Сыны Ардалиона. Креация тропы

Андрей Лянной

Быть младшим сыном великого, но сумасшедшего мага оказывается не так уж и весело. А иметь десять братьев и сестер, которые старше тебя минимум на сотню лет и не испытывают к тебе никакой любви, даже опасно. Родион отчетливо почувствовал это на своей шкуре, провалившись в другой мир и став приемным сыном мага. Жестокий, чужой мир Майтали отобрал у него все. Превратил его в зверя, чтобы обрести возможность вернуться в свой мир и забыть об этом, как о кошмарном сне. Вот только не все так просто.

Глава III

С трудом разлепив веки, я понял, что лежу на левом боку на холодной земле, закутавшись по самые глаза в плащ. Светало, но как-то неторопливо. Солнце освещало пока только облака. Вздрогнув, я подтянул колени ближе к подбородку и еще плотнее укутался в плащ. Прохладное утро, ничего не скажешь.

Желание закрыть глаза и вновь отдаться созерцанию снов, боролось с желанием встать, размяться и, особенно, отойти до кустов. А уж отобедать во время завтрака, было бы совсем недурно, как и побегать вокруг для разминки.

Глаза я все-таки закрыл, но вот уснуть уже не получилось. Мускулы тела так и просили напряженной работы. В голове начинали мелькать картинки какой-то особой гимнастики. Мне так и хотелось соскочить и начать разминку: притоптывать, выгибаться и приплясывать. Хотелось наколоть дров и принести воды. Хотелось взяться за работу, да так, чтоб руки после нее покрылись саднящими мозолями. Первый раз на моей жизни такое чудо!

Желание действия было столь сильно, что если бы не четкий уверенный голос внутри меня, говорящий мне об осторожности, я бы уже носился по поляне, изображая, например самолет. И лишь та самая маниакальная осторожность, что совсем недавно завелась внутри меня, не давала мне сорваться и пуститься в эдакую гипер-зарядку.

Потихоньку и помаленьку жажда размяться таяла под ударами новоявленной осторожности. Вдобавок к этому немало способствовала моя врожденная лень, умело рассеивая всякие побуждения тела. Поэтому я начинал успокаиваться и вскоре дошел до того что стал опять засыпать. Но меня и это не устраивало.

Ведь моя осторожность (честное слово, понять не мог чего это я стал такой опасливый) говорила мне, тихо так нашептывая, что если я усну, то могу и не проснуться. Недоумение на счет того, что сейчас-то ведь я проснулся, отметались одним словом: повезло! Ну, а уж если повезло, так не упусти.

Ладно, встаю! Я протер глаза и зевнул. Отметил, что проснулся я один. Гальтен и Уль, завернутые в свои плащи, спали около прогоревшего костра. Ухмыляясь своей маниакальной осторожности, еще раз громко зевнул и усердно заморгал глазами. Потом осмотрелся по сторонам, разглядывая необычный лесок.

Утро оказалось довольно холодным, потому все вокруг было покрыто росой. В том числе и я сам.

На нашей поляне стоял редкий туман. Он как будто не хотел мириться с восходом солнца и до последней капли решил утопить в себе лес.

Темные деревья по краю поляны, застыли в ожидании света и тепла от солнца. Знакомая картина. Мне сразу вспомнились походы на раннюю утреннюю рыбалку. Когда я еще был маленький; по сырой траве, в резиновых сапогах. Высокая и влажная трава оставляет мокрые следы на коленях. И удивленно смотрящие по сторонам глаза. Леса, поля: все то, чего нет в городе. Деревянные удочки за плечом и дождевые черви, выкопанные вечером в навозной куче на участке, покоятся в старой банке из-под кофе. А банка в свою очередь лежит в пакете вместе с крючками, леской, грузилами и тому подобными вещами. Все это создавало ощущение покорения и обладания ключом к девственности этого первозданного мира. Эх, как давно это было!

Можно долго так лежать и мерзнуть, но я решил, что лучше встать и согреться. Пока мои новые знакомые, не предприняли еще чего-нибудь. В смысле, пока Ульгаэль не придумал новое развлечение для меня.

Тело у меня затекло от долгого и неудобного лежания на земле. И, в конце концов, понимая, что сон ушел безвозвратно, именно туда, куда я его и посылал, я встал и, потягиваясь на ходу, дошел до ближайших кустов. Сделав дело, я вернулся к фургону и, осмотревшись, решил побегать на месте, дабы согреться и размять затекшие за ночь мускулы.

Когда я полностью согрелся и прогнал сонливость, наклонился к земле чтобы поднять плащ, на который пару раз случайно наступил, когда разминался. Моя порванная рубашка попала в поле зрения, и я вдруг вспомнил про свой больной бок.

Самое интересное, что когда я делал утреннюю зарядку, совершенно не чувствовал боли. Да что там говорить, я про нее напрочь забыл. Потому смотрел на свой бок и удивлялся. Рубашка по-прежнему была порвана, но на коже не было и следа ссадины. И трогая ребра пальцами, я не ощутил ни какой боли.

— Интересно, — тихо прогудел я, разглядывая то место, где еще недавно была приличная ссадина. Неужели за ночь вся вылечилась? Или еще раньше? Как я не пытался, ничего вспомнить не мог. Одно было ясно, что я про нее не вспоминал с того момента, как проснулся в пещере.

— Будь слухом и не будешь духом, — неожиданно раздалось рядом со мной. Я вздрогнул и отскочил к фургону. А когда понял, что передо мной стоит, лишь, улыбающийся Гальтен, немного расслабился.

— Что? — спросил я и заглянул ему за спину. Ульгаэль еще спал, а вот костер уже горел. Меня крайне расстроило, что я не заметил, когда Гальтен его разжег и не слышал когда он ко мне подошел.

