Covert nevtherworld. Бесконечность I. Катастрофы разума

Андрей Волков, 2023

Некогда процветающая восточно-европейская страна Понти́я находится в глубоком кризисе. Коррупция и бандитизм охватили все слои общества. Власти бессильны остановить хаос и анархию. Страна погрязла в пучине политических разногласий и интриг. На этом фоне Понти́йский курорт Кранцберг принимает важную международную конференцию, способную обеспечить стране участие в глобальном интеграционном проекте – прокладке транспортного коридора из Китая в Европу. Однако будущее мероприятие оказывается омрачено трагическими событиями: неизвестными похищены три несовершеннолетние девочки. Чтобы распутать это таинственное дело, в Кранцберг из столицы приезжает лучший детектив Республики Ксения Авалова. Сумеет ли она найти таинственного преступника и сорвать великолепно подготовленный план? Первая книга серии "Covert Netherworld".

Глава IV. В силу тесной связи

Няня, давай играть, как будто я голодная гиена, а ты кость.

Л. Кэрролл

Четверг, 18 октября

По ночному шоссе мчался мотоцикл. Он мчался с такой скоростью, что взбивал клубы пыли вокруг себя. Александр Верховский любил скорость. Он любил те мгновения, когда перегрузка, вызываемая чересчур высокой, скоростью вдавливала его в кресло почти до потери пульса и когда, когда после очередного лихого виража вместе с диким воем резины из-под колес вылетает сноп едва заметных искр. Вот что Александр Верховский называл получением адреналина. Многие, из тех, кто его знал, не понимали его страсти к мотогонкам. Некоторые считали это проявлением запоздалого юношеского максимализма. Некоторые сочувственно качали головами и замечали довольно пренебрежительное отношение Александра к собственной жизни, связывая это, прежде всего с отсутствием большого числа женщин в жизни молодого человека.

Все они были не правы.

Никаким юношеским максимализмом Александр не страдал и женщин в его жизни было предостаточно. Но та единственная, которая составляла смысл его жизни уже в течение восьми лет, которая была так близко и в то же время так далеко, то ли не хотела, то ли не могла понять его чувства. Да он был виноват перед ней за ту историю, которая произошла под рождество, но та история была простой шарадой. Ведь он же не знал, что всё так обернётся. Восемь лет. Восемь лет, прошло с того злополучного Рождества, но видимо обида в душе Анастасии сидела слишком глубоко.

А ведь ты и сейчас не сказал ей всей правды, зазвучал внутренней голос. Ты не сказал ей о той девушке. Перестань, ответил он сам себе, это просто случайность, её это не касается и не должно коснуться. В конце концов, и меня это не касается. Смерть девочки — это трагедия, но то, что она из нашей школы ничего не объясняет. Простое совпадение. Он не позволит, чтобы что-то тронуло Анастасию ещё раз. Он поклялся защищать её, нет не ей, он поклялся себе.

Женева, восемь лет назад

Дождливая и промозглая осень, как это часто бывает в Женеве, сменилась белоснежной и морозной зимой. Александр сидел в пабе на авеню Марше и, дуя на заиндевевшее стекло, смотрел на падающие снежинки. Приближалось католическое Рождество, а значит — первые экзамены и последующие каникулы. Хотелось уже расслабиться и думать о чём-то легком и весёлом. Расслабиться не получалось. Не из-за экзаменов, нет. Пара простеньких тестов по французскому не могут его напугать. За время учебы он встречал вещи и посложнее. Расслабление не получалось из-за Анастасии. Уже почти два месяца, как половина факультета судачит об их отношениях. При этом назвать эти отношения романом у Александра, в противовес остальным, язык не поворачивался. Так, пара взглядов, один поцелуй. Но Анастасия занимала все его мысли и чувства. Александр четко понимал, что такого раньше не было. Во время своей юности он достаточно ветрено обходился с девушками, не ожидая никакого продолжения в отношениях. Но теперь…

С тех пор, как они встретились, не прошло и дня, чтобы он не думал о ней. Она буквально влетела в его душу, заставляя терять остатки самоконтроля и сознания.

Александр достал мобильник и вгляделся в фотографию, где они вдвоем стояли возле знаменитого фонтана. Половина этой фотографии была на заставке экрана. Его взгляд жадно скользил по тонкой фигуре, по складкам зеленого платья, по копне рыжих волос, уложенных в пышную косу. Больше всего ему хотелось сейчас сидеть рядом с ней, распустить эти волосы, потому что так лучше. Сидеть и смотреть на неё, ну может быть, еще поцеловать…

Кто-то сзади схватил его за плечо. Александр повернул голову и увидел, что рядом с ним стоит Томас Чилуэлл. Он был какого-то странного вида, весь потухший и с абсолютно пустыми глазами.

— Ну, привет Менделеев, — проглатывая буквы, громыхнул он, — что, варишь новое зелье, что-то типа «как завалить девушку за один вечер?» — Он оперся ладонями на стол и угрожающе навис над Верховским.

Александр понимал причину такого поведения Чилуэлла-младшего. Из рассказов Шурочки он знал, что Том был влюблен в Анастасию, но, видимо, безответно.

— Ты откуда явился сюда!? — прошипел Том. — Думаешь, можешь приехать закадрить девчонку и всё, она твоя навсегда, да? А ты не подумал, что кто-то может её любить? Она ведь для тебя игрушка. Оставь её в покое.

Александр с отвращением посмотрел на него.

— Ты пьян, — сказал он, — иди, выспись. Протрезвеешь, поговорим.

Чилуэлл стукнул кулаком по столу.

— Да ну, — гаркнул он, — думаешь, у меня от эля мозги заело? Черта с два. До того как ты появился, она была моей, понимаешь, моей. Ты приехал на чужую территорию со своими порядками.

— Том, — ровно сказал Александр, — я люблю её. Она сама сделала выбор.

— Да что ты говоришь, — протянул Том, цокая языком, — он любит! Неужели!?

Чилуэлл подошёл вплотную. Местная публика, видимо, привычная к таким случаям, не вмешивалась. Завсегдатаи с интересом следили за происходящим.

Александр встал и хотел уйти, но Том крепко схватил его за запястье. Ну не устраивать же драку, в конце концов. Ничего не было страшного, он просто был пьян или под дурью.

Тем временем с Чилуэллом случилась другая крайность, обычная для людей в его состоянии. Глаза молодого человека вспыхнули огнём откровенного безумия.

— Тогда докажи это, — зашипел Том, — попробуй отобрать её у меня.

— А ты уверен, что она принадлежит тебе? — криво усмехнулся Александр. — Давай подойдем к ней и спросим, с кем она хочет быть.

— Ну, нет, — сказал Том, — давай решим это здесь и сейчас. Чья она.

Александр прищурился. Разговор ему нравился всё меньше и меньше. Главное сейчас было не вляпаться в то, за что придется расплачиваться.

— И каким же образом — позволь узнать?

Чилуэлл отошел от барной стойки и прошел вглубь паба, туда, где стоял пыльный бильярдный стол, на котором лежали два потертых кия. Том провел пальцем по зеленому сукну и, взяв кий в левую руку, прокрутил её по кругу.

— А ты выиграй Анастасию у меня, — сказал Чилуэлл, вертя в руках кий, — в бильярд. Сыграем партеечку. Выиграешь, отдаю её тебе, а если проиграешь — отвянешь от неё.

Александр смерил Чилуэлла взглядом. Вид, надо сказать, у него был абсолютно безумный. От таких людей неизвестно чего ждать. Задача Александра состояла сейчас в том, чтобы выйти из разговора.

— А если я откажусь? — спросил он.

— Тогда тебя вывезут отсюда в инвалидном кресле, — прорычал Чилуэлл, — ты тронул мою женщину и должен за это расплатиться…

* * *

Верховский мотнул головой. Он не должен вспоминать эту историю. Она закончилась. Закончилась и больше не повторится.

А письма, прозвучал тот же голос. Ведь кто-то их шлёт.

Кто это может быть?

Опять этот голос, почему он всё время появляется? Нет, успокоиться, нужно немедленно успокоиться. Взять себя в руки и успокоиться.

Александр резко затормозил мотоцикл. Он даже не увидел финишной черты. Только почувствовал по ощущениям. Он всегда всё делал по ощущениям.

Он не приехал первым. Впереди него уже стояла знакомая ему зеленая «Ямаха», возле которой стояла Александра. В мотоциклетном костюме, она выглядела дерзко и непривычно для себя сексуально. Стоявшие в толпе мужчины бросали на неё жадные взгляды.

Александр никогда не понимал, зачем ей нужно это. Себе он всё время придумывал объяснения. А вот она… Девушка игриво подмигнула ему.

— Встречайте королеву сегодняшней ночи, — раздался голос в мегафоне — Шурочка!!!

Ночной воздух разрезал звук тяжелой металлической музыки и радостное улюлюканье толпы, получившей свою порцию адреналина.

Он не стал участвовать в общей вакханалии. Расстегнув промокший насквозь от пота гоночный комбинезон и резко сорвав с головы подшлемник, от чего его длинные волосы взметнулись в разные стороны, Александр плюхнулся на стул и стал большими глотками поглощать воду из бутылки, стоящей на соседнем столике.

Она подошла неслышно, как умела.

— Ну, ты сегодня даешь, — сказала Шурочка, — я думала, что ты меня сделаешь на повороте возле цветочной!

Александр махнул рукой.

— Черт его знает, что произошло, — сказал он, — голову что-то прихватило.

Шурочка фыркнула.

— Я тебе говорила, что не надо менять ускоритель, — с укоризной сказала она, — мотик не может так быстро набирать скорость, это вредно для здоровья.

Александр ничего не ответил. Шурочка говорила так из вечного своего скептицизма. Александр не любил скептицизм. Если бы он был скептиком, он бы никогда не построил ту фирму, которая принесла ему все, что имеет сейчас. Александр любил пробовать всё новое. Не боялся открываться своим инстинктам.

— Что слышно о тех письмах? — он, наконец, смог задать волнующий его вопрос. — Анастасия их кому-то показывала?

Шурочка кисло посмотрела на него. Ей не хотелось говорить на эту тему.

— Нет, — отрывисто бросила девушка, — я посоветовала ей забыть про это. Мне кажется, она вообще всё себе напридумывала, как и тогда в Женеве.

Александр дернул щекой.

— Может быть, — согласился он, — с её-то психикой. Но ведь ту девочку правда убили, и убили в пансионате.

Манерное подергивание плечом.

— Почему это тебя так заботит? — спросила Шурочка. — Разве мы имеем какое-то отношение к убийству? Это ведь случайность.

Эти слова сейчас прозвучали странно и небрежно, а ведь совсем недавно он сам их себе сказал.

