Бездна

Андрей Ливадный, 2011

Много столетий назад люди вынуждены были покинуть родную планету и поселиться на планете, почти сплошь покрытой океаном. Так возник Лазурный Чертог – подводный город земных колонистов. Дышать под водой людям помогали существа-симбионты, называемые эмирангами. Но эмиранг мог увлечь человека в Бездну – гигантский разлом в океанической коре, – откуда уже не будет возврата. Инге повезло, она одна из немногих прошла Путем Выживших, и океан стал для нее родной стихией.

Глава 1

Лазурный Чертог. Пятнадцать лет спустя…

— Мам, пап, я скоро вернусь! — Инга глубоко вдохнула, и, не дожидаясь ответа родителей, нырнула в шлюзовой бассейн.

Мать, выглянув из соседней комнаты, лишь покачала головой. Темная гладь воды расходилась пологими волнами, на бортике лежала сброшенная дочерью домашняя туника, сплетенная из тончайших водорослей.

Инга росла звонкой, непоседливой, будто в ней жили брызги солнечного света. Сколько же в ней энергии, и сколько волнений приносит родителям ее стремительная непосредственность?

Катя взяла тунику, расправила ее. Привлеченный голосом дочери и плеском воды в центральное помещение батт отсека вышел Николай. В руках он держал крупные раковины моллюсков, из которых при помощи несложных инструментов изготавливалась домашняя утварь.

— Где Инга?

— Поплыла гулять. — Катя подошла к окну, выглянула наружу, но дочери уже и след простыл. — Коля, — она обернулась, — а когда мы расскажем Инге о Пути Выживших?

— Никогда, — Николай запнулся. — Ну, по крайней мере, не сейчас, — добавил он.

— А если она случайно узнает?

— От кого? — он тоже подошел к окну. За пятнадцать лет Лазурный Чертог неузнаваемо изменился. Не стало Хранителя, а вместе с ним угасли вековые традиции, их пересилил страх. Уже давно никто не решался приплыть на Утес Эмиранга, вверить своего ребенка непредсказуемой воле Бездны. — Ты же видишь, как все складывается. Новое поколение растет в тесноте батт отсеков. Город меняется, жизнь тоже. Люди перестали следовать традициям. Я вот все чаще подумываю: а не перебраться ли нам насовсем в Изумрудную Гладь?

Катя как будто не слышала последних слов мужа.

— Выходит, наша дочь последняя из поколения Пути Выживших? — спросила она.

— Получается так. Скоро она повзрослеет, и тогда сможет понять происходящее, а сейчас мы только расстроим и напугаем ее своими рассказами.

— Пожалуй, ты прав, — подумав, согласилась Катя.

* * *

Инга не слышала разговора родителей.

Короткий тоннель вывел ее наружу, неяркий приглушенный изумрудный свет объял девушку, она грациозно влилась в течение, проходящее по верхней границе Волнующегося Леса, и мысленно позвала эмра.

Эмиранг не любил тесный бассейн батт отсека, он предпочитал дожидаться юную хозяйку, лежа на песчаном дне, среди густых подводных зарослей.

Инге не пришлось повторять мысленный зов. Стена водорослей всколыхнулась, стремительная тень радостно рванулась к ней. Каким образом эмиранги воспринимают ментальное обращение, как отличают мысль одного человека от мыслей другого? Инга не задавалась подобными вопросами. Она выросла в гармонии с окружающей стихией, принимая многие явления как естественный, незыблемый порядок вещей.

Между впадиной Волнующегося Леса и высокими уходящими к поверхности океана стенами овального кратера, в толще которых располагалось большинство батт отсеков, расстояние не маленькое, и эмиранг, спеша навстречу хозяйке, принял обтекаемую форму; он мощно и ритмично прокачивал воду сквозь временно образованные мышечные трубки, создавая тем самым реактивную тягу.

Подплыв к Инге, эмр стремительно трансформировался, на миг превратился в подобие медленно гаснущего купола, затем коснулся запястья ее руки, привычно обвился вокруг него, и тут же утратил определенную форму, равномерно распределяясь по телу, образуя плотно прилегающий к коже защитный слой.

Инга ощутила характерное покалывание. Симбионт продолжал трансформацию, одновременно соединяясь с ее нервной системой, — плоть эмиранга мягко обволокла плечи, щекотливо скользнула по шее, трепетным прикосновением закрыла губы, нос, формируя живую дыхательную маску, закрывающую нижнюю часть лица.

Она выдохнула.

Пузырьки воздуха, пройдя сквозь плоть эмиранга, закручиваясь спиралью, устремились вверх.

Инга не шевелилась.

Эмру нужно немного времени, чтобы полностью принять не стесняющую движения человека форму, завершить трансформацию, а главное — войти в полноценный контакт с нервной системой хозяйки, корректируя дыхательный рефлекс.

Для девушки происходящее являлось вполне естественным, обыденным процессом. Никто не учил ее сложной технике подводного дыхания. Она выросла в водной стихии, и даже первые, туманные, полуосознанные воспоминания детства содержали устойчивый образ эмиранга, который взрослел вместе с ней.

Позже, когда пришло время, и родители занялись ее образованием, Инга была крайне удивлена, узнав, как сложен процесс подводного дыхания. Оказывается, кожа эмиранга пронизана миллионами пор, соединенных с микроскопическими клеточными образованиями. В них протекают биохимические реакции, выделяющие крошечные пузырьки воздуха. Собираясь вместе, они попадают в «дыхательную пазуху» — эластичное уплотнение, закрывающее нижнюю часть лица.

Один вдох в две-три минуты, в зависимости от текущей потребности человеческого организма, — такой ритм работы легких задают нервные импульсы, исходящие от эмиранга.

Впрочем, Инга хоть и старалась учиться прилежно, но многое казалось ей скучным, неинтересным. Она усваивала уроки, отвечала на вопросы, но, в силу возраста не обременяла себя полученными знаниями, они откладывались где-то глубоко в подсознании, чтобы быть востребованными позже.

Куда увлекательнее, интереснее исследовать окружающий мир, собирать диковинные ракушки, плавать наперегонки с пугливыми стайками рыб, забираться в потаенные уголки Изумрудной Глади, где солнечный свет пронзает толщу воды, дробясь на миллионы лучей, освещая коралловые арки и таинственные гроты.

* * *

Чем же заняться сегодня?

Она осмотрелась.

Над головой плавно изгибались облепленные ракушками массивные балки полуразрушенного купола, когда-то накрывавшего Лазурный Чертог.

Нитевидные водоросли, словно зеленая бахрома, свисали с переплетений древней конструкции, стайки рыб сновали меж ребрами давно утратившей смысл и предназначение защитной постройки.

Все же как глупы были механопоклонники… — невольно подумала Инга, любуясь изумрудными бликами. — Они не видели и не понимали красоты подводного мира, пытаясь отгородиться от него непроницаемыми сводами.

Промелькнувшая мысль напомнила о старом отшельнике, который жил за пределами Лазурного Чертога. Именно он рассказывал ей об истории города, о древности, о механопоклонниках.

Дедушку Фридриха надо бы навестить.

Эмиранг уже завершил трансформацию и нетерпеливо покалывал кожу Инги, словно спрашивал: куда поплывем?

Она мысленно представила угловатый, не похожий на другие жилища батт отсек, наполовину погребенный в песке, у границы между стекловидными зарослями и Песчаной Рябью, затем грациозно развернулась, всплывая навстречу ярким лучам ласкового солнца.

Постепенно ее взору открывалась панорама Лазурного Чертога. Она поднималась к поверхности океана, еще не замечая перемен, произошедших в городе за долгий период ее отсутствия. Большую часть времени Инга проводила вместе с родителями на подводных фермах Изумрудной Глади. Там, среди великолепия подводных садов прошло ее детство. В город семья возвращалась лишь один раз в год, на период штормов, когда мелководья становились небезопасными.

