Бомбардировщики

Андрей Максимушкин, 2009

Считается, что история не терпит сослагательного наклонения. Германия напала на СССР 22 июня 1941 года, и с этого момента Вторая мировая война стала для нас Великой Отечественной. Однако все могло сложиться иначе, если бы в 1940 году англо-французам удалось осуществить свои вполне реальные планы по бомбежке советской территории, а "великий фюрер" прислушался к советам Бисмарка и учел печальный опыт Наполеона. Итак, строители коммунизма и последователи национал-социализма решили объединиться против общего врага и покарать проклятых империалистов за все их прегрешения. И вот уже "сталинские соколы" плечом к плечу (вернее – крылом к крылу) с пилотами Люфтваффе бомбят ненавистную Британию, которая за двести последних лет уже не раз досаждала их державам...

Глава 8

Время решительных

На следующий день полк почти в полном составе поднялся на задание. Командование дивизии категорически требовало разнести к такой-то матери заводы Глостера и Челтнема. Вылет в 9:20, одновременно с самолетами 2-го и 3-го воздушных флотов люфтваффе. По мнению штабных, сей нехитрый маневр должен был снизить риск попадания под удар перехватчиков на пути к цели. Выделялось и истребительное прикрытие — целых три эскадрильи «сто десятых».

Все это летчики услышали на утреннем построении от командира полка. Стоявший перед строем летчиков, штурманов и стрелков-радистов подполковник Овсянников рубил четкими, короткими фразами, пытаясь довести до сознания подчиненных тот простой факт, что от результатов удара зависит исход войны.

— Противник силен. У него много истребителей, зениток, на побережье сеть радиолокационных станций. На стороне империалистов дерутся наемники из США, Швеции, Франции, Польши и других капиталистических стран. Гнусные шакалы, развязавшие войну, способные только на подлые удары исподтишка по мирным городам. Империалисты первыми напали на нас — без объявления войны нанесли воздушный удар по Баку и Мурманску. Мы это помним, хорошо помним.

Раньше такие дела сходили англичанам с рук, но не стоит забывать: время изменилось. Рабоче-крестьянская армия может защитить свое социалистическое отечество и поставить на место любого агрессора! Пришло время расквитаться с надменными лордами. Настал час возмездия. Наша армия и немецкие товарищи загнали британский колониализм в угол, заставили бежать в родную нору. Но мы его достанем и там!

Вчера наша дивизия уже в полную силу громила военную промышленность противника. Мы показали империалистам, что советская дальнебомбардировочная авиация существует не на бумаге, как пишут их продажные газеты. Пусть не надеются. Мы можем, и мы должны уничтожить авиационные и моторостроительные заводы, разбомбить вражескую авиацию на аэродромах, сжечь его порты. Мы должны взломать вражескую стратегическую оборону. Только тогда станет возможным форсировать пролив и добить агрессора в его логове!

— Эка его понесло, — Макс Хохбауэр чувствительно толкнул Ливанова локтем в бок, — почти как Абрамов, жжет сердца глаголью.

— Тихо, — прошипел в ответ Владимир.

Ливанова больше интересовала не политическая обстановка, а куда более прозаическая метеорологическая обстановка в районе цели. Империалисты никуда со своего Острова не сбегут, а вот погода может подгадить. Тем более что над головой плывут низкие облака, и ветерок дует не менее четырех балов.

Прошло еще пять минут, Овсянников выдохся и, к всеобщему облегчению, махнул рукой специалистам: дескать — ваша очередь. Доложивший сводку сразу после командирского внушения метеоролог успокоил летчиков — погода ожидается летная, над южной и средней Англией малооблачно. Скоро и у нас развеет.

— Принять дополнительные бомбы в перегруз! — потребовал Овсянников, как только метеоролог закрыл свою тетрадь и, кашлянув в кулак, бросил на командира вопросительный взгляд. — Командирам эскадрилий и звеньев по 1500 килограммов, остальным по 1200.

В строю зашептались. Нет, «ДБ-3» вполне позволяет такие фокусы, особенно если цель недалеко, но высоту больше шести тысяч не наберешь, и перегруженная машина не любит резких маневров. Для дневного полета в зоне плотной вражеской ПВО — это недостаток существенный, даже с эскортом.

