Ограниченный конфликт

Андрей Максимушкин, 2007

Человечество меняется, но люди – нет, психология индивида неизменна со времен первобытных охотников за мамонтами. XXV век, по-прежнему земная цивилизация разделена на военно-политические блоки, по-прежнему регулярно вспыхивают конфликты. Только теперь спор идет не за кусочек земли, а за целые планетарные системы. Единственное, незыблем закон: против Чужих Человечество должно выступать единым фронтом. Но и это правило не обходится без исключений. Герои книги и не подозревают, во что выльется очередная блицвойна, конфликт с ограниченными целями.

5

Длинный, извилистый, причудливо ветвящийся и танцующий коридор. Славомир бежал по ребристому, плывущему и разрастающемуся ступенями полу. Стены извивались, изгибались, перекручивались, тянулись километрами проводов. Черный, красный, белый, опять черный. Цвета перемигивались, танцевали, загорались и гасли, превращались в какофонию звуков, прилипали к языку феерией вкусов, взрывались фонтаном огня. Мир вокруг полыхал фиолетовыми вспышками корабельных импульсаторов и гремел бравурным маршем судовых двигателей. Стоп! Откуда звук? Хорошо отлаженные двигатели работают почти без звука, только чуть заметная дрожь в палубах, когда крейсер проламывается через надпространство. Но это не важно, потолок опять изогнулся, превращаясь в пол, и расцвел всеми оттенками черного цвета, затем посинел и превратился в острый вкус японского соуса. Славомир мчался вперед, он не обращал внимания на пертурбации коридоров, надо успеть, успеть, успеть.… Надо во что бы то ни стало добежать. В запасе всего 26 секунд. Но что-то изменилось, мелькнуло крылатой тенью, коридор сжался, запеленывая Славомира в тесный кокон спасательной капсулы. И все кончилось.

В каюте разливался мягкий свет из потолочных панелей, стены были неподвижны и даже не пытались изменить свой нежно-салатный цвет. У кровати стоял врач и озабоченно смотрел на своего пациента.

— Проклятье! Фу, к навьям все это! Великий космос, опять то же самое. Доктор, не знаю, помогите как-нибудь, сделайте что-нибудь, опять тот же сон!

— Подожди, Славомир, успокойся. Это только сон. — Врач присел на табурет и извлек из кармана коммуникатор. — Все, успокоился? Теперь рассказывай.

— Хорошо. — Первой мыслью было послать врача подальше, но, немного успокоившись, Славомир решил, что от этого лучше не будет, и приступил к повествованию: — Почти каждую ночь одно и то же. Практически один и тот же сон: каждую ночь я бегу по бесконечным коридорам, они извиваются, как змеи, светятся огнем. Я бегу между этих мигающих стен, я должен успеть. Куда — не знаю, но это важно. Я спешу изо всех сил, понимаете, Вячеслав Михайлович, но не успеваю и просыпаюсь.

— А что ты делаешь в самом конце сна?

— Как что, просыпаюсь! Нет, постойте, я попадаю в капсулу, обычную спасательную капсулу. И еще, только что вспомнил: 26 секунд, я должен что-то сделать, куда-то попасть за 26 секунд. — Славомир на минуту остановился, задумавшись. — Доктор, вы не знаете, что это? Почему именно 26 секунд? Я уже устал от этого! Может, попробуете ментоскоп?

— Говоришь, что тебе отпущено всего 26 секунд. — Вячеслав Михайлович озадаченно потер переносицу, не обратив никакого внимания на паническую идею применить ментоскоп. Как врач он знал, что в этом случае ментоскопирование бесполезно. Надо подтолкнуть пациента, направить его, чтобы он сам все вспомнил и сам восстановил свою психику. Роль врача здесь сводится только к наблюдению и ненавязчивой помощи. — Ладно, попробуем. Капитан первого ранга Прилуков, что вы можете рассказать о вашем последнем бое?

— Я мало что помню. Мы вошли в систему, сбросили скорость. До орбиты второй планеты оставалось десять астроединиц. На транспортах готовились к разворачиванию научной программы, тестировали и распечатывали оборудование. И тут появилась догонская эскадра: восемь крейсеров, четырнадцать эсминцев. Они прятались в тени второй планеты, и наши локаторы их не засекли. Вячеслав, они шли боевой косой плоскостью! Проклятье, восьмерка крейсеров против моего рейдера и пары фрегатов! А дальше… дальше не помню, как ножом отрезало. Очнулся на «Скором» в медотсеке. Вот и все. Потом выяснил, что мой «Микула Селянович» погиб, но конвой отбился и ушел от погони.