— Не хочу, чтобы это коснулось Анастасии, — произнес Александр. — Если милиция или журналисты свяжут убийство с ней, она может это не пережить. Ей хватило прошлого раза. Я видел, как она была напугана.

— Но она же не виновата.

Александр махнул рукой.

— Послушай, кого это волнует, милиция обожает разрабатывать такие версии, простые и тупые, которые лежат на поверхности. А если станет известно ещё и про этот дневник…

Шурочка вздохнула.

— Я тут подумала, если ты прав и эти листы присылает кто-то из тех, кто знает всю эту историю, что, если он просто хочет отомстить Анастасии за неё, вот и убил эту девочку.

Она никогда не теряла нить размышления. Его иногда это поражало.

— Я знаю о ком ты, — сказал он, — но, по-моему, это нереально.

— Чужая душа никому не известна, — возразила Шурочка, — слишком большие жертвы, слишком велико наказание.

Александр хмыкнул.

— Но ведь история была расследована до конца, — сказал он, — и все выяснилось.

Шурочка улыбнулась:

— Не всё, и ты это прекрасно знаешь. Этого не знает Анастасия, но тебе-то всё известно.

Александр потупил взгляд. Его голова опустилась на грудь.

— Я бы на твоем месте подумала, кому ещё это выгодно, как не тому, кто больше всех виноват в той истории.

— Но причем здесь эта девочка? — спросил Александр.

Шурочка посмотрела на него взглядом строгой учительницы, как на непонимающего ученика.

— А ты сам! — сказала девушка. — Какой шум поднимется, когда узнают, что девочка училась в твоей школе? Что, если бьют по вам двоим?

Александр поднял голову и посмотрел на подругу.

— И что ты предлагаешь, — спросил он, — мой верный советник?

Её губы тронула легкая улыбка.

— Нужно бить первым, — сказала она, — подкинь ментам эту идею, только не сам, а через кого-нибудь. Они за неё и ухватятся.

Шурочка протянула к нему руки и аккуратно расправила заломившийся воротник на куртке. В его голове что-то щелкнуло. Она была так близко и была такой желанной, что его руки сами обняли её.

— Давай не здесь, — сказала она, засмеявшись, — поехали ко мне. Там нам никто не помешает.

Их губы слились в продолжительном поцелуе, но он хотел большего. Здесь и сейчас. Он всегда поддавался инстинктам.

* * *

Над Кранцбергом опустилась ночь. Тот самый ночной час, когда даже самые отчаянные гуляки южного города разошлись по своим домам.

Ксении спать не хотелось. Она думала об убийстве, о том, как его раскрыть. Своими мыслями она всё время возвращалась к убитой девочке. К осознанию той мысли, что её истерзанное тело лежало сейчас в морге, а её убийца, возможно так же, как и она, сидел и пил кофе, возможно, даже рядом с ней. Возможно, она даже уже его видела.

Ей было только семнадцать. Это был зверский поступок, но для того, чтобы совершать зверские поступки, не нужен зверь. Парадоксально, но звери никогда не совершают зверских поступков. Они сильные и благородные существа. Они всего лишь борются за выживание. У них нет выбора. У человека этот выбор есть. Ему не нужно бороться за выживание, но он совершает зверские поступки. Почему так происходит? Она много раз задавала себе этот вопрос и не находила ответа.

Ни у кого не было ответа. Священник сказал бы, что виноваты бесы, вселяющиеся в нас, ученый объяснил бы всё психологией человека, либеральный журналист — бездействием властей и отсутствием закона. Каждый из них всего лишь давал объяснение согласно своей вере и своей конъюнктуре. И каждый из них завершит свою версию одним и тем же, что это несправедливо, что это невозможно понять, но что нужно прощать и жить дальше.

Нет, подумала девушка, такое нельзя пережить, такое нельзя забыть. Люди, которые говорят обратное, никогда так не скажут, окажись они в этой ситуации. Она не могла представить, что испытывает человек, когда его близкий, особенно ребёнок, лежит в морге и его тело эксперты разбирают как конструктор. И все лишь из-за того, что она кому-то мешала или кого-то раздражала.

Прощение, смирение, Ксения усмехнулась, это слишком высокие материи для человека, испытывающего боль утраты.

Нельзя понять? Нет, это нужно было понять. Она должна была понять, чтобы подарить людям хотя бы фальшивое облегчение. Она знала, что это облегчение фальшивое. Тяжесть утраты остается навеки. Кто-то говорил про справедливость в том, другом мире. Пусть он и наступит когда-нибудь, но у неё не было времени. Ей нужно было здесь и сейчас.

На деревянной поверхности столика гостиничного ресторана девушка оригинальным пасьянсом разложила фотографии Екатерины Кирсановой, её пропавших подруг и одноклассников, с другой стороны она положила фотографию Левицкого.

— Я бы положила сюда ещё несколько фотографий, — прозвучал где-то сверху голос Кристины.

Ксения обернулась. Её подруга стояла возле столика в легком пальто и с дорожной сумкой в руках. Небрежно улыбнувшись, девушка присела за столик и положила перед Ксенией снимки Александра Верховского и молодой девушки, в которой Ксения узнала Анастасию Урусову — администратора пансионата, где нашли труп Кирсановой.

— Ты омерзительно пунктуальна, — улыбнулась Ксения, — по тебе надо часы сверять.

— У каждого свои недостатки, — согласилась Кристина, — мчалась я к тебе с очень интересной историей. Ты хоть знаешь, про кого ты меня спрашиваешь?

— Фармацевтический олигарх, — кивнула Ксения, — его же так называют?

Левонова уклончиво кивнула.

— Так, только вот у него ещё и жизнь до этого была. В общем, этот молодой человек, до того, как стать фармацевтическим олигархом, делал PHD в Швейцарии и учился он в одно время с… — девушка ткнула пальцем в фото администратора пансионата, — Анастасией Урусовой, которая была студенткой первого курса юридического факультета Образовательного центра имени Ломоносова в Женеве.

— Интересно, — кивнула Ксения, — и что их связывает? Кристина театрально всплеснула руками.

— Ну, что их связывает, это отдельный вопрос, — сказала она, — весьма тёмный, кстати, но самое интересное впереди.

— Сгораю от любопытства, — сухо сообщила Ксения. Левонова загадочно улыбнулась.

— Рассказываю. Всё благодаря интернету. Величайшее изобретение человечества, если с умом пользоваться. Найти можно что угодно, ничего бесследно не пропадает, главное знать, что искать. В общем так, как ты понимаешь, кроме университетского, Верховский ещё и начальное образование имел. Так вот, он окончил Октябрьскую гимназию, которая теперь называется… Международный лицей.

Авалова приподняла бровь.

— Ну, это нормально, — заметила она, — обеспеченный человек, решил помочь своей школе.

Губы Кристины тронула улыбка.

— Это не всё, — сказала девушка, — вместе с ним учился…

Ксения усмехнулась. Особого выбора не было.

— Левицкий? — на всякий случай спросила она. Левонова кивнула:

— Да, они одноклассники. Ну это так, к слову. Речь, впрочем, не о том. Моя история покруче. Во время пребывания Верховского в Швейцарии там произошла одна неприятная история. Может быть, ты даже о ней слышала. Под Рождество в своем загородном доме были убиты английский адвокат Джеймс Чилуэлл, его жена и двое детей. Ты спросишь меня, какое это имеет отношение к делу? И я тебе отвечу. Верховский и Чилуэлл очень тесно общались, до смерти последнего, благодаря тому обстоятельству, что подруга Верховского — Анастасия Урусова — проживала в загородном доме Чилуэлла, поскольку он был другом её отца.

Авалова только меланхолично хмыкнула.

— Да-а, — протянула она с легким смехом, — а ты мне ещё говорила, что Швейцария не Монако.

Кристина предупреждающе подняла палец.

— А теперь десерт, — сказала она. — В общем, я кое-что узнала об этой журналистке — Ольге Касаткиной. Она специализируется на журналистских расследованиях. Молода, перспективна, но абсолютно без тормозов.

— Обычно такие журналистки имеют короткую жизнь, — хмыкнула Ксения.

— Ну, — пожала плечами Кристина, — наверное. Во всяком случае её это не останавливает. Эта акула пера занимается сейчас весьма интересной темой. Речь идет о некоем лекарственном средстве. Называется оно «Греларозол» и судя по всему достаточно токсично, а за производством этого препарата стоит Арсенюк. У Касаткиной вышла пара статей, после чего ее попросили сменить пластинку, но она отказалась, потом получила волчий билет и её перестали печатать, затем подалась на телевидение, оттуда её тоже удалили, но девушка на этом не остановилась, а более того, раскопала очень интересную информацию, мало приятную для наших знакомых из «Лиги честности». Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что таблетки эти, со слов Ольги, поставляются в одну частную швейцарскую клинику, и угадай, кому она принадлежит?

Ксения усмехнулась.

— Тополевичу?

— Бинго! — хлопнула в ладоши Кристина. — Оказывается, наш заочный беглый друг активно занимается вопросами здравоохранения в Швейцарии.

Авалова несколько секунд помолчала, оценивая информацию.

— Ну, клиника, конечно, ему вряд ли принадлежит, — предложила девушка, — скорее всего, оформлена на подставное лицо. Я так понимаю, что и это не все?

Кристина улыбнулась и пододвинула к себе креманку с мороженым.

— Нет, — сказала она, — этот препарат всплывает уже не в первый раз. Одиннадцать лет назад в Швейцарии, по непроверенным данным, от похожего лекарства умерла жена топ-менеджера одного крупного банка. Полиция, естественно, все списала на несчастный случай, муж начал собственное расследование и обратился в англо-швейцарскую юридическую фирму, управляющим партнером в которой был Джеймс Чилуэлл. И когда его убили, то документы по этому делу пропали, а топ-менеджера банка сбил трамвай. Вот теперь всё.

Ксения задумалась.

— Да-а, — проговорила она, — история. Похоже, кто-то очень мастерски зачищал концы. Теперь понятно, что эта журналистка делала на том «высоком собрании», но как она обо всём этом узнала? Надо бы с ней связаться.

Кристина усмехнулась.

— Уже, — сказала девушка, — я встречаюсь с ней завтра в 14.00, — она посмотрела на часы, — ну то есть уже сегодня.

Ксения одобрительно глянула на подругу.

— Молодец, — кивнула она, — поговори с ней, вдруг она тебе что-то дельное расскажет. Ты же не из милиции. Тебе больше доверия. А как думаешь, она может работать на Верховского?

