечить их реализацию. Кроме того, они нередко предполагали не столько коллаборацию, сколько равноправные отношения с зарубежными патронами. В целом дореволюционная коллаборация была довольно слабым явлением.
Тем самым, несмотря на расколотость (неравномерное расслоение) социума, обусловленную неудачными религиозными реформами государя Алексея Михайловича и патриарха Никона, а затем форсированной вестернизацией Петра I, когда были утрачены основания для политического (легитимность власти), религиозного (староверы и официальное православие) и культурного (национальное и европейское) единства, — общество сохранило способность концентрироваться вокруг центра в момент внешних или внутренних «вызовов» (А. Тойнби). Например, первоначальные поражения кампании 1812 года с потерей Москвы не привели к политическому кризису в обществе.
Ситуация изменяется в начале ХХ века. В ходе Русско-японской войны на Парижской (1904) и Женевской (1905) конференциях ряд оппозиционных правительству течений: в частности, Российская социал-демократическая партия (большевиков), Партия социалистов-революционеров, Финская партия активного сопротивления, Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров, Польская социалистическая партия, выступили в поддержку Японии. Но финансовая помощь российским революционным и оппозиционным партиям не повлияла заметным образом ни на ход войны, ни на ход революции 1905 года. Субсидирование коллаборантов со стороны Токио было прекращено сразу же после начала мирных переговоров 9 августа 1905 года в Портсмуте (США)[4]. Следующим шагом можно считать Циммервальдскую конференцию (1915), в ходе которой левое крыло Партии социалистов-революционеров и Российская социал-демократическая рабочая партия заняли деструктивную позицию по отношению к Санкт-Петербургу. После Февральского переворота 1917 года масштабы сотрудничества с неприятелем становятся критическими для сохранения основ российской государственности, когда эта политика приняла формы открытой коллаборации с кайзеровской Германией[5].
В результате Октябрьского переворота и Гражданской войны раскол в российском социуме, имплицитно существовавший на протяжении двух столетий, вместе с радикальными реформами и государственным террором большевиков привел к углублению старых и возникновению новых противоречий и, следовательно, дальнейшему его разделению. Многочисленные восстания на всей территории СССР захватили все части общества. Они могут быть рассмотрены как прелюдия к кульминации этой трагедии — массовой коллаборации в годы Второй мировой войны.
Одним из первых (если не первым) случаев подобной коллаборации является сотрудничество бывших советских граждан с Японией. В принципе, подобное взаимодействие было уже в определенной степени подготовлено белой эмиграцией. Так, в частности, генерал-лейтенант атаман Григорий Семенов[6] сумел создать довольно эффективную собственную разведывательную сеть и полученной информацией делился с японцами. В частности, он информировал Токио об изменении численности групп и перемещениях кораблей в дальневосточных портах[7]. А Генерального штаба Русской императорской армии полковник Николай Ушин служил у военного атташе Маньчжоу-Го в Берлине[8]. Касаясь собственно советской коллаборации, то, по свидетельству Александра Яцевича, бежавшего с группой единомышленников из тюрьмы в Сибири (где он содержался в связи с предыдущим неудачным побегом) в 1936 году, они были зачислены в состав японской армии и приняли участие в боях у озера Хасан 29 июля — 11 августа 1938 года[9].
Была предпринята попытка создания коллаборационистских частей (Русской народной армии) и в ходе советско-финляндской войны 1939–1940 годов. В ней приняли участие представители эмигрантского Русского общевоинского союза и советский невозвращенец, бывший функционер из секретариата Сталина Борис Бажанов. В итоге в РНА вступило 550 человек. Правда, в отличие от соратников Яцевича, в боевых действиях они участия практически не принимали, так как формирование армии прервалось с началом мирных переговоров. Имело место всего одно боестолкновение, в ходе которого на сторону отряда коллаборантов, численностью в 35–40 человек, перешло, по разным сведениям, от 200 до 300 красноармейцев[10]. Интересно, что бывшие красноармейцы предпочитали видеть на командных должностях белых офицеров, но не столько из идейных соображений, сколько из сугубой прагматики: эмигрантам терять нечего, поэтому нас не продадут.
Интерес к отечественной коллаборации, ее причинам и месту в истории возник как в среде эмиграции, так и среди западной советологической мысли, сразу же по окончании Второй мировой войны. Ниже рассматриваются наиболее значимые работы, касающиеся темы настоящего исследования (поэтому за пределами обзора остались мемуары и исследования, посвященные Русскому корпусу на Балканах, казачьей коллаборации, сотрудничеству с противником населения республик СССР, кроме РСФСР).
Одним из первых, кто поднял вопрос о причинах возникновения природы советской коллаборации, а также попытался ее проанализировать, стал американский журналист и советолог российского происхождения Юджин (Евгений) Лайонс. Лайонс неоднократно бывал до войны в Советском Союзе, где встречался с такими писателями, как Михаил Булгаков и Алексей Толстой. Именно он явился автором термина «гомо советикус», позже широко вошедшим в научный и публицистический дискурс[11]. Рассуждая о РОА — «неизвестной армии в истории II Мировой войны», он обращал внимание на то, что она была одинаково страшна и для коммунистов, и для нацистов. В глазах Сталина власовцы одним своим существованием разрушали идеологему о том, что «советский режим и его подданные были духовно едины», которая, по мнению Лайонса, «является грубым пропагандным мифом». Для Гитлера они представляли угрозу возрождением русского самосознания и, следовательно, неизбежным конфликтом с колонизационными планами Берлина. Парадоксально, но руководители КОНР «сражались вместе с немцами, их ненавидя»[12].
Лайонс обращал внимание на то, что «“революционное пораженчество” — превращающее международную войну в гражданский мятеж — являлось обычной и морально оправданной идеей для поколения, воспитанного на большевистской истории и теории». Высоко оценивая сам Манифест КОНРа (преодоление большевизма), советолог писал о его запоздалом по вине немцев принятии, а потому «мертворожденности». Поэтому для Лайонса его текст мыслился «странным документом фанатичного самообмана. В начале власовского движения он мог бы быть оградой для миллионов несчастных сталинских подданных. Теперь, в конце, его вера в “освобождение” казалась нелепой или невыразимо патетической». Одновременно Лайонс признавал и существование в истории движения «предательской части», на которую предпочитают «не обращать внимания» бывшие власовцы[13]. Двойственная позиция нацистов по отношению к Власову обрекла его движение на забвение и гибель[14]. Впрочем, двойственность в отношении к коллаборантам присутствовала и у самого Лайонса, который воспринимал их прагматически: как потенциальную пятую колонну в возможной войне Запада с Советским Союзом[15].
Следует отметить, что статья Лайонса содержала целый ряд ошибок, очевидно, вызванных недостатком или непроверенностью информации. Так, в числе прочего, в руководстве движения советолог наряду с Трухиным, Мальцевым и Жиленковым называет мифического «Б.Л. Галушкина», количество дивизий ВС КОНР оценивает в «три однородных», хотя в распоряжении Власова была всего одна полностью сформированная дивизия[16].
Одним из первых отдельных исследований отечественной коллаборации в годы Второй мировой войны стала монография австрийского историка и журналиста Юргена Торвальда (Хайнца Борганца) «Кого хотят погубить… Опыт истории немецкой военной политики в Советском Союзе»[17]. В основном он исследовал феномен РОА, а также сотрудничество с немцами народов Кавказа. Историк не был непосредственным участником исследуемых событий, но в качестве источников он использовал большое число документов и мемуаров, в том числе не опубликованных (231 рукопись от 63 лиц), по большей части немецкоязычных. В частности, им были привлечены тексты гауптмана Николая фон Гроте (Гротте), участвовавшего в создании Смоленского воззвания, первого крупного программного заявления власовского движения и доктора Фрица Арлта (Арльта) курировавшего коллаборантов по линии министерства оккупированных восточных территорий.
Интересен его взгляд на командующего восточными добровольческими войсками вермахта (Osttruppen) генерала от кавалерии Эрнста Кестринга. В мемуарной и исследовательской литературе Кестринг за редким исключением[18] предстает воспринимающим собственные войска в чисто военном аспекте, а не как политических союзников (К. Кромиади, С. Фрелих, Й. Хоффманн, К. Александров)[19]. Например, представитель абвера (военной разведки) при Власове капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельдт вспоминал, что Кестринг всегда оставался верен своему принципу: «быть только солдатом»[20]. А в письме к офицеру для особых поручений при штабе ВС КОНР поручику Михаилу Томашевскому утверждал, что генерал восточных войск «натравливал национальные комитеты на Власова»[21].
Торвальд, опровергал подобный взгляд, видел в генерале в первую очередь человека, защищавшего интересы своих подчиненных.
Отечественная коллаборация, по мнению историка, являла собой «беспримерную драму первой попытки свергнуть режим Сталина во время II Мировой войны силами самих граждан Советского государства». То есть Торвальд, как и Лайонс, мыслил ее как некое революционное явление.
Исследователь выделял три периода коллаборации.
— Стихийное стремление советских граждан к борьбе против власти (от начала войны до первых шагов Власова на путях формирования Освободительного движения).
— Организация РОД, борьба с антивласовскими настроениями в вермахте и немецкой администрации (конец 1942-го — конец 1944 года).
— Формирование КОНР и его гибель (зима — весна 1945 года)[22].
Торвальд утверждал, что это «движение имело все шансы стать многомиллионным и победить. Оно проиграло потому, что высшее руководство Германии в своих захватнических амбициях, колониальных мечтаниях предало историческую европейскую задачу (sic! — А.М.). Это предательство затем было не менее трагически повторено победившими западными державами, по причине абсолютного непонимания политической обстановки в 1945 году»[23]. К сожалению, источники в книге Торвальда были включены в текст без ссылок, а зачастую и без атрибутации, что снижает научную ценность его монографии.
