Без алиби

Андрей Дышев, 1995

Их состязание – это смертельный поединок. Они поднимаются ночью по отвесной скале, рискуя в любое мгновение сорваться и разбиться вдребезги. Этот поединок с киллером Кирилл Вацура проигрывает, но по следам убийцы выходит на секретную лабораторию по производству наркотиков, расположенную в горах Таджикистана…

6

Разумеется, я не стал вызывать милицию. Ну что я скажу следователю? Что у меня украли слиток золота, который я контрабандным путем вывез из Перу? Начнутся расспросы, почему я отстал от группы, чем занимался в Приамазонии почти год, почему, в конце концов, живу здесь без прописки, и отчего моя покойная бабуся забыла написать на меня завещание. Если я расскажу ментам все, то у них волосы встанут дыбом и меня моментально депортируют в Россию и передадут в службу безопасности.

Однако, я не был намерен так просто расстаться со своей реликвией. Человека, который вломился ко мне, можно просчитать, если, в самом деле, составить цепочку, по которой слух о золотом драконе просочился в среду домушников. И в этом деле никого нельзя сбрасывать со счетов. Даже Клима.

Я прекрасно выспался следующей ночью, хотя проснулся где-то около шести, — никто мне не звонил, не советовал готовить себе алиби, и хорошее настроение подпортила только голая стенка с одиноким гвоздем, на котором еще вчера висел золотой дракон.

Я взял ведро с размоченным хлебом и пошел на дачу. Похоже, солнце даст нам сегодня передохнуть — при полном безветрии небо было затянуто тучами, и оттого край моря, выглядывающий между Крепостной горой и Болваном, был серым и унылым.

За художественным музеем я свернул налево и пошел вниз. Перед чугунным ограждением санатория на секунду остановился, после чего изменил своей привычке, не стал сокращать путь по его территории и снова пошел по шоссе.

Когда я сравнялся с проулком, мое внимание привлек человек, бегущий по серпантину в мою сторону. Точнее, не сам человек, а его ярко-красные спортивные трусы, горящие, как люминесцентный светильник. Рыжеволосый, кудрявый, с бледной, слегка порозовевшей кожей. Э, да это тот самый тип, который, если верить словам Марийки, звонил мне вчера утром.

Я застыл со своим ведром на обочине дороги, не зная, что предпринять. Как заговорить с бегущим человеком? О чем спросить его? Времени на раздумья у меня не было, человек приближался с каждой секундой.

Я закинул ведро в кусты, отвел руки за спину и стал прохаживаться от одного края дороги к другому. Бегун вильнул в сторону, чтобы не налететь на меня. Я понял по его индифферентному лицу: он меня не знает и никогда раньше не видел. Я сделал широкий шаг и снова оказался на его пути.

— Стой! Стой! — махнул я рукой, как жезлом, будто останавливал машину.

Наверное, у рыжего были неважно отрегулированы тормоза, и он все-таки задел меня плечом, чертыхнулся, хотел было побежать дальше, но я крепко схватил его за влажное запястье. Он бегуна пахнуло потом. Он вытаращил на меня глаза и, брызгая слюной, крикнул:

— Чего?! Ты что хватаешь? Взбесился?

— Стоять, стоять, — спокойно ответил я ему, внимательно разглядывая его кроссовки. — Бегаем, значит? Природу топчем?

— Да кто ты такой? — взвизгнул рыжик. — Отпусти руку!

— Я старший егерь судакского лесхоза Бодунко. Еще вопросы есть? Разъяснения не требуется?

— Ну и что? — Рыжик все еще дергал свой руку, но уже не столь агрессивно. — А что я такого сделал?

— Щит перед подъемом видели? Читать умеете?

— Какой щит? — заморгал глазами рыжик, хотя совершенно ясно было, что он знает, о каком щите я говорю.

— Ну, обернитесь и посмотрите. Он и отсюда виден.

Рыжик повернулся, убедился, что щит, в самом деле отсюда виден.

— А что там особенного? — зашлепал он мясистыми губами. На кончике его носа дрожала капелька пота. Безбровый, лишенный ресниц, он почему-то напоминал мне верблюда. Убедившись, что он не станет убегать от меня, я отпустил его руку и, расхаживая перед ним, монотонным голосом пояснил:

— На щите написано:"Государственный ботанический заказник"Новый Свет". Посещение леса, разбивка палаток, разжигание костров строго воспрещается."Так?

— А я что, разжигал костры?

— Нет, вы посещали лес.