— Вполне может быть, — задумчиво сказала Левонова, — он человек влиятельный. Денег у него на грамотный журналистский заказ хватит. Знаю, что Верховский и Арсенюк враги по бизнесу, возможно, Верховский хочет чем-то насолить Арсенюку.

— А на чём Арсенюк поднялся? — спросила Ксения.

Кристина криво усмехнулась:

— На торговле заряженными пирамидками.

Ксения сделала удивленные глаза.

— Да, дорогая моя, — улыбнулась Кристина, — и такой заработок приносит солидный доход. Правда, сейчас он этим уже не занимается. Накопив денег на пирамидках, он по случаю прикупил пару литиевых заводов и теперь вся промышленность под ним. Может, Верховский хочет откусить от этого пирога, да не знает, как подступиться?

— Но зачем Верховскому лезть в дела Арсенюка? — покачала головой Ксения. — Ему своей химии мало?

— Да мало ли поводов? — пожала плечами Кристина. — Возможно, он во власть решил пойти, ну сделать что-то яркое, справедливое, чтобы народ поверил в нового губернатора или депутата. Знаешь, пару месяцев назад Верховский предложил мне стать его политтехнологом. Правда, не лично, через свою помощницу Александру Рыкову. Я тогда отказалась, мне показалось, что независимая работа интереснее, но я ещё подумала, зачем Верховскому политтехнолог? Он всегда держался в стороне от политики. Человек он закрытый, даже замкнутый. Непонятно.

Ксения задумчиво скрестила руки и с полминуты помолчала.

— То-то и оно, — сказала она, — люди склада Верховского если и делают что-либо, то только с определенным расчетом и смыслом. И потом, причем здесь убитая Кирсанова и две пропавшие девушки? Какая связь может быть между ними и всем этим?

Кристина задумчиво приподняла бровь.

— Так, может, связи нет? — спросила она. — Может быть, дело Кирсановой здесь не причем?

Ксения покачала головой.

— Нет, — сказала девушка, — должна быть. Уж слишком всё крутится в одной точке. Не верю я в такие совпадения.

Совпадений вообще не бывает, сказала себе девушка.

* * *

Всё утро следующего дня Алексей Соболь изнывал в крошечной комнатке, которая являлась предбанником районной управы Яснопольского района, и терпеливо ждал своей очереди. Можно было, конечно, вытащить удостоверение, растолкать просителей, нахамить секретарше, но это было не в его планах. Покровская, когда провожала его в управу, четко сказала, что не надо привлекать к себе внимание. Вот он и сидел, а точнее, стоял, не привлекая внимания…

— Мужчина, у вас совесть есть!? Вы меня раздавите сейчас, да еще и папкой тычете в лицо!

— Извините, пожалуйста, — сказал Алексей даме средних лет, к которой его придвинула толпа вновь пришедших людей.

Но дама не успокоилась:

— Вы что, пьяный, что ли?! На ногах не держитесь…

— Извините, — ещё раз сказал Алексей, стараясь сохранять спокойствие, — вы видите, сколько народа, если бы не это обстоятельство, я бы близко к вам не подошел.

— Что у вас под курткой? — продолжала негодовать дама, поправляя прическу и отпихивая Соболя как можно дальше от себя.

— Книга, — коротко сказал Алексей.

— Какая ещё книга?! У вас там что-то железное, — она шлепнула Алексея по руке и потрясла ушибленными пальцами, — небось народное добро тыришь, вот тебя бы в советскую власть. Там милиция с тобой живенько бы разобралась. Давно вас всех раскулачить пора. Небось курточку-то на ворованное у народа купил!

Алексею стало смешно, когда он понял, про что говорит его эээ… собеседница. Он наклонился к её уху и прошептал.

— Я вам покажу, — сказал он, — только вы меня не выдавайте!

Дама изогнула шею, чтобы смерить Соболя высокомерным взглядом, а Алексей приоткрыл полу куртки и показал висевший на предплечье «Макаров».

После этого её взгляд утратил высокомерие, дама стремительно выкрутилась со своего места и растворилась в очереди. Через несколько секунд Соболь услышал хлопок двери.

Разговор с дамой отвлек его от главного. Едва он обернулся в сторону заветной двери префекта, как из кабинета выглянула секретарша и деловито объявила обеденный перерыв. Ворча и расталкивая друг друга, просители ручейком начали покидать предбанник. Алексей решил остаться. При исполнении любой инструкции надо учитывать форс-мажор. В данном случае обеденный перерыв в управе. До которого, кстати, было ещё полчаса.

Дождавшись ухода последнего посетителя, Алексей встал и деловито постучал в дверь.

На стук никто не отреагировал. Соболь снова подергал дверь.

— Есть кто живой?

— Я сейчас тебе по голове постучу, — раздалось из кабинета, — обед.

— А написано, что обед через полчаса будет, — упорствовал Алексей.

— Мало ли что где написано, — сказал голос, — я говорю обед, значит, обед, ясно?!

— Яснее некуда, — согласился Алексей, — а если я вам книжечку волшебную покажу, пустите?

Некоторое время голос молчал, потом вновь заговорил. Только не женский, а мужской.

— Какую ещё книжечку? Что вы несёте?!

— Красненькую, — сказал Алексей, — с всадником посередине и называется она удостоверение сотрудника МВД. Так я жду или табельное оружие вынимать?!

Внутри кабинета послышался шорох, а затем дверь открылась и в проеме через цепочку показалась голова девицы лет двадцати.

— Чего надо? — поинтересовалась она, одергивая юбку и поправляя выбившуюся рубашку. — Не видно, что обед?

— Да уж вижу, — заметил Соболь, — мне необходимо выяснить имя и адрес владелицы одной расселённой коммуналки. У вас же имеется такая информация?

— Имеется, — ответила девица, — но вам этих сведений я не предоставлю.

Сказав это, девица захлопнула дверь. Соболь вздохнул и снова постучал.

— Вы, наверное, не поняли, я из милиции, — сказал он.

— Да мне-то что, хоть из администрации Президента, — прокричала девица сквозь закрытую дверь, — без письменной санкции ничего показывать не буду!

— Понятно, — сказал Алексей, — закон превыше всего. В таком случае я тоже буду действовать по закону. Вызову «Сокол», они вам ящички повыворачивают. Как вы думаете, сколько я там паспортов липовых найду?

Снова послышался шорох и дверь открылась. Только уже полностью.

— Удостоверение покажите! — уже на полтона тише сказала девица.

Алексей, подчиняясь, вытащил удостоверение. Вся конспирация насмарку.

Девица, ничего не говоря, подошла к компьютеру.

— Адрес? — отрывисто спросила она.

— Чкалова 9-а, — сказал Соболь, — квартира 38. Девица что-то почикала и пощелкала на компьютере.

— Квартира была расселена полгода назад. Принадлежит теперь единолично Левицкой Инге Евгеньевне.

Соболь от удивления чуть папку не уронил.

— Как-как? — переспросил Алексей, торопливо достав блокнот, — Левицкой?

— Да, — ответила девица, — а вы что хотели услышать? —

Алексей покачал головой.

— Нет, нет, всё в порядке, — сказал он, — спасибо за помощь следствию.

— Не булькает, — отозвалась девица, — дверь за собой закройте.

Алексей так и поступил. Надо сказать, что выходил он в довольно недоумённых чувствах. Если жена Левицкого хозяйка квартиры, где её муж встречался с таинственным некто, почему она не сообщила об этом?

Околоточный достал мобильник и набрал Покровскую.

— Это Соболь. Новость из серии невероятно, но факт. Хозяйкой нашей квартиры является Левицкая Инга Евгеньевна.

— Это жена? — уточняющее осведомилась Наташа.

— Ага, — сказал Алексей, — именно она.

— Так, — Соболь услышал звук падающей ручки, — а это значит? — спросила Покровская.

— А это значит, — сказал Алексей, — что жена наврала про то, что не знала, зачем её муж ездил в Яснопольский район.

— Как минимум, — сказала Наташа, — а ещё это значит, что нам нужно ехать заново опрашивать Ингу Левицкую.

— Понял, — сказал Алексей, — за вами заехать?

— Нет, — сказала Наташа, — на перекладных доберусь.

А ты не теряй времени. Прямо сейчас и выезжай.

— Понял, — сказал Соболь, — еду.

* * *

Александр открыл глаза и с односекундным удивлением увидел свое отражение на зеркальном потолке спальни в квартире Шурочки. Девушка лежала рядом с ним, слегка прикрыв одеялом свое обнаженное тело, её волосы, обычно аккуратно уложенные, теперь были разборсаны по подушке. Она была настолько прекрасной, что Александр некоторое время не мог оторвать от неё глаз. Он наслаждался запахом её волос и кожи, её кротким дыханием. Александр поймал себя на мысли, что он хочет её, прямо сейчас. Молодой человек тряхнул головой. Нет, это неправильно, подумал он. В том, что они были вместе, было что-то неправильное, неестественное.

Тогда зачем ты делаешь это, зазвучал внутренний голос, она ведь тебе нравится? Ты же хочешь её. Она дала тебе утешение и ласку, которые были тебе нужны. Разве не так?

Молодой человек повертел головой. Ерунда, подумал он, разве это любовь? Разве это то, что я чувствую к Анастасии? Так, простая физиология. Надо все прекратить и забыть, а ещё лучше взять и уехать. Уехать, пока не поздно.

Уехать не получится, сказал внутренний голос, разве ты не пытался? Ты до сих пор не понял? Зачем ты нужен и для кого? Ты не имеешь права отступать.

Я не хочу, не хочу больше никого травмировать, сказал сам себе Верховский.

Ты всегда можешь отказаться, ответил голос, у человека всегда есть выбор.

Чушь, чушь. Александр встал и, перешагивая через разбросанные вещи, зашел в ванную. Заглянул в зеркало и увидел свое лицо. Оно было как всегда спокойным и ясным. Его лицо никогда не выдавало эмоций, наверное, он мог бы стать неплохим политиком.

Его всё время спрашивали, что он чувствует. Красивый, умный, мужественный, успешный. Чего ещё нужно было желать? Может быть, немного реальности. Ведь его сделали таким. Ему придумали его образ. Реальность же всегда сложнее. В реальности его грыз страх. Липкий, ползучий, который забирался в самые дальние уголки сознания, путал и рвал мысли. Какой это страх? Александр знал. Он холодный, мертвый, но недостаточно мертвый. Он просыпается в его душе и поедает сердце, и он знал имя этого страха. Она была его страхом, его любовью и его страхом, и он не мог и не хотел убивать этот страх. Если он убьет этот страх, он убьет её. Страх — вот что он чувствует. Страх привел его к тому, что произошло в Женеве. Страх разорвал его и Анастасию. Он всё время испытывает страх. Потому что в этом мире всё и всегда умирает. Умирает и ничего не остаётся. Никогда, даже песчинки. Даже звезды сгорают. Страх — вот что правит миром, не любовь, а страх.