Сегодня погода стояла ясная, тихая, под стать ей было и настроение, — безмятежное, теплое.

Жизнь казалась прекрасной, понятной, окружающий мир — гармоничным, лишь эмр отчего-то вдруг глухо забеспокоился.

Инга прекратила движение к поверхности. Эмиранг никогда не нервничал понапрасну. Она привыкла всецело доверять ему, и сейчас, ощущая тревожные покалывания, осмотрелась.

Стены Лазурного Чертога плавными, бархатистыми от обилия водорослей уступами стекали ко дну котловины, где подводные растения образовывали чащу Волнующегося Леса.

Эмр очень точно умел определять, куда именно направлен ее взгляд. Инга часто пользовалась этой особенностью, чтобы выяснить причину внезапной тревоги преданного существа.

Подводный мир, кроме красот, таит и множество опасностей, забывать о которых нельзя.

Взгляд девушки задержался на одном из кварталов батт отсеков. Прозрачные, чистые воды Чертога даже на большом расстоянии позволяли различить происходящее: люди расчищали опушку Волнующегося Леса, длинные вековые плети фиолетовых водорослей, подрубленные у корней, бессильно всплывали к поверхности океана. Встревоженный эмр мгновенно подключился к восприятию, его природный эхолокатор вычертил перед мысленным взором Инги фигуры людей, облаченных не в плоть эмирангов, а в громоздкие гидрокостюмы, напоминающие походное снаряжение дедушки Фридриха, которым тот пользовался для подводных прогулок.

Что происходит?!

Три просеки врезались в чащу Волнующегося Леса. Люди методично и безжалостно уничтожали растения, возводя на освободившемся пространстве конические постройки из камней, располагая их через равные промежутки. От примитивных якорей вверх тянулись толстые тросы.

Инга совершенно не понимала смысла столь беспощадных действий.

Ее сердце дрогнуло, сжалось. Любовь к растениям, трепетное отношение к красоте окружающего мира были неотъемлемой частью ее души, — возмущенная, потрясенная увиденным, Инга инстинктивно рванулась туда, и эмиранг предано подхватил ее стремление. Они двигались быстро, наискось пронзая толщу воды, — не прошло и минуты, как Инга оказалась в гуще событий, на одной из «просек».

Незнакомые ей жители Чертога невольно прервали варварское истребление векового леса. Они останавливались, беспокойно оглядываясь, их медлительные жесты выглядели неуклюжими по сравнению со стремительным движением облаченной в плоть эмиранга девушки.

Ее искреннему негодованию не было границ. Рассудок помутился от вида беспомощно вплывающих растений; заметив, что один человек продолжает рубить толстый волокнистый ствол фиолетовой опассии, Инга стремительно развернулась. О том, как обратиться к незнакомцу, она ни на секунду не задумалась, действуя в порыве искреннего гнева.

Сжав кулак, Инга требовательно постучала костяшками пальцев по затылку массивного герметичного шлема.

Человек медленно разогнулся, оборачиваясь.

Сквозь прозрачный лицевой щиток Инга отчетливо разглядела лицо взрослого мужчины. Тот смотрел на нее зло, озадаченно, не понимая, чего она хочет, зачем мешает работать?

Выразительный язык жестов был ему, определенно, знаком.

Инга несколькими эмоциональными фразами выплеснула недоумение и горечь, требуя прекратить чудовищную вырубку!

— Плыви по своим делам, девочка, — прочла она по губам не менее категоричный ответ.

Возможно, взрослый и не хотел совершить ничего дурного, по крайней мере в отношении Инги, но ее переполняло негодование, а он вдруг начал неуклюже поворачиваться, поднимая руку с зажатым в кулаке остро отточенным куском металла.

Она и эмиранг отреагировали, как единое целое.

Две струи воды, выброшенные с огромной силой, ударили по его запястьям, — человека в массивном, укрепленном металлом гидрокостюме отшвырнуло прочь, он выронил заточенный кусок металла, ударился о груду сложенных в виде конуса камней, обрушив часть ничем не скрепленной постройки.

Остальные, испуганные столь внезапным оборотом событий, сочли за благо бросить работу и убраться прочь. Подхватив под руки отделавшегося испугом и ушибами, пытающегося встать мужчину, они, часто оглядываясь, стали отступать в сторону батт отсеков.

* * *

Весть о случившемся распространилась с поразительной скоростью. Инга, всплыв метров на десять, парила в толще воды, пытаясь успокоиться сама и привести в чувство разъяренного эмиранга. Она видела, как другие группы прекратили вырубать просеки, люди жестикулировали, указывая в ее сторону.

Эмиранг дрожал, по его мускулам пробегали волны.

Инга не считала, что совершила дурной поступок. Она защищала знакомый с детства лес, ее негодование не улеглось, щеки пылали, мысли путались. Вспышка собственного гнева ошеломила ее не меньше, чем факт беспощадного, бессмысленного, ничем по ее мнению не мотивированного уничтожения участков Волнующегося Леса.

Видя, что работы прекратились, не зная, как унять внутреннюю дрожь, она развернулась и поплыла прочь.

Через несколько минут уступчатая котловина Лазурного Чертога осталась позади. Внешняя стена города выглядела почти отвесной, она вздымалась над плотно подступающими зарослями стекловидных растений монументальной бархатистой от колонизировавших ее водорослей массой.

Инге казалось, что она плывет, куда глаза глядят. Расстроенная, встревоженная, все еще находясь в плену противоречивых эмоций, девушка не заметила, как оказалась на границе искрящихся кристаллических зарослей и Песчаной Ряби.

Только увидев выступающие из песка, частью покатые, а частью — угловатые, изломанные очертания батт отсека, где жил отшельник, она немного пришла в себя.

Кому, как не дедушке Фридриху рассказать о случившемся?

Инга подплыла к массивному внешнему люку, повернула обросший ракушками и водорослями механический штурвал, затем потянула его на себя, открывая доступ в темный, уходящий вверх тоннель.

Эмиранг хорошо знал это место. Казалось, и он начал успокаиваться, хотя наполовину затопленный батт отсек отшельника пользовался среди жителей Лазурного Чертога дурной славой, но Инга-то знала, что слухи сильно преувеличены, рождены несправедливым, обидным и непонятным ей нежеланием взрослых поддерживать добрые отношения со стариком, которому город обязан очень многим.

Отшельник был единственным, кто разбирался в древних механизмах и технологиях, именно он поддерживал в исправном состоянии энергостанцию Чертога, да и по многим другим вопросам, случись беда — плыли к нему.

И, тем не менее, к Фридриху относились предвзято, словно его окутывал ореол какого-то пугающего события.

Инга проплыла по длинному, полностью затопленному тоннелю, затем оказалась в просторном, но разрушенном помещении. Взглянув вверх, она увидела неярко освещенный контур самодельного бассейна, который и служил входом в обитель отшельника.

* * *

Вынырнув, Инга огляделась.

Эмиранг сполз к ее плечам, она вдохнула теплый, пахнущий металлом воздух, и на душе вдруг стало тепло.

— Дедушка Фридрих! — негромко позвала она.

Массивная овальная дверь, расположенная в стене центрального помещения, приоткрылась, на пороге появился седой старик, облаченный в древнюю, но удивительно прочную и удобную одежду, — такую, если верить преданиям, носили механопоклонники.

В руках он держал деталь какого-то механизма, за дверью располагалась его мастерская, именно оттуда шел сложный запах чего-то холодного, металлического — его Инга запомнила еще с детства. Впервые она попала сюда в пятилетнем возрасте и затем приплывала при любой возможности, ведь дедушка Фридрих относился к ней как к собственной внучке, никогда не ругался, всегда терпеливо отвечал на множество вопросов, которыми буквально засыпала его любознательная и непоседливая девочка, он знал так много и одновременно казался таким далеким, отстраненным от всего привычного, что невольно подкупал и завораживал своим одиночеством.

