Хромантин. Сказ о колдуне-разбойнике

Андрей Дронков, 2018

Мартин Сайрус – обычный странствующий рыцарь на службе у королевы. Но после побега из темницы особого опасного преступника, он отправляется в земли Снилсот, дабы раз и навсегда покончить со сбежавшим злодеем Фарсом Рушом, который более известен как колдун-разбойник.

III

Маленький Майк лежал с закрытыми глазами и всхлипывал. Дедушка погладил его по макушке. Внук неожиданно пролепетал: «Дед, а ты бы защитил этого мальчика?» На что старик со слезами на глазах промолвил: «Непременно».

— Знать бы, кто рассказал тебе эту грустную сказку, неужто и он бездействовал в этот момент?

— Скорее, был участником всех этих событий.

— Вот как, тогда это многое объясняет.

Внучек улёгся удобнее на печи и о чем-то задумался. Вдруг перед его глазами всплыло воспоминание.

— Дедушка, однажды, когда ты колол поленья на бабье лето, помнишь, ещё сильно вспотел, я увидел, что твоя спина исполосована. Из-за чего?

Дед сначала помолчал, как будто собираясь с мыслями. Затем с мрачным видом поведал следующее: «Да, это меня поколотили тогда, много лет назад, а страшные шрамы так и остались, как напоминание о тех временах».

— Выходит, ты и есть тот самый Мартин Сайрус?!

— Да, прости, но ты должен понять, почему не сказал раньше…

Внук обнял дедушку за шею: «Ничего, главное то, что ты сейчас здесь со мной». В этот момент Майку было спокойнее, как никогда ранее.

В голове маленького мальчика возникали довольно светлые мысли о том, что рядом с ним родной по крови человек, который всегда будет с ним.

Героизм дедушки также заметно порадовал маленького внука. От избытка испытываемых эмоций он невольно поглядывал по сторонам, а после сверлил своим взглядом угол печи, где «пел свою песенку» сверчок.

Старый Мартин искоса наблюдал за его поведением и в глубине души понимал, что внуку сейчас требуется время для осознания того, кем он является. К тому же, дед невольно затронул такую больную тему, как семью.

Ведь нашему пожилому герою приходилось скрывать истинную сущность настоящего отца, поскольку тот натворил немало того, о чем добрым людям лучше не вспоминать. Именно по этой причине старик Мартин вынужден был уйти от дел королевского двора, чудом сохранив при этом титул. Старый Мартин прижал внука покрепче и шепнул ему: «Тебе уже, наверно, и не интересно, чем все закончится».

— Вовсе нет, я бы очень хотел узнать продолжение. Оно, надеюсь, не такое печальное.

Дед пожал плечами: «Как знать?..», — и продолжил рассказывать.

*****

Очнулся я уже, когда за окном заметно потемнело. Спина начала болеть невыносимее. Я лежал на мешковине, смутно помня, что перед обмороком, успел сюда добраться. Желание сбежать из трущоб завладело мной с новой силой. Убедившись, что рядом никого, я приоткрыл незапертую дверь. На темно-синем небе появлялись одиночные звезды, луна была почти полная.

Летучие мыши летали вокруг построек, садясь на крыши. Звуки незримых птиц нарушали привычное спокойствие. Вот она — свобода, лишь малый шаг отделяет. Внезапно, из-за угла появился силуэт женщины. Это была Марго, пришедшая в себя после удара о стену.

«Мартин, ты зачем открыл дверь?» — недовольно спросила она меня и оперлась о стенку.

«Собираюсь уйти, прошу, даже не отговаривай» — серьёзно заявил я.

Однако вместо отговорок, матушка стала что-то искать. Я услышал звон медных полушек и насторожился.

— Вот, возьми, за свои труды.

— А как же ты, если Том узнает?

— Этого не произойдёт. Я не останусь здесь.

— Прежде чем уйти, позволь, узнаю, за что Том так жёстко со мной обошёлся?

— Он узнал, что ты имел дело с ворами и от них получал монеты. Ну всё, иди. Том может явиться с минуты на минуту. Медлить больше нельзя!

— Прощай, матушка. Ты была лучшей на свете.

Марго прослезилась и, расставаясь, она крепко прижала к себе.

Перед уходом, Марго отдала мне куртку, которую некогда выменяла на рынке. В один из карманов ссыпал свои медяки.

Мой путь пролегал во тьме к монастырю Квейлот, как настояла на том матушка. Иногда я ходил туда по поручениям Марго, а потому дорога была мне знакома.

