Остров волка

Андрей Дышев, 1998

Кирилл Вацура и его друг Влад, начинающий бизнесмен, став по воле судьбы обладателями больших денег, решают купить небольшой остров недалеко от берегов Южной Америки, чтобы построить там туристический центр. Но вдруг выясняется, что за островом тянется шлейф дурной славы: все его прежние владельцы либо исчезали без вести, либо погибали при весьма странных обстоятельствах. Однако это не смущало новоиспеченных дельцов до тех пор, пока они не попытались высадиться на берег…

8

Человечество еще не придумало универсального транспортного средства, которое бы с одинаковой легкостью преодолевало грунтовые дороги и их полное отсутствие в непролазной чаще джунглей. Армейский джип помог нам на несколько километров закопаться в сельву, но после дождя машина стала для нас обузой. Бесчисленное количество ручьев с рыхлыми болотистыми берегами стало для джипа серьезным препятствием, и мы уже не столько ехали, сколько вытаскивали машину на себе. Влад, более тяжелый и сильный, опускался по колено в черную жижу, кишащую пиявками, червями и прочей гадостью, упирался спиной в задок джипа, а я давил на газ. Вращаясь с бешеной скоростью, колеса выбивали из-под себя грязевой фонтан. Обрызганный с ног до головы, черный, как эбонитовая статуэтка, окутанный сизым дымом выхлопов, Влад являл собой жуткое зрелище.

Но даже с этим болотистым бездорожьем можно было бы смириться, если бы не периодический грохот лопастей над нашими головами. Вертолет облетал район плотной спиралью на малой скорости и высоте. Когда кроны деревьев надежно закрывали нас, мы лишь глушили мотор и, глядя вверх, ждали наступления тишины. Но если нарастающий рокот заставал нас на прогалине, приходилось быстро сворачивать к ближайшим кустам, спешно закидывать машину ветками, а самим падать в траву и, замерев, молить Бога, чтобы полицейские нас не заметили.

Когда мы в очередной раз прыгнули в сырую канаву, в полумрак, создаваемый огромными листьями бананового дерева, а над нами, источая запах сгоревшего керосина, пронесся вертолет, Влад вытащил из кармана мятые и мокрые бумажки и кинул их мне.

— Забыл тебе показать, — сказал он.

Это были не очень качественные копии фотографий, отпечатанные, по-видимому, на факсимильном аппарате. На одном снимке был запечатлен Влад в дубленке, выходящий из массивных дверей, а на другом — я, садящийся в машину Влада.

— Узнаешь? — спросил Влад, срывая висящую над его головой гроздь ярко-красных ягод.

— Посольство Эквадора, — без труда определил я. — А снимали, похоже, с противоположной стороны улицы.

— Из машины, — уверенно сказал Влад. — Мощным телевиком.

— Где ты это нашел? — спросил я, разрывая снимки на мелкие кусочки и зарывая их под опавшую листву.

— В кармане того поросенка, который пытался присвоить себе наш чемодан, — ответил Влад. — Когда он навел на меня карабин, я взялся за ствол и сначала заставил его поцеловать все деревья, стоящие рядом, а потом обыскал… Как ты думаешь, я умру, если съем эти ягоды?

— Кто-то хорошо знал, что мы собираемся купить остров, что ведем переговоры с дилером, — сказал я. — И следил за нами. Потом отправил снимки по факсу, чтобы мафиози, встретившие нас здесь, не ошиблись. У меня такое чувство, что этот"кто-то"работает в посольстве.

— Ты так думаешь? — скептически заметил Влад. Он любовался веточкой ягод и не очень спешил возразить мне конкретно.

— А ты как думаешь?

Влад выждал паузу. Я заметил, что обычно он отвечал в такой манере, если ответ совершенно не совпадал с моим мнением или же был неприятен мне.

— Ты мне скажи, — произнес Влад. — Анна дала тебе деньги без всяких оговорок? Ты попросил, и она тотчас дала? Вот так просто — раз, два, и все?

Он подозревал ее. Женщина, отвергнувшая мужчину как сексуального партнера, становится для него непримиримым врагом.

— Да, — рассеянно ответил я. — Вот так просто: раз, два…

А если бы Влад знал всю правду? — думал я. Если бы он знал, что Анна взяла из нашего тайника и свои, и мои деньги и сбежала в Лиму? Да он бы закопал меня только при одной попытке защитить ее!

— Не нравится мне это, — пробормотал Влад, подталкивая меня к своему выводу. — То она неожиданно уходит, когда мы изучаем документы и подписываем соглашение, то не можем ее найти… Кажется, она умеет неплохо фотографировать?

