Ходили мы и вы походами. Сборник рассказов о подводниках

Андрей Гелиосович Зотиков

Говорят, царь-батюшка в свое время издал приказ по морскому министерству, чтобы «подводникам платить, сколько они пожелают, ибо все равно они скоро все потонут или взорвутся, а потому большого ущерба казне не принесут»… Да, наша служба «и опасна, и трудна». Лодки тонули и на войне, и в мирное время. И было бы совсем грустно, если бы не удивительная способность моряков-подводников не унывать в любой обстановке: не служил бы я на флоте, если б не было смешно!

Одно неувольнение

Вам когда-нибудь приходилось наблюдать, как мужик справляет малую нужду? Я имею в виду не сам процесс, а чисто теоретически. Обычно, если он, конечно, не левша, мужчина придерживает свои причиндалы правой рукой, дабы лилось туда, куда нужно, а не в сторону — на стенку, на пол или на соседа по гальюну. Хорошо бы при этом не отвлекаться и не задумываться о чем-то постороннем, чтобы не расплескалось случайно.

Командир роты Степа Топорков, по кличке «Комбриг», левшой не был. Поприседав перед писсуаром, он поискал правой рукой в ширинке и, выудив то, что искал, приступил к «отправлению малой естественной надобности», говоря его же словами.

В этот момент дверь в ротное помещение с шумом распахнулась, и в казарму влетел курсант Зайчиков — в робе навыпуск, без гюйса и без пилотки. Его взвод занимался во дворе физподготовкой, и он отпросился «на минутку отлить».

Дневальный, стоявший у тумбочки напротив двери в гальюн, многозначительно посмотрел на Зайчикова и мотнул головой в сторону гальюна, мол, Комбриг там.

Зайчиков понимающе кивнул. «Хорошо, что не спросил во весь голос, где Комбриг, а то нарвался бы», — подумал он. На ходу расстегивая клапан на брюках, Зайчиков влетел в открытую дверь гальюна.

— Здравия желаю, товарищ Комб… — Зайчиков запнулся, но тут же поправился. — Товарищ командир!

Комбриг скосил глаза на курсанта. «Так, — подумал он, — без головного убора — раз, роба не заправлена в брюки — два, гюйса нет — три. Непорядок!»

— Вы пошему в таком виде, товарищ курсант? — строго вопросил Комбриг с сильным белорусским акцентом.

— Так, товарищ командир, — приступив к орошению писсуара, ответил Зайчиков, — у нас физо на лабораторном дворе, меня преподаватель отпустил в гальюн на минуту.

— Это я понымаю, шо физо, нэпонятно, пошему вы в таком виде?

Зайчиков с подозрением покосился на командира роты:

— Так я же говорю… физо… форма одежды… для спорта…

— Если вы вышли из строя физподготовки, то должны привести форму одежды в порядок, и уже потом следовать в нужное место.

«Нужное место — это нужник, что ли?» — подумал Зайчиков.

— Мы же переодевались в спортзале, а бегали на улице, перед казармой, — попытался объяснить он.

Диалог происходил под аккомпанемент двух веселых струек, льющихся из курсанта и командира.

— Не надо оправдываться. Я спрашиваю, пошему вы нарушаете форму одежды, товарищ курсант? — продолжал бубнить Комбриг, тупо глядя на стенку перед собой.

Зайчиков нахмурил лоб и поджал губы, задумавшись. Он никак не мог понять, что же ответить командиру. «Ну что ты распинаешься перед Комбригом, Заяц? — переживал за товарища дневальный. — Давно бы сказал, мол, виноват, исправлюсь. И все!»

— Виноват, товарищ капитан второго ранга! — словно услышав подсказку дневального, ответил Зайчиков.

Дальше Комбриг сделал то, чего никто из присутствующих не ожидал: он переложил в левую руку то, что все это время держал правой, принял стойку «смирно» и, приложив освободившуюся руку к козырьку фуражки, торжественно произнес (всё под тот же аккомпанемент струек):

— За нарушение формы одежды объявляю вам одно неувольнение!

…В результате дневальный пострадал физически, а Зайчиков морально. Первый, согнувшись пополам от хохота, ударился лбом о тумбочку. Второй же, оторопев от увиденного, забыл основную мочеиспускательную заповедь — не отвлекаться, — вследствие чего облил стенку и забрызгал ботинки — свои и Комбрига.