Золотая паутинка памяти. Годы 1957 – 2012

Андрей Лыхин

В предлагаемой книге автор вспоминает основные этапы своего жизненного пути,связанного с Прибайкальем. С любовьюон рассказывает о своей малой родине,об истории ленского флота. Описание детства, проведенного без компьютерови интернета, никого не оставляетравнодушным. Школа, армия, институт —незабываемое время, об этом и о трудовойдеятельности автор повествуетувлекательно. Интересна читателям всехвозрастов.

ГЛАВА 2. ГОРНО-ЧУЙСКИЙ

В 1959 году Густав Францевич Бжевский пригласил отца в поселок Горно-Чуйский, поселок слюдодобытчиков, где предлагалась хорошо оплачиваемая работа, выделялось достойное жильё, была школа-восьмилетка, детский сад. Сам Густав Францевич, работающий до этого в Алексеевском затоне механиком, был из многодетной семьи Франца Игнатьевича Бжевского, расстрелянного в 1938 году и посмертно реабилитированного в 1957 году. У Густава Францевича и его супруги Инны Константиновны было три сына: старший Владислав, 1955 г.р. и двое близнецов, Сергей и Андрей, 1961 г.р.

Инна Константиновна преподавала математику в школе, в пятом классе была нашим классным руководителем. Педагог от Бога, она учила нас многому, чего не было в учебниках, но что пригодилось в дальнейшей жизни. Это умножение двухзначных чисел на 11, например, 54х11=594. Цифры 5 и 4 раздвигаем в стороны, а в середину записываем их сумму — 9. Если сумма в середине больше десяти, то к первой цифре добавляется единичка — 57х11=627.

С отцом, мамой и маленькой сестренкой. Пос. Горно-Чуйский, 15 февраля 1960 г.

Возведение в квадрат двухзначных чисел, оканчивающихся на 5, тоже решается легко — первую цифру числа умножаем на следующую за ним в общем порядке чисел и к полученному произведению добавляем 25. Например, число 65 необходимо возвести в квадрат, для этого 6 умножаем на 7, получаем 42 и добавляем 25, итог 4225. Еще пример: 85х85= 8х9=72+25=7225. При умножении на 5, делим данное число на 2 и добавляем 0, так как 5 — это ½, умноженная на 10. Например 44х5=44:2=22х10= 220. При умножении на 25, а это ¼ от 100, сначала делим нужное число на 4, затем добавляем два ноля. Например, 44х25= 44:4=11х100=1100.

Иногда требуется извлечь квадратный корень из какого-то числа, а логарифмической линейки или четырёхзначных таблиц Брадиса под рукой нет, выполняем этот процесс вручную. Пример: извлечь квадратный корень из числа 213,16. Разбиваем целую и дробную части числа по две цифры вправо и влево от запятой — 2.13,16. Вычисление начинаем с цифры 2, число, которое необходимо возвести в квадрат, чтобы результат был близок к цифре 2, это «единица», 1 в квадрате, это 1. Записываем эту «единичку» под цифрой 2 и отнимаем её, получаем в результате тоже 1, к ней добавляем первую пару цифр, которую мы разбили первой от запятой, это 13, получилось 113, слева пишем удвоенную цифру, полученную в результате первого вычисления 1х2=2. К этой 2 добавляем такую цифру, чтобы новое число, полученное при её помощи и умноженное на неё, дало произведение, не превышающее 113. Это цифра 4, 24х4=96, отнимаем от 113—96= 17, к 17 добавляем последнюю пару цифр 16, получаем число 1716. Найденную ранее цифру 4 добавляем к цифре 1 в ответе и получаем уже 14, число, которое умножаем тоже на 2 — 14х2=28 и записываем слева от 1716. К числу 28 надо добавить цифру, на которую это новое число необходимо умножить, чтобы произведение не превысило число 1716. Это цифра 6, то есть число 286х6=1716. Цифру 6 добавляем в ответ, но после запятой, так как последняя пара цифр была из дробно части числа. Вычисление закончено, ответ — 14.6!

Нудно, но это без определенного навыка, на самом деле все это считается очень быстро. Эти приемы простых вычислений неоднократно выручали меня в дальнейшем. Инна Константиновна умела создать среди учеников здоровую конкуренцию. Так мы с Саней Воронкиным в 5—6 классах старались не только выполнить свой вариант быстрее друг друга, но и решить второй вариант, и никто не считал это пижонством.

С соседом Сашкой, 1961 г.

После окончания школы мы с группой горно-чуйских одноклассников посетили Инну Константиновну, переехавшую к тому времени с семьей в Иркутск, в пятиэтажку по улице Декабрьских событий, дом 90. Квартира на первом этаже была, как бы сейчас сказали, «упакована по полной программе», везде ковры, сервант полон хрусталя — это «пахло» в то время роскошью и приличным достатком, о чем сейчас вспоминаешь с иронической улыбкой. В Горно-Чуйском, к тому времени, уже проживало несколько семей из Алексеевского затона, позднее подтянулись другие, включая в 1961 году старшего отцовского брата Виталия Матвеевича Лыхина с женой Юлией Максимовной, в девичестве Киселевой из деревни Сполошино и детьми Павлом и Марией. А называли нас коротко — «затонцы»… И ездили мы в «затон» и переписывались с «затонцами», хотя ещё в 1939 году Алексеевский затон стал поселком Алексеевск.

ПОЧТОВЫЕ ОТПРАВЛЕНИЯ

Кстати о переписке. Из-за отсутствия в то далекое время электронных и цифровых технологий, современных средств связи, широко использовались письма в конвертах, открытые письма — «открытки», телеграммы и переговоры по телефону через «межгород». Письма были в простых конвертах с почтовыми стандартными и художественными марками, в конвертах «АВИА» с полосатым обрамлением. Солдатские письма в обе стороны пересылались бесплатно. Телеграммы отправлялись на простых и художественных бланках, по скорости пересылки были обычными, срочными и с пометкой «молния». Оплата телеграмм зависела от категории, от количества слов, от наличия уведомления, если таковое заказывали. Конверт большой толщины взвешивался и за лишние граммы приходилось доплачивать, покупая и наклеивая дополнительно почтовую марку. Доплачивали и за категорию письма — заказное, ценное. Художественные конверты, открытки, почтовые марки были у нас предметом коллекционирования, или правильнее сказать, собирательства, так как должной систематизации, сравнения и анализа мы не проводили.

Вообще, услуги почты были достаточно востребованы, многие семьи в поселке выписывали по несколько газет и журналов. Особенно популярными были «Роман-газета», толстые журналы «Нева», «Звезда», не очень толстые журналы «Крестьянка», «Работница», «Семья и школа», «Мурзилка», «Пионер»… Востребованы были и услуги Посылторга, в основном Иркутской и Подольской баз. Заказывали туристический, рыбацкий, охотничий, бытовой инвентарь, всего и не перечислить! Полученные к празднику поздравления закреплялись вокруг зеркала-трюмо, стоящего в прихожей квартиры. И если праздничным посланиям не хватало места, хозяйка была крайне довольна!

ИСТОРИЯ РАЙОНА

Несколько слов о том регионе, куда наша семья переехала в 1959 году.

Мамско-Чуйский район — муниципальное образование на севере Иркутской области. Входит в регион, примыкающий к зоне БАМа. На севере район граничит с Республикой Саха (Якутия), на юге с Республикой Бурятия, восточный сосед — Бодайбинский район, западный сосед — Киренский район. Административный центр — поселок Мама, площадь территории района — 43396 кв. км, дата образования 19 мая 1951 года — за счет части Бодайбинского и Киренского районов.

1689 год горняки и геологи Мамы берут за точку отсчета истории слюдяного промысла в Витимо-Мамской тайге, так как этим годом был датирован первый официальный документ «…сыскать и промыслить слуды доброй и какова получитца…», который якутский воевода П. Зиновьев выдал служивому казаку Афанасию Пущину. В конце1927 года был создан Сибирский слюдяной трест краевого значения, переименованный затем в трест «Мамслюда».

