Добрый ангел смерти

Андрей Курков, 1998

В руки главного героя остросюжетного романа Андрея Куркова "Добрый ангел смерти" Николая Сотникова попали некие таинственные документы. Скрываясь от людей, которые во что бы то ни стало хотят завладеть этими документами, он отправляется в путешествие к Каспийскому морю. Поездка оказывается очень рискованной и кардинально меняет жизнь героя.

20

Шторм успокоился к полудню следующего дня. Его сменило по-военному однообразное движение бесконечных невысоких волн. Волны эти были слабыми и даже своей массовостью не могли заставить рыбзавод покачиваться. Он уверенно плыл по своим производственным делам навстречу дальнейшим трудовым успехам, которые, должно быть, приятно выделялись на фоне конвейерной монотонности его жизни. Его двойное движение до сих пор поражало меня. Само понятие плавучего или блуждающего завода, несмотря на свою очевидность, было для меня чем-то фантастическим. И даже мое личное присутствие на его борту еще не доказывало мне окончательно реальность происходящего и окружающего. Хотя, вроде бы, что тут удивительного? Плывет корабль-завод, капитан выбирает его курс, а директор завода следит за производством, и так они вдвоем кормят страну рыбными консервами. Нет, все равно звучит нереально…

Я достал из тумбы под столом банку «Каспийской сельди», вскрыл и, внимательно осмотрев содержимое и не найдя в нем ничего инородного, пообедал.

Даша была в цеху. Я до сих пор не знал, где ее цех — выше или ниже этой палубы? Ну да и не так это было важно. Я-то там не работал.

После обеда постоял у борта, всматриваясь в нервную линию стыка моря и неба. То и дело на маревной, колыхающейся линии каспийского горизонта возникали точки кораблей. И море из-за этого казалось мне маленьким и тесным. Я не боялся этого моря — в нем, должно быть, трудно было бы потеряться… Хотя кто его знает, лучше не пробовать…

Через пару дней Даша сообщила, что следующей ночью будет шхуна, которая меня подбросит до Мангышлака. Я очень обрадовался этой новости и стал с нетерпением ждать пересадки.

Ночная пересадка на рыбацкую шхуну запомнилась мне прежде всего странными металлическими звуками. Шхуна подошла вплотную к борту, и на нее с нижнего периметра сбрасывали мешки с чем-то железным. Сначала мне показалось, что в мешках — консервы, но когда стали действительно сбрасывать консервы, притом не в мешках, а в перетянутых шпагатом картонных коробках, я сразу понял неправильность своей догадки.

А ночная погрузка тем временем продолжалась. Я стоял около коренастого Вани, которому Даша поручила посадить меня на шхуну. Он внимательно следил за происходившим, время от времени перекрикиваясь с находившимися на шхуне двумя рыбаками. Наконец он крикнул: «Все! Долгов нет. Еще этого парнишку возьмете до берега!» И при этом он двинул меня рукой по плечу, отчего я дернулся. Человек внизу кивнул. Ваня бросил мой сине-желтый рюкзак вниз, на шхуну. Рюкзак гулко грохнул на палубу — Даша на прощанье щедро насыпала туда рыбных консервов, и теперь он весил, должно быть, килограммов пятнадцать — двадцать.

— Давай, прыгай! — Ваня посмотрел на меня.

До шхуны было метра три. Она немного колыхалась на волнах. Мне стало страшновато.

— Давай-давай, не дрейфь! — торопил Ваня.

Я перелез через бортик и снова замер, зависнув над палубой шхуны.

— Давай, словят они тебя!

Я прыгнул, и действительно, двое рыбаков поймали меня, смягчив мое приземление.

— Марат, заводи! — сказал один из них другому.

Они как-то быстро исчезли на этой небольшой шхуне, оставив меня одного среди мешков, ящиков и сваленных под правым бортом сетей с большими белыми поплавками.

Шхуна дернулась и стала отходить от высоченного борта плавучего рыбзавода. Тут внизу, рядом с водой, было прохладно. Я присел на мешок и тут же вскочил — напоролся задом на что-то острое. Прощупал руками и обомлел: в мешках вне всякого сомнения было оружие — то ли винтовки, то ли автоматы…

«Вот те на! — подумал я, перебираясь и устраиваясь на ящике с консервами. — Хорошая шхуна, с уловом…»

— Эй, братан, сюда иди! — позвала меня выглянувшая со стороны рулевой кабины фигура.

Я взял свой рюкзак и пошел. Остановился у кабины. Тут же был вход в каюту, располагавшуюся под палубой.

— Степан, — протянул мне руку позвавший меня мужик. — А там, за рулем, Марат…

— Коля, — представился я.

— Выпить хочешь? — спросил Степан.

— Спасибо, нет.

— Ну, захочешь — скажи. Мы-то сами не пьем, но для гостей всегда имеется… Ты, Коля, случайно не маковый гонец?

Второй раз я услышал похожий вопрос.

— Нет, — сказал я, не зная, но догадываясь, что может обозначать данное словосочетание.