Женева, восемь лет назад

Тусклое свечение зеленых ламп. Запахи табака и пота в душном помещении паба вызывали у Александра тошноту. Натирая свой кий, он смотрел, как его соперник отправляет красный шар в угол стола и как шар этот медленно закатывается в лузу.

Александр неожиданно почувствовал, что устал. Он всегда знал пределы возможностей своего тела и мозга. Это помогало ему не выдыхаться до конца и избегать притупления чувств, плодящего ошибки.

Но сегодня всё было по-особому.

Александр никогда не играл на деньги. Он, безусловно, был азартен, но считал себя выше того, чтобы собирать банк и делать ставки. Игра (любая игра) интересовала его, как сама цель, а не как средство к достижению цели.

А сегодня Александр играл не на деньги. Сегодня он играл на жизнь. Не впрямую, конечно. Но сама мысль о подобной ставке поднимала его уровень адреналина. А он помогал в игре.

Игре, которая могла наполнить его жизнь смыслом, а могла и сломать, если он сделает ошибку.

Александр не делал ошибок.

Плавно опустив кий на сукно, Верховский прицелился и ткнул один из шаров. Тот весело покатился по зеленой поверхности стола и, опрокинув в лузу два других, закатился вслед за ними.

— Партия! — довольно сказал он. Для Верховского это была шарада. Увлекательная, интересная, но шарада.

— Красиво играешь! — отметил Чилуэлл. — Но я подумал и решил, что одного бильярда для доказательства любви к Анастасии будет недостаточно. Любовь надо связывать кровью. Вот и свяжи.

Александр нахмурился. История набирала обороты. И по мере набирания этих оборотов она нравилась ему всё меньше.

— Я не Фауст, а ты не Мефистофель, — ровно сказал он.

— Скреплять узы своей кровью способ устаревший — заметил Чилуэлл, — и довольно грубый. Я же предлагаю тебе проверить свою силу духа. Если ты пойдешь на это, я поверю, что ты её любишь.

— Ты пьян, — сказал Александр, — неужели ты думаешь, что Анастасия сможет меня принять, если я совершу подобный поступок?

— А кто ей скажет? — фыркнул Чилуэлл. — Я буду молчать. А если ты боишься легавых, то я же тебе не посла грохнуть предлагаю. За этим баром большой выбор кандидатов. Трупом больше, трупом меньше.

Чилуэлл вытащил из-под полы куртки серебристый пистолет.

— Действуй, — сказал он, — покажи, на что способен.

Они вдвоем вышли из паба на промозглый Женевский «Бист». Зашли за угол. Там действительно сидели, закутавшись в одеяла, пара-тройка людей, скорее всего румыны или цыгане.

Александр достал пистолет. Он уже плохо соображал, что делает. Адреналин зашкаливал. И вдруг он остановился. Сам не понимая почему, словно кто-то перехватил его руку. Александр глубоко вздохнул. Короткое затмение спало. Молодой человек развернулся и с презрением посмотрел на Тома.

— Нет, — отрезвленным голосом сказал он, — этого не будет! Не получив желанного, ты хочешь мешать другим. Этого не будет!

Том пронзительно засмеялся.

— Замечательно, — сказал он, — пересилить себя ты не можешь, а значит, ты проиграл. Но попытка засчитывается.

Больше Александр ничего не помнил. Пала тьма. Очнулся он от запаха тлеющих дров. Сколько времени пролежал он на снегу, так и осталось загадкой. Один из румын настойчиво совал ему в лицо жестяную чашку с каким-то отваром, а заодно показывал на нос. Александр прикоснулся к своему носу и убедился, что он сломан. Дав румынам денег и поблагодарив, Верховский встал и, пошатываясь, вышел со двора. Идти особо было некуда. В полиции его рассказу всё равно не поверят, а что касается Анастасии, то не хотелось рвать её чистую душу. Оставалось одно место — Шурочка. Она его примет и поймет.

* * *

В реальность из образов прошлого его вернуло гудение мобильного телефона. Номер был незнакомый.

— Доброе утро, Александр Владимирович, — услышал он сухой мужской голос.

— Адашев, подумал Александр, только его сейчас не хватало. Политикой Александр особенно не интересовался, но когда бывал по необходимости на разных светских мероприятиях, то пересекался с экс-генералом, правда, близко они никогда не общались. У Адашева всегда были сомнительные знакомые и весьма темное происхождение капитала, однако, поскольку открыто воротить нос в понти́йском бомонде было не принято, то Александр всегда был с ним вежлив, но аккуратен.

— Доброе утро, Сергей Александрович, — сказал Александр, — чем обязан вашему столь раннему звонку?

Адашев усмехнулся в трубку.

— Это смотря в какой стране находишься, — заметил экс-председатель, например, в Кранцберге, уже десять часов утра.

— Вы прилетели в Кранцберг? — осведомился Верховский. — На саммит или как частное лицо?

— Возможно, и то и другое, — сказал Адашев, — все зависит от того, как пройдут эти выходные. Кстати, я устраиваю завтра коктейль в своем загородном доме, по поводу создания нового общественного движения, и приглашаю своих друзей.

Ах, вот оно что, понял Александр, значит, лига Тополевича активно действует и ищет спонсоров.

— Я ценю, что вы считаете меня своим другом, — сказал Верховский, — однако, вы ведь знаете, я далек от политики. Разработки моей фирмы нужны любой власти в любой стране, и мне всё равно, кому их продавать. Вы же знаете, что политика интересует меня только на предмет шуток.

— Давайте пошутим вместе, — предложил Адашев, — общество, которое я приглашаю, будет незатейливое, смешанное и бесхитростное, и ваше остроумие окажется весьма уместно.

Александр с полминуты помолчал. Вряд ли Адашев собирает гостей только для коктейля. Тополевич, скорее всего, отчитал Адашева за недостаточное финансирование новой избирательной кампании. Александру это было действительно безразлично, но на этой встрече он мог узнать что-то, что могло помочь Анастасии.

— В таком случае премного благодарен за приглашение, — сказал Александр, — обязательно приеду.

Верховский отключил мобильный. В конце концов, это дополнительный прилив адреналина. Он будет получать эстетическое удовольствие от грызни понти́йской элиты. Это во-первых, а во-вторых, ему было интересно, кто из людей его круга согласится дать Тополевичу деньги.

Александр почувствовал на своей шее руки Шурочки и жаркий поцелуй её губ.

— Доброе утро, — проворковала красавица, — кто звонил?

— Адашев, — сказал Александр, — пригласил меня на коктейль, завтра.

Шурочка вопросительно сдвинула брови.

— Коктейль!? — настороженно спросила она, мгновенно превратившись из подружки в юриста компании. — С чего бы Адашеву интересоваться тобой, он же знает, что ты вне политики?

Верховский пожал плечами.

— Его не только деньги интересуют, — сказал он, — скорее возможность показать, что его движение, наоборот, поддерживают люди, такие, как я.

— Ты пойдешь?

Вопрос профессионала. У неё всегда получалось лучше выглядеть, чем у Анастасии.

Верховский кивнул.

— Думаю, что мне удастся, что-то узнать о том, почему убили Андрея, возможно, это как-то связанно с убийством той девушки в пансионате.

— Почему ты так решил? — настороженно спросила Шурочка.

— Мой начальник службы безопасности сумел добыть фотки с убийства Левицкого, так вот удар, которым умертвили Андрея, очень похож на тот, которым убили Кирсанову.

Шурочка флегматично хмыкнула.

— Похожий это не значит, что один и тот же, — заметила девушка.

Александр вздохнул.

— Удар редкий, — сказал он. — Резкий и снизу-вверх, индейцы в Канаде медведей таким образом убивают.

— Но причём здесь Анастасия? — спросила Шурочка. — Зачем труп подбрасывать ей?

— Возможно, она вообще не причем, — сказал Александр, — а вот Дмитрия Борисовича таким образом пугать могут, вот я и хочу посмотреть, будет он завтра на коктейле или нет, а чтобы ты не волновалась, пойдешь со мной.

Их губы снова слились в поцелуе. Всего лишь физиология, напомнил себе Александр, развязывая халат девушки.

* * *

Ксения сидела на кровати в комнате убитой Екатерины Кирсановой. Она осматривала светлые её стены, полки, заставленные мягкими игрушками, разбросанные на полу девчачьи журналы и пыталась вспомнить, каково быть подростком. Екатерине было семнадцать. Она только начинала жизнь. Строила планы, заигрывала с мальчиками, а потом всё оборвалось. В один миг.

Странная штука судьба. Каждый день девочка просыпалась на этой кровати, наряжалась, красилась, надевала какие-то украшения и выходила в мир, где очаровывала всех своим умом и красотой, которыми она обладала в избытке, судя по рассказам. У Кирсановой было всё то, чего не было у большинства её сверстниц. Она должна была прожить совсем иную жизнь, но теперь её тело лежало в морге.

Немотивированных преступлений не бывает. Где-то под толстым слоем лжи и уверток её окружения должна быть ниточка, которая ведет отсюда, из этой комнаты, к тому пансионату, где Кирсанова встретила свой страшный конец. Мотивы всегда оставляют следы.

Ксения стала перелистывать фотоальбом, который держала в руках. На снимках была девочка. Разного возраста, с разными интересами: отец сажает дочь на первый велосипед, семья лепит снеговика, девочка идёт в первый класс, а вот фотография, где она постарше, уже накрашена, уже в мини-юбке, уже в обнимку с мальчиком. По фотографиям было видно, что с определенного возраста она любила быть в мужской компании и не стеснялась этого.

Не найдя ничего для себя особенного в вещах девушки, Ксения принялась осматривать её платяной шкаф.

Предметы одежды Кирсановой были отражением её жизни: мини-юбки, узкие джинсы, короткие платья, шорты… Вещи, которые могла носить девушка с очень хорошей фигурой. Но эти вещи она не могла носить в школе, значит, она ходила в них куда-то ещё. Ксению этот момент заинтересовал, поскольку, когда обнаружили её тело, на Кирсановой была школьная форма. Она как-то не придала сразу значение этому факту, а зря. Если бы Кирсанова после вечеринки шла на свидание, она бы не надевала школьную форму, если, конечно, не учитывать некоторых мужских предпочтений, значит, встреча или была не с мужчиной, или была спонтанной. Щеку что-то больно кольнуло, зарывшаяся в одежду Ксения инстинктивно выдернула голову а затем аккуратно достала оцарапавший её предмет. Это оказался бежевый багет-бег с какими-то металлическими нашлепками. Сумка висела глубоко сзади остальных вещей.