Гальтен засунул мизинец в ухо и с наслаждением стал в нем чесать.

— Выражусь на понятном тебе языке, — хитро улыбаясь и глядя прямо мне в глаза, сказал Гальтен. — Будь начеку и не будешь на мушке!

— И что это значит? — спросил я.

Гальтен фыркнул и, вынув палец из уха, вытер его об штаны.

— А ты тупее, чем я думал, — произнес он с наигранной серьезностью, — если не понимаешь, о чем я говорю.

— Да, я понял… — начал я оправдываться.

— Ну, если ты понял, зачем спрашиваешь? — добил он меня и усмехнулся.

Я нахмурился и готов был ответить ему грубостью, но он остановил меня и, махнув рукой за спину, сказал:

— Иди, согрейся у костра.

Я посмотрел на огонь и на, спящего рядом с ним, Уля. И сразу же вспомнил о том, как он вчера принялся кидать в меня огненными шарами из этого костра. Естественно, я опасался повторения. И, видимо, выражение моего лица, рассказало об этом Гальтену. Потому как он подошел ближе и подтолкнул меня в спину, направляя к костру. Затем отодвинул ткань на фургоне и крепко вцепился в борт.

— Иди, иди! — произнес он, залезая в фургон и скрываясь в нем. Изнутри послышались шорохи, звуки бряцанья металла и недовольное бормотание. Я вздохнул и нехотя пошел к костру.

Специально громко шагая, я приблизился к Улю. Почему-то подумал, что будет лучше, если он проснется от моих шагов. А то опять накинется на меня ни с того ни с сего и что тогда делать, я ума не приложу. Как в первый раз выпутался, сам не понимаю. Такое ощущение, будто я смотрел со стороны, а кто-то действовал. Брр… Неприятно, когда в голове сплошная каша.

Подходя к костру, я покашлял, не отрывая взгляда от Ульгаэля. Я был напряжен до предела, готовый, если что, отбежать на некоторое расстояние. Нет, я не боялся! Просто осторожничал. Мне ведь было неизвестно, чего еще можно от него ожидать. Вдруг он не спит и только притворяется, выжидая, когда я подойду ближе. Ага, думает я такой дурак! Сейчас приближусь к нему, а он неожиданно плащ с себя скинет и запустит в меня чем-нибудь этаким. Ну, уж нет.

Я громче покашлял, но все впустую — Ульгаэль даже не шелохнулся.

Ладно, подумал я, была ни была. Я позвал его по имени несколько раз, и он наконец-то откликнулся, высунув голову из-под одеяла-плаща.

— Что случилось? — прохрипел он, тревожно глядя на меня заспанными глазами.

Я развел руками и криво улыбнулся.

— Да в принципе, ничего, — сказал я. — Просто я решил тебя разбудить. Мы с Гальтеном уже встали, а ты все еще спишь. — Я немного подумал и соврал: — Вот Гальтен и просил тебя разбудить.

— Хорошо, сейчас встану, — произнес Ульгаэль, зевая.

И в самом деле, он скинул с себя плащ и принялся потягиваться. Я же про себя порадовался тому, что он вроде как не затевает ничего против меня и тому, что он не поинтересовался, почему Гальтен просил его разбудить. Тем более попросил об этом меня. Впрочем чего переживать? Если бы он захотел осведомится на сей счет, я бы просто пожал плечами, мол, знать не знаю и, вообще, я не местный.

— А где Мастер? — Ульгаэль стоял спиной ко мне и сворачивал плащ в руках. Он повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

— В фургоне, — я показал рукой в том направлении и присел у костра. Ульгаэль посмотрел на крытую тентом телегу и выдохнул:

— Ясно.

Ульгаэль еще раз вздохнул, посмотрел на плащ, который он вертел в руках и чертыхнулся. Потом встряхнул его и положил на бревно у костра с намерением просушить. Затем переступив через бревно, сел на него и шмыгнул носом.

— Слушай, это… — заговорил Ульгаэль, урывками поглядывая на меня. — Тебя ведь вроде это… — Парень явно тяготился разговором со мной, — Радаонт, зовут?

— Родион, — поправил я его.

— Родион? — Ульгаэль недоверчиво поглядел мне в глаза. — И ты не из Лишасы?

Тут уже была моя очередь удивляться. Что-то за последнее время слишком часто я это делал.

— А что такое Лишаса? — спросил я. Мне и впрямь стало интересно.

— Владения Радаонта, — приглушенно и по-прежнему недоверчиво, проговорил Ульгаэль.

Я пожал плечами, давая ему понять, что для меня эти слова ничего не значат. Ульгаэль недоверчиво хмыкнул и сказал:

— Я тебе все равно не верю, колдун проклятый!

И тут меня словно по носу щелкнули. Я привстал и гневно посмотрел на паренька, который так же соскочил на ноги и принял боевую стойку. Он правой рукой выхватил меч, и его сталь блеснула в свете яркого огня, точно окунувшись в кровь.

Моя осторожность перед этим пареньком, словно маска, спала с лица и явила ему ярость. Мне надоело, что он, непонятно почему, так и норовит меня оскорбить. Хуже того, даже убить пытался. И теперь его меч опять смотрит прямо на меня. Вот только это не важно. С мечом он или разными огненными шариками, но ему меня не одолеть.

Я чувствовал в себе большую силу, и его оружие было для меня всего лишь куском железа в неумелой руке. Но понимал ли он это? Похоже, что вполне понимал. Его лицо принялось менять цвета от ярко-красного, до бледно-серого. В глазах плясал страх перемешанный с решимостью.

— Почему ты все время пытаешься мне навредить?! — тихо спросил я, еле сдерживаясь от желания растерзать его голыми руками. — Разве мы враги?

