Жить по правде. Вологодские повести и рассказы

Андрей Малышев, 2015

Я уже стал забывать, когда это было. И память всё чаще теребит меня, словно бы спрашивая: а было ли? Но было, правда, было. Помнятся рыбацкие зорьки, дышащие медовым разнотравьем заливных лугов, и просиживание на ароматно пахнущих древесной смолой плотах – бонах, тех самых, подогнанных на буксирах по Сухоне-реке к берегу деловитыми речниками на неспешно идущих по чистой воде речными тягачами «РТ», из динамиков которых неслось раздольное и гремящее над рекой «Ох, как хорошо-хорошо!».

Кузьминична

Основан на реальных событиях

Я услышал этот рассказ от случайного попутчика в поезде «Архангельск — Москва», мне приходилось направляться в Белокаменную из Архангельска, незнакомец подсел на станции «Вологда».

Обычный мужик, как и многие из нас, на вид под пятьдесят, доброе лицо, с изрядно поседевшей головой, и седыми, белыми — белыми, как у Деда Мороза, усами и бородой.

Сами понимаете, путь до столицы не близкий, вот и сблизились в дороге, словно бы почувствовав родственные души.

Моего случайного попутчика, как оказалось, звали Алексей Егоров, отставной капитан милиции. Слово за слово, за нехитрым мужским разговором, под «рюмку чая», рассказал мне Алексей историю из своей милицейской жизни, которая, видимо, до сих пор, трогала его сердце и тревожила память.

Дело было в начале двухтысячных, в маленьком поселке Шар деньга, что далеко на севере Вологодской области.

В тот день, заступил на дежурство Алексей Егоров в поселковом отделе милиции в качестве старшего следственно-оперативной группы, потому как из всего «доблестного экипажа» сотрудников он был старше всех и по чину и по званию — как же, старший лейтенант милиции, целый старший дознаватель поселкового отдела милиции.

В дежурной комнате находились дежурный, как его все звали по возрасту, уважительно — Петрович, его помощник, да молодой лейтенант оперуполномоченный уголовного розыска.

Сбоку от пульта, из небольшого цветного телевизора, важно вещал с экрана лысоватый мужик, по лисьи улыбаясь, что, мол, все вовсе даже хорошо в сельском хозяйстве, и жизнь в деревнях и малых городах налаживается, растет фонд национального благосостояния.

— Переключи его, — с пренебрежением указал Петрович своему помощнику, старшине, — надоел уже!

На других кнопках телеэфира на экране извивались как змеи, практически голые девицы, беснуясь в непонятном экстазе с мужеподобными особями.

Толстые и не очень, господа с лощеными, напомаженными лицами, ведущие себя, словно агнцы, в глазах которых застыл тусклый волчий блеск, настойчиво убеждали, что они элита, сливки общества, уверенно ведут страну к своему процветанию, ибо и курс доллара устойчив и с рублем у них все в порядке.

— Выключи эти смывки общества, — распорядился дежурный, — нашли блин буратин, — и в дежурке наступила долгожданная тишина.

Из происшествий разное произошло в тот день, где-то украли бензопилу «Дружба», на танцах, на местной дискотеке, поскандалил местный буян — хулиган Дворыкин, и тому подобная «мелочевка», а что еще могло произойти в этот жаркий августовский день, в их богом забытой Шар деньге?

Поэтому когда из деревеньки Клюевка поступил вызов, что, мол, запропала старожил Кузьминична, дежурный Петрович важно раздувая рыжие усы, изрек: — Не буду, хоть тресните, не буду отправлять в заброшенную деревню опергруппу, мало — ли где эта старушенция бродит.

Вошедший в помещение дежурной части замначальника поселкового отделения милиции капитан Сиволапов прервал своего подчиненного: — Вот что Петрович, потребуется сам на «потеряшку» поедешь, никого не будет, — я поеду, и разберусь, какие вопросы Петрович?

Ну, на такой оборот у дежурного сказать ничего не нашлось, поэтому в тот же час в Клюевку была снаряжена и отправлена аж целая оперативная группа милиции, где старшим был старлей Егоров.

Сказано — сделано! И вот уже трясётся по запыленным сельским дорогам наш милицейский УАЗ, а из кабины машины видна привычная безрадостная картина: покосившиеся от времени, старые почерневшие деревенские дома, давно заброшенные здания медицинских ФАПов, полуразбитые церкви с пустыми бойницами окон, словно после мамаевского нашествия, да заросшие различным разнотравом и чертополохом бескрайние российские поля, к которым уже давно не прикасалась рука человека.

— Да, — глубокомысленно заявил водитель УАЗа, — гибнет деревня, и что поделать тут? Кстати, кто нас встретит из заявителей?

— Увы, — безрадостно согласился старший группы и добавил, — звонил местный председатель сельсовета Петров, обещал встретить на развилке.

— Знаю Петрова, мужик обстоятельный, — вступил в разговор молодой опер угрозыска, — этот не подведет, обещал встретить, значит, будет на месте.