Ксения расстегнула молнию и опустила руку внутрь. Пальцы зажали предметы, которые на ощупь были похожи на паспорт и кошелёк. Когда девушка их достала, то убедилась в этом окончательно. Кошелек был небольшой, но, судя по материалу, стоил денег и был чем-то набит. Сняв кнопочную застежку, Ксения открыла кошелёк, и у неё глаза на лоб полезли. В кошельке лежало несколько банкнот иностранной валюты, которые при детальном рассмотрении оказались швейцарскими франками. Около трех тысяч. Сумма не астрономическая, но большая, а уж для Кирсановой… Странно, откуда у неё такие деньги? В голову моментально полезли разные плохие мысли, но Ксения их тут же прогнала. Положив на место кошелёк, девушка открыла паспорт. Паспорт был заграничный, ну то есть для заграничных поездок и оформлен на Кирсанову. Ксения, как заправский пограничник, стала перелистывать страницы и сразу же наткнулась на свежепроставленую французскую визу. На этом же развороте была прикреплена маленькая бумажка, на которой было написано: Montreux, route de Jaman, 18.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, пронеслось в голове Аваловой. Откуда у семнадцатилетней школьницы всё это? Дорогой кошелёк, конечно, мог подарить Антон Сиджан, но эти деньги, виза и швейцарский адрес, что это? Возможно, они туда с родителями хотели поехать. Ладно, сейчас узнаем.

— Макс, идите сюда, — позвала она, потом секунду подумала и добавила: — И родителей приведите.

Рауш явился незамедлительно. Его долговязая фигура была в проеме уже через секунд десять. Пока она здесь осматривала комнату, молодой оперативник беседовал с родителями, если, конечно, это можно было назвать беседой. Почему мы не придумываем слов для таких моментов? Беседовал, разговаривал. Разве можно разговаривать или беседовать с человеком об убитом его ребёнке?

Вслед за Раушем в комнату прошли родители. Они с ужасом глядели по сторонам, словно бы вместо комнаты дочери зияла черная дыра. Отец и мать, постаревшие и осунувшиеся, с пустыми равнодушными глазами, совсем не такие, как на фотографиях в альбоме. Это не физическое, поняла Ксения. Физическую боль можно перенести, любую самую тяжелую. Невозможно было перенести лишь душевную боль. Боль от потери частички себя. У девушки защемило сердце. Защемило от чувства собственного бессилия, от того, что она, придумывающая логические комбинации, не сможет вернуть этим людям их дочь. Она ушла. Ушла навсегда.

Авалова жестом поманила Рауша и продемонстрировала ему кошелек.

— Что вы об этом думаете? — спросила она.

Увидев содержимое, Макс удивленно присвистнул.

— Ничего себе содержимое для школьницы, — прокомментировал он.

Раздался тяжелый вздох.

— Вы что-то нашли? — испуганно спросила мать мертвым голосом. Было видно, что для неё важна любая информация. Ксения показала сумку и кошелек.

— Скажите, это вещи вашей дочери? — спросила девушка.

Мать не двинулась с места. Отец подошел ближе на шаг и, прищурив глаза, вгляделся в предметы.

— Да, — хрипло сказал он, — эту сумку мы дарили ей на Новый год, а вот кошелек… Я никогда не видел у неё подобного кошелька.

Ксения задумчиво дернула бровью.

— Возможно, у вас есть предположение, откуда он мог появиться? — спросила она. — Может быть, ей подарила его подруга или молодой человек?

Отец отрицательно замотал головой.

— Нет, — сказал он, — её бывший парень никогда ей ничего не дарил.

Ксения осторожно усмехнулась.

— Как же он тогда за ней ухаживал? — спросила девушка.

Отец пожал плечами.

— А как ухаживают современные парни, — заговорил он, — познакомился, понравилась и завертелось. У них сейчас это быстро. К тому же Катя никогда бы не приняла его подарков. Это ведь не на его деньги было бы.

Авалова сухо кивнула.

— Ясно, — сказала девушка, — а скажите, вы не собирались в ближайшее время за границу?

Отец мрачно посмотрел на неё.

— Послушайте, что за вопросы? — спросил он. — Причём здесь заграница? Что вы нашли в этом кошельке? —

Ксения вздохнула.

— В сумке вашей дочери мы обнаружили её загранпаспорт с проставленной французской визой, а ещё вот этот кошелёк с тремя тысячами швейцарских франков.

Мать закрыла рот рукой то ли от шока, то ли от ужаса.

— Что вы такое говорите? — проговорил отец. — Такие деньги, у нас их с роду не было. И ни в какую Францию мы не собирались. Франция! У нас младший сын только что в школу пошел. Нам его на что поднимать?

— Возможно, вы просто не знали, — предположила Ксения, — может быть, она собиралась поехать с Антоном?

— Да что вы! — сказала мать. — Катя никогда нас не обманывала. Скрывала что-нибудь, возможно. Но такое! Да мы бы сразу узнали! Мы с ней были очень близки.

Ксения кивнула.

— У неё были друзья или подруги, кроме школьных? — спросила она.

Отец с бледным лицом и потухшими глазами пробормотал:

— Насколько я знаю, нет, обычно после школы она сразу возвращалась домой. Сидела с братиком. У нас работа заканчивается поздно, и она забирала его из школы и ждала нас.

— Обычно? — переспросила Ксения.

— Она задерживалась, один или два раза, — проговорила мать, — один раз даже пришла утром, сказала, что была у Тани.

— А что такое? — спросил отец. — У вас какая-то другая информация?

— Судя по показаниям свидетелей, — вступил Рауш, — она покинула вечеринку и должна была с кем-то встретиться.

— С кем? — спросила мать.

— Мы не знаем, — сказала Ксения, — но, судя по всему, этот кто-то не из лицея.

Вновь отрицательный кивок.

— Вы знали, что она интересуется политикой? — спросил Рауш. — Нам это сказала её учительница.

Короткий кивок согласия от отца.

— Да, — сказал он, — все время с ней носилась. Ходила на разные акции и прочее. Я даже иногда бранил её за это, мол, тебе-то что, смотреть, как они, политиканы эти, все власть дербанят.

— И что она ответила вам?

Отец невесело усмехнулся:

— Сказала, что я ничего не понимаю и что молодежь должна решать судьбу страны.

Авалова дернула бровью. Она уже это слышала, недавно.

— Вы никогда не слышали от неё фамилию Левицкий или словосочетание «Лига честности»?

Ещё один отрицательный кивок.

В кармане Ксении завибрировал мобильник.

— Авалова.

— Вас беспокоит помощница Александра Верховского, — раздался женский голос в трубке, — моя фамилия Рыкова. Александру Владимировичу нужно с вами встретиться и обсудить кое-какие детали дела, которое вы ведете.

А мне-то как нужно с ним встретиться, ухмыльнулась про себя Ксения. Но Верховский позвонил первым, хотя его вроде бы ничего не связывало с этим делом. Мог дождаться звонка, значит, нервы оказались не такими крепкими, как говорят.

— Скажите где и когда, — сухо произнесла девушка, она могла бы промариновать их немного, но желания играться не было никакого. Девочку убили, и это трагедия, а над трагедиями Ксения никогда не иронизировала.

— Ресторан «Чайка» вас устроит? — спросила Александра. — В 14.00.

— Хорошо, я буду, — бесстрастно ответила Ксения.

— Что там? — спросила мать погибшей девушки.

— Это по работе, мне нужно ехать.

— Это связано с Катей? Обманывать их не стоило.

— Возможно, — сказала Ксения, — я встречаюсь с Александром Верховским, это спонсор лицея, где она училась.

— Он что-то знает? — спросила мать.

— Я пока не могу сказать, — честно призналась Авалова. Отец проводил их до двери.

— Скажите мне, только честно, — глухо произнес он, — Катя сильно страдала? Мне надо знать.

Ксения постаралась смотреть прямо в глаза.

— Нет, — сухо сказала она, — если это вас утешит, она умерла сразу, простите.

Авалова открыла дверь и хотела выйти, но в неё врезался светловолосый мальчик лет восьми.

— Андрюша, поздоровайся с тетей, — сказал отец, — она из милиции.

Мальчишка расплылся в улыбке.

— Привет, — весело сказал он, протягивая руку. Ксения села на корточки перед мальчиком.

— Как тебя зовут? — спросила она, пожимая руку мальчика.

— Меня зовут Андрюша, — серьезно сказал мальчик, — а тебя?

— А меня Ксюша.

— У меня одноклассницу тоже зовут Ксюша, — лицо мальчика помрачнело, — а вы найдете плохого дядю, который сделал Кате больно?

В этом вопросе удивительным образом смешались детская непосредственность и понимание произошедшего. Девушка осторожно вынула висевший под жилеткой пистолет из наплечной кобуры и сунула за пояс, а кобуру сняла с себя и протянула мальчику.

— Держи! — сказала она. — Найдем, обещаю тебе. Мальчишка просиял.

— Ух, ты, — воскликнул он, — настоящая!

— А то, — улыбнулась Ксения, — самая что ни на есть. Даже отец сумел выдавить из себя улыбку, глядя на радующегося сына.

— Скажи тёте спасибо, — произнес он.

— Спасибо, — звонко сказал мальчик, — я вырасту и тоже стану милиционером и буду ловить преступников, как ты. Ксения широко улыбнулась. Вот ради этого мальчика она должна найти того, кто это сделал, и она найдет, обязательно.

— Держите нас в курсе, — сказал отец перед тем, как закрыть дверь.

Ксения кивнула и вышла из квартиры.

Дверь со скрипом закрылась, но девушка не торопилась уходить, напарник нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Авалова, с полсекунды постояв, внезапно вытащила изъятый кошелёк и, проверив наличие в нём денег, сунула его в почтовый ящик, прибитый к входной двери квартиры.

Жалкое подношение, но что ещё она могла сделать.

На данный момент.

* * *

История становилась всё запутаннее, и Кристине Левоновой это не нравилось.

Ею же добытая информация о причастности Арсенюка и Тополевича к производству странного препарата вызывала только больше вопросов. Если оппозиционеры имеют столько средств (ведь прибыль от подобных предприятий достаточно велика), возникает вопрос, зачем ребятам из «Лиги» нужна вся эта катавасия со спонсорами? Денег много не бывает, это верно, тем более, когда речь идет о таких вещах, как избирательная кампания, но зачем идти на риск, если ты и так имеешь в кармане достаточно средств. Значит, прибыль от этого лекарства служила для других целей. Возникал вопрос, для каких. Вряд ли только для личного обогащения.

