Моя тень убила меня

Андрей Дышев, 2005

Не только у звезд шоу-бизнеса бывают двойники. Единственное выступление частного сыщика Кирилла Вацуры в летнем театре вызвало настоящий аншлаг, и слух о новой "звезде" разговорного жанра с быстротой молнии разнесся по побережью. Мало того! В соседнем приморском городе появился некий предприимчивый актер, выступающий под именем Вацуры. Не в том беда, что самозванец заработал на имени Кирилла приличные деньги. Актер-двойник ляпнул со сцены нечто такое, что стало приговором не только для него самого, но и для Кирилла и его любимой девушки Ирины. Частный сыщик, играя со смертью, выясняет, чем именно и кого из зрителей кровно обидел неудачливый актер…

Глава четвертая. Супер-пупер!

Я решил заночевать на верхней даче, до которой от Ирины было ближе, чем до дома. Верхней дачей я называл небольшой сарай из ракушечника, овитый виноградником и опутанный вишнями, который я приобрел в качестве конспиративной квартиры, ибо про эту дачу не знал никто из моих знакомых, кроме Ирины. Оформил же я ее на своего сослуживца, который уже семь лет жил в Италии. По вечерам, сидя во дворике под тусклой лампочкой, можно было оглохнуть от пиликанья цикад, а от терпкого запаха можжевельника сводило зубы. Зато с крыши в ясную погоду открывался захватывающий вид на Побережье и пронзительно синее море. Иногда я сдавал домик приезжим, как правило, бедным и неприхотливым студентам, которым спускаться к морю сорок минут было не в тягость. С постояльцев деньги не брал, но обязывал их поддерживать на даче относительный порядок и кормить моего бессменного сторожа — рыжего кота Степана.

Сейчас дача пустовала, и я с удовольствием покачивался на ржавой панцирной койке, потягивал через соломинку марочный массандровский портвейн со льдом и лимонным соком (рекомендую!) и слушал многоголосый ор цикад. Из влажного леса стекала сырая, настоянная на буковой зелени, прохлада. Степан, собравшись в рыжий комок рядом с миской, доедал отварной куриный окорок, который я прихватил в кулинарии… Завтрашнее мероприятие уже представлялось мне неким забавным приключением, а последующее катание на яхте — его логическим продолжением.

Сквозь пение цикад прорвался звонок мобильного телефона. Это меня несколько обескуражило. Ирина звонила мне на мобильный в исключительных случаях, только по служебной необходимости, и это правило, которому она следовала неукоснительно, тоже демонстрировало ее трепетное отношение к моей свободе. Сотрудники, зная, что я в отпуске, не смели меня беспокоить. Дальние родственники, старые друзья, сослуживцы и сокурсники, раскиданные по всему миру, номер моего мобильного телефона не знали. Выходит, позвонить мог только Максим. Надоедливый, неудобный, как тесные ботинки, Макс. А для чего он звонит так поздно? Разумеется, для того, чтобы сообщить об отмене завтрашнего мероприятия.

Отнюдь не облегчение принесла эта догадка. Я человек инерционный, как железнодорожный состав с нефтью. Если на что-то настроился — меня уже тяжело остановить, лязг и скрип будет такой, что никому мало не покажется. И потому я встал с койки и направился к столу за телефоном, преисполненный небольшой, емкой, но горячей агрессии.

Как ни странно, это был не Макс. На дисплее отобразился некий замысловатый номер, который не значился в адресной книжке моего телефона.

— Кирилл Андреевич? — поинтересовался глухой, будто простуженный, мужской голос. — Скажите… Я хотел… э-э-э…

— С кем имею честь? — перебил я. По давно наработанной привычке я никогда не разговаривал с людьми, которые не представлялись мне.

— Да-да, — усмехнулся незнакомец. — Конечно, я представлюсь, хотя моя фамилия вам, наверное, ни о чем скажет… Я Константин Григорьевич Батуркин… А вы что ж, все еще меня не признали?

Мне показался, что абонент разыгрывает меня.

— Что вам надо? — грубо спросил я.

— Уже много лет я занимаюсь шоу-бизнесом, но по отношению к вам у меня чистое любопытство и ничего более. Я хотел бы спросить… Конечно, если вы можете мне об этом сказать… Сегодня я видел ваши афиши… Скажите, а сколько у вас уже было концертов?

— Ни одного.

— Что вы говорите! — не очень убедительно удивился незнакомец. — Что ж, удачи вам! До свидания!

