Корпорация «Божий Промысел»

Андрей Зенин (2024)

Вместе с людьми появилась и корпорация «Божий Промысел», которая занимается написанием судеб для них. Задача автора — определить судьбу ребёнка до его рождения. От таланта и изобретательности писателя зависит, насколько увлекательной и насыщенной будет жизнь этого человека. Эта история о том, что можно стать счастливым, несмотря на все трудности, или быть несчастным, несмотря на все удачи.

Глава 8.

— Это, мальчики, наша главная площадь!

— Только Россия? — Матвей разглядывал здания, построенные в разных стилях, но с неизменными буквами «Божий Промысел» на крышах.

— Да, сынки. Она, родимая!

— А где Америка? — Матвею не терпелось посмотреть, в каком офисе обитает Голливудский отдел — ведь ему там скоро работать. В этом он не сомневался.

— Америка? — Петрович задумался, — погнали искать! Я там лет триста не был — как Аляску передали.

Через несколько кварталов они вышли на восточную площадь.

— О! Пошли к индусам — поприкалываемся!

Петрович решительно увлёк Марка и Матвея в здание с высоченными резными воротами, раскрашенными так, как будто не только Петрович балуется цветными карандашами.

На ресепшене сидела девушка с четырьмя руками.

— Это Лакшми, — прошептал Петрович молодым авторам, — потрясающая женщина! Жалко, что замужем. Повезло Вишну — с такой женой ни в одном из миров не страшно.

— Приветствую тебя Матвей! — Девушка протянула китайцу цветок лотоса, — и тебя, Марк, — второй цветок перешёл из хрупкой руки богини в ладонь Марка, — и тебе привет, Петрович.

— А мне цветочек?

— Я свой цветочек кому попало не даю.

— Всё злишься?

— Ты, гад озабоченный, мне чуть вечность не испортил.

— Да ладно тебе! Мы же молодые были.

— Петрович, а ты не думал, почему я выгляжу моложе тебя? Да все выглядят моложе тебя?

— Ну не знаю, — Петрович задумался, — все хотят казаться лучше, чем есть, а я и так хорош.

— Нет. Потому, что за каждый косяк ангелам по году прибавляют.

— Ой, ну началось. Тогда, когда твой Кришна ещё босоногим пастушком по Земле бегал, я знаешь что?

— Ну что? — Лакшми пристально смотрела на Петровича.

— Забыл. Совсем ты меня запутала! Я парням хотел ваше шапито показать.

— Мальчики! — Лакшми обратилась к Марку и Матвею, — вы Петровича, конечно, слушайте, но голову тоже включайте время от времени. Он половину не помнит, половину придумывает. Где какая — даже он уже не знает.

Марк был в замешательстве — выходит, его наставник не такой уж авторитет, как он о себе любит рассказывать?

Матвей же рассматривал барельефы со сценами из Камасутры на высокой стене.

— Пошли, молодые дарования!

Не дожидаясь реакции, Петрович направился вглубь холла. Авторы засеменили за ним.

Лифта здесь не было. В стойле щипали травку странные лебеди-переростки. Синекожий четырёхлицый сотрудник поинтересовался у Петровича, куда они хотят попасть.

— Экскурсия. Показываю новобранцам наши конюшни. Вообще без разницы.

— Тогда рекомендую этаж «Мумбаи».

— Годится.

Петровичу, Марку и Матвею выдали по запряжённому лебедю. Сотрудник хлопнул каждого по спине и, тяжело разбежавшись, птицы со всадниками взмыли в облака.

«Странно, — подумал Матвей, — вроде, небо везде одинаковое должно быть, а здесь не то, что цвет, даже облака какие-то другие».

— Здесь у каждого продакшна своё небо! — Петрович как будто прочитал его мысли, — этим HR-отдел обычно занимается. По небу сразу понятны показатели. Если ясное — всё прекрасно. Если гроза — какие-то проблемки.

— Понятно, — привычно хором ответили Марк и Матвей.

***

Лебеди приземлились на площади перед парящим в облаках зданием. Родной брат синекожего принял поводья, помог спуститься, указал дорогу.

Умиротворённая тишина, царившая вокруг, оказалась обманчивой, стоило только открыть дверь. На троицу обрушился камнепад звуков: крики, музыка, шум. Помещение не разделялось на комнаты, офисы, отделы. За возвышающимся над головами сотрудников столом сидел Главный Редактор в высоком белом тюрбане и с раскрасневшейся от гнева красной точкой в середине лба. Он орал на группу понурившихся авторов.