Дополнительную информацию об этом препарате она пока не узнавала, решила подождать, что ей скажет Ольга Касаткина. Журналистка сразу пошла на контакт и это немного смутило девушку. Она бы на месте этой Ольги так легко не доверилась бы незнакомому человеку.

Все эти мысли крутились в голове Левоновой, пока она подходила к ресторану «Калипсо», где у неё была назначена встреча. Кристине хватило нескольких секунд, чтобы понять, что та, с кем она собралась встречаться, — занята. Сквозь прозрачную витрину Левонова заметила журналистку в компании темноволосой молодой девушки лет двадцати шести — двадцати семи. Сидя друг напротив друга, они довольно оживленно беседовали и, судя по довольно сосредоточенным лицам, обсуждали что-то такое, что вряд ли укладывалось в обычный обеденный разговор.

Кристина замедлила шаг, остановилась перед входом в ресторан и зашла за выступ стены, так, чтобы её не мог ли видеть из помещения. Ждать пришлось недолго, минут через пятнадцать брюнетка незнакомка вышла из кафе и, накинув легкую кожаную куртку, нацелила свой шаг в направлении припаркованного компактного «Фольксвагена». Кристина изогнула голову, чтобы рассмотреть номер, и щелкнула автомобиль на свой смартфон. Через несколько секунд встроенный анализатор сообщил, что синий «polo» куплен 25 октября прошлого года в автосалоне по адресу Балтийский проспект, 49 и зарегистрирован на Эльмиру Альбертовну Сабурову. Коротко и ясно.

Кристина задумчиво закусила губу. Сегодня с утра ей звонила Покровская, она встречалась с тем начальником охранного агентства, о котором говорил Раевский. Добровольский назвал Наталье три фамилии тех бизнесменов, которых Тополевич хочет привлечь на свою сторону. Одна фамилия была Урусов, вторая Сабуров, а ещё сказал, что на этих бизнесменов могут влиять через дочерей. Возможно, что убийство в пансионате предупреждение Урусову? Возможно, это версия. А вот Сабурова… Интересно, что может связывать дочку крупного нефтяника с этой странной журналисткой? Кристина знала, что Сабурова тоже училась в Швейцарии, правда, несколько раньше остальных участников всего этого действа, но она могла знать и Левицкого, и Ольгу Касаткину. Что это? Встреча подруг или Сабурова как-то связана с расследованием, которое ведет Ольга? Может быть, Эльмира тоже знает об интересе «Лиги честности» к её отцу? Тогда Ольга, которая борется против Тополевича сотоварищи, может быть ей полезна, как и её расследование. Или сама Касаткина работает на Сабурова?

Вот сейчас и узнаем, заключила Кристина, протискиваясь в дверь ресторана. Обстановка внутри была милой и демократичной. Ольга Касаткина сидела там, где Левонова впервые увидела её, когда вошла ранее.

— Вы Ольга? — спросила Левонова и, получив утвердительный кивок, села напротив девушки.

— А вы, я так полагаю, Кристина? — последовал встречный вопрос. — Я вас несколько по-другому представляла.

— Вас что-то не устраивает? — ухмыльнулась Кристина.

Журналистка бросила в её сторону профессиональный оценивающий взгляд.

— Сохрани господь, — сказала девушка, — я же не на романтическое свидание пришла, только давайте без прелюдий к делу. Зачем я вам понадобилась? И договоримся — без ваших милицейских штучек. Итак?

— Ну прежде всего, я не из милиции, — коротко сказала Кристина, — вы же наверняка навели обо мне справки и думаю, что вы знаете, кто меня интересует: Арсенюк и Тополевич.

Ольга театрально хмыкнула.

— Шикарно, — заметила она, — и что вас заставляет думать, что я что-то о них знаю, что вам нужно?

Кристина улыбнулась. Девушка была неробкого десятка, значит, то, что она пишет, имеет под собой основания. Вопрос был только в том, по своей ли воле мадмуазель Касаткина писала те статьи, с которыми она ознакомилась, или её кто-то «попросил» об этом.

— Ну, скажем так, я внимательно изучила ваши публикации в интернете, — сказала Левонова, — и особенно сделала упор на то, что вы писали между строк, я же могу рассчитывать на правду с вашей стороны?

Ольга достала из сумки нераспечатанную пачку сигарет, разорвала целлофановую упаковку и взяла сигарету в зубы, бросив на собеседницу мрачный взгляд.

— А вы думаете, что вы единственная, кто читает между строк? — поинтересовалась журналистка. — Это умеют делать и те, кто много влиятельнее вас. В моих публикациях нет и десяти процентов того материала, которым я обладаю и которым я уже год как занимаюсь. Иначе я вряд ли сидела бы перед вами здесь, сейчас. — Стесняюсь спросить, но почему вы хотите узнать про этих людей у журналиста?

Кристина усмехнулась.

— Потому что в других инстанциях я ничего не получу, — сказала она, — думаю, вы это понимаете, кроме того вам же нужны люди, которым вы можете доверить информацию?

Ольга посмотрела на собеседницу весьма скептически. Если бы здесь была Ксения, то она, наверное, заметила бы, что давно привыкла видеть такие взгляды и у свидетелей, и у журналистов, и иногда даже у некоторых коллег.

— Убедили, — наконец сказала девушка, — только я всё скажу на словах. И пожалуйста, без диктофонов.

— Я запомню, — сказала Кристина, — скажите, пожалуйста, а откуда идея написать о лекарстве? И откуда информация о вреде препарата, который вы упоминаете?

Ольга достала из сумки зажигалку и закурила.

— Это началось год назад, — сказала она, — мне позвонила подруга, мы познакомились, когда я училась в Швейцарии. Она рассказала мне совершенно дикую историю…

Кранцберг; Август прошлого года…

Врубив кондиционер на полную мощность и расстегнув до того предела, который позволяли правила приличия и дресс-кода, белую льняную рубашку, Ольга, развалившись на кресле, вяло тыкала пальцем по клавишам ноутбука. Летний сезон в Кранцберге, особенно август месяц, был малопригоден для кропотливой интеллектуальной работы, которой она занималась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось вырубить дурацкий компьютер и окунуться в море или в бассейн, ну, в общем, что-то такое, где есть холодная вода. Но до обеденного перерыва оставался ещё час, и поэтому мечты Ольги пока оставались мечтами.

Девушка, откровенно скучая, печатала статью о повышении налогов на землю. Она занималась этим уже целый день, и ничего бы не изменилось, если бы не звонок мобильного.

Покрутив головой и размяв ноющие шейные мышцы, девушка без всякого удовольствия поднесла смартфон к уху.

Услышав голос, уныние у неё прошло. Звонила ей сейчас её старая подруга Эльмира, они познакомились, когда Ольга училась в Швейцарии. Позже именно Ольга познакомила Эльмиру с её женихом — Альваро. В этом месяце у них должна была быть свадьба, и Ольга терпеливо ждала известий. Поэтому её первый вопрос был, конечно же, о свадьбе.

— Свадьбы не будет, — коротко сказала Эльмира, — Альваро погиб.

Минуты две Ольга сидела, как громом пораженная. Она только сейчас заметила, что голос подруги изменился. Не было прежнего задора и легкости.

— Как? — переспросила Ольга. — Когда?

— Неделю назад, — сказала Эльмира, — его сбили машиной, когда он переходил улицу. Мне нужно с тобой встретиться, у меня для тебя есть некоторая информация, которой я бы хотела с тобой поделиться. Это касается смерти Альваро.

Ольга посмотрела на старинные деревянные часы, висевшие на стене напротив неё. Они показывали без десяти два.

— Хорошо, — сказала она, — давай через пятнадцать минут в ресторане на набережной.

Они распрощались, и Ольга повесила трубку. Как же так? Почему? Что вообще случилось? Её вопросы оставались без ответа, потому что ответить было некому.

Она вышла из офиса в два. Путь до итальянского ресторанчика «La Plaza» не занял и пяти минут. Весь путь слова Эльмиры не выходили из головы. Припарковав машину, Ольга направилась в ресторан. Знакомый официант проводил её на террасу, откуда открывался вид на пляж, который был, по обыкновению, усеян людьми, и на стального цвета море.

Эльмира сидела за столиком у края террасы. На столике уже стоял бокал, в котором весело поблескивало на солнце красно-бурое вино. Эльмира смотрела вдаль. Лицо её, наполовину затененное деревянной крышей, было спокойно и бесстрастно, черные волосы, развеваясь на ветру, при свете солнца казались грозовой тучей.

— Спасибо, что пришла, — сказала Эльмира, — мне нужна твоя помощь, Оля, — ты же журналистка. И мне нужны, так сказать, твои таланты.

— Сделаю всё, что смогу, конечно, — сказала Ольга, — но что случилось? Это связано с Альваро?

— Да, — глухо ответила Эльмира, — ты ведь знаешь, что младшая сестра Альваро сильно больна?

Ольга кивнула.

— Так вот, — начала Эльмира, — год назад Марта сломала ногу, она с друзьями каталась на лыжах. Проходила на костылях в гипсе, как положено, а нога всё болит и болит. Альваро устроил сестру в одну частную клинику в Швейцарии, он ведь очень любил сестру, они росли без родителей. Марта всегда была смыслом его жизни. А клиника эта считалась одной из лучших в Швейцарии. Ну вот, и тамошние врачи порекомендовали некий новомодный препарат, который назывался «Греларозол». Ты знаешь, как я отношусь ко всяким подобным средствам, но Альваро не стал меня слушать.

— И оно не помогло? — уточняющее спросила Ольга.

— Да нет, помогло, — сказала Эльмира, — нога болеть перестала, но Марта не смогла от него избавиться. Она пила это лекарство всё больше и больше. Практически жила на таблетках. А однажды они пошли с классом в поход, а таблеток не оказалось. И всё: ломка, судороги. Потеряла сознание, еле откачали. Альваро устроил её к одному своему знакомому доктору, а сам попытался провести частное расследование, но неудачно. Он собрал кое-какие бумаги и хотел отнести их в полицию, но не успел. В тот день, когда он шел в комиссариат, его сбила машина. — Эльмира замолчала, снова повернув голову к морю.

— Когда я узнала об этом, — продолжила она спустя минуту, — я забрала Марту из клиники. Я не знала, куда я её дену, но мне повезло. Через своего знакомого ювелира, по фамилии Гааз, я спрятала девочку в одном католическом соборе.

Ольга за время своей журналисткой практики видела всякое, но такое…

— Стесняюсь спросить, — сказала она, четко подбирая слова, — эти документы у тебя?

