Слепой. Игра без козырей

Андрей Воронин, 2002

На территории Польши в тридцати километрах от белорусской границы под видом фирмы, занимающейся перевозкой мяса, работает небольшой подпольный завод по производству синтетических наркотиков. Разоблачить преступников и уничтожить завод берется секретный агент ФСБ Глеб Сиверов по кличке Слепой.

© Подготовка, оформление. ООО «Харвест», 2015

Глава 1

Субботним вечером тяжелый джип «Ниссан» подъехал к полосатому шлагбауму, закрывавшему въезд во внутренний дворик китайского ресторана «Врата дракона». Водитель джипа трижды коротко просигналил. Из будки выскочил охранник в легкой куртке, без шапки и, мельком заглянув в ветровое стекло машины, приветственно махнул рукой водителю и пассажирам.

— Открывай скорее, мать твою… — в сердцах произнес водитель, принимая правой рукой зажженную зажигалку от напарника. — Вечно он с механизмом возится! Две кнопки до сих пор освоить не может.

Подрагивая, шлагбаум медленно принял вертикальное положение. Джип покинул стоянку и выехал на оживленную улицу.

— Такой хороший вечер, — произнес водитель, перебрасывая сигарету из одного угла рта в другой, — а Полковнику все неймется, испортил нам отдых. Я не ожидал, что сегодня придется работать. Вчера вкалывали, позавчера вкалывали, думал — сегодня оттянусь. Ему хорошо: сиди себе, водку кушай да на девок поглядывай. А нам с тобой, Коготь, придется вкалывать.

Фамилия мужчины была Когтев, а его спутника — Станчиков. Но они предпочитали называть друг друга по кличкам.

— Ничего, — ответил Станчик водителю, — повезет — быстро обернемся.

— Предвижу, что быстро не получится, — опустив ветровое стекло, водитель выплюнул окурок на мокрый асфальт.

Дворники размеренно сбрасывали капли дождя с ветрового стекла, грузный «Ниссан» мчался по вечернему городу.

— Я сегодня закимарил и такой гнусный сон увидел, аж проснулся весь в мокром поту.

— Не хрен днем спать.

— А когда еще спать? Если по ночам вкалываем.

Мужчинам, сидевшим в джипе, было лет по сорок. Одеты они были в кожаные куртки, добротные, дорогие, у водителя — черная, а у его напарника — коричневая. Под куртками темнели джемпера без воротников.

Минут через двадцать Станчик и Коготь уже входили в недорогой ночной клуб. Охранники взглянули на них, но даже не сдвинулись со своих мест. И Станчиков, и Когтев внушали им доверие — широкоплечие, высокие, дюжие мужики.

— Наверное, эфэсбэшники, — сказал один охранник другому, глядя в спину Станчикову.

— С чего ты взял?

— Рожи у них… Видно, что не наши клиенты.

— Похоже, твоя правда.

Пройдя узкий тоннель, Станчик и Коготь оказались в огромном зале, где оглушительно гремела музыка и по дергающимся фигурам метались сполохи то ярко-синего, то изумрудного света. Кто хотел, курил, кто хотел, пил. Справа от входа протянулась длинная стойка бара.

Бармены едва поспевали подавать алкоголь разгоряченной музыкой публике. Повсюду — на стойках, полках виднелись солонки.

— Ну что, выпьем? — спросил Коготь Станчикова.

— На работе нельзя, Полковник этого не одобрит.

— Когда нас никто из своих не видит, можно начхать на это.

— Не советую, — сказал Олег Иванович Когтев и, облизнувшись, посмотрел на солонку. Не выдержав, макнул в нее палец и слизнул соль.

— Ну и гадюшник тут! — проворчал Павел Викторович Станчиков. — Только теперь я понял, какие мы с тобой, Олег Иванович, старые. Смотрю на девок, вроде все при них — и задницы, и сиськи, а мне они кажутся несовершеннолетними.

— Брось, Станчик, мы сюда не за бабами приехали. Но им лет по двадцать наверняка.

— Скажешь! У меня дочка почти такая.

— Я же говорю — в среднем. Вон та, наверное, наша ровесница, той уже лет тридцать, видишь, сиськи отвисли? А той лет четырнадцать, хотя сиськи тоже отвисли, — скривил губы Коготь.

— На задницы лучше смотри, они тут у всех крепкие.

— Если бы не колготы да тугие трусики, и задницы бы висели.

Гульба и танцы были в полном разгаре. Одна музыкальная тема сменялась другой, еще более заводной и бойкой. Ведущий не объявлял группы, лишь кричал что-то задорное и неразборчивое. Уставшие девчонки подбегали к стойке, стучали по ней, хлопали в ладоши. Расторопный бармен наливал джин-тоник, «Тыкилу» и пиво. Почти всех клиентов он знал в лицо, даже знал, кто из них будет платить за друзей, а кто расплатится сам.

Когтя и Станчика бармен заприметил сразу и оценил: «Солидные. Если станут пить, то основательно — водку и в больших количествах. Сразу закажут не меньше бутылки».

Бармен свое дело знал, навязываться со спиртным не спешил, понимая, что еще пять-десять минут — и мужики начнут глохнуть от музыки, слепнуть от мелькания задниц, сисек. А единственный способ снять наваждение и влиться в разгульное веселье — это самим побыстрее дойти до той степени опьянения и расслабона, какого достигла толпа. Но мужики держались крепко, попивали минералку, хотя глаза у них блестели. Коготь и Станчик цепкими взглядами ощупывали танцующих.

«Раз не пьют, значит, на машинах приехали, решили баб снять. Но почему тогда не сняли на улице? На улице бабы дешевле. Может, им захотелось свеженького, не проституток? Хотя все бабы здесь, по большому счету, проститутки: отдаются если не за деньги, то за дозу».

Бармен публику знал, как священник Псалтырь. Одни могли сделать минет за бутылку фирменного пива, другие — за порцию джина, третьи — за таблетку. Те, кто работал исключительно за деньги, сюда не приходили, охрана их не пускала, отфильтровывая прямо на входе. Ночной клуб открыт для тех, кто приходит оставить деньги, а не зарабатывать.

«Кажись, выбрали», — встряхивая шейкер, бармен увидел, как Коготь и Станчик переглянулись.