— Идиоты ленивые! Вы совсем совесть потеряли! Если вы двести лет один сценарий копируете из свитка в свиток, хотя бы мелочи поправляйте! Какого Шивы у вас шесть миллионов одну и ту же родинку на плече находят? Чтоб вы знали — вы мой сценарий копируете, ишаки! Я за него Перо получил. Там близнецы были, которых после рождения разлучили. Эта родинка — твист заложенный. Зачем она в ваших писульках? Вообще писать не хотите?

Авторы молчали. Уже настало время обеда и всё, чего они хотели — миску кари в столовой.

— Вот, мальчики! Мой любимый отдел, — Петрович плотоядно улыбался, — хотели бы сюда перейти?

— Вообще-то не очень, — признался Марк.

— Зря! У тебя бы точно получилось — ты дохрена пишешь. Стал бы Редактором лет через десять, тебе бы присобачили пару рук, зафигачили точку в лоб и дали личного лебедя.

— Петрович, полетели дальше? — Матвея угнетало отношение к авторам. Он был уверен, что плагиат продиктован не ленью или бездарностью, а непомерными, возрастающими нагрузками.

— Ну, полетели. Здесь чуть повыше у англичан офис.

***

До Британского офиса поднялись на крылатых львах. Правда, лететь пришлось втроём на одном. Как объяснил служка, большинство крылатых англичане себе в зоопарк забрали.

Летающий остров великих бриттов был сложен из серо-коричневого камня. Вокруг площади высилось девять башен с часами, отдалённо напоминающих Биг-Бен. Ни одна не была копией своего земного воплощения. Стрелки на всех часах дёрнулись и показали пять часов. Гул, витающий над летающим островом, прекратился. Только сейчас Матвей понял, что гул создавали тысячи печатных машинок, а не замысловатые механизмы, отвечающие за полёт громадины в облаках.

— Файф-о-клок. Мы вовремя! — Петрович уверенно направился в один из пабов. Марк и Матвей поспешили следом, стараясь не потерять из виду серый вязанный свитер. Площадь быстро заполнилась мужчинами и женщинами в строгих деловых костюмах.

Город вновь наполнился шумом, но на этот раз это уже был слившийся в унисон звон чайных ложечек о края чашек.

Неожиданно только для гостей шум перекрыл призывный стон муллы.

— Аср.

— Простите, что? — Марк повернулся к стоящему рядом высокому англичанину.

— Аср — вечерний намаз.

— Это вы удобно придумали, — похвалил собеседника Петрович, отхлёбывая ароматный чай с бергамотом.

— Это не мы придумали, — как будто с некоторым сожалением ответил высокий британец.

— А кто? — заинтересовался Матвей.

Собеседник поднял взгляд вверх, к зениту. Марк и Матвей повторили его жест, но ничего не увидели.

— Там же, вроде, уже никого нет? — Марк подумал про индусов, над головой которых висят англичане.

— Новенькие? — англичанин обратился к Петровичу, справедливо рассудив, что разговаривать имеет смысл только с ним.

— Ещё какие. Совсем свеженькие.

— Я понял! — Матвей хлопнул себя по лбу ладонь. — Вы про…

— Спокойнее, юноша! У нас не принято без необходимости беспокоить Генерального. Даже простым упоминанием.

— А вы заметили, какая удивительная сегодня погода? — Петрович вдруг вспомнил церемониальные ритуалы, принятые в этом регионе.

— Сударь, вы же понимаете, что джентльмены не обязаны демонстрировать подобные манеры? Утолю Ваше любопытство — в последнее время у нас тоже много новых сотрудников со своими традициями.

— Не вывозите? — Петрович посмотрел на угрюмо размешивающего чай англичанина.

— Не вывозим. Традиции другие, — собеседник залпом выпил свой чай. — Ещё лет пятьдесят, и вместо часов эту площадь окружат минареты…

— А вас куда?

— Ну, не знаю. Вниз спустят.

— В ад? — не удержался Марк.

— С ума сошли? В индийский отдел.

— А.

Марк подумал, что служить в российском секторе не такое уж наказание.

— Это не самый трэш. Вы к китайцам загляните. Вот где карнавал. У них, говорят, сценарии уже нейросеть пишет — люди не успевают.

— Парни, а хотите на карнавал? — Петрович повеселевшим взглядом посмотрел на парней.

— На карнавал хотим, к китайцам — не очень, — ответил за двоих Марк.

— Ну, на карнавал, так на карнавал.