— Мы ими не были, пока ты не наслал проклятие на мой город, в котором погибли все мои родные. Мои родители, братья и сестры. — Сквозь зубы произнес Ульгаэль и левой рукой вытащил кинжал. Его глаза слегка увлажнились и, наполнились болью и желанием отомстить. Он плюнул в мою сторону. — Проклятое отродье! Мастер почему-то защищает тебя. Но мне плевать. Ты подохнешь, как бешеная собака и это я убью тебя, лишасавская нечисть!

У меня отвисла челюсть. Что за грехи этот малец мне приписывал? Я уже хотел сказать, что он меня с кем-то спутал, как он молнией ринулся на меня, пытаясь проткнуть своим мечом. Но как бы он быстр не был, я был быстрее. Сам не знаю почему, но я успевал, и думать и действовать, одновременно.

Понимая, что вразумить его словами сейчас времени не хватит, я сделал маленький шаг в сторону, пропуская мимо себя меч, которым он метил мне прямо в грудь. Затем сжал его запястье левой рукой, зафиксировал и быстро, пока он не успел пырнуть меня кинжалом, ударил его правым кулаком по лицу. Его голова мотнулась в сторону, и он безвольной куклой осел на землю. Короткий клинок Ульгаэля остался в моей руке, а кинжал упал рядом со своим хозяином.

Рядом что-то зашуршало и я мгновенно среагировал, повернувшись на звук. Это был Гальтен. Он стоял в нескольких шагах от фургона и спокойно смотрел на меня.

— Успокойся, — крикнул он мне.

— Он первый напал, — уже спокойный, я показал клинком на Ульгаэля. — Какой-то нечистью лишасавской называл, колдуном проклятым. А я знать не знаю, о чем он.

Гальтен подошел ко мне, неся в руках какие-то вещи. В одной руке у него был тряпичный мешок, а в другой кожаный.

— Знаю, — недовольно пробормотал он, тряхнув головой. — Видел.

— Так может, объяснишь мне, что он тут плел?

— Позже. — Он подошел ближе и, поглядел на Ульгаэля, повержено лежащего у моих ног. Потом осторожно взял у меня клинок, воткнул его в бревно и протянул мне тряпичный мешок. — Тут одежда и обувь. Переоденься, а то выглядишь как беженец.

— Это я-то беженец!? — изумленно прошептал я, разглядывая средневековые шмотки Гальтена.

Взяв мешок, я отошел от паренька, который хотел отомстить какому-то колдуну за убиенных родных, а напал на меня.

Очень странно. Мое состояние было каким-то нестабильным. Будто лихорадка то владела мной, то отпускала. Только что я готов был его растерзать и вдруг разом сменил гнев на милость: уже испытывал не злость, а сочувствие и даже жалость.

Нет. Что-то совсем ненормальное со мной творилось. Никогда прежде я не чувствовал таких быстрых изменений своего настроения. А тут оно скачет как у беременной женщины.

Наверное, я бы на его месте поступил точно также. Без всякой надежды рванул бы в бой, мстить за любимых и родных. Хотя.… Постарался бы узнать, кому точно мстить, чтобы не было промашки. А-то убил бы кого-нибудь невиноватого. И что тогда? Убийцей был бы уже я! Короче постарался бы выстроить более надежный план. Впрочем, не знаю…

В мешке, который мне дал Гальтен, имелась серая рубаха, тонкая кожаная куртка и замшевые туфли с бантиками. Честное слово, вся эта одежда вызывала у меня некоторое отупение.

Если, например рубаха, даром что была на несколько размеров больше чем мне нужно, так еще и имела вид, прямо скажем, не модный. Не хочу сказать, что я модник, но такого носить мне еще не приходилось. Сомнительной белизны, на шнурках вместо пуговиц и с манжетами на руках. Но, да ладно, черт с ней. И с грязно-красной курткой тоже, пусть и она была крайне удивительного дизайна. А вот коричневые замшевые туфли на высоком каблуке и бантиком из черной шелковой ленточки на пятке, заставили меня крепко задуматься. И вопрос мой был до крайности прост и для меня лично очень важен: куда же я попал?

В голове сразу замелькали картинки из виденных мною фильмов про старое время.

Вот, кажется, то что нужно!

Именно там я и видел подобную обувь и одежду. Мне вспомнилось, что и холодное оружие, за неимением огнестрельного, тоже было естественным атрибутом прошлого. В доказательство этого меня сегодня чуть не убили именно холодным оружием.

Гальтен с парнем, так же одеты в какие-то, будто средневековые шмотки. Про лошадей и старую телегу с крышей, я вообще молчу. Так же как и про неизвестные мне деревья…

Да, кстати, про «тигровые» деревья с синей листвой я бы сказал, что такие не росли в прошлом. Как и в мое время. По крайней мере, таких деревья я не видел и даже не слышал, что подобные бывают. И никаких картинок по поводу этого мне память не подсовывала. А, жаль.

В принципе хватало и одежды с мечами и лошадьми. То есть получалось, что я попал в прошлое. Хм!

Я весело хмыкнул, понимая, что такого просто не может быть. Что за сказки? Научным путем доказано, что попасть в прошлое или будущее невозможно. Это же… Как его там? Противоречит всем законам физики и вообще моровому устройству. Но вещи у меня в руках уверенно говорили об обратном. Нонсенс, чтоб его.

Я вертел в руках правый туфель, бывший уже в чьем-то пользовании. Разглядел вышарканные места по бокам, толстую подошву из нескольких слоев грубой кожи и большое темное пятно на тупом носке.

Может туфель и был бы удобен для ходьбы. Мягкий такой. Но не вызывал он у меня доверия, и к тому же не подходил по размеру. Да и вообще, туфель имел вид весьма потрепанный и неказистый. Поэтому я решил остаться в своих кроссовках. Пусть они и потеряли свою форму, побывав в морской воде, но пока вроде по швам не расползались. А то что, когда они высохли, на черной коже кроссовок появились соленые разводы, так кто на это смотрит? Зато я к ним привык, да и крепкие они были. Собственно потому и не видел смысла их менять.