Мужчины медленно пробирались к дальнему концу стойки, где на высоком табурете, закинув ногу за ногу, сидела девушка с ведьмовской кличкой Стелла. Она манерно держала длинную сигарету и скучающе смотрела в зеркало над барной стойкой, пытаясь разглядеть свое отражение между бутылок, и выпускала дым тонкой струйкой.

Коготь и Станчик встали с двух сторон от девушки.

— Добрый вечер, — хрипло произнес Коготь, — скучаешь?

— Не скучала до того момента, как подошли вы, — отрезала Стелла, даже не обернувшись. Голос мужчины ей не понравился сразу. В клубе постоянные посетители друг к другу подобным образом не обращались. — Вы что, новенькие? — спросила Стелла, делая глоток пива из высокого стакана.

— Не совсем. Мы из другого района.

— А, понятно. Ищете кого, что ли? Или какая-нибудь девка вас кинула?

— Я что, похож на того, кого можно кинуть? — рассмеялся Коготь, постукивая массивным перстнем по стойке.

Глядя на его кулак, словно облепленный курчавыми светлыми волосками, Стелла ощущала себя маленькой девочкой, но виду старалась не подавать. «Таким кулаком можно прогнуть капот автомобиля, можно разбить лобовое стекло. А если таким кулаком дать по голове, то наверняка мозги из ушей потекут. Надо быть с ними повежливее».

— Вы не из ментовки, ребята?

— Мы на ментов похожи, что ли?

— Обижаешь.

— На лбу у вас не написано.

— У нас в другом месте написано.

— Что-то я вас не пойму, — произнесла Стелла, гася сигарету. — Сами не пьете, девочек не угощаете, не танцуете.

— Потеть не хотим, — сказал Станчиков, почесывая грудь. Он чувствовал, что кожа уже слегка влажная.

«Надо было куртку в машине оставить, все равно пистолет остался в автомобиле».

— Значит, вы никого не ищете, водку не пьете, наркотики не употребляете, девчонками не интересуетесь, не танцуете, — Стелла загибала один палец за другим, пока все пять не сжались в кулак. — Значит, вас вообще нет, и жизнь вы проживаете напрасно. Меня зовут Стелла, меня здесь все знают, я уже два года сюда хожу. У меня в баре кредит, если нет денег, мне наперед «дринк» дают. Витек мне всегда нальет.

Коготь склонился к уху Стеллы и прошептал:

— Насчет наркотиков ты зря сказала, доза нам не помешала бы.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— В нашем районе продавца взяли, а другого мы не знаем. Доза нужна.

— Чего изволите? — хихикнула Стелла. — Можно дозу «Тыкилы», можно водки. Это тоже наркотик, по шарам бьет будь здоров.

— Не жадничай информацией поделиться, мы и тебя угостим, если пожелаешь.

— Не откажусь, — глаза девушки зажглись.

Коготь щелкнул пальцами, подзывая бармена, и тут же указал на Стеллу:

— Она заказывает, я плачу.

— Тогда — дорогой коньяк, — хихикнула Стелла и ткнула пальцем в пузатую бутылку, на которую смотрела уже не один вечер, понимая, что такого напитка в кредит ей не нальют.

Бармен налил сто граммов в бокал, пододвинул Стелле и посмотрел на Станчикова.

Стелла подбодрила бармена:

— Он заплатит. Но на всякий случай я пока еще не пью.

— Сколько? — спросил Станчиков, запуская руку в карман куртки.

— Триста рублей.

Станчиков хмыкнул и посмотрел на колени Стеллы:

— Триста рублей, — повторил он, после чего положил деньги на стойку.

— Теперь я вам обязана, — расплылась в улыбке Стелла, — но обязана ровно на триста рублей.

— Ты не пожалеешь, — сказал Коготь, положив ладонь на колено девушки.

Та не стала сбрасывать руку, но предупредила:

— Для секса сумма маловата, даже для экспресс-секса.

— Секс — вещь хорошая, но есть более актуальная потребность.

— Нас доза интересует — «синтетика».

— Я в курсе, знаю, о чем вы говорите. Это последний писк, месяца два как завезли. Но здесь, — Стелла окинула взглядом зал, — ее ни у кого нет. Трава — пожалуйста, кокаин — тоже подсказала бы, в десяти минутах ходьбы отсюда. Сама я «синтетикой» не балуюсь: слишком быстро привыкаешь; хоть и стоит недорого, но лучше отцовским способом кайф ловить, употреблять экологически чистые продукты.

— Ты что, может, в «Грин писе» состоишь? — пробурчал Коготь прямо на ухо девушке.

Та рассмеялась:

— Я совсем зеленая?

— И мы не голубые, — мужчины сели на высокие табуретки по обе стороны от Стеллы.

Девушка медленно пила коньяк.

— Неужели мы зря деньги потратили? — глядя в глаза девушке, спросил Коготь.

— Нет, не зря, — произнесла Стелла, облизывая губы. — Я вас выручу. Сейчас появится Кармен, она в курсах, передам вас ей.

Кармен появилась минут через пять, была она, как и положено, с красной розой в волосах, с почти черными губами. Глаза у Кармен были на выкате, как у лягушки, и блестели, словно стеклянные. С первого взгляда было видно, что девушка уже «торчит».

Стелла яростно замахала руками, как матрос на мостике тонущего корабля. Кармен, виляя худым задом, приблизилась к стойке. Нимало не комплексуя, оперлась острым локотком о спину Когтя, словно тот был подставкой.

Коготь стерпел.

— Надеюсь, ее угощать коньяком нам не придется? — спросил он у Стеллы.

— Она не пьет, она уже торчит, ей спиртное ни к чему. Подруга, — сказала Стелла, зацепив пальцем нитку бус на шее Кармен и подтаскивая ее к себе, — доза нужна.

Та развела руками:

— Все, что раздобыла, уже во мне.

— А еще достать можешь?

— С меня хватит, а для тебя, подруга, можно сделать. Чего надо? — и тут она осеклась, наконец заметив двух мужчин.

— Не бойся, дай им наводку, они тоже хотят оттянуться.

— Не похожи они на наших.

— Потому что дозу еще не приняли, — усмехнулся Коготь. — Помоги, девонька, не обидим и тебе проставим.

— Меня ноги не носят, далеко идти придется.

— Мы с машиной.

— Тогда нет вопросов. Но и на меня одну лишнюю дозу возьмем, мне на завтра надо. Вы мне обещали.

— Хорошо, — сказал Коготь. — Мы в расчете?

Станчиков кивнул.