Шёл по грязной разбитой тропе. Недавно закончился дождь, и на подошвы налипла грязь. «Не знаю, примут ли меня в таком виде». Тут на моем пути встали те босоногие хулиганы, одному из которых я покамест разбил нос. Они выглядели озлобленными. А, заметив меня, противно оскалились, и двинулись прямо в мою сторону. Мне удалось заметить то, что ускользнуло раньше — у них был пёс, встреча с которым не сулила ничего хорошего.

Бежать некуда, оставалось защищаться и потихоньку отходить. Эти отщепенцы, правда, оказались проворнее и просто не дали мне шанса напасть первым: я был окружён. Изрядно побитому мне всё-таки удалось вырваться. Но им этого было мало, они натравили на меня своего бешеного пса, от которого еле спасся бегством. Вдогонку эти истязатели свистели и грубо ругались.

На ощупь, в спешке, я залез на ограду, а буйная псина продолжила бессильно лаять, но вскоре убежала. Отдышавшись от пережитого кошмара, спрыгнул с ограды прямо наземь.

Добравшись до монастыря, заметил, что из его окон лился свет. Послушницы трудились, не зная отдыха, круглые сутки, сменяя друг — друга лишь на утренней заре. Мне об этом поведала Марго, когда рассказывала о том, как ранее, навещала настоятельницу и помогала, если времена были тяжёлые.

Первые лучи солнца скользнули по моему лицу. Я прилёг на выложенную камнями дорогу и стал созерцать рассвет. Вот дневное светило поднимается все выше, освещая белокаменные стены сооружения, и, наконец, достаёт до верхушки купола с крестом. Проходившая мимо послушница испуганно посмотрела на меня и унеслась прочь.

Синяки на теле ещё болели, воротник куртки оказался разорван, также,как и подол (видимо, пёс все же успел цапнуть меня своими мощными челюстями). Попытка встать самостоятельно лишь усилила боль, и я перестал двигаться. Вскоре явилась перепуганная монашка, в сопровождении стройной, мускулистой женщины. Она была одета в тёмную рясу, идеально сидевшую на ней.

— Что такое, сестра Пенни? (увидев меня) Ты один из тех голодранцев, что постоянно ошиваетесь вокруг монастыря, отвечай!?

Её властный голос заставил бы подчиниться любого, и потому, не в силах совладать его силе, я поведал ей о случившемся.

— В таком случае, мы проведём тебя к нашей настоятельнице. Всевышний тебе судья. И будь с ней вежлив, иначе выставим за порог.

Монашка шла следом, время от времени вздыхая и причитая.

Настоятельница, узнав от кого, я сюда прибежал, забеспокоилась о Марго.

— Как она там одна справляется?

Я успокоил настоятельницу, объяснив, что скоро матушка тоже покинет трущобы.

— Слава Всевышнему, я всегда молилась за неё и знала, что её мучения продлятся недолго. Что же ты хочешь от меня?

— Мне бы обустроиться где-нибудь…

–Понимаю… Что ж, некоторое время можешь остаться в монастыре, поработать с нами.

— Благодарю Вас, матушка Дженни, я знал, что Вы добрая.

— Ты всегда такой вежливый, Мартин.

Так я пробыл некоторое время в стенах этого убежища. Еды хоть было и немного, как-никак, монахини соблюдали строгость во многом, все же этого оказалось достаточно, чтобы утолить голод.

Отбросы с помоек казались мне страшным сном. Уже на другой день я стал исследовать монастырь.

Выйдя из главного здания, прогулялся по территории.

Надо сказать, что мне не попадалось ни одного мужчины. На полях выращивали овощи девушки гораздо старше меня. А девочки слушали проповеди настоятельницы о возвращении Мессии.

Слушать их я не мог, потому, как не верил в это все и очень надеялся, что меня подобным заниматься не заставят. Но ближе к полудню мои худшие опасения подтвердились. Женщина, встретившая меня, возмутилась, что я слоняюсь без дела, и отправила меня трудиться в поле. Я, конечно, без труда прополол грядки от сорняков и собрал урожай бобов.

Затем вместо очередной работы, все пошли на дневную молитву. И только после неё, мы принялись за чистку помещений и разбор вещей в подвалах. Я поинтересовался у одной из прихожанок, часто навещающей монастырь, чтобы помочь монахиням: «Скажите, ведь это не такое уж и большое здание, а работают здесь целый день. Поймите, я поработал всего пять часов и сделал достаточно много. Так что же остальные делают в это время?»