Засунул туфли поглубже в мешок и бросил его на землю. Потом снял с себя свою порванную рубаху, одел ту, которая была в мешке и заправил ее в джинсы. Да… Ладно, сойдет! Потом натянул куртку и, собрав мешок, сел на бревно.

За то время пока я переодевался и разглядывал странную одежду, Гальтен с Ульгаэлем сидели около костра и тихо о чем-то переговаривались. Над костром, на палке висело несколько приличных кусков мяса. В стороне на кожаном мешке лежал каравай хлеба, четверть круга сыра, пара яблок и две бутылки из темного стекла.

Гальтен поглаживал свою черную бородку и слегка улыбался, поглядывая на Уля. Тот потирал ушибленную щеку и виновато пялился в костер.

Когда я присел, наступило тревожное молчание и продолжалось оно несколько минут. Только Гальтен тихо напевал себе что-то под нос и переворачивал мясо. Ульгаэль бросал на меня редкие, несмелые взгляды. Уж не знаю, о чем они там переговаривались с Гальтеном, но выглядел Уль совсем пришибленным.

— Ты обещал рассказать, почему Уль напал на меня? — обратился я к Гальтену.

Ульгаэль бросил на меня короткий взгляд, потом на своего мастера и тяжело вздохнул.

— Несколько лет назад его семья вместе со всем городом погибла в пожаре, — тихо произнес Гальтен. — Виновным признали мелкого помещика Шои Радаонта, по сути дела сумасшедшего старика, балующегося с запретными знаниями. Схватили и заперли. Суд отложили на этот же вечер, а пока спешно возводили эшафот на площади среди развалин и головешек.

Нахмурившись, я остановил Гальтена жестом руки.

— Подожди! Так, если тот Радаонт был стариком, которого казнили, как я-то им мог оказаться? И что еще за запретные знания, колдовство что ли?

Гальтен весело хрюкнул, но посмотрел на застывшего в печальной позе Ульгаэля и без смешков произнес:

— Можно сказать, что и колдовство. Но штука в том, что когда виселица была готова, обнаружилось, что Радаонту каким-то образом удалось избежать суда. Он просто пропал из закрытой камеры в неизвестном направлении.

Я хмыкнул.

— Ну, так если он был колдуном, мне кажется, ему это было не трудно. Да и как можно поймать и заточить в тюрьму человека с такими способностями?

Гальтен согласно кивнул и легонько похлопал в ладоши.

— Браво, — произнес он и махнул в сторону парня. — Я ему то же самое говорил, но уперся и не хотел мне верить. Мщение туманит ум!

Уставившись на Ульгаэля, я обратился уже к нему:

— И все равно мне не понятно, почему ты меня посчитал тем самым Радаонтом. Услышал мое имя и все?

Парень опустил голову еще ниже и не сразу ответил, но когда заговорил, голос его был достаточно твердым.

— Когда мы нашли тебя в пещере, — проговорил он, поднимая голову смотря прямо мне в глаза, — ты был в бреду, метался и что-то бормотал. В какой-то момент ты очнулся на несколько секунд, и мастер узнал твое имя. Вот тогда я и подумал, что ты тот самый колдун, только омолодился каким-то образом.

— Ясно! — кивнул я. — Можешь не переживать, я к тому колдуну никакого отношения не имею.

Ульгаэль выпятил губы и резко качнул головой.

— Знаю. Мастер мне уже объяснил.

Тот в знак нашего примирения тотчас же предложил нам немного выпить вина, для аппетита и в знак завершения заблуждений. С чем мы с радостью и согласились.

Мясо было отваренным, потому как имело серый, надо сказать, не очень аппетитный цвет. Но когда оно стало покрываться жареной корочкой над огнем, от мяса потянулся изумительный запах.

Мой желудок бурно отреагировал на это, что в принципе меня не удивило. Я даже не мог вспомнить, когда ел последний раз. Кажется… Нет не мог вспомнить. Но точно несколько дней назад. Хотя вроде и не чувствую такого сильного голода, как могло бы быть.

Странно это. Уж я-то себя знаю. Стоило мне пропустить обед, как мой организм начинал напоминать мне об этом каждую секунду. А тут ничего такого. Да, голод присутствовал и не малый, но не такой смертельный. Я бы конечно мог и потерпеть. Вот только зачем?

Я сглотнул выделившуюся слюну и, чтобы прервать затянувшийся обет молчания, обратился к Гальтену, который как раз взялся за бутылку и с усердием выкручивал из нее пробку.

— Э-э-э… — я почесал висок и решительно выдохнул. Пора было узнавать, где я очутился. — Гальтен, а сейчас какой год?

Гальтен с хлопком вытащил пробку из бутылки и взял вторую.

— Смотря где, — солидно ответил он. Но я заметил в его глазах какое-то извращенное удовольствие, которое он испытывал при общении со мной. Такое желание вывести меня или запутать. Не дождется! Я тоже умею прикидываться дурачком.

— Здесь! — я развел руки и обвел наивным взглядом поляну. — Где же еще?

Ульгаэль оторвался от созерцания костра и удивленно посмотрел на меня.

— Семьсот двенадцатый год от создания мира, — озадаченно сказал он. — Месяц первого урожая. Или просто, — первый урожайный.

Открыв рот, я уставился на него и не сразу смог говорить.

— Как, семьсот двенадцатый? — Во мне зародилось сомнение и подозрение, что Уль меня просто разыгрывает.

Посмотрел на Гальтена и он, подтверждая слова Уля, серьезно кивнул. На их лицах не было ни единого намека на улыбки. Значит, либо моя версия насчет того что я провалился в прошлое верна (тут у меня на спине выступил холодный пот), либо они сговорились и планомерно дурят меня.