Действительно, при подъезде к межпоселковой дорожной развилке их поджидал старый, тентованный «ЛУАЗ» председателя сельсовета.

— А, вот и Петров на своем «крокодиле», — оживился водитель, — так мы меж собой его луазик кличем, крокодилом.

Обменявшись крепкими мужскими рукопожатиями, Егоров и Петров договорились, что поедут к месту исчезновения на двух машинах.

Вновь затряслись на пропыленных сельских дорогах два внедорожника, сминая под своими колесами лесное разнотравье и глотая деревенские ухабы своими колесами.

— Приехали! — полуозадаченно протянул старшина-водитель УАЗа, когда милицейский автомобиль, вслед за председательским ЛУАЗом буквально ткнулся носом, в разлив местной реки, образовавшей целое озерко, с островом, на котором находились семь старых деревянных домов — деревня Клюевка!

— Ну и как переправляться будем? — с немым вопросом посмотрели на председателя работники опергруппы, — вплавь?

— Не боись, — усмехнулся Петров, — лодка у меня тут имеется!

— Вот поплывете, — продолжал балагурить председатель, — а щука не дремлет, кусанет вас за это самое место, кому вы будете нужны?

— Кончай бухтеть, Петров, — урезонил развеселившегося председателя старлей Егоров, — работать надо!

— Работать, так работать, — послушно согласился Петров, отстегивая навесной замок от лодки, которая неприметно стояла в кустах на берегу.

Общими усилиями столкнули лодку на воду, все загрузились на нее, и председатель кратко проинформировал Егорова, что в своем доме отсутствует местный житель, Елизавета Кузьминична Петергова, старый ветеран, разменявшая девятый десяток лет своей нелегкой крестьянской жизни.

— Ну и как она здесь жила? — подгребая веслами к острову, спросил председателя молодой оперативник.

— Плохо жила, — помрачнел Петров, — сам посуди, деревня давно уже безлюдная, как к весне разливает здесь, ни людей, никого нет, даже автолавка с хлебом изредка ездит, только к зиме почитай, дорога по льду и налаживается.

— Хоть какие-то удобства имеются? — интересовался опер.

— Удобства? Какие там удобства? — переспросил председатель, когда лодка ткнулась носом в берег, — заходи в избу, сам посмотришь на ее удобства!

На самом берегу залива, одиноко стояла старая изба, с тремя окнами, выходящими на озерко.

Ни газа, ни электричества, ничего в ней не было, даже отсутствовал необходимый для зимы запас дров, из «удобств» — лишь холодный туалет в пристройке к дому.

Составив протокол осмотра, который ничего не дал, потому как в доме было чисто, ни каких следов криминала, борьбы, крови не выявлено, дознаватель дал расписаться в осмотре, объяснении, и заявлении о без вести пропавшей председателю.

Да и обстановка скажем, была не богатая, пара старых икон в красном уголке, какие — то старые плакаты времен СССР, расклеенные, вместо обоев на стенах, да пустой горшок, сиротливо стоящий на плите подтопка русской печи.

— Где бабушка, Петров? — задирал председателя молодой опер, — куда дел старушку?

— Хватит! — успокоил своим взглядом молодого лейтенанта Егоров, и сухо распорядился, — Так, обходите весь остров, осматривайте все избы, и ко мне с докладом!

— Сделаем! — как-то не по уставному ответил оперативник и, работники опергруппы разбрелись по острову, пытаясь найти куда-то запропастившуюся бабулю.

Впрочем, через час они собрались, разводя руками, мол, нет ее нигде!

— Семнадцатый, семнадцатый, ответьте Шар деньге! — вдруг зашебуршала, словно мышь, и проявила себя мини-радиостанция.

Не торопясь, обстоятельно, по-деревенски, Егоров щелкнул кнопкой манипулятора рации: — Да, на приеме семнадцатый!

— Алексей, — голос у дежурного был какой-то напряженный, — у вас по соседству с базой механизаторов угнан автобус ПАЗ, перекройте развилку!

— Я еще не закончил осмотр, — с легким раздражением в голосе проинформировал дежурного дознаватель, — не пришел к выводу об обстоятельствах исчезновения женщины!

— Мне некого больше отправить, — упрямо настаивал дежурный, — вы у меня одни в этом районе, а бабуля, может, она по грибы пошла!

— Грибы здесь не водятся! — не без ехидства иронизировал Егоров, — Остров здесь, а вокруг вода!

— Стойте ребята, не ссорьтесь! — вмешался председатель, — Давайте сделаем проще, я ребят на лодке на большую землю свезу, и сразу обратно, а они пусть угонщика ловят!

— Хорошая мысль, — одобрил дознаватель и доложил дежурному о таком раскладе, который он, в тот час же одобрил.

Оставшись один, Егоров еще раз внимательно осмотрел обстановку: старые фото, запечатлевшие еще моложавую Кузьминичну с мужем и детьми, там были и более ранние фото Кузьминичны с ее молодым тогда супругом, фронтовиком-капитаном, с рядом орденов и медалей на груди и укоризненным взглядом, словно говорящим: «За что же мы воевали, ребята, за что же вы обрекли на участь такую, супруженицу мою?» На верху шкафа нашлись ее старые, запыленные благодарности и почетные грамоты, в холодной подсобной комнате старые самодельные сети и верши.

