Метро 2033: Мутант

Андрей Буторин, 2014

«Метро 2033» Дмитрия Глуховского – культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книга последних лет. Тираж – полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила целую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают «Вселенную Метро 2033», серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы Московского метро. Их приключения на поверхности Земли, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду! Когда приходишь в себя в дремучем лесу, изуродованном радиацией, не помня, кто ты, откуда и почему оказался здесь… когда твой вид вызывает почти у всех только два чувства – страх и агрессию… когда вспышка ярости в любой момент может обернуться реальной вспышкой… когда единственная надежда вернуть память – ни много ни мало Дед Мороз, и он совсем не похож на доброго волшебника из сказки… когда грешники человечнее святых, и ни в ком нельзя быть уверенным наверняка… … всему есть только одно объяснение: ТЫ – МУТАНТ!

Глава 5

Побег

Глеб думал, что на постройку дома уйдет много времени. Однако поставили сруб на удивление быстро, буквально за пару дней. Столько же ушло на крышу, еще день на внутреннюю отделку — полы, окна, двери и прочую мелочовку.

Работали вместе с мужиками и Глеб с Пистолетцем. Сперва от них толку было немного, но Глеб быстро приноровился, перенял основные навыки, и справлялся с делом ничуть не хуже остальных. А уж там, где требовалась физическая сила, его помощь и вовсе оказалась незаменимой — бревна средней длины он вообще мог поднимать в одиночку. Хуже получалось у Пистолетца. Помимо того, что он сам по себе не отличался силой и статью, так сказывалось еще и отсутствие пальцев на правой руке, несмотря на то что лузянин был левшой. Для поднимания и перетаскивания бревен Пистолетец явно не годился — даже если бы и поднял, поднатужившись, оставался большой риск, что бревно в его руках не удержится и, сорвавшись, отдавит ноги или ему самому, или работающим поблизости. Поэтому ему доверили ошкурку бревен — топор он худо-бедно держать наловчился. Ну а после того, как сруб был поставлен, лузянин проделал бóльшую часть работы по законопачиванию щелей мхом.

В последний день строительства Пистолетец завел было даже старую песню:

— Вот видишь, как у нас рохошо получается! Давай останемся. Мы здесь ой как гриподимся!

— Еще одно слово, — рыкнул Глеб, — и ты здесь точно останешься, грипождало болтливое!

Лузянин заткнулся и больше этой темы не поднимал. Оставаться у новых друзей одному ему определенно не хотелось.

* * *

Пусть отсрочка оказалась не столь значительной, как ожидал поначалу Глеб, она его все-таки раздражала; очень уж не терпелось поскорее отправиться в Устюг, невыносимо хотелось понять: кто же он в конце концов такой и зачем… И пусть шансы на это оставались призрачными, а вероятность погибнуть огромной — ему было все равно. Бездействие и вечное неведение казались для него куда страшнее смерти. Но единственный разумный путь в заветный город был только один, по реке. А для этого требовался плот. Поэтому приходилось ждать и терпеть.

Правда, вынужденная отсрочка в виде строительства дома не вышла совсем уж бесполезной. Кроме того, что Глеб научился — или восстановил навыки? — работать топором, он узнал много нового для себя и наверняка полезного для достижения своей цели. Сам во время работы он в основном молчал (да и что он мог рассказать?), зато мужики чесали языками не менее ретиво, чем топорами, и мутанту лишь оставалось короткими вопросами и репликами изредка направлять разговор в нужное русло, а потом, как говорится, держать уши открытыми и мотать полученную информацию на ус. Возможно, не вся она была полностью достоверной, но даже в преувеличенных, обросших догадками и фантазиями рассказах в любом случае оставалось зерно истины, а Глеб неплохо, как ему казалось, умел «отделять зерна от плевел», пусть и не помнил пока источников своего умения.

Из всего услышанного и прошедшего в его голове «очистку от шелухи», мутант уяснил следующее.

Во-первых, как он откуда-то помнил и сам, радиоактивное заражение Великоустюгского района до сих пор оставалось довольно высоким. Обычные люди без средств противорадиационной защиты долго на поверхности находиться не могли. Но радиацию без вреда переносили мутанты — остатки выживших и адаптировавшихся к радиации людей, а также их потомки. Такие, как они с Пистолетцем и все жители Ильинского. На удивление, выживших оказалось довольно много. Причины назывались разные: от полезных свойств местной воды до защиты древнего «святого» города и его окрестностей высшими небесными силами.