Автор другого исследования, профессор Русского исследовательского центра при Гарвардском университете, историк Джордж Фишер, дал несколько отличный взгляд на отечественную коллаборацию в своей книге «Советская оппозиция Сталину. Случай из истории II Мировой войны»[24]. Фишер, сын советской переводчицы и американского журналиста, в 1927–1931 и 1933–1939 годах жил в Москве. Свой опыт и оценку советской действительности он спроецировал на деятельность коллаборантов. В отличие от Торвальда ученый не считал сотрудничавших с нацистами советских граждан революционерами. Для объяснения их поведения он предложил концепцию «инертности». Согласно Фишеру, советский тоталитаризм подавляет любые формы инициативы, что в конечном счете сказывается и на самосознании. Индивид полностью подчиняет свое поведение директивам вышестоящего начальства. «У обывателя инертность проявляется в виде аполитичности и пассивности, а у функционеров в оппортунизме и карьеризме»[25]. Советское общество приобрело «почти совершенную способность приноравливаться» к партийной линии[26].
Хаос первого этапа войны, отсутствие директив при неспособности к самостоятельности мышления обрек Красную армию на поражение. Военнопленные и жители оккупированных территорий оказались в ситуации аномии (Э. Дюркгейм). Они вынуждены были искать новые политические авторитеты, в качестве которых выступила немецкая администрация. Поэтому «в 1941 году решающим фактором в поведении большинства советских людей были не политические убеждения “за” или “против” Сталина и даже не объективные военные факторы. Вместо них была инертность». В таком контексте, естественно, «армия Власова была фантомом»[27].
По мнению Фишера, «стабилизация фронта в начале 1942 года, обусловленная восстановлением контроля Москвы», подчинение советским правительством социума были не только важнее отношения «германских завоевателей к советскому населению» или же «изменения коммунистами национальной политики», но и первичнее этих явлений. Эти изменения внешних условий выступили в качестве катализатора самостоятельности общественного мышления, в том числе и коллаборантов (к таким экзистенциальным факторам Фишер относит плен или эмиграцию). Преодолением инертности, по мнению историка, явилось и то, что движению в целом удалось сохранить свою независимость от наци, хотя внешне они и выглядели наемниками. В итоге само движение стало «единственным выдающимся примером сопротивления советской власти, по крайней мере, со времен Гражданской войны в начале 20-х годов»[28].
Одновременно указанные изменения политики Кремля выступили причиной поражения власовцев. В частности, они существенно ограничили мобилизационные возможности движения. Фишер дал свое видение численности коллаборантов: «от пятисот тысяч до миллиона человек, а возможно, и больше», оговариваясь при этом, что их число могло бы возрасти «в случае участия в боевых действиях», а не «службы в качестве пропагандистского оружия гитлеровской Германии». Эту двойственность статуса коллаборантов Фишер назвал «смесью правды и обмана»[29].
Правда, полностью изжить советскую инертность власовцы все же не смогли. Фишер, заочно полемизируя с Лайонсом, утверждал, что именно «по этой причине Пражский манифест не отрицает необходимости Октябрьской революции 1917 года с ее социальными и экономическими инновациями»[30].
Как следствие, «конец власовской драмы имел в себе трагическую остроту. Власовское движение было не только беззащитно по отношению к Западу, но и не понято им. Это была величайшая ошибка Запада в отношении будущего СССР»[31]. Последнее утверждение совпадает с идеей Лайонса о широкой антиправительственной оппозиции в Советском Союзе.
Не осталось в стороне обсуждения феномена коллаборации и Русское зарубежье. Вскоре после окончания войны на страницах эмигрантской периодики появились первые работы об освободительном движении. Так, например, только в журнале «Часовой» в 1948 году вышел целый ряд публикаций по истории Освободительного движения. В 274 и 275 номерах были напечатаны небольшая заметка об участии РОА в боях под Прагой в мае 1945 года и обзорные статьи по истории власовской армии[32]. Материалы, правда лишь очерчивая общий абрис, знакомили читателей, с этапами борьбы против большевизма, что с учетом неразработанности темы и информационного голода было важно. Правда, недостаток информации приводил к ошибкам. В частности, генерал-майор ВС КОНР Михаил Меандров неверно назван Меандром, а Комитет освобождения народов России Комитетом объединения[33].
В том же № 275 редакция объявила, что «считает долгом открыть свои страницы для изучения причин возникновения, борьбы и результатов так называемого Русского освободительного движения, возглавленного в свое время генералом А.А. Власовым. Не будучи согласной с тактикой руководителей этого движения во II Мировую войну, редакция считает его, тем не менее, важным фактором в деле борьбы с большевизмом. Это движение, несомненно, является одним из этапов Российского национально-освободительного движения, открытого Белой борьбой в 1917 году»[34]. Вскоре вышла статья Старого Офицера (псевдоним генерал-майора Алексея фон Лампе) «Два генерала» об Андрее Власове и Петре Краснове и цикл статей А. Осипова о 1-й дивизии РОА[35]. К сожалению, текст фон Лампе изобиловал умышленными умолчаниями (о конфликте Власова и Краснова)[36], а также прямыми ошибками. Так, в частности, говорилось, что Власов попал в плен, будучи раненным[37]. В свою очередь Осипов помимо малоизвестных на момент публикации статьи фактов о формировании дивизии, ее боевом расписании дал ряд сведений, представляющих интерес и в настоящее время. К ним может быть отнесен план «обмундирования частей РОА в особую, чисто русскую форму, но этот проект не удалось осуществить вследствие начавшейся разрухи промышленности Германии», а также о разработке статута «нескольких боевых орденов, отличных от орденов германской армии», также не реализованного[38].
Более информативными оказались две статьи крупного историка, эмигранта «первой» волны Бориса Николаевского, опубликованных в 1948 году на страницах нью-йоркского «Нового журнала»[39]. Николаевский после войны несколько раз приезжал в Германию и общался с уцелевшими участниками Освободительного движения[40]. В дальнейшем помогал многим из них, в частности добивался освобождения одного из руководителей разведки ВС КОНР майора Александра Чекалова, заподозренного сотрудниками американских спецслужб в шпионаже в пользу Советского Союза[41]. Ученый обращал внимание, что в дореволюционной России, кроме деятельности большевиков, никогда не было массового коллаборационизма. Широкое сотрудничество с немцами в ходе Второй мировой войны «лишь внешнее выражение глубинных процессов развертывания внутренних антогонизмов»[42]. Николаевский писал о Русской народной национальной армии, созданной в поселке Осинторф под Смоленском («Осинторфская попытка»), РОНА, КОНР. Отдельно историк подробно разбирал политическую историю власовского движения. Он подчеркивал отсутствие в нем (в отличие, например, от части казаков-коллаборантов) симпатий к национал-социализму. По мнению Николаевского, «прогерманские настроения… ни в коем случае не переходили в настроения прогитлеровские… В… документах нет и намека на преклонение перед “фюрером”»[43]. Вместе с тем он, вслед за Лайонсом, четко фиксировал одну важную для понимания советской коллаборации тенденцию, выросшую из циммеравльдской морали большевизма — стремление «превращения войны из войны государств в войну гражданскую против правительства Сталина… Авторы явно прошли хорошую большевистскую школу и твердо помнили “апрельские тезисы” Ленина»[44].
В то же время статьи Николаевского не были полны. Так, все руководство РОА, а затем КОНР сводилось к «группе Власова — Малышкина — Зыкова». Второе лицо движения — генерал-майор Федор Трухин был упомянут всего один раз[45]. Также работа ученого содержала и фактологические ошибки. Например, по утверждению Николаевского, бригада Каминского возникла на основе остатков антисоветского партизанского отряда, действовавшего еще до начала войны. Полковник Константин Кромиади, служивший в РННА под псевдонимом Санин, «по своей политической позиции в прошлом принадлежал к демократическим группировкам», в то время как на самом деле он был убежденным монархистом. Последнее, как и в случае с Лайонсом, было обусловлено как недостатком информации, так и невозможностью всегда проверить ее достоверность[46].
Публикация Бориса Николаевского вызвала широкую полемику, продолжавшуюся многие годы спустя. С критикой Русского освободительного движения выступила часть диаспоры Зарубежья, в основном принадлежащая к социалистическим партиям (в годы войны они в большинстве своем являлись «оборонцами», то есть поддерживали СССР)[47]. Возможно, оживлению спора способствовал и тот факт, что сам Николаевский был меньшевиком (членом ВЦИК I Всероссийского съезда советов рабочих и солдатских депутатов).
В вышедшей в том же году книге «Правда о власовцах. Проблемы новой эмиграции» другой меньшевик, Григорий Аронсон, размышлял о «разлагающем влиянии сотрудничества с Гитлером». Публицист выделял четыре основных группы, «связавших свою судьбу с нацизмом и его мировой агрессией»: «разные виды монархистов», Карловацкий синод, «так называемые нацмальчики, национально-трудовой союз» и «так называемое Освободительное движение народов России… возглавленное бывшим советским генералом Власовым»[48]. Вместе с тем Аронсон признавал, что не считает большинство власовцев нацистами, хотя и признавал «зависимость руководителей власовщины от нацизма, — не только в их деятельности, но даже во всей идеологии»[49]. Само «движение по своему составу было народным, массовым… целые армии были им захвачены. Но эта демократия по своему происхождению очень часто не совпадает, а часто и противоречит идее политической демократии как системе политических прав и учреждений»[50]. Поэтому «власовское движение… было обречено на поражение и в случае победы Гитлера… руководители власовцев были только использованы гитлеровской военной машиной, не достигнув ни одной из тех задач, которые ставили перед собой Власов, Зыков, Малышкин и другие. Смешно утверждать, что руководители власовцев в условиях, в которых они пытались действовать, могли быть демократами»[51].