На что она ответила: «Вы что же, молодой человек, совсем не просвещённый, итак понятно, что перед каждым делом сначала идёт многочасовая молитва и восхваление Творцу».

После второго дня моего пребывания здесь, ко мне пришло осознание того, что оставаться на одном месте больше нельзя. Не знаю, как, но я встал рядом с настоятельницей и произнёс: «Матушка Дженни, прошлой ночью мне явился сам Всевышний»…

Эта фраза сработала мгновенно.

— Вот как, удивительно! И что же он тебе поведал?

— Всевышний сказал: «Твои дни здесь закончены, сын мой, отправляйся странствовать по миру в поисках мудрости и благочестия».

— Поразительно. Я больше не смею задерживать тебя, Мартин. Да направит тебя длань Всевышнего на путь истинный.

Такая вежливость со стороны другого человека показалась мне непривычной, но, тем не менее, я спросил: «Мне бы в город сначала попасть, а оттуда уже начать свой путь».

— Есть поблизости одна деревня. Думаю, там ты можешь остановиться и найти подходящую работу. И мой тебе совет на будущее, мальчик, не вступай в спор ни с кем.

— Спасибо Вам, матушка Дженни.

— Береги себя, дитя моё.

Итак, предстояло направиться в деревню. А там, глядишь, и в город отправлюсь. Солнце тем временем опустилось за горизонт: пора бы подумать о ночлеге. Судя по тому, что сказала настоятельница, до ближайшего населённого пункта “рукой подать “. Значит, я доберусь туда, до того, как стемнеет.

Сумерки все сгущаются, луна не всходит. Я шёл, не разбирая, куда иду. Пробираясь сквозь кусты, старался не терять тропу из виду.

Вскоре показался свет. Выходит, селение уже рядом. Добравшись до дверцы ближайшей хижины, я постучал в неё. Дверь отворил мускулистый крестьянский мужик. Заросший и немытый, он напоминал чудовище из детских сказок.

— А ты откуда, малый, как сюда попал?

— Пустите, пожалуйста, переночевать. Уже темно.

–Что ж, заходи. К нам нечасто заходят гости.

Я оказался в простой крестьянской избе. Встретили как гостя. Хозяюшка Лукерья, приметив меня, взялась хлопотать по дому. Наевшись картофельным супом, я ощутил сытость. Я говорил много, но меня, ни разу не перебили. На глазах слушателей выражалось сочувствие. А Лукерья гладила по голове, да приговаривала: «Бедный мальчик». Я остался ещё на некоторое время, чтобы лучше узнать быт крестьян.

С криками петухов, я проснулся отдохнувшим. Сначала помог Лукерье по хозяйству — перетаскал мешки с овощами. Закончив это дело, перешёл к другому. Поработал на полях. Делал всю работу, какую мог: уничтожал лишние посевы, собирал зрелые колоски. Пахать землю мне не дали — это работа для сильных мужей. В хижине ел за общим столом, наравне со всеми. Ел досыта по сравнению с теми темными временами, когда обитал в бараках. Помыться по-хорошему не удавалось, так как холодная вода лишь смывала пот, но не грязь. Потому, кстати, тот мужик, что меня пропустил в дом, и вонял так ужасно.

Вечером в свободное от работы время, я слушал сказки пожилых людей, которые уже давно отслужили либо по другой причине не могли заниматься физическим трудом. Среди них был особый ненавистник городского образа жизни. И на это у него были весомые аргументы. Однажды мне удосужилось присутствовать на споре между этим стариком и одним из мужиков.

–Да ладно тебе, папаша, не такие уж они и плохие. Живут, поверь далеко не впроголодь — как-то отметил грузный мужик.

Дед язвительно проговорил: «Уж не очаровала ли тебя там какая-нибудь вертихвостка, а? Нашёл чем удивить, я в отличие от тебя видел многое, а ты только и делал в молодости, что на ярмарках в бирюльки играл, да за девками гонялся».

Сидевшие за столом крестьяне захохотали, не смешно стало лишь этому самому мужику, он как-то приуныл, а потом, чтобы отвлечься, предложил другу осушить чарку наливки. К этому времени мне стало неинтересно.

Однажды я напросился на ярмарку. Тот самый старик вёз на базар излишки хлеба для продажи. Он оказался неворчливым и охотно согласился подвезти меня. По пути на ярмарку старик излил мне душу по поводу торговцев.

