Серые пчелы

Андрей Курков, 2018

…В селе Малая Староградовка, которое находится в так называемой серой зоне, остались жить всего два человека – пенсионер сорока девяти лет от роду Сергей Сергеич и его бывший одноклассник Пашка. И они, имея абсолютно противоположные взгляды на жизнь, вынуждены мириться друг с другом, хотя к одному заходят в гости украинские военные, а к другому – сепаратисты. Главная забота Сергеича – как и куда с наступлением весны увезти подальше от войны своих пчел – все шесть ульев. Увезти туда, где не стреляют, чтобы впоследствии у меда не было привкуса войны. Собравшись в дорогу, пчеловод и сам пока не представляет, какие испытания ждут его и его пчел. После не совсем удачной остановки возле Запорожья он решает ехать с пчелами в Крым, к татарину, с которым познакомился больше двадцати лет назад на съезде пчеловодов. Он даже представить себе не может, что лето, проведенное в Крыму, научит его не доверять не только людям, но и собственным пчелам.

14

«Если съедать по яйцу через день, то хватит этих двадцати яиц от бабы Насти почти на полтора месяца», — думал Сергеич, следя за сковородкой, что на верхнем круге буржуйки вермишель грела.

Зашипела вермишель. Улыбнулся Сергеич. Взял бережно яйцо, ударил ножом, и раскололось оно. Вылил в вермишель. Принялся деревянной ложкой белок, желток и горячую вермишель перемешивать.

Минут через пять при дрожащем огоньке церковной свечи таяла уже она на языке — горячая и вкусная яичная вермишель. А место сковородки на чугунном круге буржуйки чайник занял. За окном темень. В ушах — успокаивающее тиканье будильника.

Это время тикает. Скоро март, скоро зима на попятную пойдет. Лужи, оставшиеся от снега, на солнце заблестят. И полетят первые пчелы на разведку, хотя зелень только-только проклюнется и начнет оплетать собой черную, просыпающуюся от холода землю, чтобы согреть и украсить. Полетят они после зимы недалеко, для зарядки, для того, чтобы ориентиры свои освежить. Но ульи уже на солнце стоять будут и прогреваться начнут, выгоняя изнутри зимнюю сырость.

Наполнится воздух жужжанием сладким и приятным, близким и мирным, которое уменьшает мир человека, любящего пчел, уютным и домашним делает. И тогда уже не так важно, что где-то стреляют, — ко всему привыкнуть можно! Важно, что весна, что природа наполняется жизнью, ее звуками, ее запахами, ее крыльями и крылышками.

А к концу марта, когда пчелы окончательно от зимы отойдут и улья задрожат постоянной, бесконечной живой дрожью, составит Сергеич их кроваткой: два в ширину, три в длину, накроет тонким матрацом с соломой, оденется потеплее — ночи ведь еще холодные в конце марта, и проспит на ульях несколько ночей подряд. Это ему лучше любого лекарства! Лучше витаминов! Это как особым человеческим электричеством зарядиться. Тем электричеством, которое не лампочки, а взгляд в человеке зажигает, да так зажигает, что он дальше обычного видит.

А за чаем мысли Сергеича к сегодняшнему походу в Светлое вернулись. К детям, которые к бабе Насте ворвались, чтобы проверить: не пришел ли к ней по ошибке тот Дед Мороз с серьгой в ухе, который к ним прийти обещал. Дед Мороз с серьгой в ухе и с конфетами.

Достал Сергеич из рюкзака, что в углу комнаты стоял, пригоршню конфет, на столешницу высыпал. «Красный мак» развернул, в рот сунул и чаем запил. Есть вещи, которые с годами не меняются, и это ему нравилось. Вот и вкус этой конфеты за все годы его жизни не изменился. И обертка такая же. Захотелось еще одну съесть, но тут детишки вспомнились: двое мальчишек и девчонка. «Что ж это, получается, что я их конфеты ем?» — подумал пчеловод.