***

Бразильское отделение корпорации разместилось в очень странном месте — среди дворцов, окружённых разношерстными хибарами. Дело было не в нищете. Просто бразильцы не заморачивались на удобства. Дома они, кстати, бывали крайне редко — только чтобы переодеться в чистые перья и вернуться в нескончаемое карнавальное шествие.

— Петровче! Амиго! Ты как? Где?

— Всё там же — процветаю в России, пока вы тут загниваете на карнавалах.

С Петровичем обнимался очень полный бразилец в шёлковой расшитой узорами рубахе, расстёгнутой до пупка.

— Почему не заходишь? На Самбу обиделся?

— Нет, амиго, на тебя. Тогда, когда я был молодой и красивый, она ушла к тебе. До сих пор не понимаю, почему.

— Потому, что я танцевать люблю!

И бразилец закружился вокруг троицы, неожиданно элегантно двигая тучным телом.

— Ну хватит уже. Вы работать-то успеваете?

— Конечно, амиго! Есть такое слово — аутсорс, слышал?

— Кого же вы подпрягли?

— Индусов. Им всё равно делать нечего и их дохрена.

— Так понимаю, неофициально?

— А то!

Матвей вспомнил разгромную планёрку в индийском офисе и понял, что действия авторов продиктованы не ленью, а желанием писать что-то оригинальное в тайне от руководства.

— Один хрен, всё с танцами получается, — бразилец белозубо рассмеялся.

Проходящая мимо карнавальная колонна увлекла его.

Высокая девушка с перьями на голове и маленькими конусами с кисточками, прикрывающими только соски, не переставая ритмично танцевать обняла Матвея.

— Пошли со мной, красавчик! Я покажу тебе настоящее наслаждение! Я научу тебя танцевать, и ты станешь лучшим любовником. Моим любовником, — девушка обняла перепуганного Матвея, запустила в его волосы длинные пальцы и прижала к пышной груди.

— Самба. Ты не меняешься!

— Петрович! Сколько лет… я мечтала тебя забыть, — девушка переключилась на Петровича, не выпуская, однако, голову Матвея, ласково её поглаживая.

— Не порть мне стажёров. Раскабанеют, обленятся, куда мне их тогда?

— Мальчики, хотите остаться со мной?

Матвею удалось вырвать лицо из упругих грудей богини. Марк стоял оцепеневший.

— Ну подумайте сами — что вы хотите: сидеть в офисе с этим старым грибом или встречать каждое праздничное утро в постели новой красавицы?

— Я люблю… — Матвей осёкся, покосился на Петровича и Марка, у него едва не выскочило имя «Анаэль», — люблю, короче.

— И ты туда же, — Самба фыркнула, — твоя школа, Петрович?

— Моя. Хорошие мальчики.

— Ну и валите в свою Сибирь.

Самба стремительно удалилась, оставив троицу на пустой улице, заваленной обрывками флажков, серпантина, блестящего конфетти.

— Вы её знаете? — к Марку, наконец, вернулся дар речи.

— А то. Любила она меня. Тогда, когда молоды были мы вдвоём, а не она одна, мы знаешь, как встречались? Нам авторы Камасутры завидовали.

— А чего разошлись?

— Так она ж сказала — я танцевать не хотел.

— Почему?

— Ну ты даёшь! Мачо не танцуют.

Петрович двинулся по улице в сторону, противоположную той, куда ушёл карнавал. Авторы побежали следом.

— Всё. Хватит на сегодня. Домой пора.

Петрович подошёл к оказавшемуся рядом колодцу. Марк и Матвей переглянулись, опасливо заглянули в его бездонную тьму.

— Чего застыли? Я вас вечно ждать не намерен.

Марк, перекрестившись, прыгнул первым. Матвей зажмурился, сделал шаг в пустоту. Петрович скептически покачал головой, прыгнул следом.

***

Падение смягчила гора тряпок невероятных размеров. Марк брезгливо поднял одну из них и понял, что это туники — традиционная одежда высших ангелов, которую они носят во время обрядов. Они оказались в прачечной, заставленной стиральными и сушильными машинами, огромными водонагревателями, зияющими открытыми пастями котлами с раскалёнными углями.

— Петрович, мы куда-то не туда попали? — испуганно подал голос Матвей.

— Туда мы попали. Я курить хочу. А эти реформаторы позапрещали везде курилки. Видите ли — плохой пример. А баб красивых на кострах жечь — это прямо образец целомудрия.