— Инга! — он искренне обрадовался ее появлению. — Вот уж не ждал, — хитровато, тепло прищурился он, — ну ты, давай, отпусти эмиранга, вот тебе полотенце, туника, а я пока твой любимый чай заварю.

От его слов веяло таким искренним теплом, что успокаивались взбудораженные мысли, становилось спокойно, уютно, — Инга знала, что он терпеливо и внимательно выслушает ее, даст совет, да просто напоит терпким, вкусным отваром из глубинных трав…

Она ухватилась за край шлюзового бассейна, эмиранг соскользнул с нее, оставаясь в воде.

Инга наскоро вытерлась, накинула одежду, сотканную из волокон водорослей. Пол в батт отсеке отшельника всегда был теплым и чистым, но немного вибрировал даже под ее легкой поступью.

— Давно вернулись из Изумрудной Глади? — донесся из соседней комнаты голос дедушки Фридриха.

— Нет, только вчера, — ответила Инга.

— Шторма уже начались?

— Еще рано. — Она открыла среднюю из трех дверей, перешагнула порог и словно окунулась в детство.

Здесь все оставалось по-прежнему, как много лет назад, и Инга невольно зажмурилась, на миг представила себя маленькой, позволила вернуться тем теплым, ярким незабываемым впечатлениям.

Прошлое… За десять лет до упомянутых выше событий…

Фридрих жил одиноко и замкнуто. Он не ждал гостей, но всегда был готов к внезапному появлению кого-то из жителей Чертога. Чаще всего к нему приплывали в неурочный час, без приглашения.

Вот и сейчас негромкий плеск воды в шлюзовом бассейне заставил отшельника оставить дела, выйти в центральный отсек.

— Здравствуй, Фридрих, — первым из-под воды вынырнул Николай, вслед за ним показалась Катя. Она крепко держала за руку пятилетнюю дочку, их эмиранги доверчиво соприкасались друг с другом.

Отшельник прекрасно понимал: просто так к нему в гости никто не заглядывает, тем более всей семьей.

Катю и Николая он знал по нескольким случайным встречам, а вот их дочь видел впервые. Без слов понятно, — девочке нездоровиться, но старик повел себя сдержано, без суеты.

Он коснулся сенсора, часть облицовки стены скользнула в сторону, открывая встроенную нишу.

— Здесь одежда. Чувствуйте себя свободно. Я подготовлю медицинское оборудование.

Он скрылся за средней из трех дверей, ведущих из центрального отсека в смежные помещения. Фридрих не хотел смущать своим присутствием молодых родителей, совершивших поступок, требующий немалого мужества — обратиться за помощью к отшельнику решался далеко не каждый.

Три эмиранга соскользнули в воду, Николай первым выбрался из бассейна, принял на руки дочку, бережно укутал ее в необычную, мгновенно впитывающую воду ткань, прижал к себе.

Во взгляде Николая читалось напряженное беспокойство, он осматривался, пытаясь сжиться с обстановкой странного батт отсека, пока Катя не забрала у него Ингу.

— Все будет хорошо, — шепнула она.

* * *

Вернувшись спустя пару минут, Фридрих жестом указал на мягкое, широкое откидное сиденье, расположенное подле тихо шелестящего регенератора воздуха.

— Присаживайтесь.

— Мы пришли за помощью, — Николай машинальным жестом пригладил мокрые волосы. Непривычная одежда мешковато сидела на нем. Руки он Фридриху не подал, но старик не обиделся и не смутился. Вряд ли молодежь знает обычаи предков.

— Дочь заболела. Ее лихорадит. Уже вторые сутки. Мы испробовали все средства, но ничего не помогает.

Старик внимательно взглянул на Катю.

— Разве эмиранг не в силах побороть болезнь?

— Мы боимся, — признался Николай. — Инга привыкла к мелководьям Изумрудной Глади, а в Чертоге большие глубины…

— Значит, возвращаясь в город, держите дочь взаперти, не выпускаете из батт отсека, ограничиваете ее союз с эмирангом, а теперь удивляетесь внезапной болезни? — проницательно спросил Фридрих.

Николай смутился.

— Ее эмр… — начал он.

— Он — неотъемлемая часть иммунной системы ребенка! — Строго ответил ему старик. — Девочка должна плавать, больше времени проводить под водой, а не чахнуть в помещении.

Николай насупился, хотел ответить резко, но Катя коснулась его руки, взглядом умоляя: замолчи.

— Фридрих, помоги нашей дочери! Мы не останемся в долгу, поверь!

— Я не отказываю в помощи, — ворчливо ответил старик. — Но вы дадите мне слово, что преодолеете свою чрезмерную и вредную для нее родительскую заботу!

— Откуда ты знаешь, что хорошо для ребенка, а что нет? — вырвалось у Николая.

— Я изучал этот вопрос, — скупо ответил Фридрих. Он открыл дверь в помещение, в центре которого на массивном постаменте была закреплена капсула, плотно закрытая прозрачным каплевидным колпаком. В ее изголовье возвышались сложные и непонятные для непосвященного устройства, от которых к постаменту тянулись жгуты проводов, связки прозрачных трубок и гофрированных шлангов. — Теперь, пожалуйста, плывите домой. И ни о чем не беспокойтесь.

— Я останусь! — резко запротестовал Николай.

— Исключено, — непреклонно ответил старик. Горький жизненный опыт научил его осторожности. Отец девочки не поймет процесса лечения, напугается, наделает глупостей, навредит дочке.

— Коля, прошу тебя! — Катя встала. — Фридриху можно доверять.

— Инга пробудет у меня пару дней. — Старик принял из рук матери охваченное ознобом тело девочки. — Когда ей станет лучше, я сам провожу ее и эмра до вашего батт отсека.

* * *

Встревоженных родителей пришлось выпроваживать едва ли не силой, но иначе отшельник отказывался браться за лечение.

Инга наблюдала за происходящим сквозь пелену лихорадки, ее знобило, перед глазами все туманилось, теряло очертания, было очень холодно, и в то же время неуёмное детское любопытство заставляло подмечать удивительную и даже пугающую новизну окружающего.

— Не бойся, — Фридрих коснулся сенсора, тонко взвыли сервомоторы, поднимая каплевидный колпак камеры. — Это очень умное медицинское устройство, — он постоянно разговаривал с Ингой, не давая ей впасть в забытье. — Всего минутка, и мы узнаем, что же с тобой случилось, почему ты заболела… — он запустил программу диагностики, затем, услышав плеск в шлюзовом бассейне, обернулся.

Дверь была открыта, и Фридрих прекрасно видел эмиранга Инги, который всплыл, наполз на край кругового бортика, и замер в напряженном ожидании.

Давняя боль кольнула сердце.

Эмр не шевелился. Сейчас у него не было ярко выраженной формы, четко различимых органов восприятия, казалось, что на краю шлюзового бассейна застыл серо-сталистый слиток металла, но Фридрих прекрасно понимал: эмиранг внимательно следит за каждым его движением, по-своему оберегаю юную хозяйку, волнуясь за нее.

«Успокойся, малыш, — мысленно обратился к нему отшельник. — Инга обязательно поправится. А ты пока погостишь у меня. Я не стану закрывать дверь. Наблюдай. Позову, если потребуется твоя помощь».

Казалось, что эмр понял каждый обращенный к нему мысленный образ.

Инга в это время следила взглядом за смешным зеленым лучиком, который обследовал ее.

Что-то пискнуло в изголовье, и она вдруг начала погружаться в дрему. Озноб прекратился, глаза слипались, мир кружился и отдалялся от нее, превращаясь в гаснущую точку.

