От НТВ до НТВ. Моя информационная война. Том 2

Андрей Владимирович Норкин

Автобиографическая книга Андрея Норкина «От НТВ до НТВ» в двух томах рассказывает о его многолетней работе на ТВ. В том числе, и о хронике драматического информационного противостояния, развернувшегося в медиа-пространстве нашей страны. Что стояло за громкими лозунгами о борьбе за свободу слова в начале двухтысячных? Какими принципами руководствовались владельцы и руководители СМИ? Все события и герои, описанные в книге, реальны.

Глава 25

В феврале 2002 года я, Юлька, Юрий Юрьевич Федутинов и вновь набранные сотрудники телекомпании RTVi перебрались на новое место работы, в офис «Медиа-Моста» в Большом Палашевском переулке. Годом ранее, во время «войны за НТВ», я несколько раз бывал в этом здании, но теперь уже приезжал туда каждый день. Причем проникал в него я не как все обычные люди через парадную дверь, а через подземный гараж. Потому что по моему новому статусу главного редактора мне полагался персональный водитель! Им был не кто-нибудь, а Валерий Манатов, до меня работавший личным водителем самого Гусинского. В этой работе у Валеры был небольшой перерыв, связанный с периодом сильной влюбленности Владимира Александровича в партию «Яблоко», и тогда Валера перемещал по столичным улицам Григория Явлинского.

Сидя на заднем сидении служебного автомобиля, я довольно быстро почувствовал себя полным идиотом, поэтому мы с Валерой перераспределили его обязанности в пользу моей семьи. И «дядя Валера» на несколько лет стал лучшим другом моих детей, которых он возил из дома в школу и обратно. Замечательный человек и блестящий профессионал, Валерий Манатов был полноценным членом нашей семьи, и когда он, в конце концов, решил уйти из «Моста» в более спокойное и стабильное место, отпустить его было очень тяжело. Хотя поступить иначе я, конечно, не мог. Мы оставались друзьями на протяжении всего этого времени, поэтому и расстались без скандалов и обид, пожелав друг другу удачи. А дети мои, уже давным-давно закончившие школу, до сих пор вспоминают «дядю Валеру» исключительно добрыми словами.

Сам офис «Моста» не был каким-то совсем уж сногсшибательным зданием, но не без претензий на роскошь. Насколько я понимаю, получив этот дом в свое распоряжение от московского правительства, Гусинский сначала собирался перестроить его под жилье. Потом планы неоднократно менялись, в проекте появлялся то бассейн, то зимний сад, то еще что-то, но в итоге Гусинский остановился на варианте штаб-квартиры. Напомню, начало деятельности «Моста» было связано со знаменитой «книжкой» на Новом Арбате, в которой в советские времена располагался СЭВ, Совет Экономической Взаимопомощи.

Дом номер «5/1» в Большом Палашевском также имел свою историю. Когда-то в нем жил знаменитый русский актер Александр Сумбатов-Южин. Одним из условий, на которых дом передавался новому собственнику, было восстановление исторической части здания, так что, со временем по адресу «Большой Палашевский, 5» открылся Музей-квартира Сумбатова-Южина. Он имел отдельный вход, поэтому мы совсем не мешали его, честно говоря, немногочисленным посетителям. (Кстати, чтобы закончить театральную тему, добавлю, что в здании по соседству — в доме номер три — долго жила Фаина Раневская)