В 1928 году в поселке Мама было создано Мамское рудоуправление, и с тех пор началось планомерное строительство поселка, в котором первая электрическая лампочка зажглась в 1931 году. С 1928 года начали добывать слюду рудники Колотовка и Малый Северный, затем в 1929 году были созданы рудники Луговка и Согдиондон (в переводе с эвенкийского — долина семи ветров), в 1931 — Большой Северный и Слюдянка, в 1939 году был создан рудник Чуя. Слюда мусковит, обладая высокими диэлектрическими свойствами, значительной термостойкостью, большой механической прочностью и способностью расщепляться на тончайшие листы, является непревзойденным по качеству электроизоляционным материалом, широко применяемым в электромашиностроении, радиотехнике. Химическая формула — K Al2 (Si3 Al) O10 (OH, F) 2

ЭЛЕКТРОЦЕХ

Основной работой электрослесарей была замена сгоревших или замкнувших обмоток статора или ротора электрических двигателей. Хозяйство Чуйского рудоуправления было большое: многочисленные подразделения, разбросанные вокруг поселка, назывались по-разному — рудник, жила, голец. Общее количество электродвигателей сосчитать было невозможно, простоев допускать было нельзя, наличие резерва считалось обязательным, поэтому работа в электроцехе кипела, иногда и круглосуточно. Запомнилось большое количество медной проволоки разного диаметра на деревянных бобинах и жарочный шкаф для просушки готового отремонтированного электродвигателя.

Процесс перемотки был достаточно хлопотным, необходимо было подобрать диаметр и количество витков медной проволоки как на статоре, так и на роторе. В случае отсутствия проволоки нужного диаметра, необходимо было произвести перерасчет количества витков из проволоки, имеющейся в наличии. Сохранились черновики расчетов, которые отец производил сам. У мужиков электроцеха была дежурная шутка, они давали пришедшим по какой-то причине к ним пацанам провод, один конец которого был прикреплен к магнето от пускача тракторного двигателя. Когда кто-то брал в руки провод с немым вопросом в глазах, шутник резко прокручивал маховик магнето и парнишку било током так, что доставало до локтя и отдавалось в плече. Я эту процедуру прошел одним из первых среди своих сверстников и, имея дома аналогичное магнето, время от времени ловил на этот фокус тех, кому данная процедура была неизвестной. Обиды никто не высказывал, просто пытался отыграться подобным образом впоследствии. Похоже, мы понимали, что это дружеский розыгрыш.

Трудовой книжки отца не сохранилось, может в архив сдали, может потеряли, но просматривая его грамоты, обратил внимание на название его профессий — электрослесарь и электромонтер. Вторая профессия была, видимо, запасной, но когда горел столярный цех, отец, закрепив на ногах специальные приспособления-когти, поднимался на столб и отключал напряжение, чтобы обесточить здание и дать возможность работать пожарной машине. Основной фидер при этом не отключали. Надо сказать, что энергоснабжение поселка осуществлялось от ТЭС поселка Мусковит, затем от построенной Мамаканской ГЭС по линии электропередач (ЛЭП) напряжением в 35 киловольт. Линия шла через тайгу по деревянным, вязанным проволокой и собранным на болтах, опорам рамного и анкерного типа, которые устанавливали с помощью лошадиной и людской тяги. Маленькая тяговая подстанция находилась в пойменной части при слиянии двух рек, Большой Чуи и Большого Довгокита, в микрорайоне с простым и логичным названием «Станция». Был еще ручей Довгокит, который отделял основной поселок от «микрорайона» Разведка.

ДЕТСКИЙ САД

Вспомню дни пребывания в детском саду. Положительные эмоции вызывали обилие ребятишек, масса игрушек и ожидание школьной жизни. Ведь в этой жизни не было послеобеденного сончаса, чего мы не могли себе представить. Высказывались предположения, что школьники все же спят, но совсем немного. Однако оппоненты не соглашались, говоря, что были в школе, но коек там не видели. Очень вкусной в детском саду была рисовая каша с изюмом или с черносливом, компот вообще был вершиной поварского искусства.

Мой первый коллектив. 1961 г.

К отрицательным эмоциям отнесем раздачу воспитательницей рыбьего жира перед едой, а также постановка к стенке в спальной комнате малышей за баловство во время сончаса. Очень неприятная ситуация — стоять в трусах и слушать хихиканье малышни из-под одеяла.

Запомнились две небольших травмы. Красным карандашом я ободрал себе все нёбо, изображая боевой истребитель и неудачно приземлившись между стульями, а также ободранный до крови палец, который умудрился запихать между велосипедной цепью и звёздочкой. Велосипед ставили вверх колесами на руль и седло и раскручивали заднее колесо вручную педалями до максимальных оборотов. Желание достичь этих самых оборотов и привело к упомянутой травме.

Особый колорит детсадовскому периоду предавало то обстоятельство, что моя мама работала в этом саду помощником воспитателя в группе, куда ходила моя младшая сестра, поэтому все мои подвиги и похождения дополнительно обсуждались еще и дома. Отец на все выступления мамы по поводу моего поведения, не всегда удовлетворительного, говорил, что мальчишка должен быть немного хулиганом и всегда давать сдачу. Это я запомнил на всю жизнь. Забегая вперед отмечу, что в аттестате о среднем образовании в графе поведение указано «удовлетворительное».

С сестрой Ольгой в детском саду. 1963 г.

Для большинства моих одноклассников, а я учился в трех школах, такая формулировка поведения была недопустимой, только «примерное» и не иначе.

Но вернемся к детскому саду, где я каким-то образом просидел в старшей группе два года. Видимо причины были разные, поди разберись сейчас почему это произошло, зато в школе однокашников по детскому саду у меня было в два раза больше, чем у остальных ребят.

РАЙОН СТАНЦИЯ

Точнее микрорайон «Станция» можно без преувеличения назвать промышленным, здесь располагалась пилорама с двумя стационарными лесопильными рамами, что-то вроде Р-63, но утверждать не берусь. Опилки от распиловки древесины с обеих рам ручными вагонетками вывозились из подвальной части на берег реки, благо до неё было не более 20 метров, и весеннее половодье производило уборку опилок без затрат для предприятия. Нижний склад древесины находился здесь же, лес привозили длиной 6,0 и 6,5 метров лесовозами.

Штабеля бревен были излюбленным местом ребятни. Здесь мы ковыряли лиственничную смолу, которую называли «сера» и которую жевали вместо жвачки. Здесь собирали в стеклянные банки стригунов, их также называли усач, волосогрызка, в банке жуки откусывали своими челюстями друг другу всё, что можно было откусить.

На территории пилорамы была установлена маятниковая дисковая пила, с помощью которой производилась заготовка дров для социальных объектов — больницы, школы, детского сада (до запуска центрального отопления) и для работников бюджетной сферы — врачей, педагогов… Застал то зимнее время, когда напиленные на чурки дрова развозились лошадью, запряженной в сани. Погрузку, перевозку и разгрузку дров осуществляли две женщины, одетые в ватные брюки и фуфайки. Запомнились валенки с галошами, теплые платки на головах и варежки-шубенки, по-другому было нельзя, морозы доходили до минус 60 градусов по Цельсию! На территории пилорамы находился новый столярный цех, основной продукцией которого являлись деревянные ящики под готовую к отправке слюду. Ящики были небольшого размера, так как погрузка и разгрузка их осуществлялась вручную, углы ящиков собирались в «шип-паз» и укреплялись проволокой. Вес ящиков составлял от 35—50 кг до 150—170 кг. До постройки автомобильной дороги круглогодичного действия до районного поселка Мама, ящики со слюдой вывозились «на материк» самолетами Ан-2 («кукурузниками»).