И тут его испуг пронял: убитый с серьгой в ухе под снегом лежит и больше ему спать не мешает, но ведь рюкзак его тут! В углу комнаты лежит. И даже если он его на двор вынесет, все равно он «тут» будет. И если б эти конфеты ничейными были, как грибы в лесу, то пускай себе лежат и его к чаю радуют. Но ведь не ничейные они! Ясно теперь было Сергеичу, кому убитый конфеты нес. Нес, да не донес. А теперь выходит, что присвоил их Сергеич, у детей забрал и сам, как дитя, им радуется.

Прошелся Сергеич нервно по комнате. У буржуйки остановился — тут теплее всего было. И чтобы тепла на ночь хватило, высыпал он в нее еще полведра угля. Вздохнул, предчувствуя, что мысли о мертвеце, под снегом лежащем, снова спать не дадут.

И тут охватила его странная дрожь, а вместе с ней упрямство решительное он в себе ощутил. Понял он, что сейчас опять в Светлое пойдет. Пусть за окном темно и холодно, но тропинку он себе протоптал, с нее уже не собьется. Да и пойдет туда налегке — только рюкзак на спине, а в руках пусто!

Оделся-обулся, шапку-ушанку натянул, лапы ее под подбородком на бантик узлом завязал. Церковную свечку, что на столе стояла, пальцами затушил — чего ей зря гореть?

Шел по своим недавним следам. Легко ему шагалось. Словно беду свою прочь, подальше от дома уносил. И чем ближе к Светлому подходил, хоть и не видел еще села с его горящими окошками, тем светлее и тише на душе становилось. И показалось ему, что идет он по огромной церкви к далекому алтарю. В церкви ведь все на шепот молитвенный или молчание переходят, там только батюшка право громкого голоса имеет. Вот и он на ходу словно бы шепотом мыслил и воображал. В церкви и пахнет приятно, да и придумана она так, чтобы все, что там рождается — и запахи елейные, и шепоты молитвенные, и ощущения соприкосновения с вечностью, которая каждого после жизни земной ждет, — все это там и остается, за толстыми стенами, за вратами железными, под куполами высокими. Это для того, чтобы человек все время туда за этими мгновениями чудными возвращался.

Впереди огоньки Светлого появились. Остановился на мгновение Сергеич. Ощутил вес рюкзака на спине. Потер рукавицами щеки, стирая с них «налипший» за дорогу морозец.

— Ты чего это опять? — удивилась баба Настя, дверь ему открыв. Из-за ее спины знакомый шум донесся. — Забыл что?

— Я это, отдать забыл! — Сергеич посмотрел на хозяйку дома так, словно она должна была его и без слов понять. — К тебе детишки заходили, когда я борщ ел! Это ж соседские?

— Ну да, Валины!

— А ты скажи, где они живут! Я им гостинцы принес!

— Ну ты и дурень, — развела руками баба Настя. — Не мог завтра прийти? Чего тебя назад по темноте понесло?

— Ну я… — попробовал было объяснить Сергеич, да в мыслях потерялся. — Сам не знаю. Хорошо у вас, свет в окнах! Электричество. И вон телевизор у тебя работает! — он узнал, наконец, шум, из-за спины хозяйки дома до его ушей долетавший.

— Так ты что, по телевизору соскучился? Ой, бедняжечка, — закачала она горестно головой. Ему даже показалось, что в глазах у старушки слезы сочувствия блеснули. — Это ж ты три года без телевизора! Батюшки! Какая мука-то! Да заходи быстрей, заходи! — заторопила она его.

— Нет, давай сначала я детям конфеты отнесу, а потом уже зайду! — проговорил он мягко.

— Справа по улице второй дом. Там у калитки на заборе деревянная звезда прибита — у них дед в войну с фашистами погиб. Она раньше красной была, а теперь серая, как забор.

Прошел Сергеич по правой стороне улицу до деревянной звезды у калитки. Во двор вошел. В двери стукнул.

— Кто там? — женский голос изнутри дома отозвался.

— Это Сергеич, из Малой Староградовки. Подарок детишкам принес!

Впустила его женщина Валя, а когда он разуваться в коридоре начал, остановила. Прямо в комнату провела. Там шумно-громко. Тоже телевизор включен и на экране кто-то с кем-то ругается. Но как-то звонко очень, почти весело.