— Успокойся, приляг. Славомир, попробуй вспомнить: что ты делал после сигнала тревоги, — мягкий голос врача действовал успокаивающе.

— Так боевую тревогу пробили сразу после появления противника. Я был на вахте, поднял катера, «Надежного» я оставил с транспортами, сопровождать на отходе. Сам пошел вперед, «Скорый» и катера были со мной, прикрывали с флангов. Наведение катеров обеспечивал старпом, это обычная практика на тяжелых крейсерах. А вот бой не помню, хоть убей. — «Как тебе рассказать, врачишка, про пронзительный вой сирены громкого боя, холодящий кровь, вжимающий в коконы боевых постов, заставляющий жить только длинными тягучими секундами сражения. Откуда тебе знать рев тяжелых „Полканов“ и „Драконов“, стартующих с ангарной палубы тяжелого крейсера. А перекрестья прицелов на пространственном экране кокона? А незабываемое ощущение, возникающее, когда двигатели переходят на форсаж и крейсер мчится сквозь надпространство, буквально обгоняя время? Ты только читал в своих справочниках о всепоглощающем чувстве всемогущества, возникающем при киберконтакте с корабельным мозгом. Это непередаваемое ощущение единства с могучим организмом крейсера и с каждым членом экипажа».

— Это то, что ты помнишь. А сейчас я расскажу, как все было. — Вячеслав Михайлович бесцеремонно прервал размышления Славомира Прилукова. — Вы оставили транспорты с «Надежным», выпустили катера и пошли в атаку. Но было еще одно, — врач поднял вверх палец, акцентируя внимание на своих словах. — Вы, Славомир Владимирович, катапультировали весь экипаж «Микулы» и замкнули на себя корабельный мозг в режиме «один на один», это невозможно выдержать, но вы выдержали целых 26 секунд. Целых 26 секунд прямого контакта со сверхмощным электронным мозгом. Потом вы катапультировались, капсулу подобрал фрегат «Скорый», вместе с вами был бортовой журнал.

— Значит, вот как оно было… — Славомир сморщился, вспоминая события двухнедельной давности. И вспомнил! Память хлынула потоком, бурной горной рекой сметая все на своем пути, расчищая свое русло, затапливая чистой хрустальной водой провалы небытия и беспамятства. Он вспомнил все.

Страшные мгновения, когда на экранах появились корабли, выскочившие из-за второй планеты, один, второй, третий… восемь крейсеров и четырнадцать эсминцев. Догоны. Люди не растерялись, четкие команды, точные действия экипажей, вой сирены громкого боя. Транспорты развернулись и начали отход в сопровождении «Надежного», «Микула» выпустил катера и пошел наперерез вражеской эскадре, «Скорый» держался рядом. Они должны были погибнуть в неравной дуэли, шансов на спасение не было, но никому и в голову не пришло уйти на полном ходу и бросить беззащитные тихоходные научные суда на произвол судьбы. Фрегат и часть катеров еще имели мизерный шанс выжить, но крейсер принял свой последний бой, все 48 человек экипажа это прекрасно понимали. Спеленатые в коконы боевых постов, включенные в единую корабельную инфосистему киберконтакта, они хотели только одно — дать транспортам шанс уйти и подороже продать свои жизни. Ни один не паниковал, ни одной мысли о бегстве. В корабельной инфосистеме это прекрасно чувствуется. Мысли и эмоции каждого человека становятся достоянием всего экипажа.

Капитан первого ранга Славомир Прилуков принял решение, как он думал, последнее решение в своей жизни. Он принудительно катапультировал экипаж и, сорвав, разблокировав все предохранители, подключился к «мозгу» напрямую, без адаптера, один на один, слился с кораблем в одно существо. Он должен был погибнуть, умереть от кровоизлияния в мозг, через 5–6 секунд прямого контакта. Но не умер. Что-то помогло ему выжить, устоять на краю: может, скрытые доселе способности, а скорее всего, отчаянье и боевая ярость, желание любой ценой спасти своих людей. Тех, кто за время совместной службы стал для него самыми близкими людьми, почти родными.