— Жаль, — протянул Степан. — А то б тебе работки подбросили… Да ладно, иди полежи… Мы тебя утречком высадим… Тебе ж все равно где? Лишь бы от жилья подальше? Да?

Я кивнул.

Меня вдруг стало клонить в сон: эта мелкая волна укачивала. Я спустился в каюту и прилег на ближнюю койку. Тут же поплыло перед глазами какое-то цветное пятно. Потом наступила полная темень — это я уже спал, слыша трудолюбивое ворчание спрятавшегося где-то здесь же, под полом каюты, дизелька.

Сквозь некрепкий сон посреди ночи слышались мне какие-то разговоры, бряцанье железа. Потом был удар, и я машинально вжался в койку, выставив правую руку в сторону. Но потом наступило затишье, и снова убаюкивающе заворчал дизелек.

Утром меня разбудили. Я вышел на палубу, и первое, что бросилось мне в глаза — это отсутствие брезентовых мешков, в которых находилось оружие. Картонные ящики с консервами аккуратно стояли, сложенные под левым бортом.

— Вон твой берег! — сказал мне Степан.

Я посмотрел на пустынный и отрожистый грязно-желтый берег. Ничего манящего в нем не было. Внезапное чувство то ли отчаяния, то ли растерянности вдруг сковало меня. Я молчал и смотрел вперед. Под ногами покачивалась палуба, а желтый безликий берег покачивался метрах в ста от нас.

— Щас Марат подрулит, тут глубоко, можем совсем близко подойти. У тебя вода есть?

— Вода? — переспросил я, возвращаясь из своего оцепенения.

— Питьевая.

— Нет.

— Ну ты даешь… — Степан удивленно покачал головой. — Ладно, дадим тебе баллон.

Баллоном он называл пятилитровую пластиковую канистру. Он вытащил ее из каюты и поставил рядом с моим рюкзаком.

— Это ж пустыня, — сказал он немного раздраженно. — Тут тебе ни крана, ни пивной!

Я кивнул, давая ему понять, что сам понимаю свой идиотизм. Надо сказать, что я действительно в этот момент остро ощутил этот идиотизм, благодаря которому оказался черт знает где и собирался через минут двадцать оказаться еще дальше от дорог и от людей. На губах возникла нервная сухость. Я машинально взял пятилитровый баллон, открутил крышку и глотнул воды.

Стало как-то не по себе. Но берег неумолимо приближался. Оставалось до него уже метров сорок или тридцать. Каменное плато, подмытое у основания волнами и ими же зализанное, поднималось метра на два. Через неравные промежутки верхняя линия плато нарушалась, и там уже волна облизывала осыпавшиеся вниз камни, по которым, как по лестнице, можно было забраться наверх.

В какой-то момент шхуну тряхнуло, и Степан, изогнув шею в сторону кабины, крикнул:

— Марат, стопори!

До берега оставалось метра три.

— Давай твои вещички сбросим, чтоб не намокли, — сказал Степан, подходя к рюкзаку.

Раскачав вдвоем рюкзак, мы выбросили его на берег, потом рядом с ним шлепнулась и канистра с водой.

— Прыгай! — сказал мне Степан, кивая головой в сторону берега. — Скоро солнце прижарит — за пять минут высохнешь!

Я попрощался с ним и с Маратом, поблагодарил их и, оттолкнувшись ногами от борта, плюхнулся в джинсах и футболке в мутную каспийскую воду.

— Эй, — окликнул меня Степан, когда я в отяжелевшей от воды одежде выбрался на узкий бережок, упиравшийся в неглубокий вымытый волнами грот. — Если что перевезти надо — мы всегда можем! Разыщи! Шхуна «Старый товарищ».

Снова негромко заворчал дизелек, и шхуна медленно поплыла влево, постепенно увеличивая расстояние между собой и берегом. Я проводил ее взглядом, прочитал название на борту. Помахал рукой, хотя на меня уже не смотрели.

По мере того, как «Старый товарищ» удалялся, я все острее и острее ощущал свое одиночество. И вот уже когда и след «товарища» растворился в суетливых волнах Каспия, ко мне пришло неожиданное спокойствие, чувство сродни обреченности. Я перетащил свои вещи наверх, на это странное каменное возвышение, как оказалось, укрытое теплым песком. Осмотрелся по сторонам. Присел на песок рядом с рюкзаком и канистрой. Надо мной светило солнце, и ветерок, несший в себе запах Каспия, сушил мои волосы. Идти никуда не хотелось. Не было у меня ни компаса, ни вообще каких-то знаний о пустыне. Зато была вода и рыбные консервы, но одно не заменяло другого. Надо было настраивать себя на принятие решения, но я понимал, что никакая логика мне не подскажет — в каком направлении идти. Надо было спросить у Марата или Степана, но у меня просто не хватило на это ума.

«Ладно, пока пойду вдоль берега, — решил я. — Может, куда выйду?! Но сначала надо высохнуть…»

Я лег на теплый песок, повернулся на бок. Все равно было как-то неприятно в мокрой одежде. Я встал, разделся догола — только часы на руке оставил — и, разложив одежду на песке, прилег рядом и ощутил себя хозяином огромного нудистского пляжа.