Во-вторых, и это для него было особенно интересным и важным, Глеб узнал предысторию нынешних отношений храмовников с морозовцами. Как он уже знал из застольной беседы, в подземельях под разрушенными храмами и в подземных ходах Великого Устюга жили не подвергшиеся мутациям храмовники под предводительством некой Святой, а на поверхности в пределах города — возглавляемые Дедом Морозом мутанты-морозовцы. Теперь же выяснилось, что сразу после катастрофы оставшиеся на поверхности устюжане также хотели попасть в подземные убежища, но места и ресурсов там для всех не хватало, поэтому укрывшиеся их не пустили. Люди с поверхности, имея доступ к оружию, разрушили практически все храмы, пострадал и сам город. Еще немного, и они бы добились своего, «выкурили» из подземелий укрывшихся. Но произошло неожиданное событие — ядерный взрыв в соседнем городе Красавино. Храмовники взяли ответственность за это событие на себя, сказав, что взрыв был произведен для устрашения и что подобные заряды имеются и в Великом Устюге, так что если штурм подземелий не прекратится, город будет стерт с лица земли. Поскольку у морозовцев отсутствовала уверенность, что храмовники блефуют, было решено заключить соглашение: храмовники и морозовцы больше друг друга не трогают, храмовники не взрывают ядерные заряды, но морозовцы должны сдать все свои «арсеналы», кроме средств для охоты, а также обязаны снабжать храмовников пищей. Причем все лояльные морозовцы должны быть зарегистрированы. На бывшем судоремонтном заводе наладили обеззараживание воды и продуктов для храмовников, а также восстановление противогазов, пошив защитной одежды, пропитку ее специальными составами и последующую дезактивационную обработку. Там стали трудиться морозовцы под контролем храмовников.

И, наконец, Глебу удалось также узнать явно не предназначенную для посторонних ушей информацию — кто-то из мужиков, не подумав, брякнул, а Макусин не успел остановить болтуна вовремя… Хотя кто его знает, возможно, «слив информации» был произведен сознательно, по непонятным пока для Глеба соображениям. Как бы то ни было, до его сведения довели, что «дикие» мутанты пытаются объединиться, по мере возможности борются с «карателями» и стремятся наладить контакт с морозовцами. Правда, пока не все — в основном, живущие в окрестных с Устюгом деревнях и селах. Но солидарны с ними, конечно же, все «дикие», ведь программой-максимумом мятежников было найти и обезвредить ядерные заряды (или стопроцентно убедиться, что их не существует), а после этого уничтожить храмовников и жить без «белого ига» — независимо и вольно.

* * *

На следующий день Макусин сдержал слово: дал в помощь Глебу двух мужиков — того, что с култышкой на груди, Степана, и Мартына, с шишкой вместо правого глаза.

Плот вязали на опущенных в реку слегах ^[6]. Очень большой решили не делать, на двоих путешественников без поклажи и для не особо продолжительного сплава хватило бы и шести-восьми бревен. Но связали — плетеной из ивовой коры веревкой с бревенчатыми же поперечинами — даже десять, что называется, про запас. На корме укрепили гребь — длинное и толстое весло, чтобы плотом можно было худо-бедно управлять, в центре, чуть ближе к корме, поставили небольшой шалаш из еловых ветвей, где путники могли бы, пристав к берегу, укрыться от непогоды, да и вообще — чтобы спать не под открытым небом. Вытесали и два шеста. Короче говоря, построили вполне добротное, готовое к плаванию судно длиной примерно в пять и шириной в два с половиной метра. Причем, построили всего за день, благо сухие сосновые бревна у мужиков уже имелись, оставалось их только ошкурить да сделать нужные зарубки.

Во время работы мужики опять то и дело чесали языками. Правда, ни о храмовниках, ни о морозовцах, да, собственно, и о самих «диких» Глеб ничего нового не узнал. Вспомнили вдруг прошлое. В одну из минут отдыха Степан, глядя на противоположный берег реки, вздохнул:

— Эх, батя сказывал, скоко раньше тутока народу жило! Так ить ишшо до того, как беда сотворилась, деревни одна за другой помирать стали. Тутока ить, супротив нас аккурат, Анциферово стояло. Подале туды — Малыгино, Слободная, Чум… Ишшо дале — Фроловка. А от нее, по правую руку, Беляшкино, Копылово, Харазмино, Мителево, Исток… А ужо и не осталося там никого, к тому времени, как беда пришла. Старики поумирали, молодые кто в город, кто в Ильинское, кто в Первомайское перебрались.