Поскольку Владимир Александрович всегда был неравнодушен к золотым тонам, то и внутренняя отделка нашего офиса радовала глаз стеклом и желтым металлом. Я поселился на втором этаже, в бывшем кабинете Малашенко. Стоит отдельно подчеркнуть, что это был, пожалуй, самый скромный кабинет «на Палашевке», как мы стали называть наше новое место работы. Кабинеты Гусинского, Киселева и даже Венедиктова производили гораздо более внушительное впечатление. Наш новый гендир, Юрий Федутинов, вселился в кабинет Киселева, который в то время за свое нежелание продолжать работу с Гусинским и переход на сторону врага, был предан анафеме, и по уже упоминавшейся мною «табели о рангах» моего начальника, рухнул в самый ее низ, даже ниже графы «сам никто и звать никак». Так что, кабинет у Евгения Алексеевича экспроприировали и передали Юрию Юрьевичу, у которого, как выяснилось, своего рабочего места не существовало не только на «Эхе Москвы», но и в штаб-квартире «Медиа-Моста». Напомню, что к этому моменту ЮЮФ возглавлял «Эхо» в качестве гендиректора уже около десяти лет, но Гусинский с ним оказался почти не знаком. На протяжении первых нескольких месяцев нашей совместной работы Гусинский даже не мог выучить правильное произношение фамилии Юрия Юрьевича, упорно обзывая его Фетудиновым, а не Федутиновым.

Но главным жилищным вопросом для нас были, конечно, не кабинеты, а студийные помещения. Раскидать операторов и инженеров ТЖК, водителей и корреспондентов по разным комнатам было нетрудно. Вместе с телекомпанией «Эхо» тут же жили наши друзья и партнеры, например, кинокомпании «ДомФильм» и «МакДос», которыми руководил знаменитый продюсер Владимир Досталь, или «Телеателье» дизайнера Семена Левина. Несколько помещений занимали аффилированные с бизнесом Гусинского компании, чьим родом деятельности являлись недвижимость, телекоммуникации, юридические услуги и так далее. Но, собственно телевидением — не продюсированием телесериалов, а выпуском информационных программ прямо в эфир — здесь никто не заморачивался. Для нас же это представлялось жизненной необходимостью.

После нескольких мозговых штурмов местом для студии определили пространство прямо под крышей. Поднявшись на лифте на третий этаж, вы попадали в своеобразную мансарду, только огромных размеров. Прямо посередине стояло какое-то огромное возвышение, внутри которого находились досталевские тон-студии, а потолок оставался неиспользованным. Там размещалась небольшая зона отдыха: кресла, диванчики, столики, на которые через застекленную крышу здания щедро лился солнечный свет. Здесь установили легкие перегородки и получили помещения для редакции и пишущих корреспондентов. Саму же студию — съемочный павильон и аппаратную — растянули буквой «Г» вдоль стен этого редакционного постамента…

У меня с геометрией всегда было не очень хорошо, поэтому я понимаю, что вряд ли сумел создать у вас зримую картину того, как была устроена наша редакция. Но главного результата, надеюсь, я добился: всем понятно, что в таких условиях снимать телепрограммы нельзя. С этим были согласны все, но, поскольку ничего другого все равно не было, стали снимать здесь. Студийный свет через какое-то время наладили вполне сносно, установив дополнительные балки с приборами, в качестве декораций выступали пластиковые баннеры, изготовленные в левинском «Телеателье», а вот со звукоизоляцией ничего сделать так и не удалось. Поэтому на время записи или прямого эфира поступала команда: «Тишина!», которую, конечно, время от времени кто-нибудь да нарушал. Особенно часто этой диверсионной деятельностью занимался Андрей Черкизов, записывавший у нас телевизионную версию своей «эховской» «Реплики». Андрей постоянно курил, прерываясь лишь в те моменты, когда кашлял. Но если он начинал кашлять, думаю, тогда не смогла бы помочь никакая звукоизоляция. Потому ее и не делали…

