Попаданцы

Андрей Касс

Два друга-паранорма решаются вступить в битву с древним злом, в результате чего оказываются в ином мире на девственной планете. Но им обязательно надо вернуться домой, на Землю.

Глава 2. Валакордюжа

Скромник

Перелет был долог, но не очень труден. Температура воды здесь соответствует субтропикам. Поэтому у нас всегда была возможность отдохнуть. Летели, летели. Устали. Упали и лежим отдыхаем, ванны принимаем. Поэт в целях безопасности применял какой-то «Подводный свист». Якобы акулы его боятся. Меня заодно научил. К вечеру у меня появилось беспокойство, что я неправильно взял направление. Предложил поэкономить воду. Но Поэт пресек мои глупости, взмыл вверх и сразу нашел нужный берег. Не особо мы и отклонились. Над полосой прибоя пролетели уже в темноте. Берег равнинный, порос смешанным лесом. Поэт выловил хорошего тунца. Сидим жарим, обсуждаем, где нам найти соль. И тут возвращается Аркадий, который ходил вдоль берега в целях найти и запечь бродячего краба.

— Слышь, Федор. Пойдем, посветишь. А то непонятно.

Пошли. Оказалось, Аркадий нашел старое кострище. Здесь есть люди.

Утром встал первым. Энергии норма, настроение отличное, дураки, слава богу, закончились. Что не встать-то? Полетал для разминки. Ты моя хорошая! В ста метрах от нас речушка. Как мы ее вчера не заметили? Полетел купаться. Морская соль, засохшая на теле — вещь не очень приятная. Дальше все как всегда. Сполоснулся, постирался, сушу одежду «Заклятьем от воды». Поверьте, никого не трогаю. И тут чувствую, кто-то на меня направил вектор «Поиска цели». Примитивная школярская привычка для неумех. Ухожу с директрисы, бью «Морфеем». Отвратительно. Ибо результат нулевой! Снова вектор «Поиска цели», опять ухожу. Два вектора у меня есть. Делаю мысленно триангуляцию. Вон он там, в тех кустах. Делаю ему за спину портал. Выскакиваю их него и чувствую сильный артефакт. Сходу иду на жесткий физический контакт и чуть не сворачиваю кому-то шею. И кто он таков? Молодой парень, шея цыплячья. Срываю.

Только сейчас и заметил, что носился по берегу в голом виде.

Дураки неистребимы. В данный момент я сижу и изучаю одного из них. Вот он. Зовут Валакордюжа. Местный служитель Атепа. Просто Атепа. Атеп не Бог, зачем ему родовое имя Бог? Если оно есть, то значит существуют другие Боги, которых зовут не Атеп, а как-то по-другому. Пытаюсь донести, что Атепа уже нет. Кончился. Валакордюжа не верит. В процессе разговора с ним изучаю новый неизвестный язык. Зная восемнадцать, девятнадцатый уж как-нибудь осилю. Язык не сложен, похож чем-то на немецкий. Для создания новых понятий слова тупо склеиваются одно с другим. Слово Валакордюжа обозначает «мастер больных зверей». Другими словами, он ветеринар. Или Айболит, тут кому как нравится. И правда, парень типичный целитель. Вся боевка, которой он по мне пытался пулять, сосредоточена в артефакте. Артефакт сейчас как раз крутит Поэт.

Одет Валакордюжа нестандартно. Свободный балахон до пояса и набедренная повязка. Ноги голые. Сандалии у него простые римского типа. И — внимание! — все это в серо-желто-зеленых разводах. Камуфляж, что ли? Живет Валакордюжа в Месте Служения и следит в нем за порядком. Он носит на шее камень наказания и он отвечает перед Атепом. Нет, он не единственный мастер в Месте Служения. Есть Валабердана — мастер зеленых побегов. Есть Валаредира — мастер твердых вещей. И есть Валацикедира — мастер вкусных вещей. Мастерам дана частица силы Атепа, всем остальным сила Атепа недоступна.

И тут вдруг Поэт, вполуха прислушивающийся к разговору, задал вопрос.

— Спроси, что такое Валабуэна?

Я спросил, маленько поуточнял и ответил.

— Такого не существует. Но если бы существовало, то это был бы мастер хитрых ударов.

— Федя, а ты веришь в мистику?

— Не верю. Что это такое, Валабуэна?

— Вальбуэна — футболист. Очень хороший, член сборной Франции.

— Не вижу никакой связи. Чистый бред и дикое совпадение.

— Вот и я говорю, никакой связи, чистая мистика.