— С современной техникой неплохо фотографировать сможет младенец, — без энтузиазма возразил я и встал, отряхивая джинсы, показывая, что хочу закончить этот разговор.

Влад мстил мне за победу. Он пытался доказать мне, что я привел в наш мужской союз троянского коня, и хотел чтобы я признался в своей вине.

— Постой, это еще не все, — произнес он. — Ты как-то рассказывал мне, что Анна три года назад работала в Перу у одного плантатора и была знакома с влиятельными людьми…

— Знаешь, о чем я думаю? — перебил я Влада. — Надо бросать машину и идти пешком. Но для начала неплохо бы определиться со своим местоположением.

— Я бы сначала определился с тем, кто нам такую свинью подложил, — проворчал Влад, но тоже поднялся и взялся за чемодан.

Мы вышли на прогалину и остановились у заваленной ветками машины. С заднего сидения я взял карабин. Энергетика оружия жидким металлом стала вливаться мне в душу. Я даже вздрогнул; ощущение того, что все это когда-то уже было, заполнило все органы чувств, воспринимающие окружающий мир. Влад задел хрупкую опору, связывающую меня с прошлым, и тропическим ливнем хлынули воспоминания. Три года назад я в одиночку прошел через сельву Боливии и Перу. Это был рискованный переход, но джунгли со своими дикими законами стали для меня всего лишь щекочущим нервы аттракционом в сравнении с сетью наркоделов, куда я попал и остался жив благодаря Анне."Плантатора", о котором упомянул Влад, звали Августино Карлос, под его контролем находилось большинство приамазонских золотоносных приисков и плантаций коки. Для мафиози такого масштаба, каким был Августино, Анна не могла представлять сколь-нибудь значимого интереса, и все же она каким-то образом сумела войти к нему в доверие. Об этой весьма загадочной странице своей жизни Анна рассказывала мне очень мало, и я вполне довольствовался этим. В то время я горел мальчишеским азартом найти золото инков и схватить Августино за ухо, и особенно не задумывался о почти невероятном везении, которое сопутствовало мне на протяжении путешествия по Южной Америке.

Потом я вспоминал сельву с содроганием, и эти воспоминания отзывались запоздалым страхом. Я думал, что сельва останется в далеком прошлом, что все нити, связывающие меня с ее тайнами, оборваны. И даже идея Влада купить остров не наводила мосты в зеленый хаос. Но все оказалось иначе. Время повернулось вспять. Я снова почувствовал душное дыхание джунглей, в непролазных зарослях мне стали видеться следы Анны, и появилось ощущение, что в спину карими глазами смотрит Августино по кличке Седой Волк.

— О чем задумался? — спросил Влад, взваливая чемодан на плечо.

— Я вспоминаю, как ты спал.

— Когда я спал?

— В самолете, после дозаправки в Боготе. Ты накрылся простыней с головой.

— Да? — удивился Влад. — А зачем я накрылся?

— Тебе мешал солнечный свет, падающий из иллюминатора.

— Разумное объяснение.

Я кинул в работу все свои познания в географии и навигации. В тот момент по местному времени было часов девять утра. Солнце находилось по левому борту и чуть сзади от самолета, значит, мы летели на юго-запад. Все верно, Эквадор расположен на юго-западе от Боготы. Сколько мы так летели? Час? Получается, от силы шестьсот-семьсот километров. Потом к нам в салон ворвался штурман. Пока он искал винтовку, самолет стал уходить с курса. Я помню, как поплыли по полу световые пятна. Вот только куда они поплыли?.. Влад сидел на диване и чесал затылок. Я помнил, как он одел рубашку и взял мобильный телефон. В салоне пыль стояла столбом. Так казалось, потому она придавала объем солнечным лучам. Было похоже, что лучи подпирают дверь, ведущую к рампе.

Так, мы полетели в сторону солнца, то есть, на восток. На юго-восток. Приблизительно так же проходит граница между Перу и Колумбией. Что там находится? Большой приток Амазонки. Чуть ниже Перуанский город Икитос. А выше…

Я хлопнул себя по лбу и попал по комару. Командир самолета Эдвард, когда подходил к бронзоволицым с"магнумом", говорил про Арику: дескать оттуда вылетел полицейский вертолет и через двадцать минут будет здесь. Значит, мы приблизительно в пятидесяти километрах от Арики. Если мне не изменяет память, это небольшой город на юге Колумбии. Словом, мы были очень далеко от цели.