Причины неприятия коллаборации наиболее четко были определены другим социалистом, Борисом Двиновым (Гуревичем), в книге «Власовское движение в свете документов». По мнению критика, власовцы, будучи ослепленными ненавистью к Сталину и его режиму, воспринимали Гитлера «только врагом № 2». Поэтому «Власов силен… пока он критикует Сталина и его режим, насколько же он слаб, когда он переходит к объяснению своей “акции”, своего сотрудничества с Гитлером»[52]. Двинов, в отличие от Аронсона, отрицал независимость движения, ведь «ему пришлось уже с первых шагов вступить на порочный путь очевидной лжи и неизбежного потворства Гитлеру». Сомневался Двинов и в демократичности КОНР, так как «никакое и ничье движение при Гитлере не может претендовать на демократизм»[53].
Поведение власовцев он объяснял изначальной «беспринципностью» коллаборантов, целью которых была власть, что сближало их с «лучшими образцами ленинизма-сталинизма»[54].
Вместе с тем Двинов признавал, что не считает власовцев «последователями наци», он приводил в конце книги оценку КОНР, сделанную доктором Эберхардом Таубертом (министерство пропаганды), написавшем в свое время сценарий к фильму «Вечный жид»: «Власовское движение не чувствует себя настолько связанным с Германией, чтобы идти с нею на “пан или пропал”. Оно имеет сильные англофильские симпатии и играет идеей возможной перемены курса… Власовское движение не национал-социалистично. В то время как национал-социалистическая идеология действует взрывчато, как динамит в районах большевисткого господства (что доказано опытом Каминского), власовское движение является жидкой настойкой из либеральной и большевистской идеологий. Важно и то, что оно не борется с еврейством и вообще не признает еврейского вопроса. Власовское движение высмеивает национал-социалистическое мировоззрение»[55].
Интересно, что не все социалисты выступили с критикой Николаевского. В том же году, что и труд Двинова, в Нью-Йорке вышла книга сотрудника радиостанции «Свобода» Бориса Шуба «Выбор», в которой он, следуя мысли автора «Истории одного предателя», писал, что «главной причиной побед гитлеровских армий, позволившей глубоко вторгнуться в глубь России, было нежелание миллионов солдат воевать за Сталина»[56]. Правда, и сам Двинов вынужден был позже признать, по крайней мере отчасти, правоту своих оппонентов: «За всю тысячелетнюю историю России, столь богатую вторжениями иностранных завоевателей, не было до того случая образования, или попытки образования русской национальной армии, которая бы сражалась на стороне врага»[57].
История коллаборации исследовалась и в работе Свена Стеенберга (Артур Доллерт) «Власов» (оригинальное название «Власов. Предатель или патриот?»). Большая часть из нее была посвящена заглавному персонажу, хотя присутствовали страницы, связанные с РОНА бригадефюрера СС Бронислава Каминского. Стеенберг предпринял попытку реконструировать биографию русского генерал-лейтенанта. Автор воспринимал Власова сильной, целеустремленной личностью, талантливым военным и незаурядным дипломатом, хотя, касаясь периода после провозглашения Пражского манифеста, признавал «пессимизм», «глубокую безнадежность» в состоянии лидера РОА[58].
Стеенберг считал, что предпринятая Власовым «попытка свержения советского строя… несомненно имела все шансы на успех»[59]. Причины неудачи были обусловлены, и здесь историк солидарен с Торвальдом, негибкостью нацистского руководства и прямого противодействия ему главы Имперского министерства оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга, чье ведомство Власов остроумно назвал «колониальным министерством»[60]. Следует отметить, что в данном случае Власов почти дословно повторял Тауберта, который в служебной записке Геббельсу от 29 сентября 1944 года писал, что ведомство Розенберга «в свое время было создано по принципу британского министерства по делам Индии, чтобы управлять колониями»[61]. Русское освободительное движение противопоставлялось Стеенбергом как нацизму, так и традиционным формам коллаборации (квислинговской модели). Его масштабы обусловлены в первую очередь политическими причинами.
В работе Стеенберга содержится ряд ошибок, связанных с биографиями членов ВС КОНР. Так, например, командир 1-й дивизии РОА Сергей Буняченко никогда не служил при штабе маршала Семена Тимошенко[62].
Концептуально к исследованию Стеенберга примыкали и мемуары гауптмана Вильфрида Штрик-Штрикфельдта «Против Сталина и Гитлера». В годы войны, будучи военным переводчиком, а затем сотрудником отдела абвера «Иностранные армии. Восток» (Fremde Heere Ost), Штрик-Штрикфельдт много общался с Власовым. Именно он склонил военнопленного генерал-лейтенанта к сотрудничеству. По сути, гауптман стал одним из создателей РОА. Как и многие члены Русского освободительного движения, Штрик-Штрикфельдт (будучи связанным с заговором Штауффенберга через генерал-майора Хеннинга фон Трескова и полковника Весселя Фрейтаг-Лорингофена) исповедовал либеральные ценности. Штрик-Штрикфельдт дал яркий, убедительный, хотя и не лишенный апологетики портрет как генерала, так и самого движения. Для Штрик-Штрикфельдта власовская коллаборация была во многом естественной реакцией «угнетенных и униженных» народов, возникшей еще до Власова. Анализируя драму власовской армии, Штрик-Штрикфельдт считал, что именно «1941 год был годом, когда история дала Гитлеру последнюю возможность изменить свой курс. Но ослепление и самонадеянность его сделали это неосуществимым. 1942–1943 годы были годами, когда немецкие и русские офицеры из внутренних, идейных побуждений рискнули встать на путь, ведущий к миру и свободе, — вопреки Сталину и вопреки Гитлеру. В 1944 году Гиммлер обратил внимание на Освободительное движение. Но эта перемена курса была неискренна, и к тому же она слишком запоздала. 1945 год принес крушение надежд и конец движения»[63].
Еще один сподвижник генерала, начальник личной канцелярии Власова полковник Константин Кромиади оставил довольно информативные воспоминания об отечественной коллаборации «За землю, за волю»[64]. В 1942 году, будучи сотрудником абвера, он участвовал в создании эксперементальной русской части в Осинторфе. В результате «осинторфской эпопеи» возникла Русская народная национальная армия, в которой служили будущие руководители РОА генерал-майор Владимир Боярский (Баерский) и генерал-лейтенант Георгий Жиленков. Затем полковник вошел в состав ВС КОНР.
Кромиади, помимо значительного фактологического материала, подробно описывал настроения Берлина (где он работал таксистом) перед и в начале войны на Восточном фронте. Полковник вспоминал о причинах массового перехода РННА на сторону партизан. В значительной степени это было обусловлено отсутствием у немцев адекватной стратегии на оккупированных территориях. Одновременно интересы коллаборационистов, их ожидания в отношении политики немцев не соответствовали ответным ожиданиям Берлина. Именно трения с СД и привели к переходу в РОА самого Кромиади. В мемуарах описаны и неудачные переговоры, которые полковник вел с Владимиром Гиль-Родионовым о включении «Дружины» в состав власовской армии, а также весьма ценные рассказы Власова о себе.
Одновременно воспоминания не лишены умолчаний, прямо дезинформирующих читателя. Полковник писал, что «в последних числах августа (1941 года. — А.М.) в министерстве восточных областей, в ведении которого находились лагеря военнопленных… решено организовать комиссии по распределению пленных по специальностям». В одну из них вошел и Кромиади[65]. В реальности рейхскомиссариаты «Остланд» и «Украина» министерства Розенберга стали функционировать лишь 1 сентября, а собственно лагеря были подчинены вермахту, а комиссии, о которых шла речь, посылались по линии СД, с которой мемуарист не хотел себя ассоциировать[66].
Также интересны воспоминания гауптшурмфюрера СА Сергея Фрелиха, отвечавшего за безопасность Власова, «Генерал Власов. Русские и немцы между Гитлером и Сталиным». Они содержат массу ценных фактов и бытовых подробностей. В частности, мемуарист описывает трудности, возникшие при охране генерала. Они были связаны не только с получением оружия. Основные проблемы заключались в том, что глава РОА «был очень гостеприимным и приглашал всех, кто только приходил. Если кто-нибудь встречал его в подземке и заговаривал с ним по-русски, то Власов немедленно приглашал его к себе». При этом жил командующий РОА скромно. К столу, вне зависимости от присутствия гостей, подавались небольшие бутерброды, которые «состояли из кусочков соленых огурцов, томатов и двух кусочков хлеба». Обед «состоял из жидкого супа с капустой и жареной картошки с салатом»[67]. Вместе с тем мемуары не лишены мелких досадных ошибок. Так, например, генерал-майор Закутный никогда не командовал «пограничным корпусом»[68], отец Власова был середняком, а не кулаком, слова популярной (в том числе и в РОА) песни «Землянка» написал Алексей Сурков, а не Константин Симонов[69].
Много данных о чертах характера и взглядах Власова содержится в воспоминаниях Игоря Новосильцева (Новосильцова), начальника отдела культуры КОНР, бывшего другом генерала. Он рассматривал коллаборацию в контексте политики: «без компромиссных решений не может быть государственного деятеля». Также Новосильцев отмечал, что в отечественной истории уже были подобные прецеденты в лице князей (в том числе Александра Невского), ездивших в Орду[70]. Мемуарист приводил рассказ Власова о начале войны, когда он командовал 4-м механизированным корпусом. Однажды при эвакуации были забыты некоторые документы. Власов лично на танке вернулся в город, чтобы забрать их. Каково же было удивление генерала («страшнейшее впечатление»), увидевшего толпы людей, готовящихся с цветами встретить немцев. «И в танке пулеметчик ему сказал: “Пустить очередь?” А он ответил: “Нет, женщины и дети”. И они повернули, взяв из того помещения, где оставили, эти документы»[71].