«Ох уж эти скряги. Готовы на всякие ухищрения, чтобы ободрать простого человека, как липку. Только бы нажиться», — пробубнил он и снова стал управлять лошадью. Та уже была клячей и еле-еле двигалась. Я осторожно поинтересовался: «А почему бы нам не завести другую лошадёнку, эта же никуда не годится?»

Мой вопрос, похоже, ничуть не удивил пожилого собеседника, деда Парамона.

— Если б так просто. Хорошего конягу ещё поискать надо. А к этим брехунам-торгашам ни за что не обращусь.

— Тогда зачем вы связываетесь с ними?

— Ишь пострел, уши навострил.… Потому как другого выхода нет. Без кобылы ездовой не будет нам урожая. Ты думаешь так легко пахать землю?!

— И отвезти зерно тоже не получится.

— Вот именно. Всё, приехали. Но, пошла!

Перед нами стояла деревянная арка — вход в ярмарку. Мы вошли внутрь. Повсюду находились люди, да и лавкам не было счету.

Но они не особо привлекали деда. Я же разглядывал разные товары. Дед Парамон вёл меня за руку — ведь в такой толпе народу не мудрено и заблудиться. Он не был сторонником ярмарочных забав.

«Придумывают же ерунду всякую» — думал он.

Тут дедушка остановился у очередного купца. Тот почесал свой толстый живот и лениво выдал: «Больше чем за 50 медных полушек брать товар не стану». Дед Парамон был чернее тучи.

— Да как, же так?! Неделю назад ты давал за те же мешки 80. А сейчас…

–Не нравится, уходи. Ищи другого перекупщика.

— Да я тебя, свиная ты морда…!

Тут старик засучил рукава и ударил в лицо скупщику зерна. Тот сразу же позвал свою охрану. Рослые детины взялись за плети и стали сечь деда на глазах у широкой публики. Я пытался помешаться, но меня оттолкнули в сторону, да так сильно, что на время вырубился.

Очнулся уже на пустой телеге ночью. Вокруг темно и ни души. Голова трещала от удара о столб, о который ударился, когда те высокие молодчики спихнули меня, и я не сразу приподнялся. Где-то с третьей попытки всё-таки встал и побрел, куда глаза глядят. Скоро понял, где нахожусь и что вчера произошло. Нужно срочно вернуться в деревню и рассказать старосте о произошедшем убийстве. Знать бы, куда идти. Я сумел различить дорогу, по которой мы приехали сюда. Шёл медленно. Головная боль не давала покоя. Тут заметил вдали силуэт тощей кобылы с кем-то наверху. Это оказалась та самая кляча, а на ней сидел дед Парамон без сознания. Увидев меня, она жалобно заржала.

Я сел на неё, и она точно привела к деревне. Жители уже готовились ко сну. Дом старосты располагался повыше остальных хижин. Я отворил дверь и, кажется, разбудил главного жителя поселения.

Он сначала обругал, однако выслушав о трагедии на базаре, выбежал во двор. Позвал ещё нескольких человек. Те сняли старика и признали в нем деда Парамона. Я видел его мутные глаза и стиснутые от причинённой боли зубы. Жители встали в круг, и каждый сказал своё прощальное слово об этом человеке. Некоторые мужики обещали разгромить купеческие лавочки, дабы отомстить за смерть старика. Староста ушёл спать, не услышав этих слов.

Похоронили деда тихо и без особых церемоний.

Так незаметно прошёл целый год. Жизнь моя не изменилась. Но в то же время осознавал, что сильно засиделся в этой деревне.

Деревенские не желали терять такого работника и всячески уговаривали остаться. И вот в тот день, когда я собирался покинуть это селение, вдруг издалека явились конники со странной эмблемой ромба на груди. Они брали факелы и поджигали постройки. Всюду крики, паника. Люди в страхе пытаются затушить разгоревшийся пожар. Староста давал указания. Я понял, что это единственная возможность уйти без перепалки. Забрав все необходимое, ушёл.

Конечно, бросать людей, ставших близкими за это время, в такой момент дерзко и неблагочестиво. Но что я мог сделать: погибать мне рановато. Но в то же время было жаль оставлять таких хороших людей.

Тем не менее, решение принято — обратного пути нет. Либо я поберегу себя, либо погибну в раннем возрасте. Цоканье копыт, крики женщин и детей чуть не оглушили меня. Через дым и огонь, я полз на корточках прочь от горящих домов, потому как понимал, что чем дальше и ниже я буду находиться, тем воздух будет чище.

Похоже, моё исчезновение никто не заметил.