Яркая вспышка пронзила мозг, капитан первого ранга Прилуков Славомир Владимирович больше не был командиром корабля, он сам стал кораблем. Тяжелый крейсер-рейдер «Микула Селянович», межзвездный странник, один из сильнейших кораблей, созданных людьми. Могучий непобедимый гигант, построенный, чтобы выжить и вернуться домой из любой передряги, способный вырваться даже из мертвого царства нави.

Всем телом и сознанием ощущалось гудение перегруженных генераторов, чувствовалось предельное напряжение силовых щитов, поглощавших смертоносные импульсы. Всем телом ощущалась отдача от выстрелов корабельных импульсаторов, вибрация от торпедных залпов. На кончиках пальцев чувствовались тончайшие движения прецизионных механизмов наведения. Крейсер маневрировал на пределе и за пределом возможностей техники. Невозможная спарка человеческого и электронного мозгов творила чудеса. Корабль умудрялся уклоняться от сыплющихся со всех сторон вражеских импульсов и при этом вести точный огонь. Крейсер обрел человеческую душу.

Строй вражеской эскадры расколола вспышка, второй справа крейсер не выдержал очередного залпа и растворился в ослепительном пламени ядерного распада. В четверти астроединицы от «Микулы» катера добивали догонский эсминец. Еще взрыв и еще один: торпеды утопили в клокочущей плазме вражеские крейсер и эсминец.

Нестерпимой болью в сердце отозвалась гибель «Полкана», распыленного на атомы прямым попаданием. Моего катера, моего младшего собрата, связанного со мной незримой нитью родства. Генераторы ревели от перегрузок, чувствовалась боль в поврежденном корпусе, пробитая обшивка, искореженные переборки. Боль гибнущего корабля. Слишком большой перевес противника. Как не маневрируй, а попаданий не избежать. С каждым мигом повреждения накапливались и накапливались, пока не перегорели генераторы защитного поля.

Что-то мягко ударило по голове, насильно с корнем вырывая Прилукова из дружеских объятий крейсера, рвя пуповину прямого контакта, и все… только пробившийся сквозь беспамятство толчок стартовых двигателей спасательной капсулы. Очнулся он в медотсеке «Скорого». Он был здоров, тренированный организм космофлотца быстро справился с последствиями нервного истощения, но внутри осталось ощущение пустоты и какой-то оторванности от мира сего, и еще эти странные повторяющиеся сны. Это длилось целых две недели. Две недели тупого существования ходячего растения. И только сейчас вернувшаяся память заполнила все провалы сознания, вылечила, восстановила покалеченную психику Славомира. Наконец-то он вернулся к жизни. Когда Прилуков завершил свой рассказ, Вячеслав Михайлович довольно потер ладони:

— Ну, вот и хорошо. Говорите, что все в норме? Дурные мысли исчезли? Это же прекрасно! Я с тобой сколько времени бьюсь, почти неделю. А ты сам сумел справиться. Одевайся, пошли в диагностическую, еще разок тебя посмотрим, и все. Пойдешь к Кромлеву, он очень хочет тебя видеть.

— Кромлев? Он здесь? На «Рынде»?

— Да. Командует ударной группой, они идут на Тиону.

Славомир покинул медицинский сектор астростанции в приподнятом настроении, врач целый час изучал организм и психику космолетчика на своей мудреной аппаратуре и не нашел никаких отклонений, вердикт однозначен: здоров как бык. Последние две недели он провел в полусне, лишь механически отмечая изменения окружающей обстановки. Он смотрел по сторонам и ничего не видел. Сейчас Славомир как будто проснулся. Окружающая его обстановка избавилась от мертвой статики, окрасилась всеми цветами жизни.

Ранее почти безлюдная астростанция «Рында-14» сегодня напоминала муравейник. Вчера начали прибывать первые эскадры Тионской группировки. Переходы, коридоры, отсеки станции бурлили множеством людей: космофлотцы, солдаты, техники. Все куда-то спешили, торопились, половина причалов была занята, интенданты сбились с ног, размещая эту массу людей. Вереницы роботов перетаскивали бесчисленные грузовые контейнеры и ящики с оборудованием. Могучий организм четвертого флота запасался всем необходимым перед боевой операцией. Из-за спешки многие суда пришли с неполным боекомплектом, полупустыми топливными танками, не готовые к походу. Экипажи кораблей торопились еще раз проверить и перепроверить технику, пополнить судовые запасы, топливо, снаряжение, боекомплект, скомплектовать тысячи вещей, необходимых в рейде. Славомир случайно услышал по дороге, что пришедший сегодня с Винеты ударный катероносец «Королевец» имел некомплект штурмовиков и дожидался транспорта с катерами, вышедшего с Голуни черт знает когда. Когда Прилуков проходил по пятому уровню, из динамиков системы оповещения зазвучал серьезный молодой голос: «Экипажу крейсера „Маршал Жуков“ собраться на корабле. Повторяю, космофлотцам с „Жукова“ срочно на корабль».