Я не успел сказать ему прощальное слово, как он отключился. Я испытывал странные чувства, возвращаясь на скрипучую койку и обхватывая губами соломинку. Прикосновение к славе? Утром афишу с моим именем увидел мой приятель и не преминул позвонить. Потом прискакала Ирина. Теперь вот некий Батуркин, занимающийся шоу-бизнесом, заинтересовался мной. О моем существовании сообщили всего-то несколько афиш, а уже пошла реакция, приподнимающая заурядную личность над толпой. Что же чувствуют так называемые"звезды"эстрады, которые принимают чудовищные дозы славы и популярности каждый день на протяжении многих лет?

Степан, свернувшись калачиком, заснул на моих ногах. Где-то я читал, что если коты во время сна закрывают лапой нос, то быть на следующий день холодной погоде. Но думал я не о погоде и даже не о странном телефонном звонке. Мое погружающееся в дремоту сознание исследовало житейские и бытовые проблемы, которые сваливаются на человека вслед за его известностью…

Утро, вопреки народной примете, было знойным и безветренным. Опростоволосившийся Степан, страдая от жары, прятался под железным баком с водой. Я завтракать не стал, выпил стакан зеленого чая без сахара и поспешил на пляж, где меня ждала Ирина. По дороге я невольно кидал взгляды на щиты с объявлениями и рекламные тумбы, на которые обычно вешали афиши, и несколько раз замечал свою фамилию. Это было забавно. Я хмыкал и качал головой. Директор дома отдыха точно уволит Макса! Сколько денег потрачено на афиши! А на печать входных билетов! А сколько еще нагорит электроэнергии, пока я буду петь арию в лучах софитов! И как эти расходы окупят две старушки в ажурных шляпках?

У входа на пляж меня ждал Макс. Морской ветер мутузил края его расстегнутой рубашки. Помощник по культурной части смотрел по сторонам сквозь линзы черных очков и тревожно покусывал губы.

— Я уже волнуюсь! — объявил он мне, хватая меня за руку. — Ну как? Ты готов? Настрой боевой? До вечера от меня ни на шаг!

Такая перспектива меня вовсе не обрадовала. Что я, собачка, чтобы ходить за Максом как на поводке?

— Начало твоего выступления в семь часов, — строго говорил Макс, наступая мне на пятки. — Значит, максимум в восемнадцать тридцать мы с тобой должны быть в театре. Сначала я представлю тебя публике, вкратце расскажу твою биографию, а затем дам тебе слово. Выступать будешь стоя, перед микрофоном. Я думал про столик, украшенный цветами, но потом отказался от этой идеи. Из-за цветов тебя может быть не видно…

Макс начал нагонять на меня тоску. Перешагивая через полотенца и лежаки, я искал Ирину. Море, словно покрытое тонким стеклом, было беззвучным и неподвижным. Горизонт тонул в мутном мареве. Откуда-то доносился ровный гул моторной лодки. Пляжники, похожие на помещенные в гриль куриные тушки, млели под солнцем.

— Ты Ирину ищешь? — дошло до Макса, когда мы с ним сделали по пляжу третий круг. — Она в медпункте.

— А раньше ты не мог мне об этом сказать? — разозлился я.

Ирина, расположившись у массажного стола, отглаживала мой сценический костюм.

— Посмотри! — сказала она мне, катая утюг по лоснящейся и источающей пар брючине. — Это тезисы к твоему выступлению…

И кинула мне сложенный вчетверо лист бумаги. Макс пристроился у меня за спиной и принялся сопеть мне в ухо. Я развернул бумажку."Особенности составления процессуальных актов частным агентством как органом независимого дознания","Криминалистическая характеристика посягательств на частную собственность путем краж","Информационные основы расследования преступлений"…

Я поднял лицо и взглянул на Ирину. Не знаю, какое там было выражение, но Ирина сказала"ой!".

— Что это за галиматья? — спросил я, тряся бумажкой, как колокольчиком.

— А что? — из-за спины отозвался Макс. — По-моему, очень интересные и актуальные темы.

— Вы с ума сошли?! — теперь я перекинул свой гнев на Макса и Ирину. — Вы хотите, чтобы я читал лекции по криминалистике? Да от скуки уснут даже те две старушки в шляпках!

— Какие старушки в шляпках? — не поняла Ирина.

Я порвал"тезисы к выступлению"в клочья.

— В общем так, — в ультимативном тоне сказал я. — Я либо ничего не говорю, либо говорю то, что взбредет мне в голову.