Следующей технической проблемой, которую предстояло решить, стала доставка продукта потребителю. Напомню, наш потребитель, то есть телезритель, находился за тысячи километров от студии. В некоторых случаях, за морями — океанами. Попробую объяснить суть проблемы своим дилетантским языком. Картинку в нашей московской студии камера снимала в стандарте PAL. Эта картинка претерпевала разнообразные трансформации, (сжималась, кодировалась) по кабелю доставлялась в Нью-Йорк, в центральную аппаратную RTVi, где переводилась в стандарт NTSC, принятый в Америке. После чего снова сжималась, и уже являясь составной частью контента «материнского» телеканала, отправлялась в обратное кабельное путешествие. Только уже не в Москву, а в Кельн, откуда сигнал поднимался на спутник, раздававший наши программы подписчикам. Все эти технические сложности имели свои логические объяснения, но для меня проблема выглядела так: мы имели брак по изображению. Картинка то «замыливалась», то рассыпалась подобно мозаике. Периодически появлялся так называемый «рассинхрон», когда артикуляция ведущего категорически не совпадала со звуком его речи. К тому же, в результате всех этих перемещений через Атлантический океан, возникала задержка видеосигнала, иногда достигавшая нескольких секунд. А теперь представьте, как все это должно было работать, если команда «Мотор!» из центральной аппаратной в Нью-Йорке шла к нам в Москву, мы «моторились», а в Америке все еще продолжали ждать, когда наш сигнал доберется до них! Ни о каком прямом эфире просто не могло идти и речи!

Задача решения всех этих воистину астрономических проблем была возложена на Евгения Ройтмана и его сотрудников. В начале двухтысячных Ройтман был главой спутникового провайдера «НТВ-Интернет», а теперь работал над созданием портала NEWSru.com и целым рядом проектов, которые Гусинский пытался осуществлять в телекоммуникационной сфере. Женя ушел из нашей развеселой кампании практически в одно время со мной. И не только потому, что устал бодаться с Венедиктовым, который все время жаловался на него Гусинскому, обвиняя в срыве и бойкоте всех планов и начинаний, связанных с сайтом «Эха Москвы», но и потому, что ему надоело постоянно пребывать в роли ожидающего. Ройтман — настоящий технологический маньяк, к тому же имевший образование инженера-электронщика. Он закончил факультет информационно-измерительных технологий «СТАНКИНа». Бывший школьный учитель, ставший радиожурналистом, и бывший театральный режиссер, превратившийся в олигарха, может быть и могли бы делиться с Ройтманом ценными советами, но только не в технологиях телекоммуникаций. Сейчас Евгений Ройтман возглавляет группу компаний «Антарес», активно занимается бизнесом в Юго-Восточной Азии, разворачивая беспроводные сети во Вьетнаме и Камбодже, и периодически пытается растолкать локтями МТС, «Вымпелком», «Мегафон» и «Теле 2» уже здесь, в России. Как он со своими ребятами сумел добиться того, что RTVi все-таки заработал в прямом эфире, причем в хорошем качестве, я не понимал и не пойму никогда. Но именно поэтому группу компаний «Антарес» и возглавляет Евгений Ройтман, а не я!

Таким образом, наши обязанности распределились следующим образом. Я отвечал за контент, за содержание. Ройтман — за доставку этого контента. А Федутинов — за обеспечение непрерывности производственного процесса. Тут я должен все-таки еще пару слов сказать о Юрии Юрьевиче, ибо раньше позволил себе усомниться в его искренности. Федутинов, в отличие от Венедиктова, никогда не шумел и старался не привлекать к себе лишнего внимания. Потому что Венедиктов работал со словами, а Федутинов — с деньгами, которые, как и «служенье муз», не терпели суеты. Когда мы с Юлькой, привыкшие к совершенно иному уровню работы на телевидении, (я имею ввиду не личный уровень комфорта, а уровень технологический) пытались доказать, что решить определенные проблемы без соответствующих вложений невозможно, ЮЮФ терпеливо объяснял нам, что на протяжении нескольких лет мы работали на производстве «мерседесов», а теперь пришли работать на завод по выпуску «запорожцев». Пример оказался доходчивым, поэтому мы (уже все втроем) начинали придумывать способы достижения цели иными путями, без этих, казавшихся нам обязательными, кадровых или финансовых вложений.

