Глубокий рейд

Андрей Жалнин

Жалнин А. В.Глубокий рейд. Повесть.В ней рассказывается о событиях Гражданской войны. 1919 год, наступление белых на Москву провалилось, освободители Святой Руси от власти «красного хама» откатываются назад. Генерал Алексеевский и его бригада встали насмерть на позициях у разъезда Еропкино. Комдив Каширин получил возможность надавить на упрямого генерала. Получится у него задуманное, или найдутся смельчаки, которые разрушат планы красных?

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВСКИЙ

Об этом злополучном письме генералу Алексеевскому стало известно поздно вечером. Курьер, посланный к нему штабс-капитаном Скопцовым, добрался до штаба бригады лишь к 22.00.

Адъютант генерала штабс-капитан Горский незамедлительно провёл прибывшего в кабинет. Михаил Александрович, сидя у рабочего стола, курил папиросу, время от времени прихлёбывая давно остывший чай из стакана в тёмном серебряном подстаканнике. Он читал сводку донесений за день, что-то помечая в тетради остро отточенным карандашом. Кабинет освещался двумя свечами на низких подсвечниках, стоявших на столе.

Курьер, подпоручик Звягинцев, попытался подойти к столу генерала строевым шагом, отрапортовать, чётко чеканя каждое слово, но Горский придержал его за руку и приложил палец к губам. Мягко ступая по ковру, что покрывал пол от двери до стола, он подвёл Звягинцева к командиру бригады.

— Михаил Александрович, к вам подпоручик Звягинцев со спешным донесением, — негромко доложил он.

— Да? И, видимо, это донесение так же неприятно, как и предыдущие? — усмехнулся Алексеевский.

— Ваше превосходительство, подпоручик Звягинцев с пакетом по приказанию командира третьей роты штабс-капитана Скопцова!

— Тише! Тише, молодой человек! — засмеялся Алексеевский. — Вы же не на плацу… Ну давайте ваш пакет.

Подпоручик расстегнул крючки кителя и достал небольшой конверт из серой бумаги. Он, чуть прищелкнув каблуками и уронив в поклоне голову, протянул конверт генералу. Тот так же, с лёгким поклоном, принял его, но не распечатал, а, взглянув на Звягинцева, спросил:

— Господин подпоручик, вам что-то приказано передать мне на словах?

— Так точно.

— Я слушаю…

— Ваше превосходительство, утром сего дня в пять с четвертью часов на дороге, что ведёт в Желудёво и которую охраняет застава поручика Заславского, показались конные большевики в количестве четырёх человек. Ехали медленно, держали над собой пику с белым парламентёрским флагом. Навстречу им выехал сам поручик Заславский в сопровождении двух казаков. Он получил от них этот конверт. Как видите, он не надписан. Но один из них, видимо, старший, сказал, что пакет адресован лично вам.

— Всё? — спросил его генерал.

— Никак нет. Когда поручик возвращался, ему вдогонку один из красных крикнул, чтобы вы, господин генерал, поторопились. Теперь всё.

— Да-а. История, полная загадок и тайн, — протянул командир бригады. — Как вы думаете, господин Горский?

— Думаю, что ключ ко всем этим тайнам находится внутри пакета, — ответил адъютант.

— Я тоже так думаю, — кивнул головой Алексеевский. — Ну что же, я благодарю вас за службу, господин подпоручик! Вы свободны. Отдохните, покушайте и возвращайтесь в свою часть.

— Разрешите идти?

— Да-да, голубчик, ступайте.

После того, как Звягинцев удалился, Алексеевский прикурил новую папиросу и, откинувшись в кресле, попросил Горского:

— Станислав Дмитриевич, прочтите сие послание вслух. Я устал что-то сегодня.

— Хорошо, Михаил Александрович.

«Генералу Алексеевскому. Срочно. Лично в руки. Командование 9-ой дивизии РККА приказывает вам сложить оружие и сдаться вооруженным силам пролетариата. Вы предстанете перед справедливым революционным судом и ответите за свои преступления перед народами Советской республики.

В любом случае, захотите ли вы прекратить бессмысленную войну против Красной армии или решите продолжить её, вы должны в течение трёх дней с момента получения сего ультиматума, то есть не позднее 18 октября, оставить захваченную вами и удерживаемую до сего дня железнодорожную станцию Еропкино.

В противном случае, по истечении указанного срока, ваши супруга и дочь, которые находятся в нашем полном распоряжении, будут нести ответственность, а значит и соответствующее наказание, вместо вас. В этом случае, перед судом предстанут они. Как вам известно, в военное время гражданский суд часто заменяется военным трибуналом. Можете не сомневаться, его решение будет скорым и самым суровым.

Командир 9-ой дивизии Каширин»

Когда адъютант начал читать большевистский ультиматум, Алексеевский хмыкал, усмехался, постукивая карандашом о столешницу. Но, услышав о жене и дочери, он замер, карандаш в руке задрожал. Горский хотел прервать чтение, но Михаил Александрович кивнул ему:

— Продолжайте, пожалуйста.

Наконец Горский закончил. На несколько секунд наступила тишина. Затем штабс-капитан вновь обратился к генералу:

— Здесь ещё вот… — и подал ему медальон с цепочкой, выпавшие из конверта.

Алексеевский долго оставался неподвижен. Затем он протянул руку к пачке папирос «Пушка», взял из неё одну, тщательно размял в ставших непослушными пальцах. Прикурил. Сделав несколько затяжек, он поднял голову:

— Господин штабс-капитан, прошу вас, оставьте меня одного. Если мне что-то понадобится, я позову. Благодарю вас. Вы свободны.