Райцентр Мама, практически, все жители нашего поселка называли «База», ездили в больницу на Базу, в пионерский лагерь на Базу… Помимо ящиков, тары для слюды, столярных дел мастера изготавливали все, что можно было изготовить на том оборудовании, которое находилось в цеху. Так мой сосед, Авдеенко дядя Саня, изготовил мне на десятилетие ученический однотумбовый стол с двумя выдвижными ящиками. Столешница у стола была склеена из отдельных брусков, в дверце было две филенки из березовой фанеры, это был не стол — сказка! Маленькая деталь: столов дядя Саня делал два, так как первый сгорел вместе с цехом в пожаре, о котором я рассказывал ранее. Вручение подарка пришлось отложить, но я воспринял это спокойно, потому что родители подарили мне велосипед марки ПВЗ, а семья наших добрых знакомых Можарцевых подарила мне часы марки «Победа». Так, в один день, я стал достаточно крутым пацаном и не беда, что велосипед был для меня великоват и кататься приходилось под рамкой, потому как ноги с седла до педалей не доставали.

На тот момент мы знали шесть типов велосипедов-великов: взрослый мужской марки ПВЗ, взрослый дамский, полувзрослый, «Орленок», «Школьник» и спортивный. Детские двух — и трехколесники мы за велосипеды не считали. Особый шик представляли мотовелики: Д4 на раме велосипеда, Д5 на своей раме с бензобаком из двух половинок, Д6 со светом от катушки магнето. Из глушителя выбрасывали фильтры, сетки, решетки, считалось, что это повышает мощность двигателя, но самым главным результатом было увеличение шума от работы мотора во время езды.

Мой двоюродный брат Серега Виноградов (слева), сосед Толик Ковязин и я. 1965 г.

Выпускал мотовелики тоже пензенский завод. Непременным атрибутом, как и на велике, были сумочка с инструментом и насос для накачки шин колеса. В сумочке всегда лежали ключ-семейник, ключ для натяжки спиц колеса, запасные золотники и ниппеля и прочие вещи, на взгляд хозяина просто необходимые для езды на любимом велике.

Но вернемся к пилораме. За забором, ниже по течению реки, располагался гараж, где начальником, завгаром, был Шульц Федор Эдуардович. На территории гаража находились практически все здания и сооружения, необходимые для бесперебойной работы автомобильного транспорта и парка колесных и гусеничных машин: теплые стояночные боксы, мастерские, водомаслогрейка, кузница, аккумуляторная, диспетчерская, склады запасных частей, механический цех с большим станочным парком и электроцехом, дизельная электростанция, на случай перебоев с энергообеспечением, через дорогу можно было увидеть тяговую подстанцию, а на небольшом удалении от поселка, за речкой Большой Довгокит, располагался склад горюче-смазочных материалов (ГСМ) с колонками для заправки техники.

Жилой фонд «Станции» был представлен, в основном, двухквартирными домами из бруса, с верандами и кровлей из волнистого шифера. Имелось несколько четырехквартирных домов, а в начале 70-х годов выросли двухэтажные жилые дома. Магазин смешанных товаров и гостиница на несколько номеров представляли объекты социальной сферы микрорайона «Станция», все остальное находилось в основном поселке — школа, детский сад, больница, почта, клуб… Опишу коротко магазин смешанных товаров. Основной зал был разделен барьером-прилавком, на котором стояли весы весьма интересной конструкции — на металлической раме располагались две чашки из пищевого алюминия, на одну ставили товар, требующий взвешивания, на другую ставили гири разного веса. Контролировали вес и продавец и покупатель по стилизованным головам уточек, клювики которых должны были совпасть, а по количеству и весу каждой гири определялся общий вес товара. Здесь же находились счеты — простейшее, но весьма надежное вычислительное устройство, на котором определялась общая сумма покупки. На счетах можно было складывать, вычитать, умножать и делить простые числа.

В той части зала, где находились покупатели, располагались бочки, с растительным маслом — справа от входа, вдоль стены слева стояли бочки с солеными огурцами и с соленой рыбой-горбушей. Растительное масло извлекали из бочки ручным насосом, соленые были мятыми, но очень вкусными, горбуша была обильно просолена и перед её приготовлением рыбу долго вымачивали в холодной воде.

За прилавком, на стеллажах и полках находились практически все предметы первой необходимости — и продукты, и хозяйственные товары. В случае отсутствия в магазине какой-нибудь позиции, или при необходимости купить промышленные товары, люди шли в основной поселок, до которого было чуть больше километра и где находились магазины «Кристалл», «Продукты», «Промтовары»… В трех километрах вниз по течению реки когда-то функционировал участок «Угольный», где готовили для нужд поселка древесный уголь, но деятельность этого участка моя память не зафиксировала, его закрыли в начале 60-х годов. Осталось две заросших ямы. В семи километрах и тоже вниз по течению реки на другом, на левом берегу реки Большая Чуя находился аэропорт «Чуя», где находились двухэтажное здание аэропорта с диспетчерской, метеостанция, вспомогательные помещения, склад ГСМ… Взлетно-посадочная полоса (ВПП) проходила по узкому лугу вдоль берега. Аэропорт принимал самолеты Ан-2, вертолеты Ми-1 и Ми-4. Интересен был первоначальный способ доставки туда и обратно пассажиров и грузов. До аэропорта все грузились в большую черную плоскодонную лодку, грузилась и лошадь, которой предстояло эту лодку тянуть против течения обратно в поселок. Корректировка движения лодки по воде осуществлялась длинным деревянным веслом, закрепленным на корме этого плавсредства.

Конная лодка на реке Большая Чуя, начало 1960-х годов

Приведу воспоминания Юрия Винокурова: «Да, приходилось в детстве на такой лодочке с тюками сена поплавать. За правилом, похоже, стоит Попов А., что был без одной руки. Дядя Саша работал на конном дворе, что был рядом со складами и цехколкой, на месте, где стояли первые двухэтажки у магазина. У него не было левой руки, зимой он вьючными караванами спускал слюду на рудник, а летом правил лодкой до аэропорта, знаю, что его старшего сына звали Володя. Когда он умер я не помню, но Грушевские и Поповы — это одна семья. тебе нужно обратиться к Потапович, те были соседями Попова и росли вместе. Андрей Лыхин:

— Спасибо большое! А руку он при каких обстоятельствах потерял?

Юрий Винокуров:

— Видимо на фронте, ведь в те времена все мужики были фронтовики, или из плена, лагерей. Кстати, я его не разу не видел в костюме только телогрейка и кирзовые сапоги, и запрягал он лошадей, упираясь ногой в хомут и культей тянул ремни, выходило ловко, мужики с обеими руками не могли быстрей его запрячь лошадку, а на Новый год дядя Саня катал ребятню в розвальнях по поселку.

В середине 1960-х годов до аэропорта построили автомобильную дорогу, устроили паромную переправу через реку. Паром двигался по стальному тросу, натянутому от берега до берега, и помогали ему в этом блок с роликами и течение самой реки, главное было вовремя перецепить трос с борта на борт. Этим занимался паромщик. После постройки автомобильной дороги до аэропорта появилась возможность открыть пионерский лагерь «Ласточка» и построить молочно-товарную ферму (МТФ), продукция которой пользовалась большой популярностью у жителей поселка. Молоко в алюминиевых бидонах развозили по магазинам на лошади, летом на телеге, зимой на санях. К моменту подвоза молока вырастала большая очередь, в основном из детворы, с алюминиевыми и эмалированными бидончиками. Продавец специальным литровым мерным черпаком разливал молоко по емкостям покупателей, стеклянные трехлитровые банки были дефицитом, да и рискованное это мероприятие — нести домой молоко в стеклянной таре, в компании шумной и галдящей ребятни. Цена молока, если не ошибаюсь, была 28 копеек за литр.