Работать с ЮЮФом было удобно и приятно. Он всегда старался понять нашу позицию, иногда защищал мою точку зрения перед Венедиктовым и всегда поддерживал меня в спорах с Гусинским. А спорить с Гусинским бывало трудно, потому что аргумент Владимир Александрович, как вы помните, использовал единственный: «Ты ничего не понимаешь!» Мы могли вечером расстаться на этой стадии спора, с удивлением обнаружив утром, что Гусинский выдает наши вчерашние мысли за свои сегодняшние, но мы при этом, все равно, «ничего не понимаем!» Спорить же с Венедиктовым Федутинову было не совсем этично. Все-таки он возглавлял не только телекомпанию, но и радиостанцию, поэтому пребывал в состоянии перманентного конфликта интересов. Думаю, именно это в конце концов и сыграло решающую роль в моем конфликте с работодателями. И хотя Федутинов до конца меня поддерживал, эта поддержка становилась все менее ощутимой. Хотя, возможно, я просто слишком завышал тогда свои ожидания… А вообще, из Юрия Юрьевича Федутинова мог бы получиться неплохой министр финансов. Деньги у него никогда не кончались, и в любой экстренной ситуации, даже при условии неоднократного сокращения бюджета, действительно нужная сумма возникала как по волшебству. В общем, жук — он и есть жук!..

Все эти технологические процессы отняли у нас несколько недель. А в некоторых случаях, и месяцев. Я же в самом начале нашего общего пути ненадолго «сходил налево». В смысле работы со мной это иногда случается: работаю, работаю в одном месте, вдруг — раз! — и параллельно появляюсь еще где-то. А потом возвращаюсь обратно. Моя временная отлучка с RTVi была вызвана необходимостью участия в конкурсе на замещение частоты, освободившейся после отключения ТВ-6 от эфира. Естественно, это означало окончательное и бесповоротное размежевание с «командой Киселева», поскольку создавать непонятно с кем телекомпанию, вещающую в неизвестность — это одно дело, но совсем другое — выйти на федеральный конкурс с профессиональной заявкой, подкрепленной интересными финансовыми предложениями. Это выглядело как прямая и явная угроза в адрес Киселева, что, конечно, ему не понравилось.

Я ни в коем случае не относился к этой затее с конкурсом как к мести Киселеву. Мне абсолютно не за что было ему мстить, как, впрочем, и обижаться особенно тоже было не за что. А вот Гусинский, напротив, весьма воодушевился и идею поддержал, наплевав даже на возможные обострения отношений с Березовским. Рассказывая о последних выпусках программы «Глас народа» на ТВ-6, я уже упоминал об инвестиционном фонде под названием TPG Aurora, который неожиданно всплыл во время полемики Коха с Березовским. Напомню, Кох похвалил Березовского за разумность его позиции, заключавшейся в проведении переговоров с возможными покупателями ТВ-6, а Березовский стал кричать, что переговоры с TPG он вел по принуждению. В декабре 2001 года про эту компанию публично говорили всего несколько раз, но я в своем рассказе обещал, что она «всплывет через полтора месяца». Вот мы и добрались до этой части истории.

В феврале, уже после моего переезда с Нового Арбата на Палашевку, из «Эха Москвы» в «Эхо-ТВ», мне позвонил Павел Корчагин и предложил встретиться. Павел Петрович, как я уже говорил, тоже отказался участвовать в «олигархическом колхозе», и, в общем-то, по той же самой причине: абсолютной невозможности поверить в то, что такая конструкция окажется работоспособной. Корчагин ждал меня на улице, у входа в наш офис, мы с ним, уже не помню — куда, отправились, и он рассказал мне, что готовит собственную заявку на конкурс. Заявку, никак не связанную с идеей Киселева и остатков УЖК. По словам Паши, главные козыри уже были у него на руках: финансирование и политическая воля. Это следовало понимать так: деньги на работу телеканала в случае победы на конкурсе — будут, а политическое давление — наоборот. Теперь, сказал Корчагин, необходимо создать крепкую профессиональную заявку, прописать концепцию канала, и представить ее на рассмотрение Федеральной комиссии по частотам. «А люди?» — спросил я. Корчагин ответил, что люди найдутся сразу после того, как мы выиграем. В конце концов, можно будет пригласить необходимые творческие единицы из все той же «команды Киселева». Мне он предложил занять должность главного редактора этого телеканала, в котором сам Корчагин должен был стать генеральным директором.