— Я серьезно спрашиваю, — произнес я и для пущей убедительности направил палец на Уля.

Гальтен протянул руку к тонкому вертелу и перевернул мясо. Потом посмотрел на меня.

— Думаешь, мы шутим? — спросил он.

— Не знаю, — пожал я плечами.

Мне вдруг стало так грустно. Если это, действительно, окажется правдой, и я попал в прошлое, то что же со мной будет? Меня продадут в рабство или просто убьют как чужака. Могут вообще на костре сжечь. Насколько я знаю, все эти вещи с завидной регулярностью практиковались практически во все времена.

— На вот, выпей «Лучшее Марликанское», — Гальтен протянул мне бутылку. — Может легче станет?

Совершенно автоматически сделал глоток и даже не понял что выпил. На меня навалилась черная печаль, и мне было как-то не до вкусовых ощущений. Я принялся себя жалеть, проклинать пещеру, в которую залез. Надо было с ребятами остаться, а не шляться…

Стоп!

Я вдруг вспомнил, что на этот остров попал не один. Там на горе еще целая толпа людей осталась. Как же я мог про них забыть? Слава богу, что я хотя бы не один буду в чуждом мне времени.

— Там на горе… — я возбужденно показал пальцем за спину, на ту пещеру, в которой очнулся, и привстал, оборачиваясь, — там мои друзья остались. Я в пещеру один спустился. Но они могут заметить, что меня нет с ними, и тоже попадут сюда.

Ульгаэль жевал кусок хлеба и непонимающе смотрел, то на меня, то в направлении моей руки.

Гальтен тяжко вздохнул и отрицательно покачал головой.

— Успокойся, Родион, — спокойно сказал он. — Они не смогут сюда попасть. Ты прошел через «Окно Отцовского Духа». А оно сделано так, что через него возможен только один переход и только в одну сторону. После чего «окно» разрушается.

Скривившись и совершенно не понимая, что говорит Гальтен, я вновь ощутил, как то покрываюсь испариной, то холодею и замираю. И все же жар проступал сильней.

— Что за чушь? — вскипел я.

То прошлое, то какое-то «окно отцовское». Я ничего не понимал. И единственное, что сейчас вдруг захотел сделать, так это вернуться в пещеру и вылезти обратно в свое время и никогда больше не вспоминать этот кошмар. Ведь на самом деле как это жутко очутиться в чужом времени. Где ты никого не знаешь, где ты не приспособлен к этой жизни. — Я должен отсюда выйти. Это не мое время!

— Какое время? — встрял в разговор Уль. Я проигнорировал его вопрос и посмотрел на Гальтена. Не знаю, чего я ждал, но он кивнул и поднялся на ноги.

— Пойдем, — сказал он и направился мимо меня в сторону пещеры. — Сам убедишься, что там ничего нет и мы тебе не врем.

Ульгаэль заинтересованный происходящим, и даже слегка взволнованный, тоже поднялся со своего места и, обтерев руки об штаны, деловым жестом стал прицеплять перевязь с мечом.

Гальтен остановил его жестом и помотал головой.

— Нет, Уль! — Он показал на мясо: — Останься тут присмотри за завтраком, чтоб не подгорел. Мы скоро обернемся.

Парень нехотя кивну и сел обратно, уставившись на мясо, так будто хотел изжарить его взглядом, а мы пошли к пещере.

Как оказалось, в ней действительно не было никакого лаза, из которого я мог бы сюда попасть. И тем более никаких там «отцовских окон».

Я излазил всю каверну. Попытался просунуть пальцы во все щели и трещины, которые только видел. А было их не мало. На что я надеялся? Наверное, хотел их раздвинуть, чтобы можно было пролезть в свое время.

Как это ни парадоксально звучит, но я рвался в свое время, до конца не веря, что я в прошлом. Так сказать, стремился в будущее, которое было моим настоящим, не принимая того, что я в прошлом! Вот так каша из времен получилась.

Шутка ли, когда я еще учился в школе, мне упорно думалось, что родился я не в свой век. Мол, появился бы я на свет лет эдак, триста или четыреста назад, вот где я почувствовал бы себя дома. В своей стихии. А теперь? Как сумасшедший пальцы обдираю об холодный камень, лишь бы вернуться туда — в свое родное время. Ан, нет. Хотел в прошлое? На! Получи и не жалуйся.

Нет, можно было бы, конечно, заикнуться на счет того, что я-то хотел на триста лет назад попасть, где-нибудь в 1700-е года от рождества Христова. Но очутился то я не в 18 веке Р.Х., а в VIII веке (!) от создания мира. Разница, как понимаете, огромная. Но это она огромная, если смотреть на нее со стороны, просиживая штаны в библиотеке и листая страницы учебников. На самом-то деле, это просто катастрофа! Прошлое оно и есть прошлое, каким бы оно ни было. Я для любого прошлого чужой. И тем более, оно для меня чужое. Времени на меня плевать, как мне плевать на трехлетнюю домашнюю свинью по кличке «Тори», которую я видел однажды по телевизору.

Пока я лазил по стенкам в поисках нужного мне выхода, Гальтен раскурил трубку и присел на небольшой камень под сводом у входа. Он смотрел на хмурое небо, так и не порадовавшее нас своим чистым голубым цветом, но и не опечалившее дождем. Пыхтел трубкой и изредка поворачивался в мою сторону, когда я чертыхался, соскальзывая со стены, и падал на пол.

С того самого момента, как я вошел под свод, он ни сказал ни слова, видимо, давая мне возможность убедиться в правоте его слов на горьком опыте. Да. Опыт был горький.