Новый интерес к проблематике коллаборации был связан с появлением книги Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Он рассматривал коллаборацию в контексте целого комплекса социальных, политических и экономических противоречий коммунистического режима. И если Борис Николаевский соотносил число «пораженцев» до и после переворота 1917 года, то Солженицын поставил вопрос о предательстве не коллаборантов, а правительства, бросившего собственных пленных. Ибо «это были не изменники ей, а ее изменники. Не они, несчастные, изменили родине, но расчетливая родина изменила им и притом трижды. Первый раз бездарно она предала их на поле сражения — когда правительство, излюбленное родиной, сделало все, что могло, для проигрыша войны… Военнопленные — это и были именно те, чьими телами был принят удар и остановлен вермахт… Второй раз бессердечно предала их родина, покидая подохнуть в плену… третий раз бессовестно она их предала, заманив материнской любовью (“Родина простила! Родина зовет!”) и накинув удавку уже на границе»[72]. В принципе, уже один факт отказа помощи пленным, по мнению Солженицына, достаточен: «с человека, которого мы довели до того, что он грызет летучих мышей, — мы сами сняли всякий его долг не то что перед родиной, но — перед человечеством»[73]. Отсюда и его риторический вопрос-утверждение о том, «что для мировой истории это явление небывалое: чтобы несколько сот тысяч молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати лет подняли оружие на свое отечество в союзе со злейшим его врагом. Что, может, задуматься надо: кто ж больше виноват — эта молодежь или седое отечество? Что биологическим предательством этого не объяснить, а должны быть причины общественные»[74]. Следует отметить, что в данном случае Солженицын повторял письмо генерал-майора ВС КОНР Михаила Меандрова от 5 января 1946 года: «Ведь нас не десятки, не сотни, а тысячи. Тысячи “изменников” родины? В истории русского народа этого никогда не было. Какая же причина такой массовой “измены”? Никто, видимо, не хочет задуматься над этим вопросом»[75].
Помимо социальных автор «Ракового корпуса» рассуждает и о личностных, психологических факторах. Хотя и оговаривается: «эту сложную форму краткой свободы невозможно было предсказать социологически»[76].
По мнению нобелевского лауреата, в 1941 году «пришла пора превратить войну в гражданскую»[77].
Историк рассматривал различные течения в коллаборации, вылившиеся затем роковым образом новыми лагерными «потоками». В их число входят националистические формирования (бандеровцы), казаки, власовцы, каминцы.
Солженицын осуждал насильственную депортацию коллаборантов и перемещенных лиц союзниками в соответствии с Ялтинскими соглашениями от 11 февраля 1945 года. «Во II Мировой войне Запад отстаивал свою свободу и отстоял ее для себя, а нас (и Восточную Европу) вгонял в рабство еще на две глубины», сами же выдачи являли собой додаточные жертвы на алтарь революции[78].
Касаясь этической составляющей сотрудничества с врагом, нобелевский лауреат утверждал: «Возьму на себя сказать: да ничего бы не стоил наш народ, был бы народом безнадежных холопов, если б в эту войну упустил хоть издали потрясти винтовкой сталинскому правительству, упустил бы хоть замахнуться да матюгнуться на Отца родного[79]. У немцев был генеральский заговор, — а у нас? Наши генеральские верхи были (и остались посегодня) ничтожны, растлены партийной идеологией и корыстью и не сохранили в себе национального духа, как это бывает в других странах. И только низы солдатско-мужицко-казацкие замахнулись и ударили. Это были сплошь — низы, там исчезающе мало было участие бывшего дворянства из эмиграции, или бывших богатых слоев, или интеллигенции. И если бы дан был этому движению свободный размах, как потек с первых недель войны, — то это стало бы новой пугачевщиной: по широте и уровню захваченных слоев, по поддержке населения, по казачьему участию, по духу — рассчитаться с вельможными злодеями, по стихийности напора при слабости руководства. Во всяком случае, движение это было куда более народным, простонародным, чем все интеллигентское “освободительное движение” с конца XIX века и до февраля 1917, с его мнимо-народными целями и с его февральско-октябрьскими плодами. Но не суждено было ему развернуться, а погибнуть позорно с клеймом: измена священной нашей Родине!»[80]
Труд Йоахима Хоффманна «История Власовской армии» был написан с привлечением данных из Федерального военного архива (Bundesarchiv-Militärarchiv). Ученый подробно проанализировал основы РОА, входящие в нее сухопутные силы и ВВС. Автор реконструировал операции власовцев на Одерском фронте и в ходе Пражского восстания.
Заочно полемизируя с Двиновым, не считавшим власовцев самостоятельной силой, Хоффманн утверждал, что «за короткое время своего существования КОНР стал партнером, с которым Германия не могла не считаться. Немцы, привыкшие обращаться с миллионными массами русских как им заблагорассудится, столкнулись с учреждением, которое ограничило их власть»[81].
Несомненной заслугой Хоффманна явился и анализ феномена Власова как духовного и политического явления. Для немецкого ученого «историческое значение национального освободительного движения ни в коей степени не связано с его успехом или неудачей. В современной истории есть немало примеров того, как именно неудавшиеся предприятия приобретали огромное значение. Напомним о восстании Тадеуша Костюшко в 1794 году, о революции в Германии и Австро-Венгрии 1848–1849 гг. и, наконец, о покушении на Гитлера 20 июля 1944 года. Эти попытки различны по мотивам и целям, но их объединяет одно: несмотря на постигшую их неудачу, они стали легендой». Движение генерала Власова, по мнению Хоффманна, стоит в подобном ряду[82].
Монография английского исследователя русского происхождения Екатерины Андреевой «Генерал Власов и Русское освободительное движение» рассматривала генезис и развитие КОНР в контексте его непростых мировоззренческих поисков. Андреева видела во власовской коллаборации в первую очередь идеологическое явление. Оно связано с пореволюционными течениями, как внутри страны, так и в Русском зарубежье. Их синтез создал чуждую нацизму политическую модель, которая, впрочем, не была однородной. Так, в частности, «отношение к событиям 1917 года двусмысленно… В какой-то мере это объясняется тем, что… Было неразумным давать повод для разделений, особенно среди руководства, на теоретическую тему о том, Февраль или Октябрь — воплощение чаяний русского общества». Однако, рассматриваемая двойственность движения (и здесь Андреева согласна с Лайонсом и Фишером) объясняется не до конца преодоленным большевизмом[83].
Критический взгляд на феномен РОА содержится в книге «Генерал Власов по ту и эту сторону фронта» ветерана 2-й ударной армии Иммануила Левина. Левин, размышляя о предательстве своего бывшего командующего, видел в главе РОА продукт «сталинско-бериевского режима», со всеми вытекающими последствиями. Имя Власова, талантливого генерала и карьериста, «не окажись он в водовороте любанской катастрофы… могло войти в мемуары, и в школьные учебники, и энциклопедии»[84]. Именно сугубо личные интересы толкнули Власова к сотрудничеству с немцами. Левин отрицал реальную перспективу у созданного генералом массового движения, несмотря на верность многих положений власовской программы (критика режима, демократические ценности), видя в движении «непостижимый альянс палачей и их жертв»[85].
Одновременно Левин не считал правомочным видеть во Власове «русского Штауффенберга», как это делал Солженицын. Полковник-заговорщик «ставил на кон собственную жизнь», а генерал-предатель играл «жизнями своих подчиненных». Ошибался, по мнению историка, Солженицын и когда «по сути, ставил знак равенства между власовцами и остальными узниками предвоенных и послевоенных лагерей»[86].
Следует отметить, что, реконструируя историю власовского движения, Левин не остался свободен от некоторых противоречий в рамках собственной концепции. Несмотря на карьеристские устремления генерала, о которых писал ветеран, он был вынужден признать, что «в иных вопросах личная позиция Власова не совпадала с позицией опекунов и хозяев… Ни в одном официальном документе КОНР… нет и намека на казалось бы выгодную расовую тему. (На этой почве у него были даже столкновения с опекунами.)»[87].
Московский историк Сергей Дробязко в своей книге «Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил 1941–1945 гг.» рассмотрел причины массовой коллаборации в годы войны. Историком дан более подробный разбор различных форм сотрудничества с наци. Помимо таких «хрестоматийных» соединений, как власовская армия в вермахте или бригада Каминского и казачьи части в составе ваффен СС, Дробязко писал о национальных соединениях, охранных, полицейских и территориальных формированиях в рамках рейхскомиссариатов.
Дробязко исследовал участие коллаборантов в структуре абвера, СД и СС, в частности созданный при участии оберштурмбаннфюрера СС Отто Скорцени белорусский парашютно-десантный батальон «Дальвиц», 1-ю Русскую национальную армию генерал-майора вермахта Бориса Хольмстона-Смысловского. В книге приводились справочные данные по военным и полицейским частям коллаборантов[88]. Той же теме посвящена книга Александра Окорокова «Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны». Автор анализирует военно-политический контекст, в котором создавались части коллаборантов. Им приводится статистика по численности РОНА, структура ВС КОНР[89].
Обзор добровольческих, коллаборационистических формирований и войск союзников Германии дал немецкий историк Рольф-Дитер Мюллер в книге «На стороне вермахта. Иностранные пособники Гитлера во время “крестового похода против большевизма” 1941–1945 гг». Касаясь коллаборации советских граждан, он отметил, что из них наибольшую долю составляли русские «и при другом отношении Гитлер мог бы мобилизовать его против сталинизма», но даже при наличии дискриминационных преград на стороне немцев их сражалось 800 тыс.[90] Только в тыловых частях в составе службы общественного порядка (Ordnungspolizei) служило около 100 тыс. русских[91]. К сожалению, работа Мюллера не лишена существенных ошибок. Так, он утверждал, что «повис в воздухе вопрос» о подчинении Власову Русского охранного корпуса на Балканах. Однако в январе 1945 года корпус стал одним из трех военных формирований (наряду с русским полком СС «Варяг» полковника Михаила Семенова и дальневосточными частями генерал-лейтенанта Григория Семенова), которые признали Власова без каких-либо предварительных условий[92]. Также не всегда верно приводятся имена собственные (Коносов вместо Кононов)[93].