Так я и сказал Владу: идти через сельву к границе Эквадора — самоубийство, надо добираться до Арики. Влад скептически покачал головой, обозвал меня паникером и объявил, что в целях конспирации и сохранения валюты ничего другого не остается, как идти через сельву, даже если это не совсем приятно. Затем он внимательно посмотрел на мое лицо и спросил:

— Знаешь, почему тебя кусает мошка, а меня нет?

— Потому что у тебя лицо грязное.

— Не грязное, — поправил Влад, — а специально смазанное жидкой глиной.

В этом он, конечно, был прав. Я опустился на корточки рядом с ручьем и от души намазал глиной лицо и шею.

Прежде чем расстаться с джипом, я прострелил бензобак и оборвал все шланги и провода. Мы шли за солнцем весь остаток дня. Я уже не отговаривал Влада от безумной затеи, терпеливо дожидаясь, когда он насытится прелестями сельвы сполна и сам предложит пойти в Арику. Когда солнце вдруг провалилось в джунгли, запуталось среди зарослей и потухло, неожиданно наступила душная и совершенно черная экваториальная ночь. Мы забыли об особенностях здешних широт, рассчитывая на вечер, плавно сгущающиеся сумерки, и были наказаны. Готовить ночлег пришлось в полной темноте. У нас не было ни спичек, чтобы разжечь костер, ни одеял, ни спальных мешков. Пришлось наломать веток с крупными листьями и лечь на них.

Влад подложил под голову чемодан и сразу уснул. Это было не совсем нормально. Либо у него была заторможена нервная система, либо он просто не понимал до конца, где находится, и сколько неприятностей могут принести ночные джунгли.

Я ворочался, и сон ко мне не шел, несмотря на страшную усталость. Нестерпимо мучила жажда, и я, мечтая о бутылке минеральной воды, облизывал сухие губы. Острые края обломанных веток впивались мне в тело, где-то совсем рядом шипела какая-то тварь, трещали сучья под чьими-то лапами, неистово хлопала крыльями ночная птица, или вдруг начинала истошно визжать обезьяна, попавшая в когти сильной и ловкой кошки. Все эти душераздирающие звуки не давали мне сомкнуть глаз. Вдобавок ко всему меня стал колотить озноб. Влажная одежда, прилипшая к телу, не позволяла согреться, и я в конце концов потерял всякое терпение, а с ним и надежду уснуть.

Я приподнялся, глянул на бледное в свете луны лицо Влада. Он спал крепко, дыхание его было ровным и спокойным. Где-то рядом журчал ручей — я отчетливо слышал его тихие переливы. Стараясь создавать как можно меньше шума, я встал на ноги и, затаив дыхание, медленно пошел к ручью. Это только начало, думал я, до крови расчесывая зудящую шею. Завтра мы ослабнем от голода. На третий день заблудимся и потеряем ориентацию. Влад же пока все воспринимает, как забавное приключение.

Осторожно раздвинув кусты, я вышел на освещенную луной прогалину. Стволы деревьев, стоящие в плотной тени, казались зловещими фигурами. Мокрая трава отливала холодным серебром. Темные пятна кустов напоминали притаившихся в засаде животных. Я долго всматривался в темноту, прежде чем решился пересечь прогалину, но от напряжения перед глазами замелькали круги, и начала мерещиться всякая чушь. Я пожалел, что не взял с собой карабин. Пристыдив себя за малодушие, я зашагал решительнее, вспоминая ночную Москву и переполненные автомобилями трассы, где с мистическим постоянством каждые сутки гибнут люди. Ручей журчал где-то уже совсем рядом. Я судорожно сглотнул, предвкушая то удовольствие, с каким опущусь на корточки перед ручьем и стану жадно лакать настоянную на экзотических травах воду.

Я перегнул палку в другую сторону и забыл о том, что иду, все-таки, не по Тверской. Склоны овражка, по дну которого протекал ручей, были покрыты толстым слоем склизких листьев, и как только я ступил на них, ноги тотчас потеряли опору. Хватаясь за пустоту, я грохнулся на землю и как по ледяной горке заскользил вниз. Мое поступательное движение продолжалось недолго. Я въехал ногами в кучу прелых листьев и паутину лиан и ударился о ствол дерева. Волна прошла по стволу до самой кроны. Невидимые в темноте птицы, закричав дурными голосами, шумно взлетели к луне, задевая ее своими черными крыльями. На меня посыпались капли дождя, застрявшие в кроне.

Радуясь, что легко отделался, я сел и стал потирать ушибленное колено. Внизу, в нескольких десятках метров от меня, смятой фольгой блестела поверхность ручья. Приободренный близостью к своей цели, я встал и, хватаясь за ветки, стал осторожно спускаться вниз. Но, сделав всего несколько шагов, я замер и прислушался.