Втроем они покинули бар. Кармен втянула свежий воздух, словно принюхивалась.

— Странный запах, — сказала она.

— Это свежий воздух так пахнет, — напомнил наркоманке Станчиков.

— Где ваша тачила?

— Совсем близенько стоит, пошли.

Перед машиной в голове Кармен что-то замкнуло, и она принялась хохотать, извиваться, вытанцовывать и громко кричать. Даже охранник вышел на крыльцо и вяло поинтересовался:

— Кармен, у тебя все в порядке?

— Полный ажур, — помахала девушка рукой, в которой сжимала десятку.

Коготь сел за руль, а Станчик затолкал на заднее сиденье хохочущую Кармен.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать два, — сказала Кармен. — Что, не похоже?

— Похоже… мозгов у тебя как у пятиклассницы, — сказал Коготь. — Куда рулить?

— Прямо по улице, затем на первом перекрестке направо.

Коготь послушно свернул направо, и тут Кармен ударила его кулаком в плечо:

— Я же сказала направо, — при этом она показывала налево.

Станчиков тяжело вздохнул:

— Не злись, девушка немного потеряла ориентацию в пространстве и во времени.

Машина лихо развернулась на узкой улице и покатила дальше. Через два квартала Кармен напустила на себя серьезный вид и стала говорить заговорщицким шепотом.

— Тише, тише… — шептала она. Потом схватила Когтя за плечи. — Стой!

Улица впереди казалась пустынной.

— Где? — поинтересовался Станчиков.

— Не ваше дело, деньги давай.

— Сколько?

— Полтинник, если на троих брать. У меня скидка.

— Как постоянному клиенту? — поинтересовался Коготь.

— Не твое дело, — девушка зло выхватила полтинник из пальцев Станчикова и крикнула в неприкрытую дверцу так, что ее крик эхом пронесся по пустынной улице: — За знание иностранных языков мне не только скидка от продавца положена, но и надбавка от случайного покупателя, идиот!

Мужчины остались в машине, а Кармен, виляя бедрами, шла по осевой линии улицы.

— Киданет, — сказал Коготь.

— Полтинника жалко стало?

— Мне сил наших жалко. Вечер уже убили, а еще ни хрена не разнюхали.

— Я здесь, ты там, — распорядился Коготь.

Станчиков выскользнул из машины и, прижимаясь к темной стене, последовал за Кармен. Девушка несколько раз обернулась, но ничего подозрительного не заметила. Улица расплывалась в ее глазах, асфальт качался под ногами, ей было весело. Она негромко запела и, пританцовывая, свернула за угол.

— Сумасшедшая, — Станчиков выглянул из-за угла и перебежал в арку, откуда мог наблюдать за Кармен без риска быть обнаруженным.

Возле телефона-автомата стоял парень с газетой в руках, словно что-то пытался прочесть в неверном свете фонаря. В пальцах парень сжимал ручку с блестящим колпачком.

«Кроссворды разгадывает, сука!» — решил Станчиков, почему-то позавидовав тому, что человек может на рабочем месте иметь нехитрое развлечение.

Кармен не дошла до парня метров десять. Тот не обращал на нее внимания. И тут Станчиков широко улыбнулся: Кармен обхватила стойку дорожного знака, как стриптизерша шест, и задрала ногу выше головы. Широкая красная юбка соскользнула с колена, обнажив кружево чулка. Парень нехотя оторвался от кроссворда. Кармен помахала ему рукой, он махнул ей газетой.

— Иди сюда.

Кармен отрицательно покачала головой:

— Сам подойди, видишь, мне неудобно прыгать на одной ноге.

— Кому надо — мне или тебе? — незлобно поинтересовался парень.

— И мне надо, и тебе, — Кармен запустила руку в разрез блузки, вытащила мятый полтинник, помахала им и взяла в зубы.

— Так я прямо сейчас все брошу! Если подскажешь слово из пяти букв… Удовольствие, которое любят все.

— Удовольствие… — Кармен томно прикрыла глаза ладонью и страстно произнесла: — Минет…

— Минет, он, конечно, удовольствие, но не для всех. Кое для кого — работа. Для некоторых это слово на «о» начинается. Ты мне не нужна. «Отдых», — парень вписал слово в клеточки.

Станчиков терял терпение. Ему хотелось выскочить из подворотни, схватить девушку и долбануть головой о светофорную стойку, чтобы немного пришла в себя.

Парень сложил газету, засунул ее в карман куртки, вразвалочку подошел к Кармен, положил ладонь ей на бедро и заглянул в глаза:

— С тебя уже хватит. Если ты еще примешь, то шага сделать не сможешь.

— Не твое дело, Барон.

Парень завладел пятидесяткой, пощупал ее.

— Настоящая, — сказала Кармен.

— У тебя же денег не было. Где раздобыла? Слово из пяти букв — «минет»?

— Нет, «отдых».

Кармен выбросила пять пальцев:

— Пять колес, — девушка подставила ладонь.

Парень выдохнул, а затем ловко выбросил ей на ладошку пять желатиновых капсул:

— Теперь быстро делай отсюда ноги, не отпугивай клиентов.

— Не бойся, при тебе принимать не стану, за углом глотну, — Кармен осмотрелась. — Клиентов-то у тебя нет.

— Ты всех распугала своим воем, тебя за квартал было слышно. Ты хоть мелодию смени.

— Обязательно сменю — на похоронный марш.

Кармен привстала на цыпочки, поцеловала наркоторговца, оставив у него на лбу след черной помады, и, виляя бедрами, кружась и пританцовывая, исчезла за углом.

Наркоторговец своим ключом открыл дверь старого парадного подъезда и исчез за ней.

Станчиков подождал. Парень не поднимался по лестнице — сквозь мутное стекло двери читался его силуэт. Наркоторговец сидел на батарее и разгадывал кроссворд, лишь изредка вскидывая голову, чтобы посмотреть на улицу.

«Очередного клиента будет ждет до посинения», — решил Станчиков и, уже особо не таясь, зашагал по тротуару.

Кармен не сразу сумела открыть дверцу машины. Наконец упала на заднее сиденье:

— Водички не найдется?

Коготь не сразу понял, в чем дело.

— Уже и воды жалко!

— Говори более внятно, и к тебе потянутся люди.

Коготь подал бутылку минералки. Девушка поднесла к губам капсулу, но Коготь схватил ее за запястье и сжал руку, на которой лежало пять красных капсул. Он высыпал их себе на ладонь, пересчитал.