Генерал Алексеевский вызвал адъютанта только через несколько часов. Штабс — капитан Горский вошел в кабинет. Здесь было ужасно накурено, на сервировочном столике стояли два пустых чайника. Корзина для бумаг была полна до краёв. Хозяин кабинета сидел, ссутулившись в кресле, неподвижно глядя в пол. Ковёр вокруг стола весь был усыпан пеплом:

— Как быть, Станислав Дмитриевич? — Генерал потерянно смотрел на штабс-капитана. — Выполнить требования красных я не могу…, вы понимаете… Но отказ — это гибель жены и дочери. Я не трус, и никогда таковым не буду, но я не знаю, что делать. У меня даже мелькает мысль о том, чтобы…, вы понимаете? — он кивнул на револьвер, лежащий на столе.

— Ваше превосходительство, я буду говорить, может быть, жестко, но, думаю, так будет правильнее, — помолчав несколько мгновений ответил ему Горский. — Если вы имели в виду, в виде выхода, пустить пулю в лоб, то, по моему глубокому убеждению, это шаг в никуда, он не решит ничего.

— Станислав Дмитриевич, я ведь об этом лишь к слову, — оправдываясь, пробормотал Алексеевский.

— Михаил Александрович, именно так я это и понял, — кивнул Горский. — Но простите меня, я о том, что касается ваших супруги и дочери… Как вы понимаете, им не уцелеть при любых обстоятельствах.

— Вы считаете, что им реально угрожает опасность?

— А вы считаете иначе, Михаил Александрович? Вы считаете, что они могут отпустить жену и дочь белого генерала, одного из лучших военачальников Добровольческой армии? Не утешайте себя подобными надеждами.

— Красные могут нарушить соглашение?

— Какое соглашение, ваше превосходительство?

— То, что они прислали с парламентёрами.

— Нет никакого соглашения! Есть ультиматум, где изложены конкретные требования большевистского командования. О том, что женщины будут выпущены в случае вашего положительного решения их требований, там нет ни слова. Они их вам обязательно покажут, а затем уничтожат или будут шантажировать вас какое-то время, а затем всё равно уничтожат.

— Значит, они погибли?! — почти простонал генерал.

— Михаил Александрович, я говорю вам всё это без приукрашивания, потому, что вы солдат и способны вынести подобное испытание.

— Да-да, вы правы. Прошу вас, продолжайте. Значит, мы должны исходить из того, что красные примут самое страшное решение?

— Непременно! В случае, если вы проявите слабость и дадите приказ об оставлении позиций у Еропкино, красные тут же займут их, возьмут станцию, оседлают железную дорогу и… больше вы им нужны не будете, если только они не решат использовать вас и дальше в качестве своего шпиона. Простите.

— Не извиняйтесь. Вы говорите всё правильно. Но, в таком случае, что же мне делать?

— Во-первых, я полагаю, нам необходимо время. Три дня — это очень мало. Нам не хватит.

— Для чего мало? Что нам не хватит?

— Позвольте, об этом чуть позже, Михаил Александрович.

— Хорошо, продолжайте.

— Считаю, что необходимо написать ответ… положительный.

— Что-о? Объяснитесь, милостивый государь!

— Именно так! Нам необходимо время. Внятное объяснение ничтожности выделенного срока позволит нам выиграть ещё день или два, а может и больше.

— Видимо, вы правы, Станислав Дмитриевич, извините меня за эту вспышку.

— Полно вам, Михаил Александрович, о чём вы говорите?!

— Но вот мы выиграли эти два или даже три дня… Что нам это даст? Простите, но я сейчас туго соображаю.

— Думаю, что у нас есть возможность обмануть их. По данным, которыми располагает наша разведка, в Желудёво, где расположено командование 9-ой дивизии красных, то ли в связи с их наступательными действиями на фронте, то ли в силу недостатков организации тыла, царит некоторый хаос. То есть, обстановка позволяет проникнуть в расположение красных и лишить их рычага давления на вас. Ну, выкрасть пленниц.

— Не обижайтесь, Станислав Дмитриевич, но это чистой воды авантюра! Это слишком фантастично, господин штабс-капитан!

— Да, господин генерал, я считаю, что красные думают именно так! Но это не авантюра и не фантастика. Ведь речь не идёт о вторжении полков или дивизий. Речь идёт о небольшом отряде охотников, добровольцев.

— Но это смертельно опасное предприятие!

— Да. Потому я и говорю об охотниках.

— Но подвергать жизнь подчинённых опасности, даже ради спасения своей семьи?! Нет, я не могу!

— Смею заметить, господин генерал, что это не так! В данном случае речь идёт не столько о членах вашей семьи, сколько о разрушении планов вражеского командования, механизма воздействия на полководца нашей армии со всеми вытекающими последствиями. А они могут быть гибельными не только для вашей бригады, но и для Добровольческой армии в целом.

Алексеевский встал, прошелся по комнате, остановился у окна, долго смотрел на улицу. Затем повернулся к Горскому:

— Да, вы правы, Станислав Дмитриевич. Но есть ли у нас те, которые смогли бы выполнить столь сложное задание?

— Я уже думал об этом. Считаю, что такие есть. Лучшая кандидатура на командирское место в отряде — известный вам лично офицер — поручик Грицевич. Смею рекомендовать его, как весьма опытного, смелого офицера, компетентного в проведении именно таких тайных операций. Количество членов этого отряда, вооружение и все другие вопросы лучше ему решать самому.

— Да-да, вы правы. Спасибо вам, Станислав Дмитриевич. Пригласите ко мне поручика Грицевича. Пусть приходит в любое время, я приму его.

— Вопросом об ответе красным я уже занимаюсь.

— Спасибо вам…

— Разрешите идти?!

— Да-да, идите…