— Хорошо, хорошо, хорошо, — тотчас согласился Макс, покорно распластываясь передо мной. — Я вовсе не собираюсь посягать на свободу твоего творчества.

— Имей ввиду! Я намерен не только говорить, но и петь арию из оперы Вертинского!

— Замечательно!

Меня злило, что Макс вдруг стал таким покладистым. Мне хотелось, чтобы он горько пожалел о том, что предложил мне выступить в своем театре.

— И еще я прошу, — беспощадно добивал я его, — чтобы на моем выступлении присутствовал директор дома отдыха.

— Сделаем! — заверил Макс, открыл папку и пометил карандашом.

— С супругой!

— Ага, записываю… С су-пру-гой… У него еще собачка есть. Собачку на концерт брать?

Ирина смеялась. Я выпустил пар, и мне стало легче. Я ходил по медпункту, словно боксер по рингу, с нетерпением ожидающий поединка. Мне хотелось взойти на сцену сейчас, немедленно! Я чувствовал прилив творческих сил и был готов на безумные импровизации.

— Ты обещанную яхту подготовил? — напомнил я.

— А как же! — солгал Макс и сверкнул лукавыми глазками.

— Не забудь загрузить на борт ящик шампанского!

Ирина протянула мне брюки и майку — горячие, сырые, еще овитые паром, и вышла. Я начал переодеваться. Новая одежда казалась мне рыцарскими доспехами, в которых трудно двигать руками и ногами. Разгладив складки, я подошел к окну, пытаясь увидеть в нем свое отражение.

— Умрешь, пока вечера дождешься, — проворчал я. — Скажи-ка, дружище, фамилия Батуркина тебе о чем-нибудь говорит?

— Батуркина? — переспросил Макс и зачем-то раскрыл свою папку, словно там находилась его адресная книга. — Нет, не припомню такого.

— Константин Григорьевич, — уточнил я. — Деятель шоу-бизнеса.

Макс посмотрел не потолок, почесал затылок.

— Нет, Кирилл, я такого не знаю.

— И вообще никогда не слышал о нем?

— Никогда… А почему ты спрашиваешь?

— Звонил мне вчера этот Батуркин. Интересовался, много ли уже я дал концертов. Вот как! Мной уже акулы шоу-бизнеса интересуются! Скоро автографы на улице раздавать буду… Ладно, пойдем пиво пить, а то во рту пересохло.

Мы вышли из медпункта. Ирина любовалась мною. Сейчас я выглядел именно таким, каким она хотела меня видеть на сцене летнего театра. Меня же эта клоунада веселила.

— Продюсер! — Я щелкнул пальцами и указал Максу место рядом с собой. — Иди слева от меня. А имиджмейкер — справа!

Наша троица продефилировала по набережной в сторону паба. Я поручил Максу отбивать от меня поклонников, а Ирине следить за тем, чтобы у меня не смазался макияж. Мы так смеялись, что привлекали внимание проходящих мимо людей. У входа в пивнушку Макс с нами распрощался, он спешил на соревнования по армрестлингу среди отдыхающих, где возглавлял судейство. Мы с Ириной сели за стойку. Ирина заказала стаканчик"Эфеса", а я — чешского"Козла", что гармонично соответствовало моему дурашливому настроению и желанию в чем-то уподобиться парнокопытному сатиру. Мы взяли кипящие белой пеной кружки и тотчас увидели на двери в посудомоечную афишу с моим именем.

— Слава идет за мной по пятам, — сказал я, неудачно глотнул и закашлялся. Изобилие афиш на набережной меня уже забавляло. Они представлялись мне частью веселого сценария, который придумали и разыграли на первое апреля мои друзья.

— Лично я обожаю детективы — и фильмы, и книги, — признался молоденький, как школьник, бармен, заметив наш интерес к афише. — Обязательно пошел бы, если бы не работа.

— Жаль, — ответил я. — Зрителей было бы уже трое.

Ирина не сдержалась, а я не смог вовремя наступить ей на ногу, потому как стульчики были высокими, и ножки моей болтушки висели над полом.

— Вам выпал уникальный шанс познакомиться с героем этого вечера непосредственно, — сказала она, показывая на меня.

Пиво снова не пошло мне в горло, и я опять закашлялся.

— Вы в самом деле Кирилл Вацура? — обрадовался бармен, глядя, как Ирина стучит кулаком по моей спине.