— Подожди, — Макс опять пихнул готового было выматериться Владимира, — вон смотри, Петро скачет, небось новый приказ несет.

— Твои слова да комдиву в уши, — буркнул в ответ Ливанов. В глубине души он надеялся, что штурман не ошибается.

Действительно, со стороны КП приближался лейтенант Козулин, получивший сегодня дежурство «в подарок» за то, что вчера его бомбардировщику как следует досталось от зениток, и механики не успели подлатать машину. Подбежав к командиру, Козулин молча вырвал из планшета листок и протянул подполковнику. Овсянников буквально впился глазами в текст. Затем повернулся к Чернову и Савинцеву, что-то коротко сказал, выслушал ответы.

Ливанов с интересом глядел на командира. Полученный приказ и так не внушал особого оптимизма. Интересно: что там за бумажку притащил Козулин? Опыт однозначно говорил, что такие срочные приказы ничего хорошего для экипажей не несут.

— Товарищи, пришел новый приказ, — улыбнулся подполковник. — Сегодня мы работаем по переднему краю вражеской обороны. Цели на побережье и в ближнем тылу. Удар наносим четырьмя группами поэскадрильно, совместно с немецкими товарищами и под плотным истребительным прикрытием.

— А потери вчера у немцев были серьезные, — негромко пробурчал лейтенант Гордеев.

— Кто сказал? — Макс резко повернулся к товарищу.

— Слышал, как «два Ивана» вечером у КП спорили. Чернов говорил, немцы не могут повторить вчерашнюю операцию. Сил маловато.

— Дела-а, — протянул Макс.

Ливанов не слушал товарищей, все его внимание занимал Овсянников. Командир оказался молодцом — быстро перераспределил авиагруппы по новым целям. Первой эскадрилье, в которую входил экипаж Ливанова, досталась радиолокационная станция, сам Владимир предпочитал называть их «радиометрическими станциями», в Вентноре на острове Уайт. Наконец последовала команда: «Вольно! Разойдись!»

По сравнению со вчерашней бойней над южной Англией утренний удар 16 августа прошел сравнительно организованно и даже результативно. Противник не ожидал, что немцы сконцентрируют свои усилия на узком участке территории. В предыдущие дни воздушные флоты распыляли свои силы, стараясь уничтожить абсолютно все в радиусе действия своих самолетов. Поэтому перехватчиков в начале сражения было мало, и их быстро разогнали «Мессершмитты».

Поняв свою ошибку, англичане подняли и перебросили к побережью дополнительные эскадрильи перехватчиков. Естественно, все это заняло определенное время, и свежие силы подтянулись к шапочному разбору. Всего за пару часов силы двух воздушных флотов люфтваффе, в том числе советская дальнебомбардировочная дивизия, уничтожили сеть радиолокаторов на побережье, вывели из строя часть аэродромов, разбомбили полевые укрепления.

— Командир, держи на боевом! — Макс вцепился глазами в цель.

И как он только разглядел что-то интересное среди сплошных клубов черного дыма и пламени пожаров? К черту, все лишнее! Владимир Ливанов качнул штурвал вперед, выводя бомбардировщик на боевой курс. Макс сейчас согнулся в штурманской кабине над бомбардировочным прицелом и вообще ничего не видит, кроме казармы, корпуса аппаратной или серой крыши обвалованного склада.

Работа сегодня легкая, условия считаются идеальными. В небе ни одного английского самолета. Короткая схватка истребителей над Проливом и островом Уайт закончилась убедительной победой люфтваффе. Почти сотня «мессеров» в мгновение ока расчистила небо — вогнала в землю или разогнала немногочисленные звенья смельчаков на «Спитфайрах» и «Харикейнах».

Зенитки молчат. Их позиции перепаханы бомбами и пулеметами пикировщиков. Прекрасная работа. Завоевание воздуха, подавление ПВО, и уже затем на радиометрическую станцию и прилегающие цели накатываются волны бомбардировщиков. Черные кресты и красные звезды на крыльях. Неукротимая сила десятков тяжелых машин, судороги земли, торжествующий рев моторов и грохот тротила. Уже после первого захода о какой-либо английской обороне на Уайте можно было забыть. Досаждавшая союзникам станция разнесена на куски, перепахана и перекопана взрывами.