— Осматриваешься? — поинтересовался у него за плечом вернувшийся председатель, — Не беспокойся Алексей, закончишь осмотр, я тебя обратно в поселок увезу, тем более дела у меня там.

— Да я и не беспокоюсь, — отмахнулся старлей, — ты мне лучше еще раз расскажи, как она жила здесь, одна?

— Вот так вот и жила, — начал свой печальный рассказ председатель, — мужа давно схоронила, а дети совсем забыли ее, даже на письма не отвечали!

— Смотри, — показал пальцем на пачку писем на столе председатель, — сколько не отправленных!

— Пробовали ее много раз направить в дом престарелых, — продолжал свой рассказ Петров, — да все отказывалась она, все надеялась, что приедут ее дети, и заберут ее, к себе в город, да вот не дождалась!

Они вышли из избы и встали на берегу залива.

Быстро вечерело, где-то озабоченно переговаривались лягушки, а в зарослях камыша и тростника в погоне за рыбьей молодью, гулко бухала крупная щука, в центре залива, среди зарослей белых кувшинок и желтых кубышек поднимала ил и пузырила воду неведомая крупная рыба.

Красота, да и только!

— Поди, лещ, или карась крупный гуляет, — словно бы прочитав мысли Егорова сказал председатель, — насчет красоты ничего не скажешь, красиво здесь!

— Стой! — поймал себя на мысли дознаватель, — Я видел у нее в избе сети, она рыбалкой часом не промышляла? А если так, была у нее лодка?

— Даже не задумывался, — ответил Петров, — с другой стороны, да, если не рыбалить, с голоду ноги протянешь, хлеб допустим, она сама пекла, муки у нее в доме вдоволь, видимо закупалась в автолавке впрок, а консервов с нищей бабкиной пенсией много не купишь, да в доме ни холодильника, ни хрена нет! Короче, забыли все старую Кузьминичну!

— Вот что, — сообразил кое-что дознаватель, — давай-ка, на твоей лодке пройдем по заливу!

— Что искать-то будем? — улыбнулся председатель, — Вчерашний день, ой, как трудно найти!

— Должна быть у нее лодка, должна, — озабочено покачал головой Егоров, — я думаю и к автолавке на соседний берег, не вплавь она переправлялась!

— Мысль дельная! — согласился председатель, и оттолкнув лодку с берега, они пошли по заливу.

Как всегда верна пословица «Кто ищет, тот всегда найдет!», так и Егоров с Петровым буквально в первые минуты поиска обнаружили и достали из зарослей камыша и тростника маленькую самодельную лодку.

— Алексей, смотри! — ткнул в бок Егорова председатель, — В камышах сеть стоит!

Действительно, к древнему колу была подвязана старая, самодельная сеть, с крупной ячеёй семьдесят миллиметров, в которой запутались пара уставших щук, по несколько килограмм каждая, да здоровущий трехкилограммовый золотой карась, вылитый лещ или карп.

Пройдя до конца сети, и не обнаружив ничего, поисковики выпустили живую еще рыбу в залив, смотали сеть, бросив ее на корму лодки.

— Стой! — остановил председателя, гребущего веслами по центру озерка, глазастый дознаватель, — Что это?

Действительно, из воды выглядывал, а глубина там была около двух метров, фрагмент всплывшей веревки.

Потянув за нее, дознаватель обнаружил страшную находку: на конце веревки находился труп старой женщины, с камнем на шее, и предсмертной запиской, в двойном целлофановом пакете, который она продолжала сжимать в своей исхудавшей руке.

— Кузьминична! — ужаснувшись, встал на лодке председатель и истово трижды перекрестился, — За что же это она себя так?

— Она?! — внезапно рассердился дознаватель, — А может мы все, своим равнодушием и безразличием убили ее?!!

— Окстись, Алексей, — отшатнулся от него, как черт от ладана, председатель, — при чем тут мы?

— Я не сужу тебя, — устало произнес старлей, — все, кто окружал ее, внесли свою лепту в ее смерть, каждый по-своему! Ты когда последний раз был у нее?

— Не помню, — признался председатель, — да и знаешь, сколько у меня таких кузьминичн в деревнях, да и формально это не моя работа, о каждой пенсионерке заботится!

— Одно меня еще заботит, — изливал свою душу председатель, — ну, похороним мы Кузьминичну, да вот кто за нее молиться будет? Ведь не положено же — самоубийца!

— Я буду! — отчеканил, как на строевом смотре, Алексей, — Ведь должна же быть справедливость и в этом мире, или хочешь сказать, что Бог менее милосерд, чем люди?!!

— Кто знает, — пожал плечами председатель, — кто знает…

На заливе, застывшим в своей красоте, все так же била хвостом щука, гоняя малька, и так же неугомонно и бестолково вели свою незамысловатую перекличку лягушки.

ВСЁ.