Отдельно следует выделить работы питерского историка Кирилла Александрова. Его монография «Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова 1941–1945 гг.» реконструировала биографии значительной части командного состава РОА[94]. В работе «Армия генерала Власова 1944–1945» был представлен анализ организации и кадров отечественной коллаборации, а также оперативное использование вооруженных сил КОНР весной 1945 года. В другой книге, «Русские солдаты вермахта. Герои или предатели», Александров рассмотрел генезис и эволюцию отечественной военно-политической коллаборации, начиная от антисоветских формирований периода советско-финляндской войны, до участия власовцев в Пражском восстании 1945 года. Ученый писал о взаимодействиях различных политических образований коллаборантов (РОА и Казачий стан), а также об отношении белой эмиграции и КОНРа.
Критика наиболее распространенных домыслов о Власове, связанных с «бытовым разложением», низким профессиональным уровнем, «подаренном» нацистам ордене Красного Знамени и рядом других, прочно укоренившихся в общественном сознании, представлена Александровым в отдельной монографии[95].
По мнению исследователя, сопротивление коллективизации и коллаборация в годы Второй мировой войны могут быть рассмотрены, как вторая и третья гражданская война[96].
Последнее утверждение о событиях 1940–1945 годов как гражданской войне представляется некоторым преувеличением, впервые встречающимся, между прочим, и в коллаборационистской периодике[97]. Вернее говорить о войне с элементами гражданского противостояния, так как, в отличие от белых армий или крестьянских повстанцев, коллаборанты, несмотря на все усилия, не выступали в качестве самостоятельной силы, а были лишь инструментом германской агрессии, а зачастую и геноцида.
Следует указать на воспоминания и исследования, связанные с отдельными аспектами отечественной коллаборации.
Тема строительства политических институтов КОНР описана начальником 3-го (медицинского) отдела Главного гражданского управления профессором Федором Богатырчуком в воспоминаниях «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому Манифесту». К сожалению, в них довольно субъективно представлены отношения Комитета с руководством украинской коллаборации. Мемуарист не учитывал наличие собственных вооруженных сил (Украинское вызвольное войско) у своих оппонентов. Последнее давало им право требовать по отношению к себе со стороны власовцев равноправия и делало проблематичным возможность подчинения русской администрации.
Концептуально к книге Богатырчука примыкают мемуары Михаила Китаева (Самыгина) «Как это началось. (Из воспоминаний сотрудника “Зари”)» и «Русское Освободительное Движение. Материалы к истории Освободительного движения народов России (1941–1945)», а также Александра Казанцева (Като) «Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом», посвященные пропаганде и информационной войне, которую вел КОНР[98]. Правда, работы Китаева, особенно «Материалы», изобилуют ошибками, а зачастую трансляцией непроверенных слухов[99]. Так, мемуарист утверждал, что генерал-майор Иван Благовещенский был ветераном четырех войн, и «по его собственным словам, несмотря на столь богатый опыт, обстоятельства каждый раз складывались таким образом, что ему ни разу не удавалось даже выстрелить»[100]. В реальности Благовещенский был ветераном Первой мировой и Гражданской войн. Был награжден орденом Св. Анны IV степени с надписью «За храбрость», всего имел 5 орденов[101].
Представляют несомненный интерес мемуары протоиерея Дмитрия Константинова «Записки военного священника», окормлявшего солдат и офицеров ВС КОНР, и протоиерея Александра Киселева «Облик генерала А.А. Власова». Константинов писал о статусе капелланов. Если священники, служившие в частях восточных добровольцев, состояли на учете Главного управления немецкой пропаганды, то «военное духовенство собственно РОА находилось на учете ее командования». Несмотря на свою немногочисленность, капелланы принадлежали ко всем трем православным юрисдикциям (Русской Православной Церкви Заграницей, Московской Патриархии и Константинопольскому Патриархату). Священник признавал «известную психологическую неподготовленность имевшихся кадров православного духовенства к церковной деятельности в условиях РОА»[102]. Последнее было обусловлено общим ходом развития, «носившим несколько беспорядочный характер, неизбежно определяемый тем хаосом, который царил тогда в Германии»[103].
В свою очередь, Киселев размышлял о личном впечатлении, которое произвел на него генерал, в частности пытаясь понять внутренний мир председателя КОНР, уяснить причины, заставившие его возглавить Русское освободительное движение. Говоря о харизматичности лидера РОА, протоиерей утверждал, что «Власов производил сильное впечатление и своим внешним обликом. В нем светилась спокойная и покоряющая убежденность. Это не была самоуверенность. Источник его духовной силы лежал вне его. Это была сила правды, сила выстраданного и познанного». Внутренняя драма генерала была обусловлена невозможностью примирить веру в существование высшей силы и несправедливого мира, о чем он говорил близким друзьям[104].
Существование последних месяцев власовской армии раскрывается в воспоминаниях подполковника Вячеслава Артемьева, командовавшего 2-м пехотным полком 1-й дивизии ВС КОНР и полковника Андрея Алдана, начальника оперативного отдела штаба ВС КОНР[105].
Важна работа другого участника тех событий, Станислава Ауски, «Предательство и измена. Войска генерала Власова в Чехии», об участии 1-й дивизии РОА в Пражском восстании. Он рассматривал власовское движение как «проявление политического сопротивления сталинской диктатуре… преимущественно на социалистических принципах»[106].
Отношениям Краснова и Власова были посвящены воспоминания генерал-майора Ивана Полякова, лично приложившего массу усилий, чтобы объединить лидеров двух крупных коллаборационистских формирований[107].
Выходили книги и о других формированиях.
В 1972 году появилось первое отдельное исследование, посвященное бригаде Каминского, американского историка Александра Даллина[108]. Тема была продолжена в книгах Ивана Грибкова и Игоря Ермолова[109].
Отечественный исследователь Петр Крикунов в монографии «Казаки. Между Гитлером и Сталиным» рассмотрел различные формы коллаборации казачества. В книге рассматривается взаимодействие как казачества рассеяния, так и метрополии с Германией. Их объединение на почве союза с нацистами было обусловлено не только желанием реванша за поражение в годы Гражданской войны, но и идеями создания «государства Казакия» под протекторатом Германии. Крикунов реконструировал организацию и боевое расписание частей. Ученый писал об участии казаков в вермахте и ваффен СС, проведении ими операций как против регулярных частей, так контрпартизанской и полицейской деятельности. Историк воссоздал культуру повседневности казаков-коллаборантов.
По мнению Крикунова, казаки были одной из наиболее серьезных сил среди разнообразных коллаборационистских формированиий нацистской Германии[110].
Несколько обстоятельных работ были написаны Дмитрием Жуковым и Иваном Ковтуном. Они касались участия русских в ваффен СС, вспомогательной полиции, истории бригады Владимира Гиль-Родионова «Дружина», дивизии Бронислава Каминского, РННА, а также в соавторстве с Иваном Грибковым 1-й РНА Хольмстона-Смысловского[111].
Первой монографией по проблематике участия русских эмигрантов на стороне Германии во время войны стала книга историка Юрия Цурганова «Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне»[112]. Автор рассматривал различные модели военно-политического сотрудничества эмигрантов с военными и политическими институциями нацистов. Отдельно были подробно представлены непростые отношения с КОНР и лично генералом Власовым. Анализ общей рецепции белыми советско-германского конфликта опровергает распространенный миф о примерно равном участии эмигрантов в Резистансе и коллаборации. Доля эмигрантов, членов движения Сопротивления, была, по мнению Цурганова, значительно скромнее, чем в вермахте, ваффен СС и администрации на оккупированных территориях. Историк обращал внимание, что «количество российских эмигрантов, служивших в армиях стран Антигитлеровской коалиции, оценивается в пределах от трех до шести тысяч человек», а «число выходцев из России, участвовавших в Сопротивлении, не превышает несколько сотен». В то же время «эмигранты, выступавшие на стороне Германии, численно преобладали». К сожалению, Цурганов не привел общей статистики, ограничившись только лишь упоминанием Русского корпуса на Балканах, через который прошло свыше семнадцати тысяч человек[113].
Также реконструируются биографии отдельных коллаборантов.
Оперативный адъютант главы ВС КОНР полковник Владимир Поздняков предпринял попытку создания жизнеописания Власова, собрав множество свидетельств участников событий и документы[114].
Адъютант командующего военно-воздушными силами власовской армии, ставший в эмиграции священником поручик Борис Плющов-Власенко оставил насыщенное фактами исследование о своем начальнике «Генерал Мальцев: История военно-воздушных сил Русского освободительного движения в годы Второй мировой войны»[115]. В нем содержатся данные по штатному расписанию ВВС КОНР, фрагменты писем Мальцева к супруге.
Интересна биография генерал-майора Ивана Кононова, написанная Константином Черкассовым (Дульшерсом)[116]. Впрочем, при всех своих достоинствах, книги Плющова и Черкассова отличаются некритичным восприятием и трансляцией информации, особенно в случае с жизнеописанием Кононова, принимающим зачастую формы, близкие к советским биографиям, написанным в жанре социалистического реализма. Последнее косвенно подтверждается и самим Черкассовым. Вот как он описал первую встречу со своим героем: «В СССР, нам, молодым казакам, не раз приходилось видеть в кинофильмах легендарных народных вождей революции 1917–1920 гг., таких, например, как Чапаев, Щорс и др. Роли этих вождей исполнялись опытными артистами и их вид производил на зрителей поистине исключительное впечатление. Мы, молодежь, видели на экране смелых и лихих командиров, с заломленной “чертом” папахой, с боевой, твердой осанкой. В нашем воображении представлялся легендарный герой именно только таким, каким мы видели его в кинофильмах “Чапаев”, “Щорс” и другие.
Вышедший из машины человек поразил нас свои видом, абсолютно сходным с нашим представлением о легендарном герое»[117].
Также следует выделить работы, напрямую не связанные с историей военной коллаборации.