Многие инструменты и приспособления в нашей семье были сделаны руками отца, так новогодняя ёлка ставилась в самодельную металлическую крестовину, в стволе, где не хватало веточек, ручной дрелью сверлились отверстия, в которые вставлялись дополнительные ветки для большей пушистости. Ёлочная гирлянда была тоже самодельной, как и электрическая плитка на кухонном столе. Если конструкция гирлянды была достаточно простой — спаянные последовательно электрические лампочки, где изоляцию опасных мест выполнял отец, а раскраску лампочек производила мама, то конструкция электрической плитки была посложнее. На токарном станке в двух соединенных огнеупорных кирпичах прорезали борозды в виде конических окружностей, в которые вставляли самодельную спираль, накрученную из нихромовой проволоки. Кирпичи со спиралью вставляли в корпус на четырех ножках, выполненный из жести, выводы (концевики) спирали до места соединения с электрическим шнуром были заключены в керамические цилиндрики-изоляторы. Готовую к эксплуатации электроплитку размещали на кристалле слюды, так как лучшего изолятора не найти.

Поддержание должной электробезопасности в квартире возлагалась на «пробки» — предохранители на вводном электрическом щитке, смонтированные повыше счетчика. Заводской предохранитель зачастую не выдерживал токовой нагрузки и перегорал, тогда ему на замену использовали тонкий медный проводок, который по своему сечению превосходил «заводчанина» и не создавал лишних забот обитателям квартиры. Риск короткого замыкания (КЗ) был, но толщиной медного провода старались не злоупотреблять и внимательно следили за суммарной нагрузкой включенных приборов (плитку, утюг и кипятильник одновременно не включали). Общая электропроводка выполнялась качественно, в основе применялся двойной, скрученный спиралью, алюминиевый провод в резиновой изоляции который прокладывался на фарфоровых роликах, в конструкциях розеток, выключателей использовалась негорючая пластмасса, в переключателях и зажимах применялись пружинки, обеспечивающие прочный контакт деталей, болтовые соединения имели достаточно крупную резьбу. Пожаров от КЗ я не припомню.

КОНСТРУИРОВАНИЕ ДЛЯ ДУШИ И НЕ ТОЛЬКО

Суровые сибирские зимы требовали большого количества дров. Бензопилы марок «Дружба-2» и Дружба-2М» в то далекое время были дефицитом, стоили немалых денег, поэтому отец сконструировал самодельную электрическую пилу, которая стала существенным подспорьем при заготовке дров. Но самым значительным и запоминающим событием стало конструирование лодки с воздушным винтом. Была изготовлена деревянная лодка с плоским дном, в качестве двигателя выбрали лодочный стационарный мотор марки «Л-12» с водяным охлаждением, затем была сварена рама из металлических труб, изготовлена цепная передача. Оставалось главное — сделать правильный винт. Отец купил ученическую тетрадь в 12 листов, чернильницу-непроливашку, ученическую ручку с перьями «звездочка» и таблетку чернил, которую необходимо было растворить в воде. От знакомых, по-моему Яковлевых, он принес несколько журналов «Крылья Родины» со статьями об изготовлении двухлопастного воздушного винта. За несколько долгих зимних вечеров статьи были аккуратно переписаны, все графики через копировальную бумагу тоже были занесены в заветную тетрадку, а оставшиеся ученические принадлежности отец отдал нам.

Деревянные, около двух метров длиной, заготовки для винтов выбирались очень тщательно, не допускалось наличие дефектов древесины, ни сучков, ни косослоя. Заготовку не распиливали, а раскалывали клиньями, как толстую и широкую лучину, а полученные деревянные пластины необходимо было высушить до нужного состояния, сначала их вымораживали на улице, затем сушили в помещении.

Процесс изготовления винта был самым трудоемким и ответственным, на обработанные поверхности деревянной пластины наносились кривые линии, согласно графиков из тетрадки с соблюдением нужного масштаба и изделию придавалась нужная форма. Далее в ход шли рашпили, наждачная бумага, лак по дереву и краска из наличия (зеленая). Изготовили 5 винтов. Вся эта эпопея была затеяна с той целью, чтобы лодку ставить на якорь как можно ближе к берегу, поскольку летом река сильно мелела и лодки приходилось якорить вдали от берега, да и погрузка с выгрузкой не прибавляла особой радости от общения с рекой, приходилось брести по воде не один десяток метров. Компания мужиков из гаража решала эту проблему следующим образом — бульдозером рыли траншею от берега и по этой траншее лодки приплывали почти до места, правда без мотора, использовался деревянный шест, который изготавливали из ствола сухой ели, и который был неотъемлемой частью любой лодки, наиболее запасливые имели по два шеста.

Упомянутый канал был не совсем рядом, поэтому отец со старшим братом Виталием решили проблему мелководья каждый своим способом — первый сконструировал лодку с воздушным винтом, второй сконструировал водомёт — плоскодонную лодку с тоннелем, в котором закреплялся вал с лодочным винтом, двигатель был тот же, лодочный мотор марки «Л-12». Дальнейшие испытания показали, что идеи братьев имеют право на существование.

Летом 1966 года на новых чудо-лодках мы уже ездили за грибами, за ягодами и только единожды подвел тяговый винт, он разлетелся на две части, одна из которых улетела в тайгу, другая с кучей брызг упала в воду рядом с лодкой. На такой случай в лодке имелись две «запаски», причалив к берегу, потерянный винт быстро заменили на новый и двинулись дальше. Однажды, решив показать возможности своей лодки при движении по мелководью, отец заехал на такую мель, что лодочный руль загнулся, как второй пропеллер! И это не удивительно, так как руль представлял из себя вертикальную металлическую пластину, примерно 40х20 см, приваренную к вертикальному штырю, в верхней части которого находилась шестеренка от обычного велосипеда. Через кусок цепи, металлический тросик и несколько роликов, руль был связан со штурвальным колесом, которое располагалось вдоль правого борта, и моторист, сидя на деревянной скамеечке перед силовой установкой с рамно-пропеллерной конструкцией, смотрел за фарватером, правой рукой удерживал в нужном положении рулевое колесо, а левой рукой отчерпывал со дна лодки воду, которая всегда почему-то появлялась на днище, хоть и в малых количествах.

Лодки, а их часто называли «моторками», были разных типов, кто был на что горазд, то и конструировал. Основу лодочного парка составляли деревянные лодки, их можно было смело называть «шитиками», так как на несущий каркас нашивались внахлест доски, швы между которыми и все стыки вообще, конопатились льняной паклей и заливались горячим битумом, который мы называли либо гудроном, либо варом. Гудрон — устаревшее название битума, хотя в череде дорожным машин и ныне трудятся автомобили-гудронаторы. Мы умудрялась этот вар жевать вместо жевательной резинки, о существовании которой тогда и не слыхивали, её нам также заменяла сера от лиственницы, и вкусная, и полезная.

Некоторые умельцы изготавливали металлические лодки, но они были тяжелыми и имели большую осадку. Отличительной чертой моторных лодок, оснащенных подвесными лодочными моторами, было наличие транца — поставленной на ребро и закрепленной на корме доски, которая позволяла приподнять лодочный мотор, чтобы нижняя часть, называемая «сапог», минимально погружалась в воду. На обмелевшей летом реке это было не лишним. Крепление тягового винта к валу редуктора осуществлялось с помощью шпонки или шплинта, но шпонки вещь не практичная, а вместо шплинтов народ использовал строительные гвозди нужного диаметра и это спасло немало винтов от поломки и потери на мелководье, на перекатах, у каждого лодочника в запасе лежал не один винт.