На выходе из атаки Владимир видел, как покачнулась и медленно завалилась набок антенная башня. Трудно сказать, кто ее завалил. На цель одновременно заходили лейтенант Гордеев и немецкий «Ю-88». А затем огоньку добавили еще два «Юнкерса».

Вывалив в первом заходе половину нагрузки, экипажи перешли к свободной охоте. Старший лейтенант Ливанов повел свою пару к замеченной им еще на подходе к цели группе зданий, напоминающей армейский лагерь или крупный склад. В небе над лагерем уже вилась эскадрилья «Юнкерсов», а на земле вырастали грязные, с огненными прожилками кусты разрывов. Ничего, для такой цели еще тонна бомб лишней не будет.

Что там внизу, не разберешь. Почувствовав, как самолет подпрыгнул, освобождаясь от бомб, Владимир удовлетворенно отметил, что даже если Хохбауэр промахнулся, ничего страшного в этом нет. Если не прямо в цель, так осколками рубануло куда надо.

— Не задерживаться. Собираемся над деревней, — прохрипело в шлемофоне голосом капитана Дубняка.

— Старший лейтенант Ливанов вас понял, — отозвался Владимир. И то верно, пора закругляться.

Восьмерка «ДБ-3» собралась над затерянной между реденькой посадкой и узкими полосками полей крошечной деревенькой в полном составе. Короткий взгляд на машины товарищей: все на месте, все целы, никто не горит. Повреждений не видно. Работа сделана — можно идти домой.

Тем временем над проливом между Уайтом и Британией появились вражеские истребители. Им навстречу сразу же рванули «сто девятые». На этот раз небо над полем боя полностью принадлежало нашим. Подтягивавшиеся разрозненные группы англичан встречались и рассеивались сплоченными штаффелями (эскадрилья люфтваффе) истребителей сопровождения.

А нам пришло время возвращаться домой. Поймав себя на мысли, что он называет домом аэродром Ла Бурж, Ливанов недоуменно фыркнул — что только в голову ни придет! Временный аэродром, временное жилье в относительно уютном одноэтажном ДНС (Дом начальствующего состава). Двухкомнатная квартирка со всеми удобствами в полном распоряжении двух летчиков.

Конечно, приятно, когда есть персональный сортир и душевая работает, но все это временное. Следовательно, не стоит и дурью маяться. Постель свежая, все вещи в чемодане, на полочке в ванной только бритвенный прибор и зубная щетка. А кто-то из товарищей даже лишние шкафы притащил со склада. Фотографии на столе расставил.

Владимир Ливанов в квартире Андрея Иванова видел даже домашние тапочки! Любит комэск расквартироваться со всеми удобствами и мещанским комфортом, как в шутку выразился помполит, пропесочивая Иванова на партсобрании за то, что тот успел в первый же день на аэродроме устроить форменное новоселье с патефоном, вином и праздничными деликатесами на столе.

Обратный полет до аэродрома для эскадрильи Дубняка прошел без приключений. К Ла Буржу они подошли вместе с группой капитана Иванова. Короткий радиообмен, и Дубняк согласился пропустить первыми третью эскадрилью. Тем более что сразу было видно — ребятам над целью хорошо досталось. Две машины с покореженными, издырявленными плоскостями. Бомбардировщик под номером «07» тянет на одном моторе.

Только ребята сели, как в небе показались еще две группы «ДБ-3». Весь полк вернулся на аэродром почти одновременно. Хороший показатель. И потеряна лишь одна машина. Бомбардировщик лейтенанта Сергеева подбили на подходе к цели. Выскочивший из-за облаков «Спитфайр» спикировал на концевой «ДБ-3» и ударил по кабинам штурмана и летчика изо всех стволов с ближней дистанции. Не повезло, просто не повезло ребятам.

Многие летчики после приземления не торопились откатывать бомбардировщики на стоянки и к капонирам. Все ждали команды на повторный вылет. Механики и оружейники, не дожидаясь приказов, заполняли самолетные баки бензином, разносили по машинам ленты к ШКАСам, потихоньку подтягивали к стоянкам бомбы. Штурманы и стрелки-радисты, пока летчики осаждали КП, помогали механикам.