— Я поэтому и пришла, — сказала Эльмира, — мне нужна правдивая и честная статья про это лекарство и людей, которые за ним стоят. Это единственный шанс снять лекарство с производства и прекратить травить людей…

Сейчас

Кристина допила кофе и некоторое время вертела чашку в руках, обдумывая историю, которую ей поведала Ольга.

— Ну, хорошо, — сказала она, — с этими таблетками всё более-менее понятно, но как вы узнали, что Арсенюк и Тополевич причастны к производству?

— Когда мы стали раскапывать это дело, информации было крайне мало, — начала говорить Ольга, — и мы решили зайти с другой стороны. Мы решили узнать больше о той швейцарской клинике, где посоветовали принимать греларозол. Сначала мы ничего особенного не обнаружили. С виду это была обычная клиника. Но Эльмиру насторожили её владельцы. Их было несколько, и они нигде раньше не светились. Это было странно, потому что Швейцария очень маленькая страна, и все больницы там на виду. Мы стали наводить справки и выяснили, что несмотря на наличие кучки владельцев, решающим голосом обладает одна канадская компания, а точнее, единоличное партнерство.

— И каким же образом вы это узнали?

— Вопрос цены, — коротко ответила Ольга, — иногда бывают словоохотливые свидетели. Впрочем, я не в курсе подробностей. Сбором информации занималась Эльмира. Я лишь обращала факты в текст, но все документы были подлинные. Я вас заверяю. Кроме того, Эльмира нашла одну медсестру, которая работала в клинике. Она ей рассказала, что около десяти лет назад клиника уже закупала похожий препарат, только назывался он подругому, и от передозировки этим препаратом умерла жена одного крупного банкира. Расследование этого дела вел английский адвокат Джеймс Чилуэлл, который был убит при странных обстоятельствах, а потом убили и самого банкира, а документы о том препарате исчезли. Какие бывают сознательные медсестры, усмехнулась Ксения. Скорее всего, эта медсестра работала на убитого Чилуэлла и решила передать информацию тому, кому она пригодится.

— Собрав информацию, — продолжала Ольга, — мы обратились к нашему общему другу. Попросили о помощи, он был депутатом законодательного собрания Борисфена, и через свои связи в органах стал собирать данные, и как только что-то нашел…

— Его убили, — закончила Кристина, — вы ведь имеете в виду Андрея Левицкого?

Ольга замолчала.

— Откуда вы знаете? — спросила она.

— Мои знакомые ведут это дело, — произнесла Кристина, — они как раз были в поисках мотива для убийства, теперь благодаря вам пазл начинает собираться. Вы можете сказать, что точно успел узнать Левицкий до того, как его убили?

Ольга тяжело вздохнула.

— Он собрал какие-то документы, — сказала она, — я не знаю, как. С ним больше Эльмира общалась. Но из этих документов стало понятно, что владельцем завода по производству таблеток является Арсенюк. Андрей хотел обратиться в Интерпол, но не успел, как вы знаете, его убили, а меня в этот же день уволили из газеты. Я пошла на риск, показала начальнику часть документов, но чужие проблемы никому не нужны. Вот и вся история.

Левонова сдвинула брови.

— Итак, выстраивается линия, Арсенюк производит лекарство и продает самой своей близкой связи — Тополевичу, который является владельцем клиники в Швейцарии, так?

— Я полагаю, что да, — подтвердила Ольга, — это всё, что я могу вам рассказать, правда.

Кристина хмыкнула.

— Спасибо за откровенность, этого вполне достаточно. Считайте, что ваша история начинается заново. У меня к вам просьба, не могли бы вы сообщить о нашем разговоре и Эльмире Сабуровой, возможно, она тоже захочет что-то рассказать. Вы большая молодец, но мой вам совет: не действуйте в одиночку. Это опасные люди, которые не остановятся ни перед чем.

Расставшись с журналисткой, Кристина некоторое время, словно живой компьютер, анализировала то, что узнала.

Итак, она получила весьма интересную версию убийства Левицкого. Боязнь разоблачения — серьезный мотив. И неважно, что Касаткина не показала никаких доказательств. Ясно было, что, несмотря на внешнее спокойствие, девушка боялась. Каждый бы на её месте боялся. Это естественная, здоровая реакция. Вступить в противостояние с такими, как Арсенюк и Тополевич, не многие возьмутся. Это вызывало уважение, а что нужно, она найдет сама, к тому же у неё тоже есть связи в Швейцарии. Её друг из прошлой жизни наверняка что-то знает об этом деле.

Волновало Кристину другое. Она не могла нащупать связь между убийством Левицкого и Екатерины Кирсановой. Она постоянно прокручивала все возможные варианты равенства. И не находила пока ни одного. Вариант с «предупреждением» для Николая Урусова казался соблазнительным, но из него выпадало предварительное похищение девушки и её подруг. Кроме того, как оказалось, все фигуранты так или иначе знают друг друга. Какая-то онтологизация детерминизма. Лично она, не задумываясь, поставила бы на то, что администратор пансионата — дочь Николая Урусова, Анастасия, — знает и Левицкого, и Касаткину и Сабурову. Но знакомство не означает равенство между делами. Конечно, она могла и ошибаться насчет связи, но внутренний голос подсказывал, что она есть, а Кристина привыкла верить своему внутреннему голосу. Иначе получится слишком много совпадений, а совпадений много не бывает. Вопросов было тоже слишком много. Левонова вздохнула и стала писать Ксении.

* * *

Изумлению Рауша не было предела, и он даже не попытался его скрыть.

— Это же был вещдок! — возмутился он. — Как вы… Ксения ожгла его взглядом.

— Вы его оформили и изъяли? — поинтересовалась девушка. — С понятыми и протоколом?

Макс прищурился.

— Нет, но…

— Я тоже не оформляла, — сказала Ксения, — поэтому разговор ни о чем.

Рауш пробурчал что-то невнятное в ответ.

— У неё кто-то был, — задумчиво произнесла Ксения, когда они выехали из жилого двора, — кто-то помимо Сиджана, этот кто-то и подарил ей кошелёк.

— А почему вы не думаете, что его не мог подарить Сиджан? — нетерпеливо бросил Рауш. — Мало ли что родители не знают. Может, Кирсанова специально не хотела показывать дорогой подарок, и не надо мне втирать про воспитание и прочее, видел я их воспитание.

Ксения пожала плечами.

— Нет, родители сказали не так, с их слов, Сиджан ей вообще ничего не дарил. Даже если она прятала все подарки, а родителям врала, какую-нибудь вещь нашли бы сами родители или мы при обыске.

— Сиджан хотел её вернуть, — возразил Рауш, — может, он решил в качестве знака внимания и жеста любви подарить ей этот кошелёк. Вот с ним у неё и было свидание.

Ксения покачала головой.

— А как тогда кошелек оказался в квартире? — спросила девушка. — Ведь Кирсанову больше живой никто не видел, и главное, что же, по-вашему, и деньги Сиджан в этот кошелек положил?

Макс вздохнул.

— Не знаю, — честно сказал он, — да что вы вообще к этому кошельку прицепились, сами же не стали оформлять его изъятие?

Ксения улыбнулась.

— Не стала, — сказала она, — пусть убийца думает, что мы его не нашли.

Рауш раздраженно откинул голову на подголовник.

— Не возьму я в толк, почему вы решили, что кошелек связан с убийством?

— Потому что там лежали три тысячи швейцарских франков, а в паспорте была французская виза, — коротко ответила девушка.

Оперативник только фыркнул.

— Вы говорите загадками, да, может, она просто на улице его нашла, — предположил Макс, — мало ли.

— А зачем спрятала? — риторически спросила Ксения. — Почему не показала родителям? Здесь что-то не то. В конце концов, даже если кошелек подарил Сиджан, она могла бы показать, нет, этот подарок сделал кто-то, чье внимание она считала важным, но стеснялась его из-за возраста.

— А, понимаю, — кивнул Рауш, — подруга, про которую говорила учительница.

Ксения дернула щекой.

— Скорее друг, — сказала она, — я заметила, что такие девочки, как Кирсанова, сторонятся мальчиков своего возраста. Они считают их слишком инфантильными. Не случайно она бросила Сиджана.

Макс надул щеки.

— Стоп, — сказал он, — вы же сами мне целую теорию составили, что поскольку она была найдена в школьной форме, то не могла встречаться с мужчиной, ну и так далее.

— Ещё я сказала, что встреча могла быть спонтанной, — заметила Ксения, — то есть она была настолько им увлечена, что поехала по первому зову, а так увлеченной можно быть только человеком старше тебя по возрасту или солиднее по статусу, ибо она волновалась, что разонравится ему.

— И поэтому она ничего не говорила родителям? — спросил Макс.

Авалова кивнула.

— Скорее всего, — сказала девушка, — родители обычно не одобряют подобных связей, даже если все происходит достаточно невинно.

— А почему со взрослым мужчиной?

Ксения фыркнула.

— Ну не с ровесниками же она политологию будет обсуждать? — сказала девушка. — Парни её возраста видели в ней объект вожделения, а Кирсановой хотелось утверждения её интеллектуальных способностей.

— Если вы о Левицком, то не вариант, — заметил Макс, — в его движении она не состояла, я проверил.

Авалова усмехнулась:

— Тоже не то, я не случайно спросила об этом родителей, об участии в движении Левицкого они бы знали. Она намеренно скрывала знакомство с этим человеком, скорее всего, стеснялась пересудов, а может быть, и боялась его.

Макс насупился.

— Почему же тогда она продолжала общаться? — спросил он. — И даже хотела поехать с ним во Францию. Она же с ним хотела поехать, по вашей теории.

Ксения флегматично кивнула.

— С ним, — сказала она, — ну а почему продолжала общаться, пока сказать не могу. Возможно, была так им очарована, что это гасило её рациональность.

— А потом могло что-то произойти, они поссорились, и он её убил? — предположил Макс.

— Вряд ли, — недоверчиво сказала Ксения, — опятьтаки, удар, который ей нанесли, слишком хорош. Здесь работал профессионал, да и куда вы денете похищение её подруг? Кто бы это ни был, в его действиях чувствуются подготовленность, спланированность, метод.

— Тогда возвращаемся к первому варианту — маньяк?

— Тоже нет, — сказала Авалова, — маньяк действует в одном районе или городе, да и жертв выбирает по внешней схожести. В похищение школьниц маньяком поверить можно, но Левицкий… он из этой картины выпадает, а удар тот же самый. Такие действия скорее присущи какому-то уникальному киллеру.

— Но зачем уникальному киллеру убивать школьницу? — спросил Рауш.

Ксения покачала головой.

— А вот это и есть главный вопрос. Если мы на него сможем ответить, то и дело раскроем. Здесь какую-то роль играют кошелек и эта виза в паспорте, поэтому она их так прятала. Кирсанова имела при себе деньги и должна была уехать, но только не во Францию, а в Швейцарию.