Я довольно умело порезал большой палец, сильно оцарапал локоть и оба колена. Но все это были просто мелочи по сравнению с теми чувствами дикого ужаса, что роились у меня в голове. А уж про чернейшую тоску и сумасшедшее отчаяние в моей душе я промолчу из вежливости перед дамами. Словам, которые могли бы выразить лишь жалкую толику моего состояния, лучше оставаться не высказанными.

У меня появилась одна идея, правда, она пахла дичайшей подозрительностью и мнительностью, но я все же решил ее засветить.

Подойдя к Гальтену, который повторно раскуривал свою трубку, спросил:

— А ты меня не переносил? Я имею в виду, вдруг я очутился в другой пещере. Ты там меня нашел и перенес сюда.

Гальтен шокировано смотрел на меня несколько минут, а потом разразился неистовым хохотом.

А вот мне было совсем не до смеха. Я просто стоял рядом и ждал пока он не закончит показывать мне свои десна. На какой-то момент у меня даже было проснулась надежда, что вот он сейчас отсмеется и скажет, что я прав и все что со мной происходит это забавная шутка. Я воодушевился и приготовился тоже рассмеяться от такой радостной новости. Уже сложил губы в жалкую улыбку. Не хватало только настоящего душевного подъема для безмерной радости.

Гальтен перестал смеяться минут через пять. Он утер слезы, выступившие на его глазах и, глядя на меня, все еще похихикивая, произнес:

— Зачем, Родион?

От этих слов мне сильно поплохело. Картинка перед глазами закачалась, как в предобморочном состоянии. Словно нанесли удар в самое незащищенное место. Не знаю где оно, но было очень больно.

— Мне-то откуда знать? — крикнул я, не выдерживая психологической нагрузки. В моей голове уже крутились не просто подозрительные мысли. Теперь мне казалось, что именно, Гальтен и виноват во всем. — Я же без сознания был! Взяли и утащили. Может у вас шутки такие?

Гальтен смотрел на меня так, словно я нес откровенную чушь. И что-то в глубине души подсказывало, что именно так и есть.

— Пойми, Родион, — тихо и доверительно проговорил он. — Все не так, как ты думаешь. Я тебе все объясню в дороге. — Его голос приобрел стальные нотки убеждения. — Но ты должен понять, перестать истерить и понять, — он особенно надавил на последнее слово, — что твоя жизнь круто поменялась. Вернее будет сказать, теперь у тебя другая жизнь и другие заботы. Теперь ты другой! Тебе будет это трудно принять и, именно поэтому, я не тороплюсь с объяснениями. Но ты справишься. Все справились…

Я слушал и не слышал. Голова разболелась, дыхание перехватило. В глазах заплясали светлячки. И вдруг появилось ощущение, что кто-то внутри меня переставляет мои органы, как мебель.

Голова закружилась, и я даже почувствовал, что в ней как будто что-то с треском рвется и стучит, все увеличивая ритм.

— Кто это «все»? — еле слышно прошептал я, опираясь рукой о стену, поросшую мелким мхом. — Что со мной происходит?

Гальтен подхватил меня под руку и не дал упасть.

— Я все тебе потом расскажу.

— Погоди, — не унимался я. — Расскажи сейчас, что со мной происходит? Почему я испытываю такие странные ощущения?

Я оттолкнул Гальтена и, не удержавшись на ногах, упал на траву, где меня скрутило от страшной боли. И точно червяк под напряжением, дергался, то замерзая, то сгорая дотла.

Через несколько минут я пришел в себя и кое-как сел. Гальтен стоял рядом и неотрывно смотрел на меня.

— Что со мной? — произнес я.

Он выбил трубку и положил ее в кисет. После чего ответил спокойным голосом:

— Твое тело перестраивается, поэтому тебя так и ломает. Но это скоро пройдет, не беспокойся.

Он помог мне подняться на ноги, и мы медленно побрели к нашей поляне.

— Почему оно перестраивается? — спросил я, замечая как нормальное состояние постепенно возвращается.

— Тебе надо поесть. После этого я тебе все расскажу, будь уверен.

В принципе подождать было можно, но я решил уяснить кое-что еще:

— А кто еще провалился в прошлое? — Даже несмотря на свое странное состояние мне было интересно, кто еще оказывался в подобной ситуации.

— Понятия не имею, — пожал плечами Гальтен, словно речь шла о чем-то постороннем. — Да я и не знал, что такое может существовать. В смысле, что кто-то может проваливаться в прошлое. Даже не задумывался об этом.

Ступор непонимания напал на меня, и я остановился в двух шагах перед леском. Будто врос в землю. Гальтен заметил, что я остановился, и повернулся ко мне.

— Но… Ты же сам… — Начал я подбирать слова. Голова опустела и ничего связного из нее не выходило. — Ничего не понимаю. Ведь ты же только что…

— Заткнись и пойдем, — устало сказал он и, взяв меня под руку, потянул в лес. — Перестань выстраивать гипотезы на тему своего положения, иначе с ума сойдешь.

— Хорошо! — Стиснув свою волю в кулак, я последовал за ним.

Мне ничего не оставалось делать как заткнуться и пробираться через ветвистые деревья. Наконец, мы выползли на стояночную поляну и побрели к костру.

Ульгаэль к этому времени уже снял мясо с огня и аппетитно уплетал один из кусков, запивая вином из бутылки.

Он посмотрел на нас когда мы сели на свои места и, поняв по моему поникшему виду, что я не обрел искомое, протянул мне полупустую бутылку.

— Спасибо. — Я влил в себя несколько больших глотков и нагнулся за своей порцией мяса и хлеба. Как бы мне плохо ни было, аппетит не пропадал. Поэтому, я остервенело накинулся на горячее мясо, будто оно было виновато в сложившейся ситуации.