Историк Александр Даллин в книге «Германское управление в России 1941–1945» проанализировал генезис и функционирование военной и гражданской немецкой администрации на оккупированных территориях. Различные формы военной коллаборации представлены в контексте их взаимодействия с властным аппаратом. Что же касается собственно коллаборационистских формирований, то, согласно Даллину, «история Восточных войск была полна трагических парадоксов»[118]. Тема Даллина была продолжена Джеральдом Рейтлингером в монографии «Дом, построенный на песке. Конфликты немецкой политики в России»[119]. Давая общую оценку коллаборации, Рейтлингер считал ее «не просто трагичной», но и «потрясающе дикой»[120]. К сожалению, последняя книга также не лишена существенных ошибок. Так, например, согласно Рейтлингеру, бригадный комиссар РККА, генерал-лейтенант Георгий (в книге Григорий) Жиленков попал в плен, когда самолет с ним «был подбит в августе 1941 г. во время полета над германскими фронтовыми позициями в районе Смоленска»[121]. В реальности Жиленков был взят в плен 14 октября с группой военнослужащих под Вязьмой[122]. РОНА никогда не была «белогвардейской армией»[123].
Много аналитических статей и ценных, в том числе архивных, материалов также содержатся в тематических сборниках, вышедших под редакцией Михаила Шатова, Александра Окорокова, и Андрея Мартынова[124].
Также большой корпус материалов (14 российских и зарубежных архивов) содержится в книге «Генерал Власов: история предательства»[125]. Помимо документов, связанных с сотрудничеством главы КОНР с немцами, в сборнике приводятся допросы фигурантов процесса 30 июля — 1 августа 1946 г. и других коллаборантов (полковника Николая Бушманова, подполковника Василия Жуковского, майора Михаила Тарновского) и родственников подсудимых (Елена Жиленкова-Литвинова). В конце опубликованы мемуары, дополняющие приведенные ранее документы. В частности, читатель может ознакомиться с беседой историка и журналиста Юргена Торвальда со штандартенфюрером Гюнтером д’Алькеном о встрече Власова и Гиммлера, а также с воспоминаниями адъютанта генерала капитана Ростислава Антонова, повествующими об участии власовцев в освобождении Праги в мае 1945 года.
Вместе с тем редакторы книги (Андрей Артизов и Василий Христофоров) некритически отнеслись к публикуемым источникам. Так, касаясь материалов досудебного следствия, следует обратить внимание, что допрос Власова 16–25 мая 1945 г. занимает 24 страницы, на каждой из которой есть еще и примечания публикаторов. А допрос командира 1-й дивизии ВС КОНР генерал-майора Сергея Буняченко от 18 сентября 1945 г., который был начат в 11.40, а окончен в 13.20 составил неполную страницу текста.
Не исправлены (или не откомментированы) ошибки в переводах. Так, на первом допросе Власова в немецком плену говорится, что он учился в «монастырской школе»[126]. В реальности здесь речь идет о духовной семинарии. Не оговорены в соответствующих комментариях ряд ошибок, содержащихся в самих документах. В частности, первый глава Локотской оккупационной администрации Константин Воскобойник назван Воскобойниковым, а капитан ВС КОНР граф Григорий Ламсдорф — Лямцдорфом[127].
Следует назвать критические работы таких отечественных историков и публицистов, как Леонид Решин, Александр Колесник, Анатолий Бахвалов, Олег Смыслов, Сергей Чуев и Николай Коняев, введших в научный оборот ряд документов из российских архивов. Они связаны как с общим анализом коллаборации, так и с биографией генерала Власова до пленения его немцами, в том числе и в период командования им 2-й ударной армией, а также с судебным процессом над лидерами КОНРа[128]. Как правило, в данных книгах и статьях отсутствует атрибутация публикуемых источниов или их фрагментов, что снижает научную ценность упомянутых работ. Также они некритично воспринимают рассматриваемые источники. Есть и более серьезные ошибки. Например, тема книги Бахвалова не до конца соответствует названию. Работа в основном посвящена различным аспектам коллаборации на северо-западе (в основном Ленинградская и Псковская области). Располагавшиеся там военные структуры формально входили в состав РОА, но реально Власову не подчинялись. Также Бахвалов некритически относится к приводимым им документам, в частности показаниям коллаборантов, данных сотрудникам советских контрразведывательных органов. Исследователь практически не пользовался исследованиями по теме РОД. Содержит работа и прямые фактические ошибки. В книге Бахвалова генерал-майор Ассберг назван бывшим командиром танковой бригады РККА, в то время как в структуре автобронетанковых войск он последовательно занимал должности преподавателя тактики, а затем помощника начальника снабжения бронетанковых курсов усовершенствования командного состава, начальника автобронетанкового снабжения войск 15-й армии, начальника бронетанковых войск Архангельского военного округа, начальника отдела автобронетанковых войск полевого управления сначала 28-й, 43-й, а затем 57-й армии, заместителя командующего 57-й армии по тылу. Последняя должность Ассберга — замкомандующего 57-й армии по танковым войскам[129].
Есть ошибки и в статье Решина. В ней было сказано, что Гиль-Родионов «погиб в бою с преследователями» при переходе «Дружины» на сторону партизан[130]. В реальности Гиль-Родионов погиб 9 месяцев спустя, возглавляя 1-ю антифашистскую бригаду, основу которой составили бывшие «дружинники».
Настоящее исследование не является общей историей отечественной коллаборации. Цель книги критически разобрать некоторые устойчивые мифы, как правило, созданные самими коллаборантами или их недобросовестными критиками, которые вошли не только в мемуарную, но и научную литературу.
Также на основе ранее не публиковавшихся материалов дополняется история различных коллаборационистских формирований.
Первая часть книги опровергает мифы о коллаборации. Вторая часть посвящена истории и становлению коллаборации в довласовский период. Третья часть восстанавливает малоизученные аспекты истории Вооруженных сил Комитета освобождения народов России и политической эволюции КОНР.
В настоящей работе на основе архивных источников впервые реконструирована история ранее практически неизвестного коллаборационистского формирования в составе 9-й полевой армии вермахта «Белые кресты», а также дополнены сведения по уже известным формированиям (1-й РНА, РОНА, РОА). В частности, приводится неизвестное письмо генерала Сергея Буняченко, приводятся ранее неизвестные материалы о встречах Петра Краснова и Андрея Власова.
В конце глав в приложении приводятся документы по рассматриваемой в ней тематике. Наряду с малоизвестными (или вообще неизвестными) источниками для удобства читателя републикуются и ранее введенные в научный оборот материалы.
Все документы цитируются в соответствии с современными нормами орфографии и пунктуации. Разрядка и подчеркивания в цитатах даются курсивом, авторские сокращения раскрываются полностью.
Архивные материалы предоставлены Гарвардским университетом, Гуверовским институтом войны, революции и мира (США), Федеральным архивом, Федеральным военным архивом, Институтом современной истории (ФРГ), Государственным архивом (Княжество Лихтенштейн), Центральным государственным архивом высших органов, Государственным архивом Витебской области (Беларусь), Центральным государственным архивом общественных объединений (Украина), Российским государственным архивом социально-политической истории, Домом Русского зарубежья имени А.И. Солженицына, Центром новейшей истории Брянской области (Россия), а также частными лицами.
В тех случаях, когда оригинал рукописи отличается от издания, отсутствующие фрагменты цитируются по материалам архива. Так, не вошедшие в книгу генерал-майора Митрофана Моисеева «Былое. 1894–1980»[131] эпизоды воспроизводятся по рукописи «Зондерштаб. Воспоминания из прошлого 2-й Отечественной войны — сороковые года», которые хранится в архиве Дома Русского зарубежья имени Александра Солженицына[132].
Англоязычные версии книг (В. Штрик-Штрикфельдта, С. Стеенберга) имеют отличия от русского перевода[133]. В случае если в русском тексте отсутствуют факты, содержащиеся в английском варианте, цитируется последнее издание. Точно также используется английское издание, если русский перевод содержит ошибки (Е. Андреева[134]).
Полная библиография приводится в конце книги.
Автор считает своим долгом и приятной обязанностью выразить искреннюю признательность за помощь в работе и строгую критику Берте Азарновой, Сигизмунду Дичбалису (Австралия), Юрию Мордвинкину (США), Валентине Благово, Ольге Волкогоновой, Наталье Давыдовой, Екатерине Ивановой, Ларисе Долбиной, Любови Цукановой, Светлане Шешуновой, Юлии Щербининой, Владимиру Александрову, Олегу Бэйде, Сергею Василенко, Михаилу Высоцкому (Беларусь), Дмитрию Жукову, Ивану Ковтуну, Игорю Кондакову, Сергею Нехамкину (Беларусь), Игорю Петрову, Сергею Сапожникову, Константину Семенову, Борису Соколову, Михаилу Талалаю, Леониду Чекину, Олегу Шевцову, Владимиру фон Шлиппе, Олегу Шикову, Арону Шнееру (Израиль).
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
В 1814 году генерал вернулся в Россию. После создания Королевства Польского в составе Российской империи (1815) состоял членом польского военного комитета, был сенатором.
3
Леонтьев К. Сдача Керчи в 55 году // Он же. Полное собрание сочинений и писем. Т. 6. Кн. 1. СПб.: Владимир Даль, 2003. С. 645.
4
Павлов Д. Русско-японская война 1904–1905 гг.: Секретные операции на суше и на море. М.: Материк, 2004. С. 160–262. См. также: Павлов Д.П., Петров С.А. Полковник Акаси и освободительное движение в России (1904–1905 гг.) // История СССР, 1990. Т. 6. С. 53–71.
5
О роли германского генштаба в финансировании революции 1917 г. см.: Zeman Z. Germany and the Revolution in Russia (1915–18). Documents from the Archives of the German Forin Ministry. London, 1958; Мельгунов С.П. Золотой немецкий ключ большевиков. Нью-Йорк: Телекс, 1989.
6
См. заметку в казачьем коллаборационистском официозе о Семенове: П. Гр. Казаки в Маньчжу-Ди-Го // На казачьем посту. Т. 19. Берлин, 1944. С. 9.