Скоро уже обед, пора подбивать итоги крайне содержательной беседы. Начинаю доклад.

— Это остров. И до непонятного пока Места Людей других островов нет. Если плыть на лодке, то до Места Людей придется добираться около ста дней. Это если точно знать, куда плыть. У меня появился план. Основная его посылка — в Место Служения пока идти нельзя.

— Это как? Почему нельзя-то?

— Здесь живут простые и законопослушные люди, у которых тысячелетниетрадиции и законы, и которые не представляют себе, как их можно не выполнить. Первый из законов требует, чтобы никакие чужаки не проникли в Место Служения. То есть они постараются сделать все, чтобы мы там не оказались. И выполнят все наши требования и условия. Второй же закон говорит, если мы там окажемся, то они должны нас непременно убить. Невзирая ни на какие жертвы. Нам такое надо? Не надо.

— А какие требования они смогут выполнить?

— Здесь была главная база Атепа. Значит, припасы на дорогу. Нам необходима посуда. Котелок, кружки, ложки. Парень говорит, с этим нет проблем. Далее, если мы сможем им нормально объяснить, они попытаются нам сделать рюкзаки. И основное, у них есть лодка. С парусом.

— А отдадут ее?

— Отвечающий за нее Валаредира будет против. Но его можно уговорить.

— Нас не обманывают?

— Сложилось впечатление, что они совсем не умеют обманывать.

— Ты ему поверил? А вдруг эта информация — «липа»? — внес свою лепту Аркадий Михалыч…

— «Липа»? Под «Правдолюбом»? Такого не бывает, — ответил за меня Поэт.

— Так что решим? Принимается?

— Ладно, пока пусть так.

— Присоединяюсь. Пойдет.

Тунец без соли, сие в общем-то неплохо. Но подержите на этой диете некоторое время своего злейшего врага, и он будет вас умолять о пощаде. Умолять о пощаде было некого, и мы приняли решение добыть крабов, которых вполне можно есть даже без соли. Тем более, я выяснил у Валакордюжи, где их можно было наловить. Оказывается, мы вчера проскочили в темноте несколько совсем крошечных скалистых островков, на которых по уверениям Валакордюжи крабы кишели.

Однако, задуманная экспедиция не состоялась. Поэт уже оторвал свою задницу от земли и, по-сибаритски скрестив ноги, восседал в воздухе.

И тут мы увидели людей. Они вышли из-за деревьев. Впереди, постоянно оглядываясь и что-то этим людям втолковывая, шел Валакордюжа. Люди несли сосуды. Из сосудов шел запах. Нет, не так. Запах!! Его мы ощутили метров за пятьдесят, и с приближением делегации его великолепие лишь нарастало.

Пахло нормальной едой! Аркадий как-то внутренне подобрался, наверное стал прикидовать последствия возможного отравления. А Поэт, все так же сидя в воздухе, сделал стойку. Однако, не на еду. Центральной фигурой делегации была выдающихся качеств брюнетка с классной фигурой и очень умными глазами. На ней тоже балахон, но женский вариант — длиной почти до колен. Именно ей следовало быть главной, а не мальчишке с циплячьей шеей. Или женщинам здесь нельзя? Сразу же формулирую себе задачу — быть не глупее сей дамы. Иначе оно чревато.

Выхожу вперед, встречаю делегацию на полдороге и предлагаю Валакордюже представить дорогих гостей. Ага, это и есть Валацикедира, делающая пищу столь вкусной и полезной, что ее не брезгует иногда есть сам Атеп. А взгляд-то каков? Королева, снизошедшая до твари дрожащей. Так обломись, королева! «Правдолюб» тебе в голову! И очень прямой недипломатичный вопрос.

— Вся ли принесенная вами пища вредна для здоровья?

Сильна. Пытается молчать. Но наконец, не выдерживает.

— Вся.

— Уносите! Нам не нужна отрава. Ты и ты — указываю я на побледневшего парня и бывшую королеву — останетесь! А ведь она все смотрит. Как она на меня смотрит-то! Е-мое, я туплю! Морфей! Морфей!!

Вечер в субтропиках очень трудно описать. Это нечто. Тихий и нежный, как мечты девочки-подростка. Тем более на этом благословенном острове, где совсем нет кровососов. Насекомых достаточно, но они не агрессивны и не кидаются на людей. Заняты своими делами. Цикады цикают, жуки с жужжанием пикируют на неведомые цели, что-то мелкое мельтешит и роится. Как Воланд… тьфу!.. Атеп сего добился, никто и никогда не узнает. А жаль.