— Да я только по дороге, — не меняя нагловатого тона ответил рыжик и показал рукой, по какой дороге он носился.

— Ай-я-яй! — покачал я головой. — Ну зачем вы обманываете? Все говорят, что только по дороге, а сами в лес ходят. Вот и вы тоже. У вас же кроссовки в глине.

Рыжик посмотрел на свои кроссовки, пожал плечами, но ответил уже другим тоном:

— Да я только на обочину сошел. Там даже трава не росла.

— На обочину, — опять покачал я головой, с удовольствием играя роль егеря. — Да у нас обочина — до самого моря обочина. Это вам не Козельск. Здесь экология, а она у нас одна. А вот вас, приезжих — как собак нерезаных. Каждый сойдет на обочину, и через два года леса не станет. Ясно? Придется жаловаться на вас администратору санатория. Вы ведь из"Сокола"?

— Да, — ответил рыжик, погрустнев.

— И штраф с вас полагается. Триста тысяч купончиков.

— Ничего себе штрафы! — вытянул верблюжье лицо рыжик.

— А вы как думаете? Топтать природу легко. А попробуйте вырастить хоть один кипарис или можжевельник. Не пробовали? Ну вот и молчите.

— А у вас есть какие-нибудь документы? — насторожился рыжик.

— А зачем мне документы? Меня начальник санатория знает, как облупленного. Сейчас сходим к нему, составим акт — копию, кстати, вышлем по месту вашей работы — а потом уже уплатите штраф. Не знаю, какие меры к вам начальник применит. Одного такого марафонца в прошлом году досрочно выгнал из санатория. Гербарий собирал, ботаник хренов.

Рыжик заволновался, завертел кудрявой головой по сторонам, стал почесывать волосики на груди. Вот ведь простофиля, думал я, с некоторым сочувствием глядя на его растерянный вид. Если Марийка сказала неправду, и этот верблюд никогда не звонил мне, то я просто заболею от жалости к нему.

— А может быть, — заговорщицки сказал мне рыжик, — обойдемся без начальника? Я уплачу вам штраф, и на этом поставим точку?

Я вздохнул.

— Все вы ищете какие-то пути, чтобы увильнуть от закона. Ладно. В порядке исключения. У вас деньги с собой? — спросил я, хотя было совершенно очевидно, что в трусах спрятать деньги невозможно.

— К сожалению. — Он похлопал себя по ягодицам. — Если вам не трудно — здесь недалеко.

— Ну идемте, только быстрее, — поморщился я.

Я конвоировал рыжика по санаторной аллее, моля Бога, чтобы не повстречался кто-нибудь из знакомых. Мы зашли в жилой корпус, я громко поздоровался с дежурной, которую видел первый раз в жизни, и, не давая ей опомниться, поинтересовался, купалась ли она сегодня в море и какова водичка. Кинув ей напоследок, что обязательно позвоню вечером, быстро затащил рыжика в лифт.

— Какой этаж?

— Пятый.

У него в номере может оказаться жена, дети, и поговорить нам не удастся, подумал я.

Дверки лифта разъехались в стороны. Холл с пальмой в ящике, балкон с открытыми настежь дверями. В конце коридора, с пылесосом в руках, над ковровой дорожкой склонилась уборщица. Дверь в подсобку, заставленную пустыми бутылками, вениками, швабрами и ведрами, открыта. Уборщица — спиной к нам, и пока поравняется с подсобкой, пройдет не меньше пятнадцати минут.

Я резко толкнул плечом рыжика в подсобку, но он успел отреагировать и расставил руки в стороны, упираясь о стенки. Слабый аргумент, его руки несложно было вернуть на прежнее место легким ударом в солнечное сплетение. Рыжик негромко вскрикнул, но я уже втолкнул его в подсобку, мягко закрыл за собой дверь и использовал швабру в качестве запора.

— Вы… вы… — пытался он озвучить свой испуг и вялое возмущение. — Я сейчас закричу! Вы ничего не сможете со мной сделать! Я сейчас…

— Тише, — перебил я рыжика и приставил указательный палец к его груди. — Я не причиню вам вреда, если вы ответите на мои вопросы. Отвечаете — и мы расходимся. Все ясно?

— Что вам надо? Я вас не знаю! Я отказываюсь говорить в этом месте!

Мне пришлось дать ему несильную пощечину. Рыжик сразу замолчал, а я, приблизившись к нему почти вплотную, сказал:

— Вы меня не знаете, но тем не менее звоните мне по утрам и пытаетесь запугать какими-то глупыми угрозами. Вы думали, что я вас не найду, и ваше хулиганство пройдет безнаказанно?