* * *

Инге казалось, что она лишь на минутку закрыла глаза. На самом деле девочка проспала почти сутки, пока сложная аппаратура медицинского комплекса проводила курс терапии.

Проснувшись, она ощущала неодолимую слабость. Кружилась голова, но, вспомнив, где находится, Инга тут же испытала жгучее любопытство, ведь она раньше только слышала в разговорах взрослых об отшельнике Фридрихе, но никогда не бывала в его таинственном жилище!

Ух, как интересно! У нее даже дух захватило.

Она чуть приоткрыла глаза, разглядывая сквозь ресницы обстановку незнакомого помещения.

Отшельник сидел в глубоком кресле. Он, видимо, задремал. Прозрачный каплевидный колпак был поднят, и ничто не мешало Инге осмотреться. Болезнь отступила, она чувствовала себя совершенно здоровой, вот только слабость казалась неодолимой.

С трудом приподняв голову, она через открытую дверь увидела своего эмиранга, — он плавал у поверхности шлюзового бассейна.

Почувствовав, что Инга проснулась, эмр подплыл к бортику.

«Здравствуй, милый…» — тепло подумала девочка, и эмиранг радостно отреагировал, закружился, взметнув брызги воды.

Фридрих вздрогнул, проснулся.

— Кто тут шалит?

Инга улыбнулась.

— Дедушка Фридрих, а у тебя глаза-лучики!

— Это как же? — удивился отшельник. У старика сердце дрогнуло, когда Инга назвала его «дедушкой».

— Ну, морщинки у тебя, как лучики!

— А, вот ты о чем… — Фридрих вдруг растерялся, поймав себя на мысли, что совершенно не умеет общаться с детьми.

Слабость не позволяла девочке встать, она вздохнула, поняв, что пока придется остаться в постели, но тут же нашла, чем компенсировать это неудобство:

— Дедушка Фридрих, расскажи мне сказку! — попросила Инга, приведя старика в еще большее замешательство.

Он глубоко задумался, затем развел руками:

— Но я не знаю сказок!

— Нет, знаешь!

— Да? — искренне удивился отшельник. — И ком же?

— О страшилище Лаймеле! — Инга улыбнулась, на ее щеках появились ямочки.

— Ах, вот ты о ком… — Фридрих сдержал невеселую усмешку, присаживаясь подле кроватки. — Но он не страшилище.

— А кто же? — зрачки Инги расширились. — Папа мне говорил: он ужасный механопоклонник, враг эмирангов! — девочка произнесла последнюю фразу шепотом.

В глазах старика промелькнула грусть. Вот, значит, как преподносят детям события реальной истории?

— Ладно, — кивнул он. — Я расскажу тебе.

Девочка устроилась поудобнее, приготовившись слушать.

— Много веков назад в Лазурном Чертоге жил человек по имени Лаймел, — произнес Фридрих. — В те времена наш город был совсем другим. Впадину, где сейчас растет Волнующийся Лес, накрывал огромный купол. Дно кратера оставалось сухим, там возвышались дома, проходили улицы. Люди жили в просторных жилищах, не похожих на наши батт отсеки.

— Что же случилось с городом, дедушка?

Фридрих погладил Ингу по волосам, коснулся ладонью лба, взглянул на контрольные мониторы систем жизнеобеспечения.

— Прими лекарство, — он, кряхтя, встал, взял приготовленный настой из целебных водорослей, подал Инге кружку, сделанную из раковины моллюска.

Она нехотя сделала несколько глотков.

— Пей еще.

— Противно. Горько.

— Все равно — пей.

— А ты расскажешь мне, что стало с красивым городом?

— Конечно, расскажу.

Инга выпила все, досуха. На самом деле отвар был не так противен на вкус, просто она капризничала, как любой ребенок, но любопытство, в конце концов, пересилило. Ей очень хотелось узнать, что же случилось дальше.

— Запомни, все, что я говорю — не сказка, — отшельник забрал у нее пустую кружку. — Это происходило на самом деле.

— Хорошо, дедушка. — Инга закрыла глаза, приготовилась слушать и представлять образы.

— Город под куполом построили наши далекие предки. Очень давно они покинули родную планету, в поисках новой родины. Колониальный транспорт «Атлант» унес их в глубины космоса. Эти мужественные люди обладали знаниями, недоступными сегодняшним поколениям, у них были могучие и умные машины…

— А что такое космос, дедушка? — мгновенно заинтересовалась Инга, вопросом перебив рассказ отшельника.

— Ты еще мала и не поймешь.

— Пойму! Ты расскажи!

Фридрих глубоко задумался. Какие слова подобрать, если в подводном мире нет доступных сравнений, способных передать необъятное величие Вселенной?

— Космос не имеет границ. В нем нет воды и воздуха. Наши предки научились делать корабли, способные преодолевать огромные расстояния, они путешествовали через пустоту…

— А зачем, если в космосе пусто? — вновь перебила его Инга.

— Ну, не совсем. Огромные жаркие звезды освещают космический мрак. Вокруг звезд вращаются планеты, на поверхности которых можно жить. Наши предки прилетели сюда с далекой Земли, чтобы основать колонию, но их корабль сломался при посадке, он разделился на части и рухнул в океан. Многие пассажиры пропали, а те, кто выжил, построили город и назвали его Куполом Надежды.

— А у них были эмиранги? — заинтересовалась девочка.

— В то время — нет. Никто не знает, где, как и когда наши далекие предки впервые вступили в союз с эмрами. Дело в том, что некоторые части космического корабля, упав в океан, погрузились на очень большие глубины, и жители города сочли их погибшими. Спустя века, когда цивилизация Купола Надежды переживала свой расцвет, неподалеку, в Изумрудной Глади появились люди, облаченные в плоть эмирангов, но обитатели подводного поселения испугались их, сочли чудовищами.

— Какие они глупые! — искренне возмутилась девочка. — Ведь эмиранги такие красивые, правда, дедушка?

Фридрих тяжело вздохнул. Многое из тех событий для него тоже оставалось тайной.

— Жители Купола Надежды очень мало знали о формах подводной жизни, — продолжил Фридрих. — Они во всем полагались на машины, и потому заблуждались, считая эмирангов паразитами. Наши предки, не желая вступать в конфликт с жителями Купола, уплыли, основав собственное поселение в Изумрудной Глади, там, где сейчас находятся подводные фермы.

— И злые механопоклонники к ним больше не приставали?

Фридрих усмехнулся.

— Человеку в скафандре трудно соревноваться в ловкости и стремительности с истинным обитателем океана. Наших предков побаивались, и старались не конфликтовать с ними. Образовалось два поселения, две колонии, которые на протяжении веков существовали неподалеку друг от друга, пока не случилось несчастье — купол, сдерживающий напор океанских вод начал разрушаться, давать трещины.

— И что стало с его жителями? — Инга затаила дыхание.

— Они построили огромные металлические корабли и уплыли в поисках суши, поняв, что не смогут отремонтировать своды города.

— А что с ними стало, дедушка?

— Мы не знаем, — развел руками Фридрих. — Их повел за собой Лаймел, последний хранитель знаний Купола Надежды. Город опустел, стал постепенно заполняться водой, а затем его своды рухнули. Наши предки переселились во впадину, они построили кварталы батт отсеков и назвали новый город Лазурным Чертогом. Куда делись последователи Лаймела, никому не известно, но о механопоклонниках и давней вражде с ним помнят до сих пор…

Настоящее…

Инга отчетливо помнила каждую мелочь, как будто все происходило вчера.

С тех пор минуло десять лет, она выросла, и вот сегодня так внезапно, неожиданно столкнулась с незнакомыми людьми в громоздких защитных одеждах. Неужели это и есть мифические механопоклонники из древних преданий?!

— Дедушка? — она вышла из медицинского отсека. — Дедушка сегодня я видела людей в защитных костюмах! Без эмирангов! Они, — к Инге вернулось волнение, — они прорубали просеки, в Волнующемся Лесу!