— Так ить и мой-то батя с Копылова был родом, — подхватился Мартын. — Помню, сказывал, как сюды, в Ильинское, в клуб на танцы бегал. А ишшо на Беляшкине клуб робил — ну, тогда батя совсем ишшо маляленком был, за брательником старшим, дядькой моим, увязывался. Куды тот — туды и он. На Фроловку тож бегали — там и тогда уж, он сказывал, чотыре избы оставалось: аккурат чотыре бабы, да один мужик. Но как-то и молодые тамока ишшо жили: Юрка да Колька с Катькой — брат да сестра. Вот к им батька да дядька мой и бегали… Вот ить, когда он и сказывал-то мне-ка, сам уже и помер давно, а я запомнил вот…

— К чему вы это вспомнили-то? — спросил Глеб, которому стало даже немного завидно: мужики помнили не только свое прошлое, но даже прошлое своих отцов, а он… — Столько времени прошло.

— А к тому, — снова заговорил Степан, — што кабы не бег тады народ из деревень, то нас бы теперя о-го-го скоко было-то! Кто бы и сунулся, какие каратели!.. А и сунулися бы, так и мы бы им сунули.

— И вот, ишь, — добавил Мартын, — тады и ни беды какой, ни котострофы, а все одно деревни рушились. Чо-то не так ужо и раньше пошло… Котострофы-то — оне не разом случаются, не так просто. Они сперва-то помаленьку, полегоньку, не враз и углядишь. А потом все шибче да шибче катятся… Ну а как углядишь, как петух жареный клюнет в заднее место — так все ужо, позно. Раньше надо было репу-то чесать.

— Эх, да чо теперя, — махнул рукой Степан. — Доживем свое — и все, ничо тутока боле не будет.

Мутанту эти разговоры были вроде как и понятны, но все-таки не близки. Заглядывать далеко вперед он еще не привык, а вспоминать прошлое попросту не мог. Оставалось жить сегодняшним днем. Ну, завтрашним максимум.

Глеб был готов отправиться в путь сразу, не возвращаясь в село. Но дело шло к вечеру, да и рюкзак мутанта остался у Макусина. Опять же, уплыть, не поблагодарив хозяина и не попрощавшись с ним, показалось Глебу неудобным. В общем, решили вернуться, переночевать, а по утренней зорьке и двинуть, куда река понесет.

Поужинали. Почти не разговаривали — Макусину с Глебом говорить было больше не о чем, а Пистолетец и вовсе лишний раз боялся рот открыть: а ну как и впрямь суровый напарник его брать с собой передумает? После ужина хозяин велел жене собрать путникам в дорогу каких-никаких харчей. Та вынесла пару пучков моркови, несколько вареных картофелин и печеную рыбину. Завернула все это в листья лопуха и протянула мутанту.

Глеб начал отнекиваться, но Макусин шикнул, ударил кулаком по столу и проворчал, кивнув на Пистолетца:

— Командовать им, вон, на реке станешь. А тутока я хозяин.

Глеб, пряча угощение в рюкзак, вспомнил:

— Кстати, о реке и о рыбе… Мы ведь ее ловить бы могли, если бы было чем. Вы вот чем ловите?

— А кто чем. Кто сетями, кто удочками, кто острогой бьет. Но сеть я тебе не дам, не обессудь. Нитей хороших нет, сами едва перебиваемся, сети-то рвутся… Острогой тебе не совладать с непривыку… А для удочки крючьев у меня тож не амбар, из гвоздьев их делаем, а где гвоздья-то?… Лесý из конского волоса вяжем, так лошадей в Ильинском всего две, и так хвосты у их повыдерганные.

— И что нам тогда делать?

— Ну… дам тебе гвоздь. Ладно, два. А заместо лесы нитку дам. Не шибко она крепкая, но уж… — развел руками Макусин. — Мелкую да среднюю рыбешку выдержит, а коли крупная клюнет — знать, не свезло вам.

— С нитками тоже дефицит? — на всякий случай поинтересовался Глеб.

— Фицит, фицит, — нахмурившись, закивал хозяин. — У нас тутока со всем фицит, окромя леса да неба. Ну, вот Луза ишшо выручает.

— Луза?… — вскинулся Пистолетец.

— Река, — пояснил Макусин. — Она ить тоже Лузой зовется.