— Как договаривались, — с милой улыбкой произнес он, — две — нам, остальные — тебе. Но обманывать старших нехорошо, речь шла об одной.

— Я уже все деньги потратила, могу рассчитаться только натурой.

— Такая натура, как ты, мне и даром не нужна.

— Зря, я многое умею.

— Именно поэтому ты мне неинтересна.

— Едем, — скомандовала Кармен, когда вернулся Станчиков.

Ее абсолютно не интересовало, куда ходил мужчина, следил ли он за ней. У наркоманов память коротка, все мысли Кармен были лишь о том, как бы скорее проглотить еще одну дозу и заторчать на всю катушку.

Пока ехали к клубу, желатиновые капсулы размякли в потной ладони, но все еще держали форму.

— Пойдем, ребята, потанцуем, заторчим, — предложила Кармен.

— Вали, — незлобно сказал ей Коготь, а Станчик несильно толкнул девушку в плечо: — Иди, погуляй. И если совесть в тебе есть, поделись со Стеллой.

— Стелла «синтетику» не употребляет, она конченая натуралка.

Станчиков захлопнул дверцу, а Кармен картинно нагнулась и прильнула к стеклу губами, оставив на нем размазанный след черной помады.

— Фу ты, гадость какая! — Станчиков брезгливо морщился, отодвигаясь от дверцы. — Небось болезнью какой-нибудь страдает?

— На голову она больная. Руки у нее не исколоты, видишь, не боится короткий рукав носить.

— Все равно гадко. У меня такое чувство, словно меня в грязи изваляли, — признался Станчиков, — руки хочется помыть после этих двух баб. И находятся же идиоты, которые с ними трахаются! Я предпочитаю женщин в возрасте: если баба до сорока дожила и не сдохла и выглядит ничего, значит, следит за собой.

— Когда вмажешь, ни о чем не думаешь, — задумчиво произнес Коготь. — Я однажды с такой страшной шлюхой проснулся! В трезвом виде обходил бы ее за десять метров.

— И что?

— Ничего, обошлось. На сто процентов был уверен, что подхватил.

— Может, ты ее и не трахнул?

— Черт его знает, пьяный был — в умат. И она пьяная, — Коготь засмеялся. — Так что мы вместе не могли вспомнить. Картинка была, ты себе представить не можешь, еще та. Она первой проснулась, пошла кофе готовить. Я от запаха кофе и проснулся. Смотрю, спал не один. Представляю, что сейчас красотка, манекенщица голая на шпильках, мне кофе в постель притащит на подносе. А тут чудовище, пошатываясь, выплывает. Нечесаная, морда в синяках и улыбка до ушей. Половины зубов нет, а те, что есть, черные, гнилые, — Коготь затряс головой. — Я после нее все белье в машину затолкал, два часа кипятил.

— Кофе хоть попил?

— Меня чуть не вырвало. Месяц потом на женщин смотреть не мог.

— И как у тебя потом… снова наладилось?

— Трезвый ходил — ничего не получалось, а потом вновь напился… и наладилось. Проснулся: красотка рядом, милая, улыбается, довольная, голая лежит. Как трахал ее — помню. Пошел я радостный ей кофе приготовить, вернулся — а часов и бумажника нет. Голая она сбежала с вещами в руках или как, не пойму. Я в армии за сорок секунд по тревоге одевался. Она же за тридцать уже за дверь выскочила.

— Невезучий ты, Коготь. Поехали, — Станчик тронул приятеля за плечо. — Возьмем его — и на рельсы.

— На рельсы — это круто.

— Расписание помнишь?

— Сейчас посмотрю, — Коготь раскрыл блокнот, вытащил газетную вырезку. — Поездов хоть отбавляй, успеем на любой, — он потер руки.

— За работу, поехали.

— Говоришь так, будто нам ехать через весь город.

На этот раз машина остановилась прямо у таксофона. Парня, продавшего Кармен «синтетику», на улице не оказалось.

— Упустили, — забеспокоился Коготь.

— Посигналь, только коротко.

Коготь ударил ладонью по клаксону, машина вскрикнула так жалобно, как может вскрикнуть ребенок, которого ударили по щеке. Силуэт за мутным стеклом подъезда зашевелился. Парень, приставив ладони к вискам, всматривался в уличную темноту. Машина была ему незнакома, он колебался, стоит выходить или нет. «Может, и не мне сигналят?» — подумал он.

Но сидевший на заднем сиденье опустил стекло и призывно помахал рукой, показывая, чтобы парень подошел к автомобилю.

— Не действует, — Станчик выругался, вытащил пару купюр и принялся махать ими.

— Ты что, дурак, русскими рублями машешь?

— В темноте все равно ни хера не видно.

Но и тут осторожность победила в парне жажду наживы.

— Придется идти, — Станчиков унял злость и, напустив на себя добродушный вид, подошел к двери подъезда.

Парень все так же стоял, прильнув к стеклу и расплющив о него нос. Именно по этому месту и постучал пальцами Станчиков, затем пошуршал деньгами. Дверь отворилась, и парень, шагнув на улицу, посмотрел на незнакомого мужчину:

— Вам чего?

— Того же, что и Кармен. Она нас прислала, сказала, второй раз ей ехать неохота. Сучка, — добавил Станчиков, и именно это слово подсказало парню, что мужчине Кармен знакома.

— Что надо?

Станчиков разжал руку, показывая капсулы.

Парень затряс головой:

— Вы что-то путаете, у меня не аптека, я таблетками не торгую.

— Чем торгуешь?

— Ничем не торгую. Друзей жду, думал, они приехали. Договорился встретиться, — и парень зашагал по тротуару.

Ни машина, ни двое мужчин доверия ему не внушали. То, что Станчиков не наркоман, он понял сразу. Наркоманами становятся в более раннем возрасте, а мужчина был хорошо сложен, силен, тренирован и, судя по перстню, состоятелен. Подобные субъекты если и балуются наркотиками, то очень редко и уж тем более сами их на улице не покупают.

— Погоди, — крикнул Станчиков.

— Не о чем нам говорить, — парень уже жалел, что отворил дверь.

Станчиков легко догнал его, схватил за локоть, отбросил к стене и занес руку для удара:

— Я, парень, к тебе по-хорошему, а ты послал меня?

— Я никого не посылал, я вежливо… отказал вам — торговец почувствовал, что если удар придется в челюсть, то нескольких зубов не досчитаешься.