Некоторое время мы только ели и пили. Молча, если не считать нашего чавканья. Все-таки в пасмурную погоду, еда, приготовленная и поглощаемая на свежем воздухе, не сравнится ни с одним ресторанным блюдом. И правду говорят, что голод и свежий воздух самые лучшие приправы.

— Ну, что, закончили обжираться? — улыбнулся Гальтен нам с Улем и достал свою трубку. Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Тогда немного отдохнем и двинемся дальше.

— Куда? — спросил я, завистливо глядя на то, как он набивает трубку табаком. Мне тоже нестерпимо захотелось выкурить сигарету. Но с сигаретами у меня было неважно. Честно сказать, их у меня совсем не было.

Может, разве что взять табачку у Гальтена и сделать себе самокрутку. На безрыбье, как говорится, и уксус сладкий.

Гальтен заметил, как я жадно посмотрел на его кисет и кинул его мне.

— Трубка-то есть? — полюбопытствовал он у меня. Я мотнул головой, давая понять, что таких не держим. Тогда он обратился к Улю, который вытирал масленые губы рукавом и довольно рыгал: — Дай ему немного бумаги.

Уль развязал один из мешочков на своем поясе и протянул мне кусок толстой желтоватой бумаги с ладонь размером.

— Подойдет? — искренне поинтересовался он.

Я взял кусок бумаги потер ее между пальцев и удовлетворенно кивнул. Порвал на несколько частей клочок. Положил их в карман (на будущее, подумал я), а один оставил для самокрутки.

— Покатит. — Я потер руки и принялся закручивать темный и пахучий табак в твердую самокрутку. А про себя думал, надо признать не без радости, что Уль похоже перестал меня ненавидеть. И то, радость. Не знаю, что ему Гальтен наговорил, но это помогло. По крайней мере, теперь он не смотрит на меня врагом. А вроде как, даже дружески поглядывает.

— Так, куда мы двинемся? — повторил я свой вопрос и поглядел на спутников. Потом достал уголек из очага и попытался прикурить свою кривую сигарету. — Раз уж я не могу вернуться!

Гальтен выпустил клубок густого дыма.

— В Каруш, — просто ответил он, так будто я должен был знать это место с самого своего рождения. Но самое интересное, это то, что я уже где-то слышал такое название. Что-то… такое знакомое. Вот только где я его мог слышать, причем, совсем недавно?

— А что это? — выдавил я из себя, крепко затянувшись. Табак был, просто ядовитым, черт бы его побрал. Я кинул кисет обратно Гальтену и он легко его поймав, подвесил на пояс.

— Это большой портовый город на севере, — объяснил Уль и показал пальцем туда, где, по его мнению, находился север. То бишь, в противоположной стороне от пещеры, из которой я сюда попал. — Примерно в двух днях пути отсюда.

— И что там делать? — буднично спросил я. — В смысле, зачем вы туда направляетесь?

Гальтен закрыл глаза, и казалось, заснул. Только изредка выпускал облачко голубого дыма. Как будто бессмертный Шерлок Холмс в гениальной роли Ливанова задумался над очередным делом. На меня тоже навалилась приятная усталость, и я сполз на землю, а спиной прислонился к бревну. Вытянул ноги в сторону догорающего костра и почувствовал расслабление всего организма.

Только что меня буквально рвало на части, от чего я сходил с ума и вдруг, какое-то спокойствие угнездилось в уголке души. Если верить словам Гальтена и мое тело по какой-то пока непонятной мне причине перестраивается, то хотелось только одного: быстрей бы оно перестроилось. Потому что мне уже надоели эти всплески и затишья, как сумасшедших.

«Может это шизофрения? — пронеслась шальная мысль в голове. Впрочем, я ее сразу же отогнал подальше: — Пока об этом рано думать. Картина моего положения еще не построена целиком».

Уль, сидевший слева от меня в полутора метрах, так же привалился спиной к своему бревну и широко зевнул.

— Так, мы уже два года как путешествуем с места на место, — он кивнул на фургон, отвечая на мой вопрос.

— А чего вам на месте не сидится?

Паренек пожал плечами, явно думая, что бы мне ответить.

— Ну… — замялся он. Потом почесал подбородок и развил свою мысль: — Не везде нас принимают хорошо. Да и мастер не любит сидеть на одном месте.

Я кивнул и затянулся.

— Кстати, — я стрельнул глазами в дремлющего Гальтена и прошептал: — Все хотел спросить, почему ты его мастером называешь?

— Он обучает меня магии, — буднично проговорил он. — И фехтованию изредка.

Я подавился дымом из самодельной сигареты и надсадно закашлял. Да так что на глазах выступили слезы.

— Чему обучает? — переводя дух, переспросил я. Мне показалось, что я ослышался и Уль сказал что-то про магию. Вот уж смех, так смех. — Магии?

— Искусству! Или попросту — магии! — почти обиженно заверил меня паренек и хвастливо сверкнул глазами: — Такого учителя найти непросто.

Хотелось рассмеяться над подобными бреднями. Но потом почему-то вспомнились огненные шары, которыми Уль в меня бросал, после того как поднял их из костра. Как это, кстати, у него получилось? Весьма необычное умение. И полезное, наверно? Да и мое перемещение, тоже из разряда вон выходящее происшествие. Так что, возможно Уль не врет. Вот я блин, попал!

… — ругнулся я.

— В чем дело? — откликнулся он на мою ругань.

Я махнул рукой, как бы говоря: успокойся, тебе не понять. Но потом подумал и решил открыть ему причину своей нецензурной тирады. Надо же было кому-то открыться.

— Понимаешь, Уль, — вздохнул я и глубоко затянулся своей самоделкой. — Сначала мне было просто очень хреново. Это когда я понял, что попал в прошлое. То есть сюда. А теперь, когда я вижу, что в этом времени еще и магия существует, я чувствую, что до сумасшествия мне совсем недолго осталось. Вот докурю и все: прощай осознанное состояние, здравствуй овощ!