7
В конце войны Семенов выразил готовность подчинить свои части (60 тыс. человек) Власову (Семенов А.С. Атаман Семенов: Малоизвестные факты биографии // Новый часовой. Т. 2. 1994. С. 188).
9
Яцевич А. Шумит тайга. Рио-де-Жанейро: Издание книжного магазина «Александр Северинг», 1955. С. 62–69. Фрагменты под названием «Тайга шумит» печатались под псевдонимом «Я. Александров» в газете послевоенного объединения власовцев (СБОНР) «Голос народа». Мюнхен, 27.01.52.
10
Александров К.М. Русские солдаты вермахта. Герои или предатели. М.: Яуза; Эксмо, 2005. С. 8–60; Голдин В.И. Роковой выбор. Русское военное Зарубежье в годы Второй мировой войны. Архангельск — Мурманск: Солти, 2005. С. 131–137.
11
Соколов Б. «Простой советский человек», которого не было. Алексей Толстой, Юджин Лайонс и «гомо советикус» // Куранты. № 15. 1998.
14
К сожалению, русский перевод статьи Лайонса, сделанный сотрудниками Национально-трудового союза нового поколения (с 1957 г. — Народно-трудовой союз), в журнале «Посев» (№ 21. 1948. С. 5–7) не совсем удачен, так как содержит постороннюю вставку, отсутствующую в оригинале (Lyons E. General Vlassov`s Mystery Army // The American Mercury. Vol. 66. 1948. P. 183–191). В нем Пражский манифест характеризуется следующим образом: «В то время как он обещал значительную долю социализации, он высказывался и против коллективной экономики. Правые эмигранты старого поколения считали Манифест слишком красным; симпатизирующие советам отвергали его, как “реакционный”». (Лайонс Е. Загадочная армия генерала Власова. С. 32.) Этот же фрагмент в «посевовском» переводе: «Защищая обобществленние хозяйства во многих областях, манифест отрицал насильственное введение коллективного устройства, называя всю эту схему будущей России национально-трудовым строем». http://www.mesogaia-sarmatia.narod.ru/posev/ne_505-9.htm. Подробнее см.: Б.а. Редактору журнала «Посев» // Борьба. № 9. 1948. С. 35.
Открытое письмо осталось без ответа со стороны руководства НТСНП.
15
См., например: Lyons E. Our Secret Allies, the Peoples of Russia. New York: Duell, Sloan and Pearce; Boston: Little, Brown & Co. 1953; Lyons E. Mystery Army // New Times. 21.01.51.
17
Thorwald J. Wen Sie Verderben Wollen. Der Versuch einer Geschichte der deutschen Eroberungs — und Besatzungspolitik in der Sowjetunion. Stuttgart: Steingrüben-Verlag, 1952. Реферат книги: Торвальд Ю. Очерки к истории Освободительного движения народов России. Лондон, Канада, издательство СБОНР, 1965 (пер. М. Томашевского). См. также: Thorwald J. The Illusion: Soviet Soldiers in Hitlеr's Armies. London — N.Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1975.
18
Артемьев В. Первая дивизия РОА. СПб.: б. и., 2004. С. 25; Китаев М.М. Русское Освободительное Движение. Материалы к истории Освободительного движения народов России (1941–1945). Лондон, Онтарио: Изд-во СБОНР, 1970. С. 45; Богатырчук Ф. Мой жизненный путь к Власову и Пражскому Манифесту. Сан-Франциско: Глобус, 1978. С. 191–192, 198. У последнего генерал ошибочно назван Кестнером.
19
Кромиади К. За землю, за волю… Сан-Франциско: Глобус, 1980. С. 147–149; Фрелих С. Генерал Власов. Русские и немцы между Гитлером и Сталиным. Кельн: Markus, 1990. С. 196–197; Хоффманн Й. История власовской армии. Париж: YMCA-Press, 1990. С. 72; Александров К.М. Армия генерала Власова 1944–1945. М.: Яуза; Эксмо, 2006. С. 43, 305.
21
Письмо Томашевского Гешвенду от 03.02.1966 // Архив Дома Русского зарубежья имени А. Солженицына. Фонд Гешвенда. Ф-2/М-81. Л. 58, 59. В целом о Кестринге, даже у его недоброжелателей или противников, сложилось впечатление как об очень умном и профессиональном военном. Немцы за глаза называли его «Мудрым малибу», сотрудники НКВД (в 1931–1933 и 1935–1941 гг. Кестринг был военным атташе в СССР) также высоко оценивали способности «Кесаря» (под этим именем он проходил в оперсводках чекистов) как разведчика.
25
Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 7. В современной психологии и социологии понятию «инертность» соответствует термин «инфантилизм». Хотя в автобиографии «Две страсти» Фишер настаивал именно на термине «инертность». (Фишер Д. Две страсти. http://nature.web.ru/db/msg.html?mid=1187254.)
26
Fisher G. Soviet Opposition to Stalin. P. 7. Глава отдела культуры и искусства КОНР Игорь Новосильцев вспоминал один из рассказов Власова: Однажды «Андрей Андреевич как-то сидел дома со своей женой и читал газету. И в этой газете было какое-то новое правительственное распоряжение, в котором он видел очередное страшное ущемление российского крестьянства… И вот он возмущался этим. И вместе с женой они говорили, и вдруг приходит начальник штаба и спрашивает его: “Ну что, прочли?” Так вот, говорит, замечательная какая, интересная статья, и какое мудрое наше правительство. И когда он ушел, то жена Андрея Андреевича посмотрела ему в глаза и сказала: “Андрей, а разве так можно жить?”» (Новосильцев И. А.А. Власов // Новый журнал. Нью-Йорк. № 129, 1977. С. 186. См. также: Новосильцев И. Генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов, председатель Комитета освобождения народов России // Борьба. Лондон, Онтарио. Т. 78–79. 1980. С. 26).
Этот же случай вспоминает и отец Александр Киселев (Киселев А. Облик генерала А.А. Власова. Записки военного священника. Нью-Йорк: «Путь жизни», 1977. С. 45).
32
Ильин И. Как было под Прагой // Часовой. Брюссель. № 274. 1948. С. 18; Толмазов Г. Материал к истории Власовского движения // Часовой. № 274. С. 19–20; Осипов А. Русское освободительное движение во Вторую мировую войну // Часовой. № 275. 1948. С. 19–20. № 276. С. 22–23.
33
Толмазов Г. Материал к истории Власовского движения. С. 19; Осипов А. Русское освободительное движение во Вторую мировую войну // Часовой. № 276. С. 22.
34
<От редакции>. Русское освободительное движение во Вторую мировую войну // Часовой. № 275. С. 19.
35
Старый Офицер. Два генерала // Часовой. № 277. 1948. С. 15–17, 20. Републикована: фон Лампе А.А. Пути верных. Париж: б. и., 1960. С. 213–220. Осипов А. Первая дивизия РОА // Часовой. № 278. С. 8–9; № 280, 1948. С. 18–20; № 282, 1949. С. 10–12; № 294, 1950. С. 7–9.
36
В письме к главному редактору «Часового» Василию Орехову от 21 июля 1948 года фон Лампе писал: «…о П.Н. Краснове я пишу… много лучше, чем я о нем имею право думать… Но вымещать это на нем и теперь, конечно, я не буду». Александров К.М. Русские солдаты вермахта. Герои или предатели. С. 570.
37
Старый Офицер. Два генерала. С. 15. См. критический разбор статьи: Поляков И. Во имя исторической правды // Часовой. № 281. 1950. С. 25.
39
Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории) // Новый журнал. № 18. 1948. С. 209–234; Он же. Пораженческое движение и ген. Власов (Материалы для истории) // Новый журнал. № 19. 1948. С. 211–247.
42
Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 210.
43
Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 220.
44
Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 212–213.
45
Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 211, 225.
46
Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 годов и ген. А.А. Власов (Материалы для истории). С. 221.
47
Аронсон Г. По поводу статей Б.И. Николаевского о Власовском движении; Николаевский Б. Ответ Г.Я. Аронсону // Новый журнал. № 21. 1949. С. 273–292; Денике Ю.П. Власовское движение // Новый журнал. № 35. 1953. С. 203–279.
48
Аронсон Г. Правда о власовцах. Проблемы новой эмиграции. Нью-Йорк: б. и., 1949. С. 7. По поводу книги Аронсона см.: Вейнбаум М. О власовцах; Дубровский С. Письмо в редакцию (по поводу книги Г.Я. Аронсона) // Новое русское слово. 17.08.49.
52
Двинов Б. Власовское движение в свете документов. (С приложением секретных документов.) Нью-Йорк: б. и., 1950. С. 7, 32. См. также: Двинов Б. Геббельс и Власов // Новое русское слово. 27.04.51.
55
Двинов Б. Власовское движение в свете документов. С. 65, 121. При этом Двинов оговаривался, что «ему трудно себе представить, как может выглядеть смесь либерализма и большевизма» (Там же. С. 70).
59
Стеенберг С. Власов. Мельбурн: Русский дом в Мельбурне, 1974. С. 9. См. также его статью «Гитлер спас Сталина» http://mesogaia-sarmatia.narod.ru/posev/ne_505-6.htm.
64
Название отсылает к дореволюционной песне эсеров «За землю, за волю, / За лучшую долю / Берет винтовку народ трудовой, / Народ боевой», очень популярной и в РОА.
67
Фрелих С. Генерал Власов. Русские и немцы между Гитлером и Сталиным. С. 107. По воспоминаниям отца Александра Киселева, к чаю в доме Власова подавались обычные галеты. (Киселев А. Облик генерала А.А. Власова. Записки военного священника. С. 88–89.)
68
До начала войны был начальником штаба 21-го стрелкового корпуса, 21 июля 1941 г. после гибели его командира, генерал-майора Владимира Борисова (30 июня), назначен комкором.