Наступает ночь после тяжелого дня. Допросы, допросы, допросы. Выяснял причины, выяснял настоящее устройство власти в деревне. Все, кончилось Место Служения и больше его не будет. Мы не собираемся больше с этими ребятами цацкаться. Завтра пойдем и установим там свою власть.

Как выяснилось, власть Первого мастера была хоть и хлопотной, но поверхностной, организация трудовых будней общины, присмотр за порядком и утренняя проповедь, славящая труд во славу Атепа. На посту Первого раз в два года менялись Валакордюжа, Валабердана и Валаредира. Валацикедира всегда была Второй, то есть помощником Первого. Как раз ей и принадлежала реальная власть.

Слишком страшной магией она владела. Я понял, что никакой кулинарной магии не существует, в самый последний момент. Когда она уже зафиксировала на мне взгляд убийцы. Кулинарной магии нет, но есть такая опаснейшая штука, как магическая биохимия, с помощью которой можно изменять и химический состав пищи, и химический состав человеческого тела. Айн! — и вам станет вкусно, цвай! — и вам будет ядовито. С Первым мастером можно было поспорить, если требовало дело. Те, кто поспорил со Второй, редко доживали до вечера.

Главным делом этой Упырихи была ежевечерняя молитва в Храме. Только ей позволялось войти в его тьму при свете звезд и провозгласить там особую доверенную только ей молитву-заклинание. Упыриха это наизусть заученное заклинание не понимала, но Атеп говорил, что без этого размеренная жизнь рухнет, а Валацикедиру ждет жестокое наказание.

Тайным же делом, которое Вторая долгие годы исполняла для Атепа, была евгеника, то есть искусственный отбор. Он считал, что весь обслуживающий его персонал должен быть профессионален, предельно исполнителен и безусловно лоялен. Все, что выбивается за эти критерии, подлежало пропалыванию. Вот злая Упыриха это пропалывание и осуществляла. На место выбывших Атеп поставлял новых членов общины из какого-то поселения, называемого Место Людей. Навыки профессионализма и послушания закреплялись, а из-за притока новой крови община не вырождалась. Методично и четко выводилась особая порода слуг.

Мы с Поэтом впечатлились и теперь в чем-то понимаем женевский запрет на магически-ассоциированную науку. На Земле такое пока, мягко говоря, не требуется.

Хотя… Посредством подобных технологий отравления можно не только наводить, но и лечить. И более того, со временем даже можно научиться управлять своим метаболизмом. Перспективы здесь просто невообразимые. Но не сейчас. Слишком уж много дураков. Вот когда люди маленько поумнеют, тогда оно пожалуйста.

Еще об Упырихе. Она была черной. От каждой смерти она подпитывалась, тем и жила. Жила долго, ей уже было больше четырехсот. Что о ней еще сказать? Упыриха! Я ее после долгих допросов полностью разобрал. Именно так, как хотел когда-то разобрать Атепа. Все по-отдельности и в «туман». Потом буду смотреть. Что-то наверняка уничтожу, но что-то, может, и оставлю. Поэту я сказал. Он в курсе.

Тело Упырихи показали местным, после чего отпустили их домой. Не всех. Трое сейчас сидят на песке и о чем-то беседуют с Козодоем. Таким способом он пытается осваивать местный язык. Поэт слетал, наловил крабов. Запекли и съели. После тунцовой диеты недурно. Завтра поедим в деревне. Но там будет весьма не просто из-за того, что местные свято верят — Атеп вернется. Его убивали уже много раз. Он всегда возвращался. И жестоко карал своих врагов. По сведениям из головы упырихи, в возрождении Атепа играла важную роль некая «акуна». Сам процесс возрождения занимал ровно девять дней, и новенький Атеп вновь являлся миру. Так что, община пока настороже. И будет ждать.

На мой вопрос, что такое «акуна», Поэт ответил сначала ожидаемо: «матата». Но уяснив смысл, страшно взволновался и заявил, что это легендарная филактерия личей. Я тоже что-то такое вспомнил. Кощей Бессмертный и его смерть на конце иглы, а игла вроде как в яйце. Сказки всякие, блин. Мы по уши в сих сказках. На прямой вопрос, что такое филактерия, Поэт лишь широко развел руками. Да ладно, черт с ним, с Атепом. Пусть возрождается в своей непонятной филактерии. Интересно, как он это сделает без уникальной личности, которая в данный момент полностьтю замкнута у меня в интросфере.

А что случится, если я вдруг умру? Не знаю, но умирать мне нельзя. Умирать расхотелось.