— Я знаю, — неожиданно ответил отшельник.

— Знаешь?! — Инга едва поверила своим ушам. — Так это не механопоклонники?! Но их лица мне совершенно незнакомы!

— Тут нет ничего странного, — Фридрих старался реагировать спокойно, сдержано. — Ты ведь не можешь знать в лицо каждого жителя Чертога, верно?

— Мы с эмром ударили одного из них! Это… все вышло так неожиданно! Я и опомниться не успела. А где же их эмиранги, дедушка?

Фридриха словно током ударило. Он вздрогнул, но тут же взял себя в руки, стараясь не выдать смятения. Он ждал и боялся момента, когда Инга, взрослея, начнет задавать подобные вопросы.

— Присядь, — он поставил на стол две чашки. Горячий, ароматный, терпкий настой глубинных растений медленно истекал завитками пара.

Инга села в кресло.

Повзрослела… Как быстро и неожиданно… Сколько мы не виделись? Почти год? С прошлого сезона штормов? Фридрих с огромным трудом сохранял самообладание. Он относился к Инге как к родной внучке, желал ей только счастья, но перемены, коснувшиеся города, не предвещали добра. Старый отшельник как никто другой понимал, — новое поколение, родившееся и выросшее в тесноте ограниченных пространств батт отсеков, начнет менять архитектуру и жизнь Чертога, сообразуясь лишь со своими потребностями, они теперь в большинстве, но их путь — тупик, а Инга для них чужая.

Кажется, что на сломе эпох, в периоды великих потрясений, время теряет привычные свойства, течет иначе, то ускоряясь в бешеном вихре событий, то замедляясь в вязком и долгом предчувствии грядущего.

Фридрих вот уже несколько лет наблюдал, как началось медленное коварное вращение нового водоворота неизбежных событий. Сначала их ускоряющийся поток подхватит лишь некоторых, прихотливо, избирательно вырвет их из общих рядов, затащит в стремнину, бросая навстречу Судьбе, а уж затем потянет в пучину всех, без исключения.

«Но философия тут не поможет, — мысленно осадил он себя. — Что толку в понимании истоков и сути назревающих проблем, если Инга задала вопрос, на который я не в праве ответить?»

Почему не в праве? — внутренний спор был жесток, скоротечен, беспощаден. Рассказать ей все без утайки?

А где же их эмиранги, дедушка?

Что я ей скажу? «Инга, когда ты была годовалым ребенком, мама и папа положили тебя в металлическую капсулу и сбросили с Утеса Эмиранга в Бездну, зная, что шанс возвращения оттуда ничтожно мал?» А родители тех, кто сейчас прокладывает просеки через Волнующий Лес, отказались подвергать своих детей смертельному риску, оттого у них нет эмирангов, и выросли они в тесноте батт отсеков?

«Нет, — мысленно осадил себя Фридрих. — Каждый поступок имеет свою цену и последствия. Инга вступила в тот возраст, когда сломать ее юную хрупкую душу легко. Удар по психике будет невыносимым, неизвестно, как Инга отреагирует на откровение, что подумает о родителях, как станет относиться к ним, узнав о ритуале погружения? Кто может предсказать реакцию подростка?»

Эх, говорил же я вам, расскажите дочери о Пути Выживших, мысленно укорил Фридрих Николая и Катю. Так нет, не послушали старика…

Но поздно стенать. Сейчас от его ответа зависела судьба девушки.

— Дедушка, я тут! — Инга шутливо помахала ладонью. — О чем так глубоко задумался? И почему молчишь? Кто эти люди? Зачем они носят неудобные костюмы? И где их эмры?

— У них никогда не было эмирангов, — глухо произнес Фридрих.

— То есть… как?! — Инга едва не выронила чашку. Ее глаза выражали недоверие. — Нет, ты шутишь?! Разве эмр не рождается вместе с младенцем?

— Нет.

В глазах Инги читалась полная растерянность.

— Эмиранг не рождается вместе с младенцем. — Фридрих говорил медленно, тщательно подбирая каждое слово. — Он приплывает из неведомых нам глубин, когда ребенку исполняется годик. Но еще в пору моей юности что-то случилось: эмры все реже стали всплывать из пучины Бездны. Не все дети смогли получить симбионта. Не осуждай их.

Инга вскинула недоуменный взгляд.

— Кого?

— Людей, что вынуждены жить без эмирангов. Они по-своему несчастны, но не осознают этого. Как бы тебе объяснить? Им неведома настоящая свобода. Такая, что есть у тебя.

— И потому им позволено уничтожать Волнующийся Лес?

Отшельник был рад переключиться на новую тему.

— Просеки нужны, чтобы установить и закрепить вертикальные растяжки для длинных тросов, — ответил он. — Я разработал систему дыхательных куполов. Они позволят соединить между собой кварталы батт отсеков, — заметив, что Инга не совсем понимает, о чем идет речь, Фридрих внезапно попросил ее: — задержи дыхание, насколько сможешь.

Она глубоко вдохнула, замерла, лишь глаза вопросительно смотрели на отшельника.

Тот не торопился давать пояснения.

Через пару минут Инга ощутила беспокойство, затем в груди появилась тяжесть, мышцы лица напряглись, воздух рвался наружу, до рези в груди хотелось вдохнуть, — вне контакта с нервной системой эмиранга она не смогла переключиться на «подводное дыхание», и, наконец, не выдержав, судорожно выдохнула, закашлялась, несколько секунд жадно хватала ртом влажный воздух батт отсека.

Перед глазами плыли черно-оранжевые круги.

Казалось, изменилась сама ткань пространства. Она еще не осознавала всей глубины мгновенных перемен в мироощущении, лишь на душе стало очень тревожно.

— Ты уже достаточно взрослая и можешь дать оценку полученным ощущениям, — избегая говорить о Пути Выживших, Фридрих не собирался оставлять без пояснений другие, не менее важные для нее вопросы. — Теперь ты понимаешь, как сложно жить людям, у которых нет эмирангов?

Инга кивнула. Растерянность в ее взгляде сменилась состраданием.

— Ты большую часть времени проводишь вдалеке от города. Оттого и перемены кажутся тебе значительными. А на самом деле все происходит давно, постепенно. Целое поколение повзрослело, как и ты. Но у них нет эмирангов, они выросли, не покидая батт отсеков, и теперь стараются наладить свою жизнь. Я помогаю им в меру сил. Сделал с десяток герметичных костюмов. Спроектировал систему воздушных куполов, — скоро ты сможешь их увидеть из окна батт отсека.

Инга внимательно выслушала его, задумалась, а затем неожиданно спросила:

— Дедушка, а у тебя был эмиранг?

Чашка в руке Фридриха дрогнула. Он едва не пролил горячий напиток, машинально переспросив:

— Был ли у меня эмиранг? Да, был, — после небольшой паузы ответил отшельник. — Но, он погиб.

Инга онемела от жестокого смысла его фразы.

Гибель эмиранга — самое худшее, что только может произойти в жизни человека. На ее глазах выступили слезы. Потрясение оказалась настолько сильным, что дрогнул подбородок, защипало в носу.

— Дедушка, как же так?

— Моя вина, — тяжело вздохнул Фридрих. — Я был молод и беспечен. Хотел открыть все тайны окружающего мира и в итоге поплатился за свое безрассудство.

— А что ты сделал? — сердце Инги замерло.

— Попытался достичь дна Бездны.

Инга, ошеломленная его признанием, поначалу не нашлась, что сказать, а затем выдавила:

— Но у Бездны нет дна! Все это знают!

— Так принято считать, — мягко поправил ее Фридрих. — На самом деле дно должно быть. Обязательно. Бездна, — это давний разлом в планетарной коре, след катастрофы, произошедшей миллионы лет назад. Когда образовалась гигантская трещина, часть древнего дна сползла вниз, обрушилась в нее. Океан кипел, ведь вода соприкоснулась с жаром недр, все живое на тысячи километров вокруг погибло.