Часто равномерный гул лодочного мотора нарушался резким набором оборотов и затем наступала тишина. Это лодка наскочила на мель и у мотора «срезало шпонку», то есть гвоздь не выдержал напряжения и винт перестал быть связанным с валом редуктора. Чтобы винт не слетал с вала, его крепили стопорным кольцом, это был тоже гвоздь, загнутый по пазу вала. Неудачники причаливали (приставали) к берегу, вынимали «сапог» из воды, меняли гвоздь и продолжали движение к намеченной цели, как говАривали — «на румпеле». Первую лодку заводского изготовления марки «Казанка» мы увидели в конце 60-х годов, как и подвесной мотор марки «Вихрь» мощностью 18 л. с. До этого основным двигателем лодок был подвесной мотор марки «Москва» мощностью 10 л.с. и стационарные Л-6 и Л-12 мощностью 6 и 12 л.с. соответственно. Кое-кто был владельцем мотора в 2 л.с. марки «Стрела», но на нашей быстрой реке такой движок не котировался. Позднее появились моторы мощностью 20, 26 и даже 30 л. с. В то далекое время это было круто и глядя на современные «Джонсоны», «Ямахи» и тому подобное, понимаешь, что технический прогресс шагнул очень далеко.

Хотелось бы рассказать еще об одном эпизоде. Два брата Мельниковых, Леша и Витя, по чертежам из журнала построили два гоночных скутера, похожих в плане на штыковую лопату, да простят меня за такое сравнение. Под воображаемой плоскостью самой лопаты располагались два продольных поплавка, что-то наподобие катамарана, а на корме, там, где у лопаты должен крепиться черенок, устанавливался подвесной лодочный мотор. Основой конструкции такого скутера служили сосновые бруски и березовая фанера, в ящиках из такой фанеры в поселок привозили некоторые продукты и не только.

Заканчивая лодочную тему, отмечу, что оставшиеся после отца деревянные винты и заготовки были использованы на лучину для растопки печки в доме и в бане, уж больно хорошо они щипались ножом, потому как были сухими и ровными.

ДЕЛА ЖИТЕЙСКИЕ

Каких-то особых хозяйственных навыков отец оставить мне не успел, но подшивать валенки, колоть дрова, растапливать печь и, что немаловажно, вовремя закрывать дымоход заслонкой (вьюшкой, задвижкой) я у него научился. Валенки имели определенную стоимость, поэтому, помня о семейном бюджете, им просто пришивали новую подошву, когда старая изнашивалась. Для этой операции использовались следующие принадлежности и инструменты: шило с крючком, дратва, то есть прочная «суровая» нитка, добываемая из пожарного рукава или из транспортерной ленты и новая подошва, обычно это было голенище от валенка, который не подлежал никакому ремонту.

Шитье осуществлялось следующим образом: с помощью шила с крючком дратва продергивалась через новую подошву и подошву валенка так, чтобы один конец дратвы находился внутри валенка, а другой был наружу. Затем, отступив на величину запланированного шва, прокалывали обе подошвы и из валенка извлекали дратву в виде петельки, в которую продергивали наружный конец дратвы. Взяв двумя руками оба конца, затягивали узелок таким образом, чтобы он спрятался внутри сшиваемых деталей. Такую операцию повторяли по всему контуру подошвы.

Женский вариант ремонта валенок выглядел так: на обычный напильник без ручки наматывали небольшой кусочек капронового чулка, поджигали его над горящей свечкой и затем приклеивали новую подошву к старой с помощью расплавленного капрона. Имея определенный опыт, получали вполне достойный результат, даже не обжигая пальцы. В обоих случаях прикрепленную подошву аккуратно обрезали сапожным ножом от всего лишнего.

Длинные зимы заставляли население поселка готовить большое количество дров, поэтому навыки в колке дров имели немалое значение. Основным орудием являлся колун на березовой ручке, которая была чуть длиннее, чем у топора. Первоначально напиленные по размеру 40—50 см чурки, называемые дровами-швырок, кололись на пластины, на половинки, на четвертины. Так лиственничные чурки довольно легко кололись на пластины, сосновые чурки с малым количеством сучков кололи на половинки и на четвертинки, а вот чурки, напиленные из вершинной части дерева, кололи на две части и обязательно через центр, так легче расколоть чурку, хотя сильному работнику с хорошим колуном никакие сучки не страшны, но через центр колоть все же легче.

Раскалывать чурки необходимо было с верхнего конца, с вершинной части, в противном случае процесс осложнялся из-за переплетения волокон древесины. На пилораму привозили как деловой лес, так и дровяное долготьё, которое люди выписывали как под заработную плату, так и за наличный расчет. Хорошую теплоотдачу имели лиственничные и сосновые дрова, еловые и пихтовые дрова «стреляли» искрами, а это весьма опасно при печном отоплении, березы в наших лесах было мало, осину и тополь на дрова не готовили вообще.

Колун для подростка был тяжелым орудием труда, поэтому мы использовали топор. При колке дров топором, особенно круглых чурок, необходимо было знать некоторые секреты. Так удары должны наноситься в ближнюю заболонную часть чурки, это наиболее насыщенная влагой часть дерева и зимой это самое хрупкое место у чурки. При ударе лезвие топора необходимо держать под небольшим углом относительно вертикали, так топор не сильно вонзается в древесину, но расклинивает волокна, да и вытащить его значительно легче. Ноги расставляй, как можно шире! По топору бить нельзя, используй клинья! Дрова, расколотые на пластины, на половинки и на четвертины складывали в поленницы под открытым небом для естественной просушки, причем укладывали корой кверху, а вот дрова, наколотые на поленья, старались складировать под навес, под крышу. Ровные сосновые поленья от комлевой части ствола дерева мы отлаживали отдельно для последующего расщепления на лучину, которой растапливали печь. Готовили лучину большим ножом, причем лезвие ножа необходимо держать по радиусу к годовым кольцам, а не по касательной, так лучину можно нащипать очень тонкими пластинками. Топили печь так — в топку по краям укладывали два сосновых полена, между ними на бересту или на кусок газеты ложилась лучина, которую перед этим ломали пополам и сверху укладывали поленья с обязательными зазорами между ними. Топку заполняли максимально, приоткрывали заранее очищенное поддувало, открывали задвижку (вьюшку, заслонку) на вертикальном конечном дымоходе и зажигали спичкой лучину, при правильном подходе к этому мероприятию, достаточно было одной спички. Через несколько минут дверку поддувала закрывали и печь начинала «набирать обороты».

Конструкция большинства печей была стандартной — пять горизонтальных колодцев, печь в плане представляла букву «Г». Имелась чугунная плита с двумя отверстиями, которые закрывались набором плоских чугунных колец. От того, насколько много или мало открывалось отверстие в плите, настолько много или мало пламя печи грело и нагревало стоящую на плите посуду. Когда не требовалось форсировать процесс нагревания, оба отверстия закрывали, тем более через некоторое время плита раскалялась до красноты. Позади топки была встроена духовка — жарочный шкаф, сделанный местными умельцами из листового железа. Духовка имела металлическую дверцу и направляющие из приваренных уголков для установки внутрь металлических протвеней, на которых хозяйки готовили разную вкуснятину — рыбные и мясные пироги, шаньги, пирожки, оладьи, сладкие пироги и т. п. Перед основной топочной дверцей на пол прибивался лист толстой жести, который назывался предтопочным и был своеобразным предохранителем от возгорания дощатого пола, так как очень часто горящие угольки пытались выпасть из топки. На предтопочном листе, в уголке сбоку, в обязательном порядке располагались металлические кочерга (клюка), щипцы и совок.