Славомиру была хорошо знакома эта шумная, веселая обстановка армейской неразберихи. Нормальная суета перед дальним походом. Наконец он протолкался к командной рубке астростанции. Дверь моментально открылась, стоило Славомиру Прилукову прикоснуться к ней идентификационной полоской на рукаве. Значит, его фамилия была заранее внесена в список тех, кому можно беспрепятственно входить в святая святых станции. В рубке перед занимавшей всю стену и треть свободного пространства объемной картой сектора оживленно разговаривали старый сослуживец Прилукова адмирал Кромлев и незнакомый полковник спецслужб, высокий, широкоплечий, коротко стриженный блондин.

— А вот и наш герой, — лицо Кромлева озарила широкая улыбка. — Выкарабкался?

— Капитан первого ранга Прилуков по вашему распоряжению прибыл, — Славомир вытянулся по стойке «смирно».

— Вольно, каперанг. — Лицо адмирала стало серьезным. — Вы назначаетесь старшим помощником командира тяжелого крейсера «Илья Муромец», корабль подойдет к станции через четыре стандартных часа. Затем переходите в распоряжение командира рейдера, капитана первого ранга Вадима Станиславовича Явлинова, приказ о назначении уже готовится.

— Слушаюсь! — Славомир вытянулся по стойке «смирно», затем негромко добавил: — Я знаком с ним. Вместе служили.

— Вот и хорошо, Славомир.

— Подожди, Ратибор Святославович, не рано ли, — вмешался СГБшник, — может, лучше дать отдых после такого….

— Всеслав Бравлинович, — голос Кромлева звучал резко, — я знаю этого человека пятнадцать лет и доверяю ему как самому себе. В сражении у Вейписа он был штурманом на моем «Светозаре».

— Хорошо, ты командующий флотом, и это твой человек, твое право, — полковник смущенно пожал плечами. — Простите, Славомир Владимирович, я не представился. Сибирцев Всеслав Бравлинович, личный представитель князя на этом фронте. — Офицеры обменялись рукопожатием.

— Какова цель операции? К чему готовить корабль и экипаж?

— Вот слова настоящего солдата, — Кромлев кинул победный взгляд на Сибирцева. — Через восемь дней флот и десантные эскадры идут к знакомой вам звезде ЕН-8243. Наша цель — уничтожить все силы догонов в системе, обеспечить высадку десанта на вторую планету Тиону и защищать сектор от любых попыток вторжения. Будет прекрасная возможность поквитаться за погибший крейсер.

— Я готов.

— Прекрасно, разрешаю идти.

Когда входная дверь закрылась, выпуская Прилукова, адмирал повернулся к Сибирцеву:

— Всеслав, извини, пожалуйста! Пойми, эта проклятая спешка, наша вечная неготовность. На кораблях некомплект экипажей. «Стремительный» пришел с половиной личного состава, восемь человек вместо четырнадцати. Люди прибудут на транспорте с Высокой Радуги за день до похода. На «Королевце» и «Озерске» не скомплектованы катерные группы. «Полканы» везутся отдельным транспортом. Крейсер «Доростол» не прошел плановый ремонт, у него сейчас замедленная на шесть процентов реакция приводов наведения главного калибра. И так везде. Мой штаб вместо планирования операции занят исключительно снабжением и комплектацией. Треть транспортов и танкеров использована для доставки кучи всякого дерьма на «Рынду», хотя корабли должны были быть полностью скомплектованы и подготовлены еще на своих базах. Мы опять не готовы к войне. По всем планам, четвертый флот должен приводиться в боеготовность за три недели и на первоклассных планетарных базах. А не так, как сейчас.

— Успокойся, Ратибор, ты прекрасно понимаешь, так гораздо быстрее. Чем быстрее мы ударим, тем меньше времени у противника подготовить оборону. Догонам достаточно двух декад, чтобы построить и оснастить орбитальный форт. — Всеслав дружески похлопал Кромлева по плечу. — Они готовят оборону, и время играет против нас.