— Стой тихо! — Станчиков сгреб пятерней полы куртки и так крепко сжал их, что торговец по кличке Барон чуть не задохнулся. Левой рукой Станчиков обыскал карманы куртки.

Кроме денег и связки ключей, он ничего не нашел.

— Где товар?

— Нет товара!

— Врешь!

Станчиков сорвал с пояса парня сотовый телефон, посмотрел на него, затем аккуратно положил на асфальт и умело раздавил каблуком. Хрупкий аппарат хрустнул, как яйцо.

— Зачем? Не надо!

— Я же спросил у тебя, есть товар? А ты сказал нет. Врать нехорошо, — и, даже не замахиваясь, Станчиков заехал парню в челюсть. Но не сильно, а так, для острастки.

Тот ударился затылком о стену и тихо завыл.

— Пошли в машину. Если сам не пойдешь, еще раз ударю.

Парень послушно засеменил, придерживая разбитую голову рукой. Можно было попытаться убежать, но делать это следовало раньше, когда голова еще не гудела и не раскалывалась от боли, а ноги не подкашивались в коленях.

Возле машины наркоторговец попытался сопротивляться, но хватило пинка, чтобы он упал на пол между передним и задним сиденьями.

— Ноги подожми, а то дверью отрежет.

— Наручники ему надень, — посоветовал Коготь.

— Он и так никуда не денется, но совет хороший, — Станчиков защелкнул наручники на запястьях парня, заведя руки Барона за спину, и дернул цепочку, чтобы браслеты посильнее впились в тело. У Барона оставалась слабая надежда, что его замели менты. Его хозяева имели хорошие подвязки и могли выкупить своего человека.

«Кармен сдала, — подумал наркоторговец, — ее, наверное, только что взяли, и девка выдала».

Рот ему никто не заклеивал, Станчиков лишь повернул ногой голову Барона и поставил рифленый башмак на его шею. Кричать тот не рисковал, даже когда машина останавливалась на светофорах.

«Везут долго, — с сомнением подумал парень, — в участок было бы ближе. Кто же они?»

— Вы менты? — прохрипел он.

— Лежи и помалкивай, а то плохо кончишь. Тебя мама не учила, что торговать наркотиками вредно для здоровья, в первую очередь для твоего? Да и статья есть в Уголовном кодексе.

— Какие наркотики? У меня наркотиков нет, о наркотиках вы все время говорите.

— Заговоришь и ты, — пообещал Коготь.

Перестали мелькать фонари, в салоне стало темно. Барон задыхался. Коврик оказался засыпанным дорожной пылью, сухой травой и окурками. «Куда мы едем?» — думал Барон. Спрашивать он уже не рисковал, каждая его фраза, брошенная похитителям, кончалась тем, что шею пережимал башмак.

Машина сбросила скорость, и вскоре шоссе сменилось проселочной дорогой.

«На дачу везут или в лес? Лучше бы на дачу, — рассуждал наркоторговец. — Если в дом, то будут держать, пока за меня хозяева выкуп не заплатят, а если в лес, будут бить. Хотя, — вздохнул он, — бить будут так и так».

Машина остановилась, и в резко наступившей тишине Барон услышал, как звенит у него в ушах.

— Приехали, — Станчик распахнул дверцу и вытащил за ноги Барона из автомобиля.

Тот ударился головой, но не очень сильно. Станчиков отступил, в темноте вспыхнула зажигалка, зарделась сигарета. Двое бандитов спокойно смотрели на то, как Барон со скованными руками поднимается на ноги.

Наконец он распрямился и сумел посмотреть в глаза своим похитителям. Ни злости, ни ненависти он в них не увидел. «Не менты, точно не менты, — решил Барон. — Но тогда какого черта? Кто они? Куда мы приехали? — и тут ему сделалось не по себе. — А вдруг окажется, что эти бандитского вида мужики — люди, нанятые родственниками какой-нибудь наркоманки вроде Кармен, решившими отомстить тому, кто продавал дочери наркотики?» — такой публики он боялся больше милиции.

Вдалеке послышался неясный гул, затем перестук, и вскоре совсем неподалеку пронесся, гремя железом, длинный состав — товарняк — даже ветер прогулялся по лесу и земля под ногами мелко задрожала.

— Это не твой поезд, — сказал Коготь, — не дергайся. Наш чуть попозже. Глянь-ка в расписание.

Вновь вспыхнула зажигалка, высветив газетную вырезку с расписанием движения поездов.

— Так, так, — приговаривал Станчиков, — двадцать две минуты осталось до симферопольского. Он валит быстро, километров девяносто в час. Пошли, а то опоздаем.

Барон еще не понимал, что его ожидает, поэтому особенно не сопротивлялся, когда мужчины, подхватив его под мышки, поволокли к железной дороге. Они взобрались на насыпь и бросили Барона поперек рельсов.

— Длинный он какой-то, — Коготь держал Барона за руки, а Станчиков за ноги.

— Укоротится, если и дальше упираться станет. А нет — останется таким же длинным.

— Мужики, что вам надо? Что вы затеяли? Все скажу, все отдам! — Барон извивался как уж.

— Кто твой хозяин?

— Какой хозяин?

— У кого наркотики берешь? Ты же не своим торгуешь? Кто тебе «синтетику» поставляет?

— Не знаю я никого! Я фамилии не знаю и про «синтетику» ничего не слыхал.

— Непонятливый он, — бросил Коготь Станчику, — привязывай ноги.

И Барон не успел опомниться, как Коготь ловко прикрутил ноги капроновым шнуром к рельсу.

— Помоги, — просипел Коготь, не в силах один справиться с Бароном. Тот норовил укусить бандита за руку. — Я людей бить не люблю, — приговаривал Коготь, наваливаясь коленом на кисти рук.

Станчиков в это время приматывал шею Барона к рельсу капроновым шнуром. Шнур лег крест-накрест, перекрестье пришлось точно на кадык.

— Кто хозяин? — спросил Коготь.

Барон молчал.

— Может, ты слишком туго его прикрутил, воздуха ему не хватает? Эй, придурок, ты, наверное, еще не понял, что с тобой случится через восемнадцать минут, если ты нам ничего не скажешь? Симферопольский никогда не опаздывает, ходит точно по расписанию, — бандиты отошли в сторону, закурили, присели на корточки. — Вспомнил, кто твой хозяин?