Гальтен хмыкнул со своего места, а Уль непонимающе посмотрел на меня.

— О каком прошлом ты говоришь? И причем тут овощи? — не понял Ульгаэль. Он почмокал языком и нащупал в зубах остатки мяса. Широко раскрыв рот, принялся выковыривать его ногтем указательного пальца. И при этом продолжал смотреть на меня, ожидая моего ответа.

— Об этом, — пожал я плечами.

— Прошлое? — как бы пробуя слово на язык, произнес Уль. Он престал ковырять во рту и плюнул в угли. Задумчиво покивал головой, бормоча себе что-то под нос и, уверенно кивнул. — Это не прошлое! — заключил он.

Я махнул рукой. Что с него взять? Сам, наверно, не знает, о чем говорит? Он-то в своем времени.

— Мастер сказал, — продолжал Уль, не обратив внимания на мой жест, — что ты из другого мира. Так же как и он. И теперь вы с ним братья…

Это уже было интересней.

— Другой мир? — напрягся я.

Вместо Уля заговорил Гальтен:

— Все, хватит языками молоть, — внезапно поднялся Гальтен. — Собираем вещи и едем.

— А ты! — добавил он, наставив на меня палец. — Хватит стонать и причитать. Разнылся, как баба!

Злоба моментально накрыла меня своим темным крылом и вытеснила из меня жалость к себе. Захотелось ответить подобающим образом. Но в то же время, в его словах чувствовался немалый резон. Поэтому я через силу совладал с собой, понимая, что он прав. Действительно, чего-то я развесил сопли. Мне стало немного стыдно за такое не мужское поведение. Поэтому я серьезно кивнул Гальтену в благодарность, а про себя решил: впредь не позволять себе так распускаться.

— Так, подожди! — шепотом спросил я у Уля, когда Гальтен отошел до кустов, — Значит, это не мое прошлое? То есть я имел в виду, что я не в прошлом?

Парень отрицательно помотал головой.

— Нет, конечно, — отозвался Гальтен из кустов, — с чего ты вообще это взял? Разве тебе кто-нибудь, сказал подобное?

Через некоторое время в моем рту стало сухо и холодно. Зубы заиндевели, язык присох к небу. Я с трудом закрыл свой рот. Но вышло так, что совсем ненадолго.

— Так, какого черта вы мне мозги все это время парите, — заорал я, бешено сверкая глазами. — Сразу что ли нельзя, было объяснить?

Гальтен, подло ухмыляясь, подошел к нашему очагу.

— Думаешь, помогло бы?

Наглец! Еще и издевается.

— Попытка — не пытка, — огрызнулся я и отвернулся.

Что же делать? Может… или может быть… Что может? Блин, ни одной целой мысли в голове. Меня немного потряхивало и кажется, не от холода.

Опять что ли начиналось?

— Так где я? — не поворачиваясь, холодно осведомился я, сжимая кулаки. Усилием своей маленькой и неразвитой воли постарался взять себя в руки. Только бы голос не дрожал. Уж, не знаю, от чего он мог дрожать сильнее: от злости или от страха. — Где? — ожесточенно повторил я, повернувшись к своему, якобы, брату — Гальтенмуну и его ученику.

Под моим недобрым взглядом, Ульгаэль вжался в бревно «тигрового» дерева и постарался с ним слиться. Гальтен же грустно на меня посмотрел. В его глазах стояла (хотя почему стояла, скорее уж, плескалась) печальная действительность. Похоже, он не радовался моей ситуации. Но почему, тогда он морочил мне голову?

— Теперь, — невесело прошептал он, — ты готов слушать. Прости, но пока в твоей голове роились лишние мысли, ты ничего бы не понял. Поэтому мне пришлось тебя немного вывести. Разозлить. — Гальтен посмотрел в сторону Ульгаэля, который старался выдать себя за естественный и, совершенно, незаметный нарост на бревне. Надо сказать, делал он это, довольно талантливо.

— Почему я бы ничего не понял?

— Ну, понимаешь… — Гальтен присел на бревно и уставился на тлеющие угли, — все не так просто. — Он ненадолго замолчал. Потом громко прочистил голос и заверил меня: — Обещаю, как только мы уберемся отсюда, расскажу все, что знаю сам.

— Почему бы не сделать это здесь? — проворчал я, скептически посмотрев на Гальтена.

Гальтен встал и начал затаптывать угли.

— Надо уходить! — отчеканил он. Потом сердито взглянул на Уля и прикрикнул на него: — Чего разлегся? Запрягай лошадей.

Уль отпрыгнул от бревна, будто оно захотело попробовать его на вкус, и молнией помчался к фургону.

— Что за спешка? — спросил я, но Гальтен промолчал.

Быстро расправившись с очагом, он поднял мешки с земли и кинул их мне.

— За тобой может быть охота.

— Охота? — не понял я.

— Да. — Гальтен явно спешил уехать отсюда. Поэтому предвидя мой вопрос, он остановил меня жестом руки и подтолкнул к фургону. — Объясню в дороге, а теперь уходим.

Он подошел к Ульгаэлю, который, прикрикивая на лошадей, запрягал их в повозку и принялся помогать ему. А я встал рядом и…

Мне дико не хотелось никуда отсюда уезжать. Все же была надежда на… некое чудо, что ли. Не могу сформулировать мысль, но в глубине души еще теплился огонек надежды, шепчущий, что еще не все потеряно. Мол, может быть, откроется какой-нибудь ход в мой мир. Это при условии, что я действительно в другом мире, как сказал Уль.

А если меня рядом не будет? Так и останусь тут? Совсем не хотелось. Да и ощущение что рядом что-то родное не оставляло меня. Словно где-то здесь есть дверь в мой мир. Такой понятный и единственный!