Вот только сейчас он по-настоящему испугался. Раскрыл рот, выдавил что-то нечленораздельное. У меня отлегло от сердца: звонил он, в этом можно было уже не сомневаться.

— Ну так о чем вы хотели меня предупредить?

— Бога ради, простите меня! — взмолился он, прижимая ладонь к ладони, будто молился на меня, как на икону. — Я совсем не желал вам зла. У меня и мысли не было угрожать вам. Я только хотел предупредить вас… то есть не я, а один молодой человек…

— Говорите спокойнее и внятнее. Вас только на митинги выставлять.

— Я не знаю вас совсем, — начал он, как ему показалось, с самого главного. — А так часто звонил потому, что мне все время мешали. Один раз я звонил из кабинета заместителя по финансам, но не успел ничего вам сказать, так как мне помешали, во второй раз я звонил из библиотеки, но там нельзя было говорить громко…

— Вы больной? Маньяк? У вас навязчивые идеи? — совершенно серьезно спросил я рыжика.

— Да нет же! Как вы не понимаете? Мне до вас вообще никакого дела нет! Я не по своей воле звонил вам. Меня попросили об этом, ну, как оказать небольшую услугу.

— Кто вас просил об этом?

— Один молодой человек. Я совершенно его не знаю, мы повстречались на пляже.

— И о чем он вас попросил?

Рыжик пожал плечами, будто этот вопрос очень его удивил.

— Позвонить вам и сказать, чтобы вы проявляли осторожность и обеспечили себе алиби.

— И все?

— Клянусь — ни слова больше.

— Он вам назвал мою фамилию?

— Да. Вацура, если не ошибаюсь?

— А телефон?

— Телефон он мне продиктовал, чтобы я записал номер своей рукой.

— А почему вы согласились выполнить такую странную просьбу?

Рыжик замялся и я помог ему:

— Он вам заплатил.

Рыжик с усилием кивнул.

— Да. Простите меня, Ради Бога! Я думал, что этот звонок вам во благо.

— Как он выглядел?

— Молодой, не больше двадцати пяти. Крепкий, коренастый."Качок", как их сейчас называют.

— Особые приметы?

Рыжик задумался, наморщил лоб.

— Вы знаете, у него было настолько типичное лицо, что я вряд ли узнал бы его даже сейчас. Короткая стрижка, голова низко посажена. Крупный нос.

— С горбинкой?

— Нет, нос обычный, картошкой.

— Наколки на руках, груди?

Рыжик отрицательно покачал головой.

— Не припомню. По-моему, не было.

— А почему он выбрал именно вас? Что, на пляже больше никого не было?

— Да что вы! Полно людей. А он, собственно, меня и не выбирал. Это я к нему подсел. Рядом с ним место свободное было.

— Он был один?

— Да. Сидел на полотенце, смотрел на море. Спросил о какой-то ерунде, вроде, нет ли у меня спичек? А я ведь не курю.

— А как он потом перешел к своей просьбе?

— Поинтересовался, в"Соколе"ли я отдыхаю? Я ответил: да, в"Соколе". Он говорит что-то вроде того, что очень хороший санаторий, он тоже в нем отдыхал, и вообще любит море, но сегодня уезжает, а до своего дружка, мол, дозвониться не успел, а сообщить ему надо нечто очень важное. И спрашивает, не могу ли я завтра позвонить по местному телефону? Ну и тут же портмоне раскрывает, достает двадцать долларов. Мне, знаете, так стыдно стало…

— Ладно, хватит, мне все ясно, — сказал я, почему-то испытывая к рыжему не самые добрые чувства.

— Только из лучших побуждений, — еще раз заверил он меня. — Так что, примите меры и готовьте, так сказать, алиби…

— Я это уже слышал, — перебил я его и вытащил швабру из дверной ручки.

Мы вышли из подсобки и тотчас нос к носу столкнулись с уборщицей. Она воинственно наставила на нас шланг от пылесоса и спросила:

— Чего это вы там делали?

— Туалет искали, — ответил я.

— Туалет в номерах! — завопила уборщица. — Гадят где попало, как коты драные! Взрослые люди, и как не стыдно!

Рыжему стало стыдно, и лицо его покраснело.

— А ловко вы меня насчет штрафа надули, — сказал он мне, когда мы дошли до лестничной площадки. — Я в самом деле поверил, что вы егерь.

Конец ознакомительного фрагмента.