Замер Сергеич, взглядом к экрану прильнув. В руках рюкзак, с дивана на него мальчишки в теплых байковых пижамах и девчонка в синих колготках и кофте зеленой смотрят удивленно. Он им интереснее телевизора показался.

— Че это они там? — отмер наконец Сергеич и, кивнув на телевизор, у хозяйки спросил.

— Да это Москва! Про Украину спорят! — спокойно ответила она. — Так что там у вас для детишек?

— А! — очнулся Сергеич. — Вот вам, от Деда Мороза! С опозданием…

Протянул рюкзак женщине. Она его к столу, укрытому белой кружевной скатертью, поднесла. Пакеты с конфетами достала. Детишки подбежали.

— Это от того Деда Мороза, у которого сережка в ухе? — девчонка спросила.

— Ага, от него, — кивнул Сергеич. — Он извинялся. Сам не смог. Приболел.

— Лучше позже, чем никогда! — проговорила женщина Валя.

Протянула гостю пустой рюкзак.

— Не надо, оставьте! Может, пригодится!

— Так, а что надо сказать за подарки? — оглянулась она на детишек.

— Спасибо! Спасибо! Спасибо ему передайте! — наперебой затараторили детишки в три голоса.

— Передам, передам, когда увижу, — ответил Сергеич. — Ну, пойду я! Пора мне!

— Что, назад в Малую Староградовку пойдете? — Голос хозяйки ее внезапное волнение выдал. — Ой, как же вы там живете? Ни магазина, ни почты… Нет, нельзя так! Вы подождите! Я быстро!

Выскочила она во двор. Вернулась минут через пять, в руках — рюкзак чем-то набитый. Протянула его гостю.

— Осторожнее! — предупредила. — Там трехлитровка с салом!

Сергеич изумленно улыбнулся. Не ожидал он такой доброты от незнакомой женщины.

Вернулся к бабе Насте.

Уселись они вдвоем перед телевизором. На экране за столом три человека в галстуках.

— А чего ж она до сих пор не развалилась? — спросил один телечеловек у двух других.

— Так ведь их теперь полностью Америка и Европа содержат. Отбирают деньги у своих бедных и нищих и украинцам отдают! — принялся отвечать другой. — А когда их бедные и нищие поймут, что происходит, то они и в Америке, и в Европе против своих политиков майданы устроят!

— Ну тут я с вами не согласен, — вступил в беседу третий телечеловек. — Не все так однозначно с Америкой и Европой. Для них Украина — только инструмент. Инструмент, которым они хотят Россию с политической карты мира сковырнуть.

— Ты это понимаешь? То, что они говорят? — перевел Сергеич взгляд с телеэкрана на бабу Настю.

— Ну все — не все, а понимаю! Это ж российское телевидение, а не эти из Киева!

— А эти у тебя ловятся?

— Сейчас да, а два года не ловились! — ответила хозяйка дома.

Взяла в руки пульт. Перещелкнула телеканал.

На экране появилась женщина с лицом, залитым зеленкой.

— Я буду подавать в суд! — говорила она журналистке, держащей микрофон у ее рта, тоже частично зеленкой подкрашенного. — Я депутат и имею право на свое мнение!

— Так это ж эта! — узнал Сергеич даму в зеленке. — Это ж наша! Как ее? Королевская!

— Вот видишь! У них хоть по телевизору такое не показывают! — мотнула огорченно головой баба Настя. — У них культурно за столом сидят! Говорят грамотно! Может, переночуешь уже? Чего на ночь глядя идти?

— Нет, спасибо! — Сергеич по-своему понял предложение бабы Насти. Подумал, что спать она хочет, но в его присутствии ложиться не будет.

Попрощался с хозяйкой дома тепло. Обнял старушку по-родственному. Чуть случайно ее к себе в гости не позвал, да вовремя язык свой неразумный остановил.

Ноша в рюкзаке разгибала позвоночник тяжестью, но Сергеич упрямо на ходу вперед наклонялся, равновесие в ходьбе выискивая. Где-то далеко за спиной, за Светлым, тарахтела артиллерийская канонада. «Это, наверное, там, где Гнутовка», — подумал пчеловод и шагу прибавил.