— Да, в самом деле, — прискорбно кивнул я. — И это обстоятельство почему-то препятствует утолению моей жажды.

— Теперь я вдвойне жалею, что не могу попасть на ваше выступление, — расчувствовался бармен. Он перестал полировать полотенцем бокал, оперся локтями на стойку и стал с неподдельным интересом разглядывать нас с Ириной.

— Заверяю вас, что вы не много потеряли, — откашливаясь, заметил я.

— Скромность — удел великих, — прокомментировала мою реплику Ирина и снова врезала мне по спине кулаком.

— А вы его, простите, жена? — начал проявлять наглую любознательность бармен. Как всякий простой приземленный человечишка, он хотел вынюхать интимные подробности личной жизни звезды.

— Имиджмейкер, — ответила Ирина.

— Надо же! — чему-то восхищался бармен. Он был еще очень молод и не успел привыкнуть к лицедеям, фокусникам, целителям, шутникам, певцам и прочей заезжей шушере, которая в сезон гребешком прочесывала Побережье. — А можете оставить автограф?

— Запросто, — ответила за меня Ирина.

Бармен обрадовался, отодрал кнопки с афиши, снял ее и расстелил передо мной на стойке. Я взял фломастер, долго прицеливался к афише, выбирая место для автографа, долго думал, какие слова должны исходить от эстрадной звезды столь внушительного масштаба и, наконец, почему-то по-английски написал:"Every cloud has a silver lining"("у всякой тучи серебряная подкладка", английский вариант русской пословицы"нет худа без добра"). И ниже размашисто расписался.

— Спасибо! — трогательным голосом произнес бармен. — А теперь автограф вашего имиджмейкера!

Ирина тоже расписалась:"Ирина Гусарова"; последнюю букву"а"она изобразила в виде кошечки с высоко торчащими, как у ослика ушками. Бармен бережно, как драгоценную реликвию, возвратил афишу на прежнее место.

— Позвольте мне угостить вас коньячком? — предложил он, вволю налюбовавшись афишей.

Мы позволили, и даже не один раз. Бармен разошелся, выставил ликер"Сотерн комфорт", мы дружно пересели за столик, где я с доброй снисходительностью объяснял бармену, что мы, супер-пупер-звезды, такие же простые люди, но у нас есть одна привилегия: сжигать себя без остатка и озарять своим золотым свечением наших любимых, дорогих зрителей… Бармен так расчувствовался, что расплакался у меня на плече, а потом нетвердой походкой пошел к стойке за темно-зеленым штофом"Олд скотч виски". Неизвестно, чем бы закончилось наше общение, если бы Ирина не вспомнила о моем выступлении в летнем театре. Шел уже седьмой час!

Схватившись за руки, мы пулей выскочили из паба. Ирина не могла бежать на своих высоких каблуках и разулась. Мобильный телефон, висящий на ее шее, болтался из стороны в сторону, как маятник часов. Мы мчались по набережной, лавируя между пешеходами, словно спускались на лыжах по трассе слалома.

— Это конец… — задыхаясь, кричала Ирина. — Мы опоздаем…

Я не смотрел на часы и уже придумывал себе оправдание. Ничего страшного. Именитые суперзвезды всегда немного опаздывают, разогревая зрительское нетерпение. Жаль только Макса, он наверняка переживает, кусает губы и ходит вокруг театра в своей расстегнутой рубашке. Но мы зря ставили под сомнение свои спринтерские качества. За пятнадцать минут до начала мы подбежали к служебному входу в летний театр. Макс с перекошенным лицом стучал пальцем по часам, а потом по голове, снова по часам, и снова по голове.

— Кирилл, мы же договаривались! — с упреком произнес он. — Директор пришел! С супругой!

Я подумал, что он шутит. Макс подтолкнул меня к служебному входу. Ирина на ходу пыталась привести мою прическу в порядок, но мне казалось, что она просто выдергивает торчащие в стороны волосы.

— Запомни: на все у тебя ровно час! — давал последние напутствия Макс. — Я буду стоять справа от тебя, за кулисами, и показывать, сколько осталось… По-моему, ты здорово выпил… Нет? Значит, мне показалось… Не волнуйся! Веди себя естественно, сыпь во все стороны глупые шуточки, публика это любит. И обязательно прибереги минут пятнадцать — двадцать на вопросы. Публика обожает слать актерам записочки со всякими каверзными вопросами…

Мы поднялись по ступенькам и зашли в какой-то сырой предбанник, напоминающий гримерную. Здесь Ирина выдрала из моей головы еще один клок волос, а потом, послюнявив кончик пальца, вытерла с моей верхней губы след от ликера.