Я ответил, что только что начал работать на Гусинского «full time» и «мне надо посоветоваться с шефом». «С Михал Иванычем?» — уточнил Паша. «С Михал Иванычем!» — подтвердил я. «Михал Иваныч», выслушав меня, хитро спросил, что я сам думаю по поводу предложения Корчагина? Я ответил, что не очень верю в положительный исход, но это могло бы быть интересным, в том числе и для самого Гусинского. Он как будто именно такого ответа и ждал, как-то сразу воодушевился, заговорил быстрее и увереннее, и сказал, что в таком случае, он полностью освобождает меня на время от всех обязанностей по запуску RTVi, которыми пока займутся Юрий Федутинов и Юлия Норкина. Я перезвонил Корчагину, и он назначил встречу с еще незнакомыми мне потенциальными инвесторами нашего проекта.

Ими оказались двое молодых людей, Борис Карлов и Максим Щербаков, которые и представляли в России тот самый инвестиционный фонд TPG Aurora, некогда пытавшийся купить у Березовского телеканал ТВ-6. Чтобы не занимать много времени для презентации их компании, я приведу цитату из «Коммерсанта», опубликовавшего справку по Aurora еще в декабре 2001 года, когда о них стали говорить в прессе. «Инвестиционный фонд TPG Aurora входит в группу инвестиционных фондов Texas Pacific Group с общим капиталом более 10 миллиардов долларов. Размер средств фонда — 225 миллионов долларов. TPG Aurora имеет опыт работы на российском медиарынке: он осуществлял инвестиции в телеканал „MTV Россия“ и радиостанцию „Русское радио“. В 2000 году TPG Aurora по заказу гендиректора „Газпром-Медиа“ Альфреда Коха осуществлял оценку компаний, входивших в холдинг „Медиа-Мост“».

Как видно из этой справки, финансовое благополучие Aurora не вызывало сомнений, а их интерес к медийным ресурсам Гусинского-Березовского был, оказывается, давно подогрет самим господином Кохом. Партнером TPG Aurora в России выступал банк ЕБРР, Европейский банк реконструкции и развития, с которым они вместе только что вложили порядка двадцати миллионов долларов в московского оператора платного телевидения «Версател». Теперь «авроровцы» решили вернуться к своей затее приобрести телеканал ТВ-6, чего не смогли сделать раньше по причине несговорчивости Березовского.

Борис Абрамович традиционно выступал с разными, иногда взаимоисключающими, версиями. Если в декабре 2001 года он заявлял, что его «вынудили» вести переговоры с TPG Aurora, то в январе он уже отрицал сам факт таких консультаций. По словам Бориса Карлова, переговоры, естественно, проходили, но Березовский запросил немыслимую сумму. В открытых источниках можно найти, например, ссылки на публикации в The Financial Times, где приводилась цифра в 200 миллионов долларов. Таким образом, финансовая составляющая стала первой непреодолимой проблемой в процессе возможной продажи ТВ-6 иностранному инвестору. Вторую причину — политическую — активно обсуждали российские СМИ. Я выше уже приводил фрагмент из статьи Александра Рыклина, в которой упоминалось имя «православного олигарха» Сергея Пугачева. Так вот, та статья не была единственной. Можно было также прочитать, что TPG Aurora, на самом деле, и представляли интересы Пугачева, но Березовский не хотел ничего продавать человеку, который, как он считал, был близок к президенту Путину. О «близости» Пугачева к Путину по прошествии многих лет можно говорить так же, как о «близости» к Путину самого Березовского. Интересно, что в середине десятых годов Пугачев, оказавшийся в международном розыске, сам стал копировать антипутинские тактику и стратегию Березовского, обвиняя Кремль в политическом преследовании…