Инга крепко зажмурилась, пытаясь представить явления, что так скупо обрисовал дедушка Фридрих.

Нет, вообразить как вода и огонь сходятся вместе, как кипит океан, а дно проваливается, покрываясь трещинами, она не смогла, вместо четкой картины на фоне смеженных век метались лишь расплывчатые тени.

— Зачем же ты решился отправиться туда?

— Я был молод, — повторил Фридрих. — Мне не давали покоя вопрос, почему эмиранги стали все реже подниматься из пучин? Я хотел отыскать причину и исправить ее, но не рассчитал своих сил. Нас с эмром подхватило мощным течением, вынесло в кипящие широты, где океан бурлит от извергающихся столбов ядовитых газов. Мы боролись, но силы стихии оказались сильнее.

— Как же ты уцелел?

— Меня спас эмиранг. Я потерял сознание, а он продолжал плыть в отравленных водах, пока не преодолел их, сумев добраться до Изумрудной Глади, — голос Фридриха все же дрогнул. — Фермеры нашли нас, но слишком поздно. Меня выходили, а эмиранг погиб, — отшельник порывисто встал, отвернулся, чтобы Инга не видела выступивших слез. — Фильтруя воду, добывая для меня кислород, эмр получил смертельную дозу токсинов.

— Дедушка, извини! Я не хотела тебя расстраивать!

— Ничего. Ты все равно бы спросила, рано или поздно… — старик украдкой вытер глаза, вернулся за стол. — Хочешь узнать, что было дальше?

Инга неуверенно кивнула.

— Почему ты все время живешь один, так далеко от города? — тихо спросила она.

* * *

Фридрих многого недоговаривал, щадя и без того растревоженные чувства Инги.

Много лет назад он оказался тем, кого судьба вырвала из общего строя, бросив в стремнину роковых событий. Он не сумел справиться с юношескими эмоциями, поставил под сомнение право таинственной, безликой силы решать, кто из младенцев будет жить, а кто навек сгинет в темной пучине Бездны.

Прожитое проносилось перед мысленным взором. Нелегкая судьба спрессовывалась в ярких, не потерявших остроты воспоминаниях. С высоты прожитых лет он понимал: вызов, брошенный Бездне, ему бы простили, списав на юношеское безрассудство, настоящая «вина» заключалась в том, что он выжил, сумел вернуться из мрачных пучин, не раскрыв их тайн, но потеряв своего эмиранга.

— Меня изгнали из Лазурного Чертога, — глухо произнес отшельник.

— За что, дедушка? — вскрикнула Инга.

— Я погубил эмиранга, — скупо ответил Фридрих. — Такое в пору моей юности не прощали.

— Но ты же сам сказал: целое поколение выросло без эмров!

Он горько усмехнулся.

— Все относительно. Законы в те времена были другими. Эмиранги появлялись все реже, и человек, допустивший гибель симбионта, должен был понести публичное наказание.

Инга почувствовала спазм, словно ей не хватало воздуха. Ведь несколько минут назад она пыталась задержать дыхание, и что из этого вышло? Как же дедушка Фридрих оказавшись один, без эмиранга, сумел выжить?

Он перехватил ее взгляд, и внезапно произнес, в разрез с леденящими мыслями девушки:

— А это уже другая история. Трудная, но по своему счастливая. У меня была тайна, она и помогла выжить. Но давай обо всем по порядку, раз уж зашел такой разговор.

Инга кивнула, даже не представляя, что могло спасти изгнанного из города юношу?

* * *

Фридрих начал рассказ издалека. Его голос теперь звучал спокойно, вдумчиво:

— В пору своей юности я, как и любой подросток, грезил приключениями. Мы с эмирангом надолго уплывали из дома, исследуя окрестности Лазурного Чертога, иногда вопреки запретам взрослых забирались очень далеко. Мир казался таким светлым, лучистым, простым, беззаботным. Мне очень нравился стекловидный лес, особенно в солнечную погоду, когда он весь искрился, полыхал, — я мог часами парить над ним, любуясь преломленным в зарослях солнечным светом.

Отшельник сделал глоток терпкого, уже остывшего отвара, затем продолжил:

— Как-то раз мы с эмром плыли вдоль границы между кристаллическими зарослями и Песчаной Рябью. Помню, что близился закат, и в красноватом сумраке все выглядело таинственным, даже немного зловещим.

Инга слушала, затаив дыхание, невольно погружаясь в эмоциональную атмосферу, словно все происходило с ней, ведь Фридрих описывал знакомые места и явления. Еще девочкой она любила на закате всплывать к вершинам Чертога, любуясь тем, как прощальные лучи солнца играют сполохами багрянца в чаще стекловидного леса.

— Тем вечером мы оказались недалеко от странных скал. Их очертания обычно скрадывали колонии нитевидных водорослей, но к вечеру на границе Ряби возникает сильное придонное течение, оно омывает небольшую возвышенность, пластает водоросли, и я вдруг заметил необычное, обросшее ракушками образование. Мы с эмром подплыли ближе, и точно — из ровной поверхности, оказавшейся вовсе не каменной, выступал овальный контур, на котором крепился массивный стальной обруч с перемычками.

Уже начинало темнеть, нужно было возвращаться домой, но, той ночью я едва смог уснуть, думая о странной находке. На следующий день мы с эмром, никому ничего не сказав, едва рассвело, вновь приплыли к загадочному скоплению скал.

Инга слушала отшельника, едва дыша.

Его голос звучал все глуше, как будто доносился из прошлого.

* * *

Фридрих действительно ощущал себя подростком. Ему казалось, что кончики пальцев вновь осязают неровную бугристую, обросшую ракушками поверхность непонятного обруча, прикрепленного к овальному выступу.

Уже тогда он кое-что понимал в технике. Его родители были потомственными инженерами Чертога, Хранителями энергостанции города, и понемногу приобщали сына к крупицам древнего наследия, готовя его в качестве преемника, но что взять с четырнадцатилетнего мальчишки, охваченного внезапным азартом исследователя? Он поначалу даже не вспомнил, что на энергостанции уже видел нечто подобное — некоторые двери, ведущие в опасные для человека помещения, имели овальную форму и были снабжены аварийными механическими приводами, в виде штурвалов.

Нет, поначалу он лишь тщетно дергал за обруч, пытался отковырнуть ракушки, образующие корку на границе овального выступа, затем, устав, порезавшись об острые края наростов, отплыл в сторону, чтобы перевести дух.

Утро занималось ясное, солнечное.

Эмиранг занервничал, чувствуя кровь, растворенную в воде. Он скользнул вдоль пальцев, закрыл ранки, останавливая кровотечение, резким ощутимым покалыванием укорил мальчика за неосторожность. Юный Фридрих и сам уже понял: ковырять поверхность бесполезно. Всплыв повыше, он парил в воде, дожидаясь пока эмр освободит кисти рук. Ракурс для наблюдений оказался удачным, теперь он отчетливо видел, под ним не скалы. Таинственная конструкция, заиленная, наполовину «утонувшая» в песчаном дне, выглядела мрачной, давно заброшенной, но это только подстегивало интерес.

Овальный выступ располагался почти у самого дна, на границе песчаных наносов. Его вид, наконец, вызвал пропущенную поначалу ассоциацию с массивными защитными дверями энергостанции Чертога.

Штурвал нужно повернуть, чтобы открыть вход!

Он не мог ждать. Порезанные пальцы не в счет! Нужно лишь найти подходящий рычаг, желательно металлический, чтобы с его помощью провернуть древний механизм!

В тот день у него ничего не вышло, но мысли о загадочной конструкции больше не отпускали, он думал о том, как проникнуть внутрь, каждую минуту.