— Не забывай о главных правилах публичного выступления, — поспешно инструктировал меня Макс. — Помни, что Герберт Спенсер превыше всего ставил те слова, которые вызывали стойкие и ясные ассоциации с предметами и явлениями жизни… И держи в голове пример, как Маколей использовал образную речь и стремился сбалансировать контробвинения в адрес Карла Первого…

— Что я должен сбалансировать? — уточнил я.

Хлопая глазками, Макс отшатнулся от меня. Тут противным мычаньем подал сигнал мобильник Ирины. Она схватила трубочку, которая легко затерялась в ее ладони, и прижала к уху.

— Алле… Да… Ах, в самом деле! Спасибо вам большое! Я сейчас вернусь! — Подняв взгляд на меня, она сказала: — Я забыла в пабе свою сумочку.

У меня потихоньку начались завихрения в голове, и мне стало трудно сосредоточиться. Более всего я сейчас хотел посидеть на лавочке в самой глуши большого старого парка. Но подлый Макс выталкивал меня на сцену, к старушкам в ажурных шляпках. Ирина чмокнула меня в щеку, пожелала"ни пуха, ни пера!"и побежала за сумочкой.

— Пора, — сказал Макс и опустил свою ладонь мне на плечо.

Мне послышались в его словах нотки сочувствия. Таким тоном, наверное, палач приглашает жертву на эшафот. Я почему-то медлил. Можно сказать, Макс вытолкнул меня на сцену. В первое мгновение мне показалось, что я попал не в то место, в какое мне было надо. Принципиально не в то. Как если собираешься зайти в свой рабочий кабинет, а попадаешь в женскую баню. Я стоял над заполненным под завязку зрительным залом. Все до единого ряды были заняты. Даже в проходах стояли люди. Мощные прожекторы поливали меня сверху горячим ослепительным светом. Сотни глаз смотрели на меня, на мои руки, ноги, прическу, улавливая движение ресниц и дрожь на губах. Какое-то время стояла гнетущая тишина, а затем раздались аплодисменты.

Неимоверным усилием воли я подавил в себе желание немедленно убежать за кулисы. Я оглянулся и увидел Макса, который делал какие-то замысловатые движения руками и ртом. Я догадался, что он показывает мне на стойку с микрофоном. Аплодисменты утихли, и воцарилась тишина. Человеческая масса ждала от меня каких-то слов. До меня доносилось чье-то приглушенное покашливанье, да капризное хныканье ребенка. Я шагнул к стойке, мысленно отметив, что с ногами произошла какая-то странная загипсованность, взял микрофон, постучал по нему пальцем, и могучие динамики тотчас отозвались: бум-бум-бум! Зрители снова зааплодировали. Они пока еще неплохо относились ко мне и не ленились хлопать по любому глупому поводу. И вот в ту минуту, окончательно протрезвев, я понял, что пришло время сказать что-то умное.

Эта задача оказалась для меня самой трудной. Я мысленно преклонялся перед стоическим терпением зала, который вел себя тактично и тихо, и мучительно придумывал первую фразу, призванную сбалансировать стойкие и ясные ассоциации Маколея по отношению к Карлу Первому.

И тут мой ангел-хранитель снизошел на меня и врезал мне по голове книжкой. Я понял, о чем и как надо говорить! Месяц назад московское издательство издало роман"Морской узел", в котором автор с изрядной долей приукрашивания описал мои злоключения во время предвыборной кампании на пост мэра. Эту самую книжку я и стал пересказывать достопочтенной публике. Своими словами. Главу за главой. И проходила минута, вторая, третья, а я все больше вживался в драматический мир своего литературного двойника и все меньше обращал внимания на сотни сверкающих аки бриллианты глаз. Я говорил все громче и уверенней, я начинал двигаться по сцене, и в дело пошли мимика и жесты; я размахивал руками, изображал полет на спортивном самолете, стрельбу, драку, я озвучивал диалоги, подделывая голоса других персонажей. Когда я добрался до самого трагического момента моей истории, до сюжетной кульминации, я чуть не свалился со сцены на головы притихших зрителей, благо, что вовремя схватился за стойку микрофона.