— Почему в Швейцарию? — не понял Рауш. — Визато французская.

— А деньги швейцарские, — заметила Ксения, — и адрес, написанный на бумаге, тоже, спрашивается, зачем такие сложности?

— А, понял! — воскликнул Макс. — Это же типа Шенген, визы не нужны и всякое такое.

— Верно, — сказала Ксения, — она должна была приехать во Францию, пройти контроль, ей бы поставили штамп о прибытии, а потом она бы уехала в Швейцарию, а там такая граница, её хоть пешком переходи, никто не заметит.

Макс на секунду задумался.

— Да, но есть же процедурные вопросы, — возразил он, — ну типа цель поездки, где вы будете жить и так далее.

— Ну, если только у того, кто её отправлял, не было все схвачено на месте, — заметила Авалова.

— Сексуальное рабство? — предположил Рауш. — Никогда не слышал, чтобы в Швейцарии этим промышляли.

— Согласна, — кивнула Ксения, — но для чего-то она должна была уехать? Уехать, ибо он так сказал ей, но в последний момент что-то пошло не так и её пришлось убить.

Макс нервно хохотнул.

— Хей, вы не Верховского подозреваете в этом? — запальчиво спросил он. — Значит, вот почему вы согласились на встречу с ним. Хотите посмотреть ему в глаза и всякое такое?

Ксения молча посмотрела на напарника. Она не поняла, что проскользнуло в его словах — рассуждение или сарказм.

— Нам надо искать, — сухо сказала девушка, — искать изо всех сил.

Иначе будет поздно, добавила она про себя. Чем больше Ксения погружалась в это дело, тем больше она удивлялась подготовленности преступника. Ей вообще иногда казалось, что все события, которые происходят сейчас в этом городе, были не более чем интерлюдией, только какую цель она преследовала, девушка не понимала. Ей иногда казалось, что всё, что все действия, которые они совершают и будут совершать, уже распланированы преступником заранее, как будто он был режиссёром, а все остальные — артистами. Всё это до боли напоминало дешёвые фильмы, типа какой-нибудь «Пилы VIII» или чего-нибудь в этом духе. С той лишь разницей, что актеры в этих фильмах знали сценарий. Она же этот сценарий должна была понять и разгадать. Не самая легкая задача, заключила Ксения.

* * *

Погода была хмурой. Шел несменяемый дождь, сопровождаемый промозглым ветром, дующим с моря. Дороги были наполовину залиты водой, что несколько затрудняло движение.

Разгоняя водные потоки, синий «Фольксваген»-polo через большие чугунные ворота, вмонтированные в каменную стену, въехал на территорию небольшого парка с плакучими ивами. Узкая загрунтованная дорога вела к высокой каменной церкви, когда-то построенной женатым на польке графом Воронцовым.

Кутаясь от проливного дождя в легкую кожаную куртку, Эльмира Сабурова вышла из машины и, щелкнув ключами, направилась к небольшой дощатой пристройке. Подойдя непосредственно к входной двери, она вытерла залепленные мокрым грунтом туфли о коврик и вошла внутрь.

Пройдя сквозь пристройку, она оказалась в огромной сводчатой зале с гигантскими колоннами. Посреди залы, как и во всех католических храмах, стояли ряды деревянных скамеек, на которых ютилось несколько прихожан. Думая о чём-то своем, они не обратили на гостью никакого внимания.

Эльмира, сняв с себя куртку, легко покачала головой. Несколько крупных капель воды слетело с её черных волос на пол. Приведя голову в порядок, насколько это было возможно, Эльмира, аккуратно села на одну из лавок и стала ждать.

Почти сразу где-то сверху раздались шаги, и из одной из боковых дверей вышел мужчина лет пятидесяти, одетый в черную сутану. Он тепло поздоровался с Эльмирой за руку и сделал приглашающий жест.

— Извините дочь моя, что заставил вас ждать, — сказал он, — меня задержали некоторые бюрократические проблемы.

— Ничего, я умею ждать, — ответила Эльмира, — как Марта?

— Намного лучше, с Божьей помощью, — сказал священник, — правда, она иногда скучает по вам, но могу с уверенностью сказать, что мы добились прогресса в лечении.

— Мне приятно это слышать, — сказала Эльмира, — вы очень добры, что заботитесь о ней.

— Это мой долг, — ответил священник, — как и всякого христианина, но меня пугает, что я очень мало о ней знаю.

— Я даю вам слово, святой отец, — пообещала Эльмира, — что однажды вы все узнаете, но пока её пребывание здесь и её историю необходимо держать в тайне. Так будет лучше для всех нас.

— Я понимаю, — медленно, произнес священник, — но не прошу многого. Быть может, вы могли бы хотя бы упомянуть причину, по которой девочка содержится здесь?

— Я не могу, святой отец, — сказала Эльмира. — Любое знание об истории жизни этой девочки ставит под угрозу вашу безопасность. Вы порядочный человек, и я не хочу рисковать вашей жизнью. Знайте только, что, оберегая жизнь этой девочки, вы спасаете не только её или мою жизнь, но также и жизни сотен, а может быть, и тысяч людей. И даю вам слово, что однажды вы всё узнаете.

Некоторое время они шли молча. В след за священником Эльмира поднялась по узким железным ступеням на этаж выше, и они прошли в низкое мансардное помещение, сплошь из дерева, затем свернули за угол и проникли через маленькую дверь в круглую комнату с минимумом мебели, которая очевидно была кабинетом.

— Святой отец, скажите, — неожиданно возобновила разговор Эльмира, — а она будет здорова?

Священник внимательно посмотрел на девушку.

— Смотря что вы имеете в виду под словом здорова, — заметил он, — если физическое здоровье, то да, она будет здорова. Что же касается здоровья душевного, то за ней необходимо наблюдать. Девочка пережила сильнейшее наркотическое отравление, и неизвестно, как это скажется на её душе. Но будьте уверены, что ваше присутствие благотворно влияет на жизнь девочки, — священник помолчал, — я сейчас приведу её.

Преподобный отец скрылся за дверью, а Эльмира, присев на кожаный диван, запрокинула голову за подголовник и стала рассматривать сводчатый потолок, украшенный резьбой. Ждала она недолго. Минут через пять на лестнице раздались шаги. Дверь открылась, и в комнату вошел тот же священник, но уже не один, а ведущий под руку девочку лет восемнадцати. Она была очень спокойная и тихая, но когда увидела Эльмиру, вырвалась из руки священника и заключила девушку в объятия.

— Я скучала по тебе, — сказала она, — почему ты ко мне так долго не заходила?

— Извини, Марта, — начала Эльмира, внезапно перейдя на испанский, — я была занята. — Она усадила её рядом с собой на диван и посмотрела на священника, тот кивнул.

— Вам надо побыть вдвоем, — сказал он, — я буду рядом, и когда вы закончите, позвоните и я заберу её. — Священник указал на маленький сувенирный колокольчик, лежавший на кипе исписанных бумаг. Затем чуть склонил голову и удалился. Эльмира и Марта остались наедине.

— Смотри, что я тебе принесла, — Эльмира протянула жестяную коробку конфет. Девочка взяла коробку и стала обстоятельно её рассматривать. Затем приподняла крышку и осторожно взяла чёрно-белую раковинку.

— Они мне нравятся, — сказала она, — очень вкусные.

— Ну, вот и славно, — сказала Эльмира, — как ты себя чувствуешь?

Девочка не ответила. Она продолжала рассматривать коробку конфет. Но уже не брала больше.

— Ты знаешь, — прервала молчание Эльмира, — я долго изучала твою болезнь и поняла, что всё то, что с тобой случилось, произошло из-за того лекарства, которое тебе давали в швейцарской клинике, но я пока не могу это доказать, мне нужен надежный свидетель. Я найду их обязательно, не одна ты пострадала.

Девочка смотрела на Эльмиру не мигая, казалось, она ловит каждое слово девушки.

— А если я найду свидетелей, — продолжила Эльмира, — то будет суд, а если будет суд, то появится общественный резонанс. Это единственный способ наказать этих людей, понимаешь? — Эльмира взяла девочку за руку. — Марта, ты уже большая и можешь принимать самостоятельные решения, я не хочу на тебя давить, но если ты будешь свидетелем по этому делу, то спасешь множество жизней.

— Я согласна, — сказала девочка, — только что же я могу сделать? Кто мне поверит, да и я так плохо себя чувствую, у меня очень болит голова, я даже заявление никуда не отнесу.

Сабурова положила руку на плечо девушки.

— Этого не нужно, — сказала она, — ты просто должна дать свое согласие, чтобы они не сказали, что тебя заставили, понимаешь?

Девушка посмотрела на Эльмиру сомнамбулическими глазами.

— Даю, — сказала она.

— Отлично, — кивнула Сабурова, — тогда сделаем следующее. Завтра, может быть послезавтра, я приеду к тебе со своей знакомой журналисткой, и она запишет на диктофон все твои слова. Ты должна очень точно описать всё, что видела в клинике, понимаешь?

— Если это поможет другим людям, — сказала девочка, — я согласна.

— Молодец, — улыбнулась Эльмира, — но главное — береги здоровье и силы, тогда мы обязательно победим тех, кто заставил тебя страдать, — Эльмира внимательно посмотрела на девочку и снова взяла её за руку. — Всё будет хорошо, — сказала она, — не бойся.

— Не боюсь, — сказала девочка, — раньше боялась, а теперь, когда ты со мной, не боюсь. Только приезжай ко мне почаще. Мне без тебя очень плохо.

— Хорошо, — сказала Эльмира, — ты, наверное, устала. Давай я позову отца Павла.

Девушка позвонила в колокольчик, и священник, стоявший, очевидно, за дверью, вернулся в кабинет. Марта ещё раз стиснула Эльмиру в объятиях, а затем развернулась и вместе со священником вышла. Спустя некоторое время преподобный отец вернулся в кабинет.

— Спасибо, святой отец, — сказала Эльмира, — за вашу заботу. Я вижу, что Марта очень хорошо здесь себя чувствует.

Священник кивнул:

— Это дом Божий, в нём каждый найдет себе приют и обогрев. Но мое влияние ничто перед тем, что для этой девочки значите вы. — Он сделал приглашающий жест. — Пойдемте.

Отец Павел обратным путем вывел Эльмиру на улицу. Дождь на время закончился, и они неспешным шагом шли по парку.

— Я вас никогда не спрашивал, дочь моя, — сказал священник. — Вы так много делаете для этой девочки, если не секрет, то кто она вам? Дочь, сестра?

Конец ознакомительного фрагмента.