Спать легли рано, хозяин пообещал разбудить гостей перед восходом солнца. Но лечь-то легли, а вот заснуть Глебу никак не удавалось. В голове, не останавливаясь ни на мгновение, водили хоровод мысли. Большей частью невеселые, а то и вовсе поганые. Ведь как ни хорохорился он перед ильинскими мужиками да Пистолетцем, он вовсе не был уверен, что поступает правильно, решившись на это безумное путешествие в Великий Устюг. Вероятность его успешного завершения и впрямь была очень низкой. А уж то, что ему удастся встретиться с Дедом Морозом и тот ему поможет, и самому-то ему казалось теперь глупой сказкой. И уж ладно, черт с ним самим, в конце концов, жить беспамятным он все равно не хочет, но зачем он поддался на уговоры лузянина и тащит его за собой на верную гибель?… Пожалуй, лучше всего будет, не дожидаясь утра, потихонечку выбраться с сеновала, пойти к реке и уплыть одному. Ну да, это единственное верное решение! Так по крайней мере хоть на душе будет спокойнее. Да и отвечать за себя одного куда проще.

Глеб осторожно приподнялся на локте и посмотрел на Пистолетца. Тот лежал с закрытыми глазами и мерно посапывал. Мутант, стараясь не шуршать сеном, начал вставать. Глаза лузянина, словно тот и не засыпал вовсе, тут же распахнулись.

— Даже не думай, — сказал Пистолетец.

— Чего не думать? — бросил раздосадованный Глеб. — Я отлить хочу!

— Я с тобой, — стал подниматься напарник.

— Куда со мной? Не слышал, что я сказал?

— Шлысал. Я тоже хочу. Я в темноте не вижу, ты меня продовишь.

Глеб вновь опустился на сено и сердито засопел.

— Ты чего? — удивился Пистолетец. — Пошли!

— Не хочу, — буркнул мутант. — Рассосалось.

— А у меня нет.

— А ты иди, вон, в лаз струячь.

— В лаз с краю же надо, а вдруг упаду?

— Одной проблемой меньше станет, — отвернувшись, лег на бок Глеб.

— Зачем ты так? — обиженно засопел Пистолетец. — Мы ведь оброговили все… Я ведь знаю, ты без меня тохел уплыть, да?

— Слушай! — подскочил мутант. — Ты меня так достал, так!.. Зачем я, дурак, тебя спас? Лишил зверье шашлыка на свою голову…

Глеб крепко зажмурился, и перед его внутренним взором вновь предстала картина: пылающая спичкой сосна, вопящий на ее вершине Пистолетец…

А затем Пистолетец завопил уже наяву. И запахло жареным… То есть, нет, еще не жареным, а просто дымом, но, открыв глаза и увидев, как пламя стремительно пожирает сено, облизывая уже стены и стропила крыши, Глеб осознал, что если они с Пистолетцем немедленно отсюда не уберутся, то жареным обязательно запахнет. От них.

— К лазу! — крикнул мутант, и сам было рванулся туда, но увидев, как закрутился на месте, спасаясь от огня, лузянин, в два прыжка оказался возле него, сграбастал в охапку и подскочил к отверстию лаза.

Пистолетец скатился по лестнице, почти не касаясь ступенек. Глеб, едва не забыв про рюкзак и схватив его в последний момент, последовал за лузянином. Тоже быстро, но не столь поспешно — не хватало еще оступиться и что-нибудь сломать. Для пущего эффекта — шею. Все проблемы снимутся разом! А то вот, ко всем прочим, добавилась еще одна. Причем, очень и очень большая. Пожар и сам-то по себе явление препротивное, так ведь теперь Глебу стало понятно и кто в нем виноват… Сомнения, конечно, оставались, но мизерные. А в совпадения он не верил. Так ему, во всяком случае, казалось. Да и то, если вспомнить, как вспыхнула та злополучная сосна. Его ведь тогда такая злоба охватила — на волков, на сосну эту… И отчаяние оттого, что ничего он сделать не в силах. Даже, помнится, в глазах потемнело. А сосна возьми да вспыхни!.. Совершенно беспричинно. И никто ее поджечь не мог. Как и сено сейчас. Правда, на сей раз он не особо и злился. На Пистолетца, конечно, был рассержен, но по сравнению с прошлым разом это и злостью-то назвать нельзя. Зато как раз про ту сосну горящую вспомнил… Да нет же, не бывает таких совпадений! Оба раза огонь возник словно ниоткуда. Никаких его материальных источников не было. Ну, а ментальных?… Или как еще это можно назвать? Глебу вспомнилось прочитанное или услышанное когда-то слово — пирокинез, то есть способность вызывать огонь силой мысли. Казалось бы, чушь полнейшая, и он бы в том ