Советско-Вьетнамский роман

Андрей Игоревич Фальков, 2005

Остросюжетная приключенческая повесть о событиях американо-вьетнамской войны 1964-1973 годов, основанная на документальных материалах. Советские военные специалисты, вооруженные новейшей техникой, громят американскую авиацию и пехоту во Вьетнаме. Правда о вьетнамской войне, вьетнамском синдроме, американских боевиках и советской армии. Война, любовь и непростые отношения вьетнамцев, русских и американцев.

Глава 6. Как лейтенант Кашечкин встретился с отцом Светы и что из этого получилось

Не могу на родине томиться

Прочь отсель, туда, в кровавый бой.

Там, быть может, перестанет биться

Это сердце, полное тобой.

Михаил Лермонтов

По окончании учений, когда часть возвратилась в постоянное расположение, Кашечкин уговорил комбата командировать его в Москву на три дня, отвезти рапорт о проведении учений в штаб. Желающих было много, но Кашечкин назвал одну из самых веских причин, а именно показал стопку писем, полученных от Светы. Эти письма Света писала в университете и передавала подруге Людмиле. На Людкин адрес писал и Кашечкин. Комбат внял, оценил ситуацию и одобрил:

— Добро. Командирую. Только там — без глупостей. Девушке голову не морочь, отца ее уважай и сразу доложись ему. Приедешь с женой — выделю комнату в общежитии. Но смотри у меня! — Комбат выразительно покачал пальцем перед носом лейтенанта.

В Москву поезд пришел рано утром. Кашечкин сразу отправился в канцелярию штаба, посидел в приемной, сдал пакет и получил распоряжение явиться на следующий день ровно в двенадцать ноль-ноль за документами.

Получив разрешение отбыть, Кашечкин радостно побежал к матери, которая по случаю приезда сына отпросилась с работы и теперь стряпала, варила, жарила и пекла, не зная, чем порадовать сыночка. К ее радости приобщилась соседка, которая сделала пробу со всего, что готовилось. Вскоре ожидали прибытия отчима с запасом водки, и праздник по всем признакам ожидался удачным.

Отчим явился даже раньше, с двумя бутылками водки. Втроем сели за стол в комнате, и Василий начал рассказывать о службе. Говоря о командировке, он не стал скрывать способа, которым уговорил комбата.

— Вот видишь, какая девушка хорошая! — обрадовалась мать. — И домой съездить помогла, и то, и се… Жениться тебе надо!

— Да я не против, — развел руками Кашечкин, — вот только отец у нее сердитый.

— Отец — это святое! — подал голос уже изрядно набравшийся отчим. — Отца слушаться надо!

— Я с ним еще и не разговаривал.

— А сама-то она как, сказалась отцу? — встревожилась мать.

— Я ее еще и не спрашивал. Я даже не спрашивал, пойдет ли она за меня замуж. Но она меня любит!

— Нельзя под венец без отцовского благословения! — опять подсказал отчим.

— Нельзя. А то давай, честь честью, мы с отцом, — мать кивнула на отчима, — съездим к ним, просватаем…

— Да бросьте вы, мама, эти старорежимные штучки! — не выдержал Кашечкин. — Все о свадьбе говорите, а мы с ней всего неделю и виделись, да меньше чем полгода переписывались! Нам получше друг друга узнать надо.

— До революции, — отчим наставительно поднял заскорузлый указательный палец, — все решали родители. А молодые друг друга до свадьбы и не видели.

— Папа, — спокойно отвечал Кашечкин, — ведь не при царе живем. При социализме живем!

–Да, — кивнул отчим, — при социализме.

Неожиданно в дверь постучали, и в проем просунулась голова дяди Сережи, который, видимо, уже принял с устатку.

— Там это, телефон! — произнес он после некоторой паузы.

— Кого, меня к телефону? — мать привстала.

— Нет, его! — сосед сделал неопределенное движение головой и с грохотом захлопнул дверь.

— Иди, отец, поговори. Кто это тебя в такое время?

— А, небось с завода. Случилось у них там что, выйти в смену попросят. Не пойду! — Он мотнул головой и вышел.

Не было его довольно долго. Мать успела дать сыночку пару пирожков к супчику и пояснить, что вкусно готовить и содержать хозяйство может только хорошая жена. Они с отчимом, мол, добра ему желают, и жаль, что он еще не познакомил их со своей девушкой. Кашечкин молча жевал.

Дверь распахнулась, и на пороге появился отчим, неожиданно протрезвевший.

— Это не меня. Это его хотели. — Он показал на Кашечкина и добавил: — Это ее отец!

— Что? — Кашечкин вскочил.

— Сиди, — вяло махнул отчим и снова сел за стол, — я уже поговорил. Как отец с отцом!

— О чем? — хором спросили мать с сыном.

— О детях! Я сказал, что безобразия не допущу! И готов поговорить с ним с глазу на глаз!

— А он?

— А он сказал, что через десять минут приедет.

— Куда? — охнула мать.

— Сюда! — отчим грохнул кулаком по столу, — на солидный мужской разговор.

— Ахти! — мать всплеснула руками. — У меня и стол не прибран! Живо убирайте грязные тарелки, несите чистую посуду. Хлеб, хлеб нарежьте!

— И выпить! Водки мало, пойду схожу! — отчим начал поползновение к двери.

— Сиди! — одернула его мать. — Сам заварил кашу, сам ее и расхлебывай.

— А водка? — отчим смирно уселся на стул.

— У меня есть. Специально заначку спрятала!

— От меня? — удивился отчим.

— А от кого же? Пол-литра беленькой.

Мать схватила тарелки и кинулась на кухню. Отчим, кряхтя, полез в буфет за посудой. Кашечкин взял нож и пошел на кухню, вслед за матерью, резать хлеб.

— Мама, я хочу тебя предупредить, — Кашечкин достал батон. — Ее отец очень строгий человек!

— Породнимся, узнаем!

— Мама, он уже выгнал двух женихов.

— Ты не рассуждай, а неси тарелки!

Мать сунула ему в руки кастрюлю с горячей картошкой, обмотанную полотенцем. Кашечкин, вздохнув, понес ее на стол. И тут раздался звонок в дверь.

— Иди! Это он пришел. — Отчим так и сидел за столом перед горкой чистых тарелок.

Кашечкин дрожащими руками отпер. На пороге стоял высокий сухощавый человек в добротном гражданском черном пальто и полувоенной каракулевой папахе.

— Кашечкин Василий здесь проживает? — ледяным голосом произнес человек и пристально оценил Кашечкина холодными серыми глазами. Не дожидаясь ответа, он шагнул через порог, так, что Кашечкину пришлось посторониться, сдвинул головные уборы, лежавшие на полке, и на освободившееся место водрузил свою папаху.

— А вы — полковник Акиньшин? — спросил Кашечкин, слегка растерявшись.

— Да. Но в данный момент исполняю не воинский, а отцовский долг. А ты и есть Василий Кашечкин?

— Да, — ответил Василий.

— Очень хорошо. — Полковник повел плечами и скинул пальто прямо ему на руки. — Повесь, будь добр. И где же твои родители?

— Здесь. — Вася показал на дверь комнаты.

Полковник тщательно вытер ботинки о половик, лежавший в коридоре, и без стука вошел в комнату.

— Здравствуйте. Вы отец Василия?

— Почти! — отчим встал и расплылся в улыбке. — Только я не отец, я отчим. Романов Иван, с вашего позволения! Прошу к столу!

— Полковник Геннадий Акиньшин. — Полковник протянул отчиму руку.

— Очень рад, очень рад знакомству. Пехотный старшина Романов! А вы какого рода войск, товарищ полковник?

— Военная разведка. Ну, и как мы будем жить?

— Во! — отчим развел руками, показывая на стол. — Водка есть. Вот огурчики соленые, вот картошечка, вот селедочка. А вот и водочка, если хотите.

В комнату вошли Василий с матерью.

— Ну, наливай, старшина! — кивнул полковник. — И знакомь с хозяйкой и с сыном.

Отчим торопливо назвал мать и Василия по именам, разлил водку по четырем рюмкам и тут же выпил. Полковник тоже выпил, с хрустом закусил огурцом.

— Во, вишь, как все здорово! — первым нарушил молчание отчим, обращаясь к Кашечкину. — А ты боялся. Да у нее мировой отец.

Полковник все молчал и глядел на отчима своими серо-стальными глазами. Под этим взглядом отчим как-то притих.

— Я уже говорил со Светланой. Она сказала, что вы познакомились в июне, встречались несколько раз. А потом вы переписывались, — наконец заговорил полковник. — Но почему-то переписывались не напрямую, а через подругу. Почему?

— Ишь ты, непорядок! — отчим по-тихому налил еще водочки, выпил и икнул.

— Мы думали, что вам будет неприятна наша переписка, — ответил Кашечкин.

— Правильно думали. Но напрасно вы сочли, что я ничего не узнаю. А вот то, что вы делали это тайно, лишь усугубляет содеянное.

— Но переписка — это нормально, — возразил Кашечкин.

— Только не говорите мне, что вы собирались и в этот раз тайно встречаться!

Кашечкин открыл было рот, но тут вмешалась мать.

— Зачем же тайно? Он давно хотел нас со Светланой познакомить. Привел бы ее в гости, мы бы ее честь-честью встретили.

— Ага, и угостили бы, — обрадовался отчим.

— Светлану сюда? Знакомить с вами? — Полковник обвел брезгливым взглядом стол, стены, мебель, полы с облупившейся краской. — Зачем?

— Как зачем? Родители должны знать невесту сына!

— Кого? С каких пор она невеста?

— Как с каких? — отчима снова понесло. — Гуляли вместе? Гуляли. Целовались? Ну, сознайся, целовались? Женить, и точка!

— Вот я и хотел задать вопрос, — полковник потер подбородок, — как нам быть дальше.

— А как быть? Пусть поженятся, и все, — скромно заметила мать.

Но полковника трудно было сбить с мысли.

— А жить где, как?

— Так он же на службу уезжает! — заметил отчим.

— Да, уезжаю. И комбат обещал, что если я с женой вернусь, он нам комнату в общежитии выделит. Во как! — похвастал Кашечкин. — Жить в общежитии, до города всего час автобусом, и он почти каждый день ходит. Я хорошо устроен!

— А детишки пойдут, так я им помогу! — всплеснула руками мать. — К себе ребеночка возьму, чтобы им с дитем по тайге не мотаться.

Полковник молча слушал, ни единым жестом не выдавая своего отношения.

— Не, мать, здесь тесновато будет. Выпьете? — отчим обратился к полковнику, налил и подвинул рюмку. — Вот у них квартира большая. Ведь большая? Ты с ребеночком туда переедешь, и я в гости ходить буду, с кумом родным водочки выпить!

Отчим попытался похлопать полковника по плечу, но тот отстранился.

— А не хочешь водочки, так коньячок поставь. Не обижусь! — весело продолжал отчим.

— Вы это серьезно? — прервал полковник. — А со Светланой вы говорили?

— Мы любим друг друга! — подался вперед Кашечкин. — Да, любим!

— Любовь — дело святое. А на что жить вы собираетесь?

— Так у меня зарплата офицера! — удивился Кашечкин.

— Без мебели, без дома, в тайге? — сказал полковник.

— Это суровые офицерские будни, — возразил отчим, — и Красная армия этим сильна.

Полковник кивнул.

— Да и вы им поможете, — добавила мать.

— Нет! — полковник стукнул кулаком по столу. — Так не пойдет. Пожениться я вам разрешу, но не сейчас, а позже. Будем из вашего сына человека делать.

— Да мы уж как могли, — отчим всхлипнул и налил себе еще.

— Ему нужно хорошее место службы получить, — задумчиво протянул полковник, — такое, чтобы много заработать. Машину чтобы купить! И чтобы все уважали!

— Да, — кивнула мать, — но у нас связей нет.

–Значит, так! — твердо сказал полковник. — Со Светланой можешь встречаться только в моем присутствии.

Мать тихонько кивнула.

— О! Молодец отец, блюдет дочку! — радостно поддержал отчим.

— Переписываться разрешаю. Тут уж никуда не денешься. А насчет службы… Я узнаю у себя, похлопочу. Отправить бы его за границу, чтобы на машину накопил!

— Батюшки, — мать всплеснула руками, — спасибо! Посодействуй, родной, если знакомые у тебя есть! Помоги сыночку.

— Да, — отчим важно кивнул, — хорошо это, богато за границей. Помню, были мы в войну в Германии, так там сыто живут.

— Попробую устроить, — кивнул полковник.

— Я же только служить начинаю, — проговорил Кашечкин.

— Ничего, — глаза полковника потеплели, — и я лейтенантом начинал. Попробую устроить перевод. Поедешь, обвыкнешь, устроишься. Вот тогда и Светлана за тебя выйдет и с тобой поедет. Род войск какой?

— Артиллерия. Зенитно-ракетные войска.

— Да, — кивнул полковник, — хороший род войск. Такие требуются. Смогу устроить. Ну, согласен?

— Конечно. — Кашечкин кивнул в ответ.

— Добро. Звонить — через меня, встречаться — только у нас. Я из тебя человека сделаю! Ну, прощайте, люди добрые!

Не дожидаясь ответа, полковник встал и вышел в коридор. Кашечкин бросился следом, провожать.

— Ишь ты, повезло парню! — слезливо протянул отчим, которого основательно развезло. — Как у Христа за пазухой жить будет.

— И не говори, — подтвердила мать.

Хлопнула входная дверь. Кашечкин, бледный, вошел в комнату.

— Ах ты, милый мой! — отчим потянулся к нему, хотел поцеловать, но промахнулся.

— Держись за эту девушку! И отца ее слушайся! — наставительно заметила мать.

— Мама, но мы же с ней еще ни о чем не говорили!

— Отец сказал — дочка послушает. Отец-то какой хороший. Такой хороший! Вы за ним жить будете, как за каменной стеной.

— Ну что ты, мама, — Кашечкин смутился, — мы же…

— Выпить надо за такое дело! Непременно выпить! — отчим с сожалением потряс остатки водки на дне бутылки и налил троим — себе побольше, Кашечкину и матери поменьше.

— Ну, за счастье детей, — мать подняла рюмку. — Наконец-то и нам в жизни повезло.

— Спасибо, мама, — глаза у Кашечкина блестели.

— Ура! — рявкнул отчим и влил остатки водки себе в рот.

***

Когда Кашечкин вернулся из Москвы с документами штаба и рассказом комбату о своих приключениях в Москве, тот долго смеялся. Отсмеявшись и похлопав Кашечкина по плечу, комбат распорядился выделить ему комнату в общежитии для семейных и еженедельно ездить в гарнизон с целью посещения клуба.

— Тут невесты знаешь какие? Вмиг окрутят, и глазом моргнуть не успеешь. А отцы у них только рады будут девку за офицера отдать. Про штучку свою московскую и думать забудь.

Кашечкин заикнулся было о том, что он все же женится на Светлане. Конечно, после того, как съездит за границу. Умудренный жизнью комбат снова рассмеялся.

— До бога высоко, до небес далеко! Он вам и видеться-то не дал как следует, а уж чтобы в такую сладкую сметану чужого человека устроить — и речи быть не может. У нас за границей, в Германии да Венгрии, сыновья генералов солдатами служат! Во как! А ты губу раскатал. Это он так, для отвода глаз сказанул.

— Неужели так тяжело за границу попасть?

— Тяжело, — кивнул комбат. — Раньше в Корею только лучших, героев войны посылали! И то партком перед этим проходить надо было. А теперь такие знакомства нужны, каких у тебя и быть не может.

— Думаете, товарищ комбат, писать ей не стоит?

— Так, для развлечения, — комбат махнул рукой, — не более.

Кашечкин приуныл, но писал регулярно, потому что в длинные зимние вечера не было лучше занятия, чем письма. Писал он матери, которая все радовалась такому покровителю и удивлялась, что полковник им не звонит. Писал друзьям по училищу. Писал Кашечкин и Светлане, которая с первым же письмом прислала ему хорошую студийную фотокарточку. Переписывались они по ее домашнему адресу, не скрываясь. Светлана писала, что любит его. Она надеялась, что он выйдет в люди и сделает карьеру. И что у нее все хорошо. Кашечкин с удовольствием отвечал, глядя на фотографию, но каждую субботу по наставлению комбата ездил в гарнизон. Посещения клуба приносили свои плоды, и Кашечкин всерьез думал о том, не начать ли ему целоваться с одной хорошенькой продавщицей. Или с ее подругой.

Однако в феврале, перед самым Днем Советской Армии, комбат вызвал Кашечкина к себе. Не на позицию, не в блиндаж, а в святая святых, маленький рабочий кабинет во флигеле. Вызвал официально, через старшину. Кашечкин поправил форму и пошел.

— Ну, младший лейтенант, тебе повезло! — сухо сказал он. — Тесть у тебя, видимо, сильный мужик. Из округа сразу два приказа пришло!

Комбат расправил на столе лист бумаги и зачитал:

— За безупречную службу присвоить младшему лейтенанту Кашечкину досрочно… Ишь ты, за безупречную! Досрочно! Звание лейтенанта. Поздравляю!

Комбат привстал из-за стола и сухо пожал Кашечкину руку.

Изумленный и обрадованный Кашечкин слегка покраснел.

— А мне, между прочим, очередное звание только через три года дали! — Комбат фыркнул и сел на место. — Вот повезло!

Увидев смущение Кашечкина, комбат улыбнулся.

— Да ты не робей! Поймал удачу, так держи ее за хвост! Академию закончишь, генералом станешь!

— Спасибо, товарищ подполковник.

— Но этого мало! — комбат достал второй листок. — Тут тебя еще направляют на дополнительный курс подготовки. Для последующей отправки в Социалистическую Республику Вьетнам. Вот так!

— За границу? — Кашечкин был ошеломлен.

— Ну да, — комбат кивнул. — Хоть и не Европа, а все заграница.

— Николай Степанович, я не специально! — вырвалось у Кашечкина.

— Знаю, — Мальцев кивнул. — Ты на политинформации сводки слушаешь? С международным положением знаком? Там тебе не медом намазано. Там война идет, и вьетнамцы, судя по всему, проигрывают. А ты туда едешь. Понял?

— Понял, товарищ комбат.

— Ничего ты не понял. Не на легкие хлеба тебя посылают. На войну. Помочь дружественному вьетнамскому народу — наш патриотический долг. Надо стараться.

— Буду стараться, — четко ответил Кашечкин.

— Молодец. Надеюсь, не уронишь чести. Иди. Поздравляю с очередным званием и новым назначением!

— Служу Советскому Союзу!

Кашечкин картинно отдал честь, сделал «налево кругом» и четким строевым шагом вышел из кабинета.