72
Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ // Собрание сочинений в 30 т. Т. 4. М.: Время, 2010. С. 217. Советский Союз подписал Женевскую конвенцию 1929 года лишь в разделе «улучшения участи раненых и больных», 25 августа 1931 года, а в ходе войны присоединился к Гаагской конвенции 1907 года. 17 июля 1941 года. Народный комиссариат иностранных дел обратился с нотой к Швеции с просьбой довести до сведения Германии, что СССР признает Гаагскую конвенцию о содержании военнопленных и готов выполнять ее на основах взаимности. 8 августа 1941 г. послы и посланники стран, с которыми СССР имел дипломатические отношения, получили циркулярную ноту советского правительства аналогичного содержания.
79
Ср. со словами командующего ВСЮР генерал-лейтенанта Антона Деникина о зарождении Белого движения: «Лично для меня было и осталось непререкаемым одно весьма важное положение, вытекавшее из психологии октябрьского переворота: Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступления большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую родину, — это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей старого континента, обреченных на колонизацию пришельцев с Запада и Востока.
К счастью, мы принадлежим к замученному, но великому русскому народу» (Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 2. М.: Айрис-пресс, 2006. С. 202–203).
83
Андреева Е. Генерал Власов и Русское освободительное движение. Лондон: Overseas Publications Interchange Ltd., 1990. С. 262.
84
Левин И. Генерал Власов по ту и эту сторону фронта // Детектив. История. Политика. Т. 2. 1995. С. 7.
85
Левин И. Генерал Власов по ту и эту сторону фронта // Детектив. История. Политика. Т. 2. 1995. С. 69.
86
Левин И. Генерал Власов по ту и эту сторону фронта // Детектив. История. Политика. Т. 2. 1995. С. 128, 7.
87
Левин И. Генерал Власов по ту и эту сторону фронта // Детектив. История. Политика. Т. 2. 1995. С. 69–70.
88
Дробязко С.И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил 1941–1945 гг. М.: Издательство Эксмо, 2004. С. 525–585.
89
Окороков А.В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. М.: Военный университет, 2000.
90
Мюллер Р.-Д. На стороне вермахта. Иностранные пособники Гитлера во время «крестового похода против большевизма» 1941–1945 гг. М.: Российская политическая энциклопедия, 2012. С. 245, 281.
91
Мюллер Р.-Д. На стороне вермахта. Иностранные пособники Гитлера во время «крестового похода против большевизма» 1941–1945 гг. М.: Российская политическая энциклопедия, 2012. С. 251.
92
Гранитов В. Краткий очерк действий Корпуса // Русский корпус на Балканах. М.: Вече, 2008. С. 25. Ковалевский Д. Во имя Родины… // Там же. С. 19; Александров К.М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова. М.: Посев, 2009. С. 762. Корпус и полк формально вошли в Зальцбургскую группу ВС КОНР, которую возглавлял генерал-майор Антон Туркул.
93
Мюллер Р.-Д. На стороне вермахта. Иностранные пособники Гитлера во время «крестового похода против большевизма» 1941–1945 гг. С. 240.
94
См. также исправления и дополнения к монографии: Александров К.М. Генералитет и офицерские кадры войск КОНР: результаты последних исследований // Золоторев И. (ред.). Пражский манифест КОНР. По материалам Международной конференции к 70-й годовщине провозглашения Пражского манифеста. Прага: Русская традиция, 2015. С. 17–34.
98
Китаев М.М. Как это начиналось (Из воспоминаний сотрудника газеты «Заря»). Нью-Йорк: Изд-во Архива РОА, 1970; Казанцев А. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1974.
99
Публикатор «Материалов» Сергей Зауэр отказался публиковать главу о Власове, мотивируя это тем, что автор допускает «не только искажение фактов», но и не останавливается «перед прямой клеветой» (Китаев М.М. Русское Освободительное Движение. Материалы к истории Освободительного движения народов России (1941–1945). С. 37).
100
Китаев М.М. Русское Освободительное Движение. Материалы к истории Освободительного движения народов России (1941–1945). С. 66.
102
Константинов Д. Записки военного священника. СПб.: Независимая гуманитарная академия Санкт-Петербурга, 1994. С. 16, 24, 17.
103
Константинов Д. Записки военного священника. СПб.: Независимая гуманитарная академия Санкт-Петербурга, 1994. С. 17.
105
Артемьев В.П. Первая дивизия РОА; Алдан А.Г. Армия обреченных. Нью-Йорк: Всеславянское издательство, 1969.
106
Ауски С. Предательство и измена. Войска генерала Власова в Чехии. Сан-Франциско: Глобус, 1982. С. 6.
108
Dallin A. The Kaminsky Brigade. Harvard: Russian Research Center. 1952. Русский перевод: Даллин А. Бригада Каминского. М.: Московский писатель, 2011. Он также является соавтором работы по истории особой бригадой СС «Дружина»; Даллин А., Маврогордато Р.С. Владимир Гиль-Родионов: история двойного предательства // Эхо войны. № 4. 2011. С. 16–21.
109
Грибков И. Хозяин брянских лесов. Бронислав Каминский, Русская освободительная народная армия и Локотское окружное самоуправление. М.: Московский писатель, 2008; Ермолов И. Русское государство в немецком тылу. История Локотского самоуправления. 1941–1943. М.: Центрполиграф, 2009. См. также: Ермолов И., Дробязко С. Антипартизанская республика. http://ostbataillon.fromru.com/antipartisan1.htm.
111
Жуков Д., Ковтун И. Русские эсэсовцы. М.: Вече, 2010; Русская полиция. М.: Вече, 2010; 1-я русская бригада СС «Дружина». М.: Вече, 2010; 29-я гренадерская дивизия СС «Каминский». М.: Вече, 2009; Бургомистр и палач. Тонька-пулеметчица, Бронислав Каминский и другие. М.: Пятый Рим, 2017; РННА. Враг в советской форме. М.: Вече, 2012; Грибков И., Жуков Д., Ковтун И. Особый штаб «Россия». М.: Вече, 2011.
113
Цурганов Ю. Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне. С. 149. Следует, впрочем, помнить, что сам термин «Résistance» был введен русским эмигрантом «Человеком из Музея Человека» поэтом и maquis Борисом Вильде (1908–1942), выступавшим под псевдонимом «Борис Дикой».
114
Поздняков В.В. Андрей Андреевич Власов. Сиракузы (США), <Буэнос-Айрес>: <Сеятель>, 1973. Поздняков также является автором книги о курсах пропагандистов в Дабендорфе, существенно дополняющей работы Китаева и Казанцева. В ней, в частности, ценны воспоминания о Федоре Трухине, а также сведения о программе и организации курсов (Поздняков В.В. Рождение РОА. Пропагандисты Вульдхайде — Люкенвальде — Дабендорфа — Риги. Сиракузы (США), <Буэнос-Айрес>: <Сеятель>, 1972). Из других работ интересна статья: Поздняков В. Мелетий Александрович Зыков. К истории Освободительного движения народов России // Новый журнал. № 103, 1971. С. 153–168.
115
Плющов Б. Генерал Мальцев: История военно-воздушных сил Русского освободительного движения в годы Второй мировой войны (1941–1945). Сан-Франциско: Глобус, 1982.
116
Черкассов К. Генерал Кононов: Ответ перед историей за одну попытку. В 2 т. Мельбурн, Мюнхен: Изд-во автора, 1963–1965.
118
Dallin A. German Rule in Russia 1941–1945. London: MacMillan, New York: St. Martins Press, 1957. P. 551.
119
Reitlinger G. The House built on Sand, the conflicts of German policy in Russia, London: Weidenfeld and Nicolson, 1960. Русский перевод: Рейтлингер Дж. Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР. 1941–1945. М.: Центрполиграф, 2011.
122
Александров К.М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова 1944–1945. С. 399–400. Возможно, Рейтлингер пользовался ошибочной датировкой, взятой из книги Двинова (Двинов Б. Власовское движение в свете документов. С. 55).
124
Шатов М.В. (ред.). Материалы и документы ОДНР в годы 2-й мировой войны. Нью-Йорк: Всеславянское издательство, 1966; Окороков А.В. (ред.). Материалы по истории Русского освободительного движения 1941–1945 гг. Вып. 1. М.: Грааль, 1997; Вып. 2. М.: Архив РОА, 1998; Вып. 4. М.: Архив РОА, 1999; Мартынов А.В. (ред.). История отечественной коллаборации: Материалы и исследования. М.: Старая Басманная, 2017.
125
Артизов А.Н., Христофоров В.С. (отв. ред.). Генерал Власов: история предательства. В 2 т. М.: РОССПЭН, 2015.
127
Генерал Власов: история предательства. Т. 2. Ч. 1. С. 168, 189; Т. 2. Ч. 2. С. 516; Т. 1. С. 486.
128
Решин Л. Коллаборационисты и жертвы режима // Знамя. № 8. 1994. С. 158–179; Колесник А. РОА — власовская армия. Судебное дело генерала А.А. Власова. Харьков: Простор, 1990; Колесник А. Грехопадение? Генерал Власов и его окружение. Харьков: Простор, 1991; Колесник А. Генерал Власов — предатель или герой? М.: Техинвест, 1991; Бахвалов А.Л. Генерал Власов. Предатель или герой? СПб.: ВШ МВД России, 1994; Смыслов О. «Пятая колонна» Гитлера. От Кутепова до Власова. М.: Вече, 2004; Чуев С. Проклятые солдаты. М.: Эксмо; Яуза, 2004; Чуев С. Власовцы — пасынки Третьего рейха. М.: Эксмо; Яуза, 2006; Коняев Н. Власов. Два лица генерала. М.: Вече, 2003.
130
Решин Л. Коллаборационисты и жертвы режима. С. 171. Решин почему-то везде фамилию командира «Дружины» писал как Гилль вместо Гиль.
132
Моисеев М. Зондерштаб. Воспоминания из прошлого 2-й Отечественной войны — сороковые года // Дом Русского зарубежья имени Александра Солженицына. Ф-1/Ав-1.