Фамилию Пугачева ни Корчагин, ни Карлов, ни Щербаков во время наших встреч не упоминали. Возможно, потому что покупка ТВ-6 у Березовского уже не значилась в повестке дня. Зато фамилия другого человека звучала постоянно. Причем звучала она как весьма надежная гарантия того, что наша идея может быть поддержана. Этим человеком был… министр печати Михаил Юрьевич Лесин! Я уже рассказывал о различных намеках и прямых заявлениях, с помощью которых власти пытались вразумить Евгения Киселева и членов УЖК в том, что в изгнании нескольких десятков журналистов с телевизионных экранов никто не заинтересован. Призыв «Давайте жить дружно!» тем и хорош, что подходит не только к коту Леопольду и его мышиным оппонентам. Я, уже порядком подуставший от упрямого нежелания разговаривать «ни с кем из тех, кто не с нами», остававшегося главным принципом действий УЖК вот уже почти два года, решил, что шансом прекратить этот бесконечный конфликт нужно попытаться воспользоваться.

Какая-то информация о возможной роли Лесина в проекте TPG стала утекать в прессу. Но министр печати сохранял молчание. Единственное, что он подтвердил — факт встречи с руководителями TPG Aurora. Впрочем, для кого-то и этой небольшой новости было достаточно, для того, чтобы понять (или же домыслить) очень многое. Почему Гусинский поддержал нашу идею? Честно говоря, я до сих пор не понимаю этого, потому что она противоречила целому ряду его убеждений.

Во-первых, это означало, что он не возражает против участия в этой спецоперации (пусть на уровне слухов) Михаила Лесина, человека, который, как считалось, сыграл едва ли не главную роль во всех неприятностях Гусинского. Во-вторых, это могло привести к скандалу с Березовским, ибо тогда получалось, что Гусинский заключил сепаратный мир с враждующей стороной. И не столько потому, что TPG Aurora уже пытались купить у Березовского ТВ-6, сколько потому, что это свидетельствовало бы о молчаливом одобрении Гусинским отъема собственности у Березовского. В конце концов, лицензия на вещание на этой частоте по-прежнему оставалась у Березовского. То есть, поддержка Гусинским любого участника конкурса стала бы вопиющим нарушением всех существовавших в их мире «понятий». Мне кажется, что тогда во Владимире Александровиче в очередной раз проснулся его азарт. Азарт, заключавшийся в непреодолимом желании насолить Киселеву. В выражениях Гусинский никогда не стеснялся, и фантазия сексуального надругательства над бывшим подчиненным несколько лет подряд занимала одно из первых мест в его «списке мести». Вполне вероятно, что возвращение «команды Киселева» в эфир, осуществленное не усилиями самого Киселева, а вопреки этим усилиям, представлялось Гусинскому достаточно унизительным наказанием отступника.

Корчагин, я и Карлов с Щербаковым начали усиленную подготовку к конкурсу. Времени почти не оставалось, заседание комиссии было назначено на 27 марта, а заявку на участие нужно было успеть подать до шестого числа. Паша и я занимались творческой частью писанины, Борис и Максим — деловой. Удивительно, но мы не только успели, но и создали совместными усилиями вполне конкурентоспособный проект! Сегодня я иногда думаю, что у нас вполне могло бы получиться запустить его в работу и, если не добиться коммерческого успеха, то совершенно точно — просуществовать дольше, чем проект ТВС, которому в итоге и отдала свое предпочтение конкурсная комиссия. Почему я так думаю? Потому что мы проиграли «команде Киселева» всего один голос!