Процесс топки печи должен был проходить под пристальным надзором взрослого члена семьи, так как необходимо было вовремя передвинуть поленья от краев топки к её середине, где поленья прогорают в первую очередь, для этого и нужна кочерга, затем добавить новых дров, так как одной закладки, одной топки, было недостаточно. Во вторую очередь закладывали лиственничные дрова, они давали самый большой жар. Финальным аккордом являлось закрытие трубы, закрытие той самой вьюшки-заслонки-задвижки на последнем вертикальном дымоходе. Вся трудность заключалась в том, что в топке не должно остаться не сгоревших поленьев, для чего печку «шуровали» — перемещали кочергой поленья и угли относительно друг друга, мало того, оставшиеся в печи угли не должны излучать голубоватых язычков пламени, это был «угар» — страшный газ, который мог отправить на тот свет всех, кто уснул в доме. Если же случилось так, что в печи осталось не сгоревшее полено, так называемая «головёшка», то в ход шли щипцы и ведро с небольшим количеством воды, в которое бросали «головёшку» и быстро выносили на улицу. Не сгорали до конца обычно поленья недостаточно высохшие, они как правило лежали внизу сложенной поленницы, а также могли превратиться в «головёшку» поленья с большим и толстым сучком.

Но вот все благополучно завершилось, труба закрыта, печные колодцы и весь печной массив, сложенный из полнотелого глиняного кирпича, начинал «работать» — нагреваться, а затем отдавать свое тепло в помещение. Некоторые детали конструкции печной топки — стенки печной топки — выкладывали из огнеупорного кирпича, а колосники были самодельными, сваренными из толстых металлических прутьев или арматуры, потому как заводские колосники из магазина попросту плавились, не выдерживая интенсивного режима эксплуатации.

Помимо перечисленных выше навыков, полученных мною от отца, запомнились первые уроки по электробезопасности и основным правилам эксплуатации бытовых электроприборов. В возрасте 9—10 лет я уже знал, что медный провод лучше алюминиевого, что скрутки проводов при монтаже должны выполнятся очень тщательно, их длина должна быть не менее восьми диаметров скручиваемого провода, все болтовые соединения необходимо затягивать изо всех сил. Наличие напряжения в проводах отец проверял тыльной стороной ладони, индикаторы появились позднее. Корпуса электрических розеток, выключателей, вилок изготавливались в то время из эбонита и были достаточно прочными. Розетки имели контакты с пружинами, крепились детали на солидных болтовых соединениях и розетки выдерживали силу тока в 10 ампер. Выключатели были оснащены пружинкой, позволяющей создать плотный контакт при включении. Разборная вилка позволяла произвести первичный ремонт своими силами, заменить подгоревшие контакты, отремонтировать место соединения с электрическим шнуром — самое слабое место во всей цепочке соединений. Конструкция электроутюгов позволяла производить ремонт или замену спирали, которая нагревала утюг, и которая находилась в керамических изоляторах, напоминающих маленькие бочонки, внутри корпуса утюга.

В седьмом классе у меня была уже целая коробка разных контактов, пружинок, болтов, гаек, проводов и прочей мелочевки, необходимой для ремонта разных бытовых электроприборов. Высшим пилотажем считалась замена предохранителей в пробках на медные проводки и временная остановка электрического счетчика — прибора учета потребляемой электроэнергии, которые имелись в каждом доме, в каждой квартире, но об это лучше промолчать.

Детали переезда на новое место жительства в 1959 году я не помню, был слишком мал. Первые детские впечатления о поселке Горно-Чуйский связаны с получением жилья: это была двухкомнатная квартира в двухквартирном доме. Запомнил печку, зыбку — подвесную люльку для грудных детишек и большие сугробы снега.

К кирпичной печной стене любили прижиматься, по-моему, все ребятишки, набегавшись на морозном воздухе, в зыбке качали мою младшую сестру Ольгу, родившуюся 13 октября 1959 года уже в Горно-Чуйском, а сугробы снега были настолько большими, что в них устраивали пещеры и проходы между ними. Особенно большими наносы снега были вдоль заборов — это следствие завеев ветра, как говорили взрослые.

Квартира наша имела следующую планировку. Поднявшись на крыльцо, попадаешь в веранду, имеющую две оконных рамы, одна смотрит во двор, другая — на дорогу. На веранде у нас стоял стол, была кровать, настенные полки для разных предметов. Справа от входа, за дощатой дверцей, находилась небольшая кладовая, где на полках и в подвешенном состоянии, в тканевых мешочках, в авоськах, находились продукты и прочие хозяйственные припасы. Прямо по ходу располагалась массивная дверь, ведущая непосредственно в жилые помещения. Открыв эту дверь, попадаешь на кухню, где мы раздевались, умывались, готовили и принимали пищу. Немалое место на кухне занимала печка. Проблему раздевалки и умывальника решала небольшая дощатая перегородка справа от входа. С одной стороны на этой перегородке можно было увидеть вешалку для верхней одежды и с полочкой для головных уборов, с другой стороны перегородки висел умывальник, зеркало и полочка для предметов личной гигиены. У окна стоя кухонный стол, в углу обосновался кухонный буфет. Слева находилась дверь, ведущая в большую комнату, которую называли зала. В этой комнате было два окна, выходящие на дорогу, между окнами стоял комод с ящиками для одежды и постельного белья, на комоде, на красивой скатерти с выбивками, стояло зеркало-трельяж, часы-будильник, которые каждый вечер приходилось «заводить», то есть закручивать пружинный механизм. Здесь же стояли вазочки в виде соединенных березок с вставленным крашеным ковылём, флакон одеколона в виде виноградной лозы.

В зале стоял диван, плательный шкаф, двухспальная кровать родителей, а в центре находился круглый стол с опускающимися сегментами столешницы, для экономии комнатного пространства. Прямо через кухню можно было пройти в детскую комнату, где углом стояли две кровати, у окна находился письменный стол, на стене висела полочка для книг и ученических принадлежностей.

Печь грела все три помещения. В кухне печка располагалась сама, залу грела большая сторона.

Все четыре окна на зимний период утеплялись вторыми рамами, между которыми для красоты глаза на белую вату устанавливали кусочек оленьего мха — ягель и ставили маленькую емкость с простой поваренной солью. Стыки по периметру рамы конопатились тряпичными лоскутками, замазывались пластилином. Кто-то красил эти стыки, кто-то заклеивал их бумажной лентой, используя мыло или клейстер — мучной клей. Можно было просто намазать ленту горячей вареной картошкой, и бумага очень крепко приклеивалась к любой поверхности. По подоконнику укладывали узкую тряпку, концы которой упускали в подвешенные бутылки для сбора конденсата и растаявшей изморози с окон.

Пространство чердака тоже использовалось хозяевами. Внутри сушили бельё на телефонной проволоке, она была биметаллической и не ржавела, на нашем чердаке стоял большой фанерный чемодан, с которым семья приехала из Алексеевского затона. Крышка чемодана изнутри была оклеена этикетками от банок и бутылок, зимой в этом чемодане хранилась мороженная ягода брусника, которую мы по-тихому от родителей таскали, рискуя заработать ангину. Ягода прилипала к губам и хрустела на зубах, но её вкус был ни с чем не сравним. Хорошо запомнился вкус не только мороженной брусники, но и вкус сухого киселя в брикетах, запомнились плитки фруктового чая, напоминающего по вкусу сушеную чернику, халва в пачках и на развес — вот основные лакомства нашего детства. А если эти деликатесы мы могли утянуть на улицу, в тайне от родителей, то вкус увеличивался в разы.

Прием пищи за домашним столом был делом обыденным, даже заурядным, другое дело на улице, на бревнах, расположенных через дорогу от нашего дома. Штабеля бревен были излюбленным местом моих сверстников, здесь мы играли, кушали разные вкусняшки, рассказывали страшилки и просто общались.