Владимир Ливанов вместе со всеми пошел на командный пункт. Задание выполнено, машины скоро будут готовы к новому удару — чего ждем?! Именно так можно было охарактеризовать охвативший людей настрой. Звонить в штаб дивизии, связаться с немцами и распределять цели. Энтузиазма добавила прошедшая над аэродромом большая группа «Ю-88» и «Хе-111». Не менее сотни груженных бомбами машин.

— Ну, что собрались? — Овсянников вышел к людям и, заложив руки за спину, окинул толпу пристальным взглядом. — Помните, как вас вчера из кабин вытаскивали? А сегодня что? Орлы.

— Иван Маркович, когда вылет? Не томите душу, — шагнул вперед Гордеев.

— Будет вылет. Всему свое время. Карты, фотографии, ориентиры получите в 18:00. Работать будем по одной цели всем полком. А сейчас — разойтись.

— Ночной вылет? — дошло до Туманова.

— Точно, сами же просили. Вот и допросились. А сейчас отдыхать. Чтоб к построению все были свеженькие, как огурчики. Замечу хоть один зевок, хоть одну заспанную рожу — сниму с полетов на фиг! И штурманов предупредите. Я уже вижу, мужики побежали бомбы тягать. Всем отдыхать до вечера. С подготовкой самолетов люди Селиванова справятся.

— Поработать не дадут, — обиженным тоном протянул Дима Гордеев.

— Завтра поработаешь, будешь свою птичку штопать, — Ливанов не хотел обижать приятеля, но получилось неожиданно двусмысленно.

— Лучше латать на аэродроме, чем на парашюте болтаться, — вмешался Виктор Власов.

Делать было нечего, люди начали расходиться. Андрей Иванов заявил: кому что, а выспаться перед рабочей ночкой не мешает. Пример комэска оказался заразительным. Владимир Ливанов неожиданно для себя почувствовал, что можно и не спать, но поваляться на кровати с книжкой будет нелишним. Первым делом дойти до самолета, предупредить Макса и Сергея Зубкова. Возможно, на стрелка-радиста придется прикрикнуть, уж больно рьяно он взялся помогать техникам.

Несмотря на дружеские отношения внутри экипажей, рядовой и младший командный составы все равно тяготились обществом офицеров, ребята предпочитали отдыхать и работать среди своих. Может, на ситуацию накладывался тот нюансик, что летчики и штурманы жили в отдельных квартирах ДНС, а стрелкам-радистам приходилось базироваться в казарме. Разделение существовало даже на аэродроме Ла Бурж, где казармы младших командиров и специалистов практически не уступали неплохим коммуналкам.

Размышляя над такими вот заковырками службы, Владимир Ливанов дошел до своего бомбардировщика. Действительно, и штурман, и стрелок-радист даже не подумали, что им по уставу и расписанию положено спешить в столовую. Нет, оба, засучив рукава, помогали мотористам потрошить правый двигатель. Пришлось вмешаться и, передав подчиненным приказ полкового начальства, погнать их на обед.

— Ну, прям как дети, — возмущался Владимир.

— Заработались маленько, — улыбнулся Макс, — и тебя ждали. Нехорошо в столовую поодиночке бегать, положено всем экипажем за стол садиться.

— И то верно, товарищ старший лейтенант, — поддержал штурмана Зубков.

Ливанов, столкнувшись с таким единодушием экипажа, только рукой махнул. Люди взрослые, нечего их воспитывать. Ребята у него нормальные. Только Макс немного увалень и излишне пунктуален, но это у него врожденное. Натуральный прибалтийский немец, впитавший с молоком матери аккуратность, любовь к порядку и чуть замедленную реакцию. Как Макс рассказывал, Хохбауэрам пришлось в 20-м году бежать из родной Митавы в Ленинград, подальше от тамошнего фашистского режима вырвавшихся из-под имперской опеки вчерашних свинопасов и лавочников. До революции была нормальная губерния, а как получили независимость, с ходу устроили поножовщину. Всех немцев и русских выгнали, тех, кто на свою голову учил местных читать, писать и пользоваться туалетом.

Впрочем, хватит о грустном. Хохбауэры нашли себе новую родину, живут и не тужат. Если есть руки, в Советском Союзе не пропадешь. Особенно хорошо, если в придачу к работящим рукам имеется голова. Тогда точно многого достигнешь. Эх, самому бы чуточку мозгов в молодости. Тогда, глядишь, все было бы по-другому. Или нет?! Трудный вопрос. Сам Владимир, сколько ни мучил себя, а ответ так и не сыскал. Трудно, ой как трудно иногда понять, а поступил бы ты иначе или нет, если бы знал все наперед?