— Какого черта тогда для удара выделили резервный флот? У меня же нормальная боеготовность ниже, чем у флотов непосредственного реагирования.

— Значит, остальные заняты, — устало проговорил Всеслав, ему уже начал надоедать этот бессмысленный разговор.

— Но почему нельзя было подготовиться до войны? Мудрилы в правительстве и Думе постоянно экономят деньги на армии. Они каждый год режут наш бюджет.

— Ты прав, к сожалению. Флот и спецслужбы получают гораздо меньше, чем надо.

— Твой отец прекрасный человек, он понимает ситуацию. Но его министры рвут одеяло на себя, они забывают, что народ, неспособный прокормить свою армию, вынужден кормить чужую. А в Думе давно собралась редкостная коллекция кастратов и трусливых ублюдков. Недоношенные идиоты.

— Тебе хорошо так говорить, а попробуй-ка сократить фонд изобилия — съедят с дерьмом, без суда и следствия, — заметил Всеслав. При этих словах оба расхохотались, живо представив себе эту картину.

Разговор прервал вызов коммуникатора. Появившийся на экране офицер связи коротко доложил:

— Господин адмирал, на связи катероносец «Светоград», срочный вызов.

— Включайте. — Кромлев повернулся к пульту связи.

— Ратибор Святославович, — на мониторе возникло изображение командира корабля, — вышел из строя реактор, иду на половине мощности, должен подойти к точке рандеву через 27 часов. Для ремонта необходимо тяжелое оборудование.

— Насколько серьезно?

— Вдребезги. Надо менять.

— Высылаю ремонтную базу «Конев». Чистого пространства, Дмитрий Павлович, и удачи.

— К черту! Спасибо, адмирал.

Монитор погас. Кромлев медленно поднялся со стула, бросил красноречивый взгляд на Всеслава и разразился потоком чудовищной ругани. Словоизлияние длилось больше пяти минут. За это время адмирал подробно и образно описал моральный облик и образ жизни, а также ближних и дальних родственников флотского командования, работников службы материального обеспечения и ремонта, членов правительства, своих подчиненных, Великого Князя, догонов, союзников, деятелей искусства, работников коммунального хозяйства, Всеслава Сибирцева, кораблестроителей — досталось всем. При этом его лицо менялось в цвете от красно-бордового до бледного. Всеслав с искренним интересом следил за этим незабываемым действием. Он ни разу не видел своего товарища в таком бешенстве.

Наконец Ратибор выдохся и внятно объяснил Всеславу — замена реактора на ударном катероносце занимает, в среднем, шесть дней. Это сложная инженерная задача, требующая специального оборудования, проводить ее лучше на верфи судоремонтного завода. Можно, конечно, и с помощью мобильной ремонтной базы, но в этом случае все равно после похода требуется доковый ремонт. И вдобавок в наличии всего четыре реактора, на случай ремонта тяжелых кораблей после боя.

Обсуждение прервал очередной вызов, на этот раз от начальника штаба, и старым товарищам пришлось засучить рукава и вплотную заняться организацией боевого и походного построения флота, с проработкой всех вариантов. Всеслав старался вникнуть во все нюансы стратегии и тактики, а у Ратибора было чему поучиться. Адмирал почти всю жизнь служил на эскадрах быстрого реагирования, лично участвовал не в одном сражении. И только год назад его перевели на тыловой флот, как оказалось, только затем, чтобы опять бросить в дерзкий глубокий рейд.

Несмотря на кажущуюся безграничность космоса, люди часто конфликтовали между собой из-за планет и звездных систем с богатыми рудными залежами. Военные конфликты вспыхивали регулярно, к счастью, ни один пока не перерос в крупномасштабную войну. Всемирный Совет вовремя реагировал на агрессию и утихомиривал враждующих экономическими санкциями. Так что длительная война была невозможна — все были заинтересованы в соблюдении торговых договоров и низких пошлинах на международном рынке. Обычно боевые действия велись не дольше двух недель. Кто успевал закрепиться на планете до вступления в действие санкций, тот и оставался победителем. Зато в таких условиях постоянных локальных конфликтов флот и армия всегда сохраняли состояние боевой готовности. При этом работал естественный отбор среди офицеров — больших чинов достигали в первую очередь за счет умения не теряться в боевой обстановке и принимать грамотные взвешенные решения.