Вспоминаю, как летом перед сеансом кинофильма в поселковом клубе, нашел на земле спичечный коробок с этикеткой, которой у меня не было и на которой была изображена голова собаки, а коллекционировали, вернее собирали, мы все подряд — спичечные этикетки, почтовые марки, значки, монеты, открытки и даже фантики от конфет. Так вот в найденном коробке была кем-то спрятана и потом потеряна трехрублевая купюра. Про кино я сразу забыл и помчался в магазин, где на все деньги заказал глазурованные пряники. Продавщица через прилавок посмотрела на меня сверху вниз и спросила: «А унесешь?», на что я мужественно ответил, что унесу, мне в ту пору было 8—9 лет. Тогда продавщица из оберточной бумаги свернула огромный кулёк и заполнила его желанными пряниками. С большим трудом я добрался с этим кульком до заветных бревен, друзей два раза приглашать не надо было, река протекала совсем рядом, поэтому пир устроили на славу, а я был самым счастливым человеком в тот момент.

Летом в клубе бывало жарко и во время вечернего сеанса для взрослых кассир-контролер приоткрывала дверь аварийного выхода, который был прикрыт шторами. Можно было тихонько подойти и из-за шторы посмотреть «взрослый» фильм, однако контролёр была достаточно бдительной и частенько драла нам уши!

Ассортимент продуктов в магазинах поселка был достаточно разнообразным, его основу составляли консервированные продукты и тому было оправдание. Мясные и рыбные консервы особо не запомнились, кроме колбасного фарша. Банку с фаршем вскрывали, на донышке делали маленькую прорезь и через неё выдували фарш на тарелку, нарезали кусочками, а солидол с губ вытирали. Компоты живо всплывают в памяти, как и сгущенное молоко, сгущенное какао и сгущенное кофе. Самым популярным компотом был абрикосовый компот в жестяных банках. После поедания плодов абрикосов, приступали к извлечению зерен из косточек, раскалывая их молотком. Не уступал ему компот из мандариновых долек. Запомнился кусковой сахар, который кололи ударами ручки столового ножа, причем ударять необходимо было по пиленой стороне, тогда можно было наколоть сахар на тонкие пластинки. Для такого сахара существовали специальные щипцы, но нож был популярнее. Сливочное масло поступало в магазины с базы ОРСа (отдела рабочего снабжения) в картонных коробках и уже в магазине масло нарезали на порции меньших размеров. В фанерных ящиках в магазины поступал чай-заварка «Индийский», «Грузинский», «Цейлонский», «Черный байховый», а также папиросы «Беломор-канал», «Север», «Прибой»… Существовала шутка-загадка: найти на пачке «Беломора..» число «14» и сосчитать общее количество цифр «5». Ответ был таким — название канала было выделено красной краской, и при определенном допущении это название походило на число «14», а если букву «л» в названии папирос рассматривать вверх ногами, то её можно принять за римскую цифру «5» и включить в общее число «пятерок». С пачкой папирос «Север» было еще интереснее, предлагалось найти белого медведя, который, как потом выяснялось, ушел за гору справить нужду. Реже встречались папиросы «Казбек», «Ростов-на-Дону», «Три богатыря», которые курило высокое начальство. Конфеты были разные: ириски, карамельки, леденцы россыпью и в жестяных банках, карамельные подушечки, шоколадные конфеты «Кара Кум», «Буревестник», реже появлялись «Куйбышевские» и продавались самые крутые «Мишка на севере» и «Ну-ка, отними», шоколад производила московская кондитерская фабрика «Ротфронт». Красивые обертки от конфет, которые еще назывались фантиками, являлись предметом собирательства у девчонок, разноцветную фольгу называли «золотинкой» и собирали в отдельной коробке для украшения новогодней ёлки. Из распространенных лакомств можно назвать сгущенку (молоко, какао, кофе), а также разноцветный желатин, который просто заливали кипятком в тарелке и получали десерт, который назывался «желе». Фруктовый чай стоил 14—16 коп., кофе в брикетах — 7 коп., какао в брикетах — 8 коп., халва — 33 коп., конфеты — подушечки, уцененные по причине таяния имели разную цену.

В магазин ходили с небольшим кожаным мешочком-«гаманком» на металлических защелках, в котором хранились мелкие деньги. И хотя в еде ребятишки проблем не испытывали, очень многие элементы пропитания мы брали у природы, в естественной среде. По небольшим заливам, заводям ловили гольянов — мелкую, но вкусную рыбку. Ловили трехлитровой банкой с жестяной крышкой, в которой было прорезано хитрое отверстие — прорезь крест-накрест, полученные углы загибались внутрь банки и рыба, заплывшая в банку за едой, выбраться обратно не могла. В качестве приманки использовали обычный хлеб, но в ход шли и тесто, и нарезанный ломтиками сырой картофель.

Жарили луковицы саранок, собирали дикий лук и чеснок, в обязательном порядке собирали березовый сок, грибы, ягоды, кедровые и стланиковые орехи… Особо запомнилась ягода шикша, которую мы называли «зассыхой», так как эта ягода была очень сочной. Шикарным блюдом считалась печеная на углях картошка. Выловленные гольяны, добытые луковицы саранок, грибы рыжики запекались на костре на заостренных палочках, на рожнах. Науку разжигания костра, типы костров мы постигали от родителей, от старших братьев и на собственном опыте. Так для разжигания бралась береста, сухие иголки хвойных деревьев, они обычно желтого цвета, нижние тонкие веточки на елках, они быстро загораются и почти никогда не попадают под дождь благодаря шикарной крыше. Использовалась только одна спичка, вторая могла тебя опозорить. Спички в особых случаях покрывали парафином от расплавленных свечей, так они не боялись воды, а если намокал коробок, то зажечь спичку можно было и об штанину резким маховым движением. Большую роль в жизни человека играли спички. Они помогали добыть огонь, а значит, получить тепло, приготовить пищу. Однако смекалка человека уготовила спичкам массу других применений. Вспомним некоторые из них. Заостренная спичка играла роль зубочистки, спичка с намотанным кусочком ваты помогала почистить ушную раковину после бани. При дефиците сигарет, когда одну сигарету приходилось курить нескольким курильщикам, спички помогали докуривать сигарету до самого конца. Двумя спичками зажимали бычок, и выпятив губы, втягивали заветный никотин. Коробком спичек играли на столе, когда, положив коробок на край стола, щелчком подкидывали коробок вверх, стараясь поставить коробок на ребро. Стоящий вертикально коробок приносил максимум очков, лежащий на длинном ребре, он приносил очков поменьше, а когда коробок ложился плашмя, выигрыш был минимальным. Кстати, вспоминая спички, нельзя не вспомнить и газеты, которые использовались на все случаи жизни: скатерть на пикнике, мухобойка, веер при жаркой погоде, головные летние уборы различной конструкции, туалетная бумага и газету даже почитать можно. При разведении костра помнили, что елка стреляет искрами, и что лучшими дровами являются сосновые и лиственничные сухие сучья. Основным типом костра был «шалаш», а для длительного горения закрепляли кольями два бревна, друг над другом, а в середине зажигали «шалаш», можно упомянуть «колодец», «звезду»…

Когда варили чай, то в котелок часто добавляли листья смородины, брусники, малины. Зимой чай «с дымком» и согревал, и помогал управиться с мороженным куском хлеба и не менее мороженным куском масла. Сухие супы в пакетах мы с Колоковским Венкой впервые варили в зиму 1970—1971 гг., пакеты привезла его старшая сестра. Происходила трапеза на левом берегу Большой Чуи, на скалах, где была тесная низкая пещера и небольшой, но достаточно просторный грот. Место было удобным — недалеко от дома, весьма нескучным — открывалась панорама поселка, минус был один — другой берег реки, поэтому походы только зимой, но у нас было несколько других мест, правда не столь благоприятных, не та панорама, не то укрытие от непогоды. Все наши походные стойбища были оборудованы кострищами по всем правилам пожарной безопасности, была произведена обваловка землей, была устроена с наветренной стороны защитная стенка из камней, был сооружен солидный таган для котелков. Имелся запас дров, бересты, кое-где лежала и пара чашек с ложками, хотя при отсутствии ложки проблему решали по месту. Из бересты вырезался круг, в котором делался вырез в виде сектора в 30—40 градусов, края сектора соединяли с небольшим нахлестом и закрепляли их частично расщепленной березовой веточкой, стараясь найти такую веточку, у которой раздвоенный второй конец, его превращали в примитивную вилку. От горячей пищи такую ложку начинало выворачивать, но голодным никто не оставался, да и ремонт такого орудия был нетрудным. Все эти походы, уроки начинающих туристов происходили в подростковом возрасте, мне же хотелось вернуться к дошкольным годам, к тому периоду моей жизни, в котором случались курьёзные случаи, случаи веселые и не очень. Никогда не забудутся поездки с родителями в отпуск, они доставляли массу впечатлений о новых городах и весях, о новых знакомых.