Барон судорожно размышлял о стратегии поведения: «Скажешь, кто хозяин — убьют свои, а не скажешь, симферопольский зарежет. Главное — тянуть время, а там и представится шанс вывернуться».

— Мужики, — прохрипел Барон.

— Слышь, заговорил! Мозги прочистились? Кстати, парень, уже пятнадцать минут осталось.

— Я вам денег дам, у меня дома много денег.

— Кто нам помешает их взять после симферопольского, — резонно заметил Коготь, — ключи-то у нас? А живешь ты, судя по всему, один. А может, с матушкой-старушкой? Так мы матушку не обидим, быстро прикончим. В ванной утопим, и вода теплой будет, не простудится.

— Один я живу! — закричал Барон.

— Кстати, пока ты размышляешь, выдавать хозяина или нет, скажи, где деньги лежат, все равно же пропадут.

— За батареей, в свертке, — соврал Барон.

— За какой батареей?

— На кухне.

— Врешь, нет у тебя на кухне денег, но нам они и неинтересны. Если скажешь, кто твой хозяин, сам денежки свои потратишь — на билеты. Долго тебе придется по России раскатывать, чтобы свои же не поймали.

— Скоро поезд, — Станчиков встал на четвереньки и припал ухом к поблескивающему в лунном свете рельсу. — Летит, гудит, далековато еще, но уже слышно, вибрация пошла. Люди в вагонах сидят, водочку попивают, пивком балуются. Весело им, бархатный сезон, в Крым едут. Машинист — человек добрый, не захочет им настроение портить, резко тормозить. Стаканы перевернутся, закуска на пол упадет, дети с полок свалятся. Отвечать ему за это придется. Он и прикинет: одного идиота пожалеть или детей покалечить? Человек он добрый, мягко притормозит, пассажиры ничего и не узнают. А тебя тянуть будет с километр, не меньше, размажет, ложкой не соскребешь. Думай быстрее, а то моему уху холодно становится от твоего дыхания.

— Я вам скажу, мужики, только отвяжите!

— Хитрый ты, однако, мы столько старались, привязывали, веревку я узлами завязал, резать ее придется. А как разрежу, поезд пройдет и ты не скажешь, что нам, еще за одним мотком в Москву возвращаться? Лучше все сразу сделаем, ты нам говоришь, кто твой хозяин, мы тебя отвязываем и даже до электрички подбросим, чтобы ты успел за деньгами в Москву смотаться. И учти, потом никаких телефонных звонков. Если предупредишь хозяина, тебя это не спасет, а мы найдем тебя где угодно.

Барон замер и почувствовал, что рельс под его затылком тихо вибрирует, как попавшая в резонанс басовая струна гитары.

— Сколько осталось?

— Пять минут. Хотя, — задумался Станчиков, — я часы давно не выставлял. Может, они спешат на пару минут. Нам с тобой это неважно, мы же не в Симферополь едем, мы только посмотрим, как поезд пронесется. И если ты, парень, умный, то смотреть будешь вместе с нами, а если нет, то провожать взглядом поезд будем мы одни, — мужчины повернулись к Барону спиной и медленно пошли, шурша щебнем, вдоль пути.

— Я все скажу! — закричал Барон.

— Нам много не надо, имя и адресок. Можно телефон, — Коготь вытащил блокнот, в котором прятал расписание, достал ручку и, присев на корточки, приготовился записывать. — На какую букву?

— «Г» — выдохнул наркоторговец.

— Вот, черт, — приговаривал Коготь, — затерся алфавит совсем, надо блокнот менять, много у меня таких, как ты. Цигель, цигель, быстро, быстро, время поджимает! На «Г», говоришь?

— Гетман Богдан Борисович.

— Где живет?

— Не знаю, но встречаемся мы с ним каждый понедельник у метро «ВДНХ». Не я один прихожу, так что ждать он будет точно.

— Народу там много, — вздохнул Коготь, поглядывая вдоль путей, не показались ли огни локомотива.

— Отвязывайте, быстрее отвязывайте!

— Куда торопишься? На поезд опоздать боишься? Телефончик дай или хотя бы опиши.

— Он в машине ждет, желтая «Нива» четырехдверная, — Барон назвал номер, — напротив цветочных рядов обычно ее ставит. Милиция его там не трогает.

Гудение приближающегося поезда нарастало, но огней еще не было видно.

— Не может быть, чтобы ты телефончика его не знал. Да и пароль должен быть.

Рельс уже грохотал под Бароном. Он выложил все, что знал, — и номер телефона, и пароль, и даже описал Гетмана.

— Это хорошо, молодец, — Коготь потрепал наркоторговца по плечу, вытащил из кармана нож, выщелкнул лезвие, поднес к веревке, задумался на несколько секунд и принялся выковыривать грязь из-под ногтей кончиком лезвия.

— Отвязывайте быстрее!

— Еще один вопрос: откуда наркоту возят? Насколько мне известно, в России она появилась совсем недавно.

— Да. Второй месяц только! Дешевая, «синтетика». По-моему, ее из Польши прут, но точно не скажу. Это все у Гетмана узнаете.

— Не бойся, его тоже сюда привезем, симферопольский регулярно ходит, это мой любимый поезд. И знаешь, что интересно, место тут какое-то заколдованное: как положишь человека на рельсы, он чистую правду говорит. Уже не раз убеждался, никто не соврал. Спросишь адресок — назовет, придешь — точно, нужный человек по нему живет. Так что мы тебе верим, как своей маме.

— Отвязывайте быстрее! Режь веревку, — Барон извивался, дергался, но, естественно, рельсы были крепко прибиты к шпалам, а на шнуре при желании можно было повеситься.

— На таких шнурах можно легковые машины из грязи вытаскивать. Жаль веревку, — сказал Коготь.

— Не надо веревку жалеть, она на то и сделана, чтобы привязывать. Для Гетмана мы другую купим, — предложил сердобольный Станчик.

Из-за поворота показался свет мчащегося локомотива.

— Отвяжите! — крики и вопли наркоторговца уже сливались с грохотом поезда.

— Извини, опоздали, — прошептал на ухо наркоторговцу Коготь и отступил в темноту.

Барон уже не слышал собственного визга. Он исхитрился повернуть голову и посмотрел на бешено сияющие огни локомотива.

Помощник машиниста в это время подносил к сигарете своего шефа толстую рыбацкую спичку. На пути они не смотрели.