Родителям он ничего не рассказал. Культ механопоклонников традиционно осуждался старейшинами Лазурного Чертога. Далекие события за века обросли множеством мифических подробностей, Фридрих не сомневался, что обнаружил древнее капище, но ему было так интересно узнать, что же там внутри?

В следующий раз он подготовился более тщательно, отыскал в помещениях энергостанции толстый металлический прут, тайком стащил его, припрятал недалеко от батт отсека и при первой же представившейся возможности вновь приплыл к таинственной древней постройке.

Несколько часов, выбиваясь из сил, до онемения в мышцах он с помощью рычага пытался провернуть штурвал ручного механического замка.

Наконец тот сдвинулся на сантиметр, по контуру овального выступа пробежала трещина, панцирь наростов и отложений лопнул, у Фридриха все замерло в груди, он с новой силой навалился на рычаг, и… штурвал начал проворачиваться с ощутимой вибрацией!

К вечеру ему удалось сделать два полных оборота.

* * *

Только через неделю его усилия увенчались успехом.

Массивный люк открылся неожиданно, он подался вперед и вбок, врезавшись нижней кромкой в песчаные наносы.

Перед юным Фридрихом открылась полуметровая щель, куда он вполне мог протиснуться.

Вернувшийся было страх потонул в адреналине, юноше казалось, что все происходит во сне. Дрожа от нервного перевозбуждения, он сумел пролезть через образовавшийся зазор и внезапно оказался в длинном затопленном тоннеле!

В кромешной тьме только эхолокатор эмиранга позволял ему различать контуры стен.

Через десять метров тоннель разветвлялся, одна его часть уходила вверх, другая вниз и вправо.

Он медленно плыл, касаясь рукой стены, ощущая через кончики пальцев неимоверную древность сооружения, словно тут витал дух прошлого.

Двигаясь вверх, он оказался в просторном зале, таком же мрачном, затопленном, как и коридор, затем заметил рваную пробоину в потолке.

Всплывая, он думал что попадет в очередное затопленное помещение, но каково было его изумление, когда перед глазами вдруг всколыхнулась водная гладь и… он вынырнул, оказавшись внутри отсека, наполненного затхлым воздухом!

Те острые чувства навек отпечатались в душе и памяти.

…

— Я так никому и не рассказал о своей находке, — отшельник, переводя дыхание, сделал несколько глотков из чашки, вновь наполнил ее.

— Почему? — спросила Инга. Она находилась под впечатлением услышанного, словно сама сделала потрясающее открытие.

— Я хотел поделиться тайной с родителями, спросить их совета, но внутри древнего сооружения вдруг стали происходить таинственные явления. Сначала я очень испугался, уплыл, дав себе клятву больше никогда не возвращаться, но страх постепенно прошел, а жгучее любопытство росло, я ничего не мог с собой поделать, почти перестал спать, и, в конце концов, не выдержал, снова приплыл туда.

— А что же происходило? — Инга невольно подалась вперед, опираясь локтями о разделяющий их стол.

— С каждым моим появлением внутри незатопленных отсеков что-то менялось. Сначала воздух стал чище. Затем под сводами начали тускло тлеть овальные панели. В дымчатой глубине облицовки стен появились крохотные разноцветные искорки, и я понял, что своим приходом разбудил древнюю, дремавшую тут силу.

— Но ведь она оказалась не злой, и не страшной? — Инга невольно огляделась.

Под сводами батт отсека сияли овальные светильники, в глубине дымчатой облицовки стен, меж множеством вмонтированных в них приборов и устройств, знакомо перемигивались разноцветные сигналы световой индикации, некоторые имели вид пиктограмм, иные блуждали от устройства к устройству, прокладывая пунктирные линии. Инге такая обстановка была знакома с детства, ведь она часто бывала тут и даже знала назначение многих световых пятнышек, прикосновение к которым приводило в действие определенные механизмы.

— Другой подросток на моем месте уплыл бы без оглядки, но я не смог преодолеть таинственного притяжения этих отсеков. Мне казалось, что тайны древности вот-вот откроются, я сумею в чем-то разобраться.

— Но ты ведь разобрался!

— Позже. Намного позже.

— Когда тебя изгнали? — догадалась Инга.

— Да. Я бы погиб, не будь у меня убежища. Выжить без эмиранга вне города невозможно, но сила, пробудившаяся тут вместе с моим первым появлением, действительно оказалась дружественной. Сейчас я хорошо изучил ее.

— У нее есть имя или название?

— Система жизнеобеспечения, — ответил Фридрих.

— А как ты о ней узнал? Как вы… познакомились? — Инге явно не хватало знания специальных терминов, чтобы точно сформулировать вопрос.

— Когда меня изгнали из Чертога, я всплыл к поверхности океана в полном отчаянии. Мне казалось, что жизнь закончена, но, взглянув в глубины, сквозь толщу воды, увидел холодный свет, преломляющийся в стекловидных зарослях. Убежище как будто звало меня, напоминало о себе…

— И ты… нырнул?

— Да. Мне было страшно и одиноко. Без помощи эмиранга мне едва удалось погрузиться на такую глубину, я сделал несколько неудачных попыток, вновь и вновь задерживая дыхание, а когда все же сумел добраться до убежища и оказался внутри, в голове шумело, из носа и ушей, из-за частых погружений и всплытий, шла кровь.

— Как же ты выжил? Как находил еду и воду?

— Было трудно. Поначалу пришло окончательное отчаяние, но постепенно голод и жажда привели меня в чувство. Тратя последние силы, я принялся более тщательно исследовать доступные помещения и в одном из них отыскал скафандр, тот самый, которым пользуюсь до сих пор. Он оказался достаточно простым в эксплуатации, интуитивно понятным, и с его помощью я вновь смог выходить за пределы убежища, собирая моллюсков и плоды водорослей, в мякоти которых накапливается опресненная вода, я не погиб, но долгое время влачил достаточно жалкое существование. Чтобы не сойти с ума от одиночества, я пытался разобраться в древних системах, искал источник таинственной силы зажигающей свет, подающей воздух в отсеки, но настоящее открытие сделал лишь спустя годы, когда совершенно случайно обнаружил еще несколько изолированных, но не затопленных отсеков.

Отшельник вновь ненадолго замолчал, Инга же терпеливо ждала продолжения, в мыслях сопереживая дедушке Фридриху. Сколько, оказывается, ему пришлось пережить…

— Случайная находка перевернула всю мою жизнь, — голос Фридриха звучал теперь надтреснуто, выдавая сильное душевное волнение. — Внешне это был обыкновенный контейнер из прочного материала, каких полно вокруг моего жилища, — придонные течения часто обнажают их из-под наносов песка.

Этот ничем не отличался по форме, но содержал не ржавые инструменты, или испорченные водой приборы, а десятки тысяч герметично упакованных в прозрачный материал микрочипов.

Я уже умел к тому времени управлять некоторыми системами убежища, но одна из комнат, та, где вдоль стен высятся сплошь покрытые огоньками выступы, оставалась для меня полной загадкой. Я часто бывал там, пытался прикосновением к разным пиктограммам добиться хоть какого-то отклика, но тщетно.

Рассматривая найденные чипы, я заметил, что по форме они совпадают с узкими, почти незаметными прорезями на одном из выступов загадочного отсека. Действуя по наитию, я пришел в то помещение и заполнил пустующие прорези взятыми наугад тонкими, но прочными пластинками. На их торцах я рассмотрел микроскопические контакты, что помогло мне правильно расположить чипы.