ПОЕЗДКА В ОТПУСК В 1960 ГОДУ

Первая поездка состоялась в 1960 году в Алексеевский затон, как продолжали называть мою малую родину. Детская память сохранила немногие эпизоды той поездки. Прежде всего вспоминается поселковая водокачка, одиночное здание, почему-то красного цвета, где население ближайших к ней домов набирало питьевую воду. Для того, чтобы вода начинала наполнять принесенную и привезенную посуду, необходимо было дернуть на себя торчащий из стены металлический прут с петлей на конце. Из трубы, которая тоже выходила из стены рядом, появлялась струя прозрачной и холодной воды. После набора воды, этот прут толчком возвращали на место. Меня донимал вопрос — кто сидит внутри этого строения и наливает людям водичку? Пытался заглянуть в отверстие, из которого торчала труба, но ничего не увидел, хотя старшие братья и друзья продолжали меня разыгрывать, говоря: «Там, там мужичок сидит, смотри внимательно!»

Запомнился ручей, в котором мы с сестрой Марусей мыли морковку. Переброшенная через ручей доска казалась нам ненадежной опорой, и мы держались за руки. Моя бабушка, Агафья Ивановна Лыхина, урожденная Серкина (13.02.1896 д. Серкинская — 08.10.1960 п. Алексеевск), которую все называли баба Галя, казалась мне очень старенькой, так как в Горно-Чуйском людей её возраста, а это 64 года, просто не было. Любил играть с её большой лупой в медной оправе, разглядывая все вокруг. Зрение у бабушки было слабое, и она эту лупу всегда держала под рукой, иногда даже пыталась читать толстую потрепанную книгу «Угрюм-река». Деда своего, Лыхина Матвея Андреевича (ок.1890 д. Лыхинская — 22.11.1933 п. Алексеевск), знал тогда только по рассказам родителей. Был он шкипером, носил усы и было у него пятеро детей: Нина, Гермоген, Виталий, Павел и Елена. А вот прадед, Лыхин Андрей Алексеевич (27.09.1856 д. Лыхинская — ок.1932/33 п. Алексеевск) был мне «ближе»: в его честь я получил своё имя. Конечно, все детали этого посещения родины я помнить не мог, но о них впоследствии мне рассказывали родители, старшие братья и сестры, когда задавал им вопросы, пытаясь выяснить некоторые детали.

ПОЕЗДКА В ОТПУСК В 1962 ГОДУ

В следующий отпуск родители решили посетить своих сестер. В Иркутске проживала семья маминой сестры Евгении Ивановны, в деревне Бирюса Тайшетского района проживала семья отцовской сестры Елены Матвеевны. Иркутск запомнился просмотром телевизора — истинного чуда того времени. Это был большой ящик с очень маленьким экраном. Перед телевизором стояла стеклянная емкость, которую заполняли водой, и которая становилась лупой, незначительно, но все же увеличивая изображение на экране. Телевизор имел марку КВН, по первым буквам фамилий изобретателей, которую наш неунывающий народ расшифровывал, как «купил, включил — не работает!». Линза должна была заполнятся глицерином, про который многие даже не слышали. Родственники жили в бараке, во дворе школы №23 по улице 1-ая Советская (остановка «Омулевского»).

До Тайшета ехали поездом в отдельном купе, что тоже было в диковинку. До Бирюсы добирались на рейсовом автобусе, такие были и в нашем поселке. Время пролетело незаметно: купание, игры — вот главное занятие у детворы летом. Пробовал на вкус запаренную в кастрюльке калину, не понравилась, слишком горькой показалась. А дядя Миша утверждал, что это очень полезный для здоровья отвар и добавлял: «С калиной дружен, доктор не нужен!»

Обратно отправились поездом до Усть-Кута, вернее до Осетрово, сейчас все слилось воедино. Из осетровского речного порта на пассажирском теплоходе добрались до райцентра Мама и далее на родном «кукурузнике», так любовно называли самолет Ан-2, прилетели в Горно-Чуйский.

С отцом в Иркутске. За нами сидит Александр Сергеевич Вольхин, муж маминой сестры. 1962 г.

Осетрово запомнилось большим красивым речным вокзалом и белым зданием почты, но вокруг теснились потемневшие двухэтажки, которые нам пришлось созерцать, пока искали магазин, чтобы купить продукты в дорогу. Спустя почти сорок лет мы поселились в этом микрорайоне, который стал называться «Лена». А Осетрово влилось в быстро растущий Усть-Кут.

ПОЕДКА В ИРКУТСК В 1964 ГОДУ

Последний вояж перед школой состоялся в мае 1964 года, когда мы вдвоем с мамой приехали в Иркутск по очень важной причине — мама ждала третьего ребенка. В областном центре остановились у маминой сестры Евгении Ивановны, которая получила квартиру в Лисихе по улице Байкальская, дом 196. Дополнительных причин было несколько: и новоселье, и я собирался в первый класс.

29 мая 1964 года на свет появился братишка Володя. Мне приобрели всё необходимое для школы. И уже втроем вернулись домой.

Вспоминаю дни пребывания в детском саду. Положительные эмоции вызывали обилие ребятишек, масса игрушек и ожидание школьной жизни. В этой жизни не было послеобеденного сончаса — не могли себе представить. Предполагали, что школьники всё же спят, но совсем немного. Оппоненты не соглашались, мол, были в школе, но коек не видели.

Очень вкусной в детском саду была рисовая каша с изюмом или с черносливом. Компот вообще был вершиной поварского искусства.

К отрицательным эмоциям отнесем раздачу воспитательницей перед едой рыбьего жира. Также постановка к стенке в спальной комнате за баловство во время сон-часа. Очень неприятная ситуация — стоять в трусах и слушать хихиканье малышни из-под одеял.

Запомнились две небольших травмы. Красным карандашом я ободрал себе нёбо. Изображал боевой истребитель и неудачно приземлился между стульями. Ободрал до крови палец, который умудрился запихать между велосипедной цепью и звёздочкой. Велосипед ставили вверх колесами — на руль и седло — и раскручивали педалями заднее колесо, вручную, до максимальных оборотов. Желание достичь этих самых оборотов и привело к травме.

Особый колорит детсадовскому периоду придавало то обстоятельство, что моя мама работала в этом саду помощником воспитателя в группе, куда ходила младшая сестра. Поэтому все мои подвиги и похождения дополнительно обсуждались еще и дома. Отец на все выступления мамы по поводу моего поведения, не всегда удовлетворительного, говорил «мальчишка должен быть немного хулиганом и всегда давать сдачу». Это я запомнил на всю жизнь. Забегая вперед отмечу, что в аттестате о среднем образовании в графе поведение указано «удовлетворительное». Для большинства моих одноклассников, а я учился в трех школах, такая формулировка поведения была недопустимой, только «примерное» и не иначе. Но вернемся к детскому саду, где я каким-то образом просидел в старшей группе два года. Видимо причины были разные. Поди разберись почему это произошло. Зато в школе однокашников по детскому саду у меня было в два раза больше, чем у остальных ребят.

Конец ознакомительного фрагмента.