* * *

Тот летний вечер был не последним для Володи и Настюши. Молодые люди частенько вместе гуляли после школы. Иногда удавалось попасть на танцы. В парке по выходным играл духовой оркестр. Немного странное, наивное и незабываемо прекрасное время. Вроде уже не дети, но еще и не взрослые.

Володя всегда провожал девушку до дома. Такие вещи даже не обсуждались, так было принято. Да и самому не хотелось расставаться с Настей. Молодые люди тянулись друг к другу. Первая любовь, самая чистая, излишне возвышенная и не забывающаяся никогда в жизни.

Частенько, дойдя до парадной, Володя и Настя еще долго сидели на лавочке, разговаривали о том о сем, смотрели на звезды. О чем могут разговаривать влюбленные люди? Да все о том же. Старые как мир темы, вечные, никогда не устаревающие слова и фразы.

В один из таких теплых майских вечеров Володя набрался смелости и, наклонившись к Насте, робко поцеловал ее в губы. Девушка на миг застыла, как будто в оцепенении. Володя уже корил себя за поспешность, не слишком ли он настойчив? Нет, в глазах девушки блеснули искорки, а в следующий момент шею Володи обвили тонкие девичьи руки. Так они и стояли, обнявшись, шепча бессвязные, но такие важные в этот момент слова.

— Молодежь, молодежь, все бы вам на лавках обжиматься, — пробурчал проходивший мимо отец Насти.

— Извините, Владимир Антонович, мы только с прогулки.

— Да все я понимаю. Смотрите, не замерзните. И выспаться не забудьте, завтра экзамен, — с теплотой в голосе добавил отец девушки, подмигивая при этом Володе.

Настя в это время так и стояла, потупив глазки и вцепившись в руку молодого человека. В воздухе повисла неловкая пауза. Как будто что-то предосудительное произошло. Сейчас, с высоты прожитых лет, даже смешно вспоминать свои чувства и мысли в тот момент. Это потом уже понимаешь, что они оба этого хотели и оба боялись друг за друга. А мнение окружающих не имело значения. Впрочем, никто и не осуждал молодых людей, кроме уставших от жизни старушек соседок. Да и те ворчали чисто порядка ради, сами в душе остро завидуя молодежи.

Только когда за отцом закрылась дверь парадной, девушка отпустила руку Володи, чуть отступила назад и тихим грустным голосом поинтересовалась:

— Володя, ты все серьезно решил?

— Настенька, милая моя, любимая, я буду писать. Ты же знаешь, курсантам дают отпуск. Я буду приезжать. Ты дождешься меня? — паренек чувствовал себя неловко.

Вроде бы он должен остаться, как порядочный человек, сделать предложение. С другой стороны, не мог он. Такая ситуация — что бы ты ни сделал, как бы ни поступил, все равно чувствуешь себя предателем. Надо было выбирать что-то одно.

Сам Володя полагал, что выбора как такового нет, в итоге он получит и то, и другое. В душе же он понимал, что в первую очередь для него существует небо. Все остальное потом. Правильно или нет, сейчас уже не понять. Иногда впоследствии Ливанов сожалел о принятом решении, прекрасно зная, что не мог иначе. Жизнь такая штука — простые решения для дураков.

В тот вечер между молодыми людьми словно тень пробежала. Появилось ощущение, что счастье ненадолго, понимание неизбежности расставания, предчувствие конца. Они продолжали встречаться, вместе гуляли на выпускном. Волшебная ночь, которую они провели вдвоем, самая короткая ночь в году и… Нет, ничего не было, о чем иногда бахвалятся в мужской компании. Только нежные поцелуи на скамеечке в укромном уголке парка.

Через три дня Володя уехал. Естественно, Настя пришла на вокзал. Провожая друга, глядя на него мокрыми глазами, девушка обещала ждать и просила писать как можно чаще. Володя пообещал все, что только мог. Он искренне полагал, что когда вернется, может, через год, все будет как прежде. Он еще не понимал, что оставляет на перроне не только родной город, детские годы, родителей, друга детства Васю Наговицына, но и часть своего сердца.

Конец ознакомительного фрагмента.