— Огонь такой, что ему ни дождь не страшен, ни ураганный ветер, — сказал машинист и перевел взгляд на полотно. Ему на какое-то мгновение показалось, что перед самым локомотивом мелькнуло что-то темное. — Собака, наверное, или заяц, — проговорил он.

Машинист с наслаждением затянулся.

— Что они, дураки, по рельсам бегать? Они издалека грохот поезда слышат.

— А если заяц глухой?

— А если он вдобавок слепой?

И симферопольский, не сбавляя скорость, точно по расписанию помчался на юг. Пассажиры в предчувствии хорошего отдыха наливали водку, закусывали курятиной, баловались пивком. А на верхних полках мирно спали дети, счастливые тем, что их летние каникулы продлятся как минимум на неделю.

Станчиков и Коготь стояли у подножия насыпи, прислонившись к большой старой ели, прятали в кулаки огоньки сигарет.

— На рельсах все говорят правду, более полную, чем в церкви на исповеди.

— Мне рельсы тоже нравятся. Ни бить человека не надо, ни мучить, все само собой получается. Коготь, а ты бы на рельсах правду сказал?

— Чтобы сказать правду, ее знать надо, а я предпочитаю лишних вопросов не задавать.

Красные огоньки поезда скрылись за поворотом. Коготь прислушался: что-то катилось к ним по откосу, шурша в траве. Что это, он уже знал, и поэтому отступил в сторону. Станчиков же был не так догадлив, прямо у его ног застыла отрезанная голова наркоторговца. Станчиков вскрикнул и отскочил.

— Не бойся, за палец не укусит, — расхохотался Коготь. — Ты поддай ее ногой.

Станчиков неумело перекрестился и аккуратно откатил голову в густую траву.

— Нехорошо, когда покойник по частям валяется.

— Долго валяться не будет, уже завтра путейцы найдут, милицию вызовут. А нам с тобой ехать надо.

— Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал поезд запоздалый, — напевал себе под нос Коготь, взбираясь на откос. — Любил я в детстве ходить по рельсам, — сказал он, расставляя руки и балансируя на одном рельсе. — Теперь не получается, а раньше я хоть километр мог пройти, — он соскочил в хрустнувший щебень и сбежал по откосу.

Станчиков все еще оглядывался. Он уже в который раз не мог понять, как так получается: был человек, проехал поезд, и на тебе, ни крови, ни рук, ни тела, ни веревок, одна голова осталась. Было в этом что-то мистическое, но так было даже спокойнее, чем если бы труп остался лежать на железнодорожном полотне.

Прикол с рельсами предложил босс Станчика и Когтя — Полковник. Сам он на подобные забавы не выезжал, ему же про рельсы рассказал дед, знаменитый украинский партизан. Так они расправлялись с полицаями и захваченными в плен немцами — привяжут к рельсам, а сами под деревьями ждут.

Продолжая напевать незатейливую песенку про рельсы и шпалы, Коготь уверенно гнал огромный джип к городу.

— Злые мы какие-то, — докуривая уже третью сигарету, сказал Павел Станчиков. — И ты злой, Олег, и я. Война нас, наверное, такими сделала. Представляешь, наши деды четыре года с фашистами воевали и все равно не такие злые, а мы — как звери. К Полковнику подходить страшно бывает…

— Я тоже его боюсь. Глянет, так у меня аж позвоночник хрустеть начинает. Может, свинтить нам… и с концами?

— Свинтишь тут… — Коготь барабанил пальцами по баранке, — из-под земли вытянут. И знаешь что, Пашка, самое плохое?

— И что же?

— То, что нас с тобой в случае чего даже к рельсам привязывать не повезут. Кто мы для Полковника? Таких, как мы, он сотнями на тот свет отправлял, так что одним солдатом больше, одним меньше — ему все до плеши. Сердца у него нет, у него только бабки на уме, а мы для него — солдаты. Кстати, набери, позвони, на месте он?

Станчиков взял мобильный телефон, быстро набрал номер:

— Пятый, это я, Станчиков говорит. Шеф на месте?

–…

— Скажи, через сорок минут мы будем. У нас все в порядке, пусть не волнуется.

–…

— Да поторопимся, понимаем, ночь.

— Давай, гони быстрее, — отключив телефон, пробурчал Станчиков, глядя на стрелку спидометра, дергающуюся у цифры сто, — Полковник злится, дважды спрашивал, где мы. Представляешь, сам даже позвонить ленится, небось сидит жрет и на девок глазеет.

— Мы с тобой недавно тоже глазели.

— Мне на них смотреть не хотелось.

— А я стресс снимал, — Коготь нервно дернулся, но машина при этом не вильнула ни на миллиметр.

Подъехав к шлагбауму, Коготь посигналил. Заспанный охранник выскочил на улицу, подошел к машине и взглянул в лобовое стекло. На лице появилась улыбка, шлагбаум взлетел вверх, и охранник, дурачась, отдал честь.

— Придурков набрали!

— Молодая поросль, — сказал Станчиков.

Джип въехал во двор. Тут Коготь уже не лихачил, кругом стояли дорогие тачки, так что даже их джип смотрелся дешевкой, и было видно, что приехали не хозяева, а обслуга. Коготь и Станчик подошли к тяжелой железной двери, снабженной прорезью из пуленепробиваемого стекла, и трижды позвонили. Над крыльцом вспыхнула лампочка, прорезь открылась, и в ней появилась пара глаз со сдвинутыми к переносице бровями.

— Свои, открывай!

— Даже менты своими называются, чтоб они все сдохли, чтоб под ними земля горела!

Тяжелая, как в бомбоубежище, дверь медленно повернулась на петлях, и Коготь с Станчиком вошли в узкий белый коридор, который кончался такой же массивной железной дверью, словно это был переходной тамбур на космической станции или в подводной лодке. Только заперев переднюю дверь, охранник направился ко второй.

— Где Полковник? — спросил Коготь.

— У себя. Пушки оставьте.

Коготь и Станчик подали пистолеты. В белой стене открылась панель, железная дверь рядом с ней являлась лишь декоративным камуфляжем. Забрав оружие, охранник пропустил Когтя и Станчика в следующий коридор, где было еще два охранника. Они сидели в креслах у маленького столика, на котором разместились пепельница, бутылка минералки и два стакана. Звуки ресторана сюда не проникали, как и дневной свет. Окна не было ни одного, как и плафонов в потолке, все освещали лампы, расположенные в нишах, поэтому коридор отсутствием теней напоминал операционную. Последняя дверь с виду была вполне обычной, покрыта дубовым шпоном с хромированными ручками. Но стоило лишь повернуть ручку и толкнуть дверь, как тут же ощущалась ее тяжесть.