— Мы не курим, — ответил за двоих Марк.

— А я вам и не предлагаю.

Петрович скрутил самокрутку с каким-то пронзительно ароматным табаком, бережно поднёс спичку, прикрыв от удовольствия глаза сладко затянулся.

— Не помешаю?

В подвал вошёл немолодой мужчина в синих джинсах, чёрном пиджаке поверх чёрной футболки.

— О, привет! С ума сошёл? Конечно нет!

Мужчина достал портсигар, церемонно выбрал одну из сигарилл, осмотрел её, понюхал, наконец, раскурил. Запах палёной махорки Петровича перебил сладковатый, тонкий вишнёвый аромат.

— Твои? — гость кивнул на пугливо молчащих авторов.

— Мои. Ученики. Навязали вот. — Он подмигнул.

— Здорóво, ученики!

— Здрасьте, — Марк и Матвей привычно синхронно кивнули.

— Чего такие перепуганные? Он вас на экскурсию по своим бабам таскал что ли?

— Чего сразу по бабам-то? — возмутился Петрович.

— Что, угадал? — гость рассмеялся, закашлялся. — Ладно, извини. Само получилось. Как зовут–то вас, ученики?

— Мы вообще-то уже не ученики, — первым пришёл в себя Марк. — Мы уже в штате.

— Ого! Авторы, значит. Как же мне к вам обращаться, коллеги?

— Я Марк.

— А я — Матвей.

— Я, почему-то, так сразу и подумал. Много написали, авторы Марк и Матвей?

— По делу пока ни строчки, но этот, — Петрович указал горящей самокруткой в Марка, — листов пятьсот припёр на собеседование.

— А я вас помню! — гость приблизился к Марку. — Вы на церемонии к Павлину в отдел просились.

Марк потупил взгляд.

— Расслабься, я понимаю — молодость, амбиции. Зачем тебе этот старый гениталий? Он же тебя вечность гнобить будет, а когда напишешь что-то стоящее, себе присвоит и ещё одно Перо будет полировать.

— Ну хорош парней кошмарить. Этот, — Петрович кивнул на Матвея, — институт закончил. Стихи пишет.

— Почитай! — глаза гостя загорелись.

— Я так-то сходу не помню… — замялся Матвей.

— А чего помнить — у тебя в кармане листок, — пришёл на помощь Петрович.

Матвей нехотя достал рукопись, начал читать бубня себе под нос:

Когда впервые я тебя увидел,

Мир словно замер, изменился вдруг.

Ты стала центром всех моих вселенных,

Ты для меня теперь не просто друг.

— Хорошие стихи, — прикрыв глаза, оценил гость. — Только ты их как будто по-китайски написал, а потом перевёл на русский.

— Ну я, это…

— Без шуток — хорошие. Пиши! У тебя получается. Я, кстати, Люц, — мужчина протянул руку. Матвей механически пожал её.

— Люц, — повторил мужчина, протянув руку уже Марку. — Ладно, я полетел.

Новый знакомый подпрыгнул, фалды пиджака превратились в два чёрных крыла, которые унесли его куда-то вверх.

— Позёр, — Петрович бросил окурок в ближайшую топку печи.

— А… Это был? — Матвей указал пальцем вверх, туда, куда скрылся Люц.

— Да, Люцифер.

— А разве нам можно с ним общаться? Нам в институте говорили, что его вроде как уволили.

— Правильно вам говорили в институте. Но не уволили, а перевели в другой отдел — в Арктику. Формально — он там Главный Редактор.

— А разве в Арктике рождаются дети? — Марк оказался эрудирован.

— Правильно мыслите, юноша! Тогда, когда всё это только строилось, — Петрович обвёл взглядом подвал, но авторы поняли, что речь идёт о чём-то более глобальном, — он был первым автором Генерального. Но они кое-что не поделили, и в итоге — вот. Люцик почётно возглавляет отдел, в котором почти нет рождений.

— Так, получается, не отдел, а так — одиночка.

— Не скажи! Ты не понимаешь мудрость и великодушие Генерального. Ты что думаешь, тут за первый косяк сразу развоплощают до младенца? Сначала — душеспасительные разговоры. Потом — воспитательные работы. Если клиент невменяемый — перевод в Арктику. Если и там не перевоспитывается, тогда — да. Новое воплощение.

Матвей и Марк загрустили, задумались каждый о чём-то своём.

— Всё, погуляли, покурили, пора к ведьме возвращаться.

Матвей хотел было что-то возразить, но промолчал.