Сначала ничего не изменилось. Сев в кресло, я приготовился ждать, в надежде, что произойдет хоть что-нибудь, когда внезапно в воздухе вокруг меня возникло яркое свечение, оно словно жидкий, холодный огонь объяло стены, пол, потолок отсека, — я оказался в центре сияющего пространства, сидел в кресле, не смея перевести дух, а вокруг меня стремительно формировалась нечто непонятное. Лишь позже я смог узнать названия многим устройствам, а тогда просто сидел, затаив дыхание, не в силах остановить таинственный процесс.

Свечение, что так напугало меня, оказалось границами сферы голографического воспроизведения, — Фридрих употреблял непонятные Инге термины, но она слушала не перебивая, пытаясь представить, все что рассказывал отшельник.

— Через минуту сияние стабилизировалось, вокруг меня сформировались виртуальные экраны, появились яркие, вычерченные микролазерами, строки навигационных меню. Я сидел и рассматривал поразительные предметы, сотканные из света и воздуха. При попытке дотронуться до них рука проходила насквозь! Честно говоря, я растерялся, не понимая, что нахожусь в поле информационного пространства, и долго не решался на какие-то действия, пока не догадался протянуть руку и как бы прикоснуться к одной из надписей, смысл которой мне был понятен.

Вход в систему.

«Окружающее информационное пространство мгновенно отреагировало. Трудно привести пример для сравнения, — задумчиво произнес Фридрих. — Наверное, будет правильно сказать, что передо мной распахнулись врата в иную, давно утраченную людьми реальность».

* * *

Шли годы.

Изучая наследие древности, Фридрих не замечал течения времени. Минула зрелость, но большая часть микрочипов из найденной им библиотеки все еще ждала своей очереди на прочтение. Каждый содержал огромные объемы информации, порой отшельнику казалось, что одному человеку просто не под силу понять глобальное информационное наследие предков.

Именно эта мысль звучала все настойчивее, он понимал, что сделал величайшее открытие своей эпохи, но что в нем толку, если тайны прошлого, завесу которых удалось лишь слегка приподнять, снова канут в небытие?

В Лазурном Чертоге о нем давно позабыли, и, решив вернуться, Фридрих ожидал встретить если не враждебный, то откровенно настороженный прием, однако изменения, коснувшиеся города, оказались столь значительны, что появление отшельника никто не заметил. Турбины гидроэлектростанции, питающей город энергией, по все видимости не работали, Чертог казался вымершим, лишь редкие освещенные окна батт отсеков источали характерное, призрачное сияние люминермов.

Солнце уже зашло, под водой царили сумерки, Фридрих, облаченный в громоздкую экипировку предков, долго стоял на краю Волнующегося Леса, осматривая темные склоны овального кратера, затем, заметив двух людей, плывущих к расположенному неподалеку кварталу, проследил за ними взглядом.

Они исчезли из поля зрения так же быстро, как и появились, но спустя минуту одно из овальных окон осветилось, — слабое сияние люминермов указало, путь к обитаемому жилищу. Чтобы не пугать хозяев своим облачением, Фридрих решил снять скафандр, задержал дыхание и поплыл, ориентируясь на тусклое пятно света.

Вынырнув в шлюзовом бассейне, он вдохнул затхлый, давно не вентилируемый воздух, увидел в тусклом свете пучка люминермов бледного, осунувшегося мужчину, готового отразить нападение, заслонившего собой беременную жену.

Увидев Фридриха, мужчина опустил самодельное оружие. В его взгляде читалось удивление.

— Ты кто?

Отшельник, уже много лет не общавшийся с людьми, был потрясен встречей до глубин души.

— Меня зовут Фридрих, — хрипло произнес он. Звук собственного голоса показался ему громким, пугающим.

— Николай, — представился хозяин батт отсека. Он хоть и опустил самодельный гарпун, но оставался настороже. — Не припомню тебя.

— Я потерял эмиранга и много времени прожил в одиночестве, — Фридрих решил сразу сказать правду. — Что случилось с городом? И почему ты встречаешь гостей с гарпуном в руках?

— Коля, опусти оружие!.. — молодая женщина коснулась плеча мужа, успокаивая его. — Я слышала об изгнаннике по имени Фридрих, — она взглянула на него. — Ты сын Ульриха и Теи, последних инженеров Чертога?

— Да, — отшельник был крайне удивлен, что память о давних событиях все еще не стерта временем.

— Твоих родителей больше нет с нами, — тихо произнесла девушка.

Фридрих присел на краешек шлюзового бассейна. Казалось, вся жизнь промелькнула перед глазами за несколько секунд.

— Они отказались от меня, — отшельник с трудом сглотнул подкативший к горлу горький комок. — После того, как погиб мой эмиранг… — дрогнувшим голосом добавил он.

— Печальная история… Меня зовут Катя. — Она смотрела на старого отшельника со смесью надежды и суеверного страха. — Ты вернулся, чтобы нам помочь?

Николай, все время настороженно следивший за Фридрихом, прислонил самодельный гарпун к стене.

— Извини за такой прием. Тяжелые времена наступили. Подача энергии прекратилась пару месяцев назад. До этого фермы в Изумрудной Глади пострадали от сильнейшего шторма. Что-то загадочное происходит в глубинах. Оттуда начали подниматься опасные существа. Хранитель Хорест недавно отогнал их от города, но все равно приходится оставаться настороже. Многие, кто родился и живет без эмирангов, теперь на волоске от гибели. Энергии нет, и регенераторы воздуха не работают. Хранитель Хорест сказал, что они наказаны за отступничество от Пути Выживших.

Сколь непредсказуемы, жестоки гримасы судьбы.

Он, изгнанный из города, по сути приговоренный к смерти, оказался единственным, кто способен спасти Лазурный Чертог.

В первый момент Фридрих не знал, как поступить. Одно упоминание имени Хранителя Хореста вызвало в нем бурю давних, почти позабытых чувств, но ярость угасла, стоило ему взглянуть на беременную женщину.

— Я осмотрю турбины генераторов, — он встал, жестом отказываясь от скудного угощения. — Думаю, что смогу восстановить работу энергостанции.

Так Фридрих вернулся к людям.

* * *

— Это были мои родители?

— Да. Тогда я случайно познакомился с ними.

— И ты восстановил подачу энергии?

— Это было несложно. Просто в Чертоге к тому времени уже не осталось никого, обладающего техническими знаниями. Поломка оказалась незначительной, я справился с ней за несколько часов.

— Так почему же ты до сих пор живешь тут, один?

— Я не прижился в обществе, — честно ответил Фридрих. — Обо мне поползли самые противоречивые слухи. Хранитель Хорест публично назвал меня новым механопоклонником. Он слепо следовал традициям, не понимая истинной ценности и могущества знаний, а я так и не нашел никого, кто захотел бы стать моим преемником. — Он печально взглянул на Ингу и предложил: — Но, давай сменим тему.

Она отрицательно покачала головой.

Рассказ отшельника затронул самые глубинные струны ее души.

— Дедушка, ты сказал, что знания — это очень могучая сила?

— Конечно.

— Так почему же ты ничего не изменишь? Не воспользуешься своим могуществом, чтобы вернуть эмирангов? Снова сделать всех людей счастливыми? Теперь я понимаю, почему тот мужчина так зло смотрел на меня. Ведь у него нет эмра.

— Это невозможно.

— Почему?

— Знания, которые я получил, принадлежат к сумме технологий другого мира, цивилизации наших предков, живших на Земле. Они действительно бесценны, могущественны, но понять с их помощью наш мир, очень трудно.

— Разве твой батт отсек — не древний храм механопоклонников?

— Нет. Это фрагмент того самого огромного космического корабля, на котором когда-то путешествовали наши предки. И библиотека, которую я изучаю многие годы, не содержит ни байта информации о нашем мире.

— Жаль… — вздохнула Инга. — А ты мне покажешь информаторий? Научишь работать с ним?

В глазах старика промелькнул огонек надежды.

— А ты действительно этого хочешь?

— Конечно! А ты думал, я выслушаю тебя и тут же все забуду?