Заткнувшись на последней точке эпилога, я низко поклонился залу, хотя с большим бы удовольствием лег на сцену и свернулся бы по-собачьи, калачиком. Я чувствовал себя выжатым, как лимон, и совершенно обессилевшим. Я даже не услышал взрыва аплодисментов. Повернув голову к кулисам, я увидел малиновое лицо Макса. Глаза его были размером с женский лифчик солидного номера; он махал обеими руками, словно закидывал себе в рот большие и тяжелые орешки. Не чувствуя ног, я ушел со сцены. Макс схватил меня за руку и, перекрикивая гул аплодисментов, зашипел на ухо:

— Ты с ума сошел, Кирилл!! У тебя был всего час! А ты выступал час пятьдесят!

Тут на меня налетела пушистая, сладкая, прыгающая как мячик, Ирина, принялась покрывать мое лицо поцелуями и взахлеб выражать свой восторг. За ее спиной толпились какие-то ряженые с хмурыми лицами. Кто-то высоким и гнусавым голосом повторял:"Ни хрена себе разогрев! Это просто издевательство надо мной!"Я плохо понимал, что происходит. Макс, повернув меня за плечи, снова вытолкнул на сцену. Покачиваясь, я вышел под софиты. Зал встал, продолжая рукоплескать и выкрикивать нечто отрывисто-хвалебное. К краю сцены подошла старушка в светлом сарафане, со сморщенными коричневыми плечами, покрытыми пигментными крапинками. Она протянула мне привядший букет гладиолусов. Я на автомате принял цветы и хотел поблагодарить, но старушка уже затерялась в толпе. Готов был поспорить, что она была в ажурной шляпке! Тут рядом со мной оказался Макс. Он взял меня за руку, подвел к краю сцены и принудил еще раз поклониться.

Аплодисменты стихали, люди поспешно покидали зал. Угрюмые личности в синих спецовках заносили на сцену акустические колонки, музыкальные инструменты и разматывали провода. Я свою миссию закончил. Макс повел меня на выход. Ирина, следующая рядом со мной, неумело вскрыла бутылку шампанского и облила двух танцовщиц в золотых с блестками купальниках. Гримерная была битком набита людьми, похожими на пеструю мешанину из конфет. Крупный молодой мужчина с женственным лицом и длинными, посеребренными искусственной сединой волосами, сидел перед зеркалом и нарочито громко, чтобы слышал я, говорил:

— Какой-то пигмей возомнил себя звездой… Зрители чуть от скуки не померли, меня заждались… Тоже мне, Андроников… Осторожней! Над глазами тени надо посветлей… И губы, губы обрисуй четче…

Девушка с макияжным набором крутилась вокруг певца пчелкой. Я хотел вспомнить, где видел этого женоподобного человека с лошадиными глазами, но Ирина протянула мне стаканчик с шампанским и сказала:

— Давай пей! За дебют!

Мы оказались на улице. Один людской поток выливался из театра, а другой, зажатый милицейским оцеплением, готовился хлынуть в освободившийся зал. Макс наспех пожал мне руку и, сунув папку под мышку, побежал к своему шефу за дальнейшими указаниями.

Через живую милицейскую изгородь и двойное кольцо легковых автомобилей мы вырвались на свободу. Едва мы вышли за ворота дома отдыха, на нас стали нападать поклонники заезжего кумира с женственным лицом:

— Лишнего билетика не будет?.. Куплю лишний билетик…

— Зря я не спел арию из"Лилового негра", — сказал я Ирине. — А вдруг и у меня появились бы поклонники?

Ирина, прекрасно понимая, в каком я состоянии, повела меня на наш пляж, где в это время уже не было отдыхающих, и только чайки бродили по гальке, выискивая кусочки печенья или яблочные огрызки. Там, у самой воды, где был слышен только тихий всплеск волн, мы распечатали вторую бутылку шампанского.

— Честный бармен, — сказала Ирина, проверяя содержимое своей сумочки. — Ничего не украл. Знаешь, как он узнал номер моего мобильника? Нашел в моей записной книжке телефон Ленки — парикмахерши, моей подружки, ты ее помнишь — позвонил ей и спросил у нее мой телефон.

Слишком храбрая чайка приблизилась к нам и несколько раз клюнула лежащие на гальке гладиолусы. Пробка, вылетевшая из бутылки, спугнула ее. Птица побежала, растопырив крылья, и медленно взмыла в воздух.

— Что-то мне тревожно на душе, — признался я, осторожно,"по стеночке"наполняя пластиковые стаканчики.

— Это потому, что ты разворошил память и как бы заново пережил те страшные выборы.

— Наверное, ты права, — согласился я.