Снизу доносился тихий писк. Сначала мне показалось, что это подает сигналы бедствия птенец, вывалившийся из гнезда, но вскоре мне стало ясно, что пищат копошащиеся у воды мелкие зверьки, и их, по крайней мере, не меньше трех.

На всякий случай я не стал торопиться, хотя жажда стала уже невыносимой. Продолжая стоять у дерева, я всматривался в темную полоску берега, постепенно различая какое-то движение. У самой воды, на фоне ее серебристой поверхности, выделялся полукруглый предмет, похожий на речной валун или большой детский мяч, наполовину затянутый илом. Рядом с ним бесшумно двигались смутные тени. Мне вдруг пришло на ум, что рядом с камнем кишит целый выводок крупных водяных крыс, и мысль, что мне придется пить воду в том же месте, где плескались они, была отвратительной.

Я только на мгновение опустил глаза, чисто машинально намереваясь поднять с земли увесистый булыжник или палку, чтобы швырнуть в тварей, как вдруг к своему удивлению увидел, что полукруглый валун зашевелился, и в воздух взметнулся толстый длинный хвост.

Мне показалось, будто я попал под ледяной душ. Черный предмет ожил, деформировался, и на фоне реки вдруг вырос силуэт огромной пумы. Кошка тихо зарычала, повернула крупную голову в мою сторону и принюхалась к воздуху. Между ее крепких лап возились детеныши, и это было опаснее связки гранат.

Я слишком поздно понял, что пума видит в темноте намного лучше меня. Холодея от ужаса, я стал медленно пятиться назад, шаря в темноте руками, словно пытался найти карабин. Кошка снова зарычала, уже глядя прямо на меня, и медленно приподняла лапу, словно еще не решила, кидаться на меня или нет.

Как назло, моя нога пошла вниз, и я сел на мокрые листья. Мамаше, должно быть, показалось, что этим движением я угрожаю ее славной детворе, и она уже целенаправленно двинулась в мою сторону.

Убегать от пумы по ночным джунглям столь же бессмысленное дело, как пытаться убежать от пули по мишенному полю, но не мог же я спокойно ждать, когда зверь кинется на меня и одним ударом тяжелой лапы раскроит мне череп. Плохо представляя, за какое время эта изящная убийца догонит меня, я повернулся к ручью спиной и по-обезьяньи, помогая себе руками, помчался по склону. Никогда я не позволил бы себе столь позорное бегство от своего противника, будь он человеком. Но в те жуткие мгновения я забыл об условностях человеческого поведения и опустился до уровня слабого млекопитающего, позволившего себе нарушить водопой пумы и ее сопливых котят.

Демонстрируя феноменальную скорость, я как пробка из шампанского вылетел на прогалину, на секунду остановился и обернулся. Сначала я подумал, что пума удовлетворилась моим безусловным признанием ее превосходства и вернулась к ручью, но уже через секунду увидел, как от темной кромки леса отделилась гибкая тень и, сделав грациозный прыжок, на треть сократила расстояние между нами.

Я невольно крикнул, невнятно произнеся ругательное слово, которое означало конец всей моей непутевой жизни, и со всех ног кинулся в темень леса. В отличие от меня кошка бежала тихо, и я слышал лишь собственное надрывное дыхание, удары сердца да треск веток, которые я срезал на своем пути. Уже ничто не могло меня спасти, и даже если бы я своим диким воплем разбудил бы Влада, он не успел бы сориентироваться и выстрелить наверняка. Скорее всего, я подставил бы и его под жуткие клыки, и, понимая это, пытаясь извлечь из своей гибели хоть какую-то пользу, я побежал по большой дуге в противоположную сторону. Дыхание разрывало мне грудь, спина онемела от ожидания чудовищного удара когтистой лапой, которая с легкостью вырвет из меня кусок мяса, переломит позвоночник, как тонкую палочку, свалит на землю, а потом в шею вонзятся горячие, влажные от слюны клыки, с легкостью перекусят ее, заливая моей кровью мокрую траву.

Ожидание конца было настолько ужасным, что мое несчастное тело, заполненное до краев желанием жить, превратилось в живой снаряд, пробивающий плотные заросли тараном. Я уже слышал за своей спиной низкое рычание, уже чувствовал горячее дыхание и начал вспоминать отходную молитву, как вдруг где-то совсем рядом громыхнул выстрел, и яркая вспышка ослепила меня. Нервы, натянутые до предела, лопнули во мне, как гитарные струны. Силы покинули меня, и я, бодая головой колючки, остывающим метеоритом рухнул на землю.