Коготь и Станчик работали на Полковника уже четыре года, но все еще плохо ориентировались в планировке ресторана. С виду заведеньице небольшое, и, как внутри помещается такая уйма помещений, они не могли понять — колдовство, не иначе. Если бы они были знакомы с крито-микенской мифологией, то наверняка окрестили бы ресторан «Врата дракона» лабиринтом Минотавра.

Полковник сидел за большим круглым столом в одиночестве. Перед ним стояла бутылка дорогого вина и бокал, налитый до половины вином. Полковник смотрел на идеально отполированную поверхность стола, на которой отражался бокал с темно-красным вином.

— Смотри ты, вверх ногами стоит и не выливается!

Станчиков щелкнул каблуками по привычке, а не из желания угодить. Он нутром чуял, что Полковник сильнее его и душой и телом. Захоти он, щелкни пальцем, и голова Станчикова окажется в кустах, а тело исчезнет, не оставив и следа.

— Вижу, хорошо съездили, — Полковник поднял голову, посмотрел на башмаки Когтя. Тот тоже глянул, и ему стало не по себе: правый башмак был перепачкан кровью. — Ты бы ботинки почистил, Олег.

— Извините, недосмотрел, спешили очень.

— А смотреть следует, — он не пригласил своих головорезов сесть, они так и стояли, даже не прислоняясь к стене. — Ну что, узнали?

— Конечно, узнали, рельсы любого разговорят. Здорово вы придумали!

— Это народная мудрость. Короче, я вас уже давно жду.

— Спешили, — сказал Станчиков.

— Мне расписание поездов известно. Симферопольский? — криво улыбнулся Полковник.

— Он самый, ваш любимый.

— Я самолетами, мальчики, летаю или машиной езжу. Поезда — не моя страсть. Не люблю грохота вагонов, лязганья колес. И запах поездов мне не по душе, того и гляди, какую-нибудь дрянь под колеса кинут.

Коготь вытащил потрепанный блокнотик, в котором хранилось расписание, вырезанное из «Вечерней Москвы», вырвал листок и положил перед Полковником. Тот немного замешкался, затем дунул на бумажку. Та соскользнула со стола и спланировала на ковер.

— Ты бы мне еще в мешке голову привез. Вы, слава Богу, не в Афгане, а в России, мальчики.

Два сорокалетних мужика чувствовали себя нашкодившими школьниками. Они переминались с ноги на ногу, готовые согласиться с чем угодно.

— Рассказывайте, кого взяли, на кого вышли?

— Взяли мы, как говорится, лотошника, он по мелочевке торгует. Но что хотели, узнали. Через него на оптовика выйти можно, тот раз в неделю у ВДНХ в желтой «Ниве» сидит напротив цветочного ряда. Он ментам приплачивает, они его не трогают. Там лоточники товар получают.

— Понял. Откуда возят, сказал?

— Наш сказал, что, по его мнению, из Польши прут.

— Я так и знал, — провел ребром ладони по полированной поверхности стола Полковник и взглянул на свое отражение в зеркальной стене.

«И что в нем такого? — подумал Коготь. — Человек как человек, а скажет, глянет — позвоночник хрустеть начинает, словно на плечи мешок с песком взвалили, — он смотрел на профиль Полковника. — Ничего в нем примечательного, нос перебит, как у последнего пьяницы, но у него даже этот дефект выглядит благородно. Шрам во всю щеку, но это бабам нравится, мужественный, думают. Роста невысокого, мне по плечо будет, а поднимется из-за стола — гора горой. Но самое страшное, никогда голоса не повысит, и чем тише говорит, тем страшнее становится, все вокруг смолкают — и директора, и депутаты, и бандиты. Таких и менты уважают. Попади Полковник на зону, через три дня всех авторитетов построит. Дает же Бог людям силу! Наград у него как чешуи на рыбе. Однажды он китель надел, на кладбище шел, повезло ему, опоздал, на пять минут позже приехал. Котляковка вся разворочена, воют, орут, бегают, а он при медалях, все в дерьме, а он в белом. Постоял в сторонке, честь отдал, развернулся на каблуках, в машину и в город. Его даже менты не остановили, расспрашивать не стали. Окажись на его месте кто другой, вмиг на него все бы и повесили. Мол, почему на пять минут опоздал, небось знал, когда бомба рванет? Допытывались у Полковника на сорок дней, почему на пять минут опоздал. А он молчал, молчал, а потом и выдал: „Чуял я недоброе. Как на войне — лежишь и чувствуешь, сейчас снаряд прилетит. Отползаешь в другой окоп, снаряд прямо на твое прежнее место и падает“».

— Ты о чем думаешь? — резко обернувшись, спросил Полковник.

— О вас, — растерявшись, произнес Коготь.

— Ты про меня, парень, не думай, я о себе сам позабочусь. Ты о деле должен думать, я тебе для этого работу дал и за дело деньги плачу, а не за то, чтобы ты обо мне думал. До завтрашнего обеда отдыхайте, а к часу чтобы были здесь. Я помозгую. Все понятно?

— Да.

Коготь поднял бумажку, засунул в карман. Когда он выходил, Полковник окликнул:

— Ботинки почистить не забудь, а то ходишь, как мясник.

— Обязательно почищу.

Полковник знал, завтра Коготь будет стоять перед ним в ботинках, начищенных до блеска. Если он что-нибудь говорил, это исполнялось неукоснительно.

«Вино хорошее, — подумал Полковник. Он неторопливо допил вино. — Не может такого быть, чтобы я со своими ребятами и не прорвался! Главное теперь — не дать противнику поднять голову, не дать опомниться. Навалиться и придушить. Ехала машина темным лесом за каким-то интересом. Инте, инте, интерес…» — Полковник нажал кнопку.

Тут же в кабинет зашел один из сидевших в холле охранников:

— Звали? — вместе со словом у охранника изо рта вылетело облачко табачного дыма.

— Что в зале делается?

— Гуляют как всегда.

— У тебя на ком-нибудь взгляд остановился?

— Две дамы одиночеством маются.

— Проститутки?

— Упаси Бог, я бы про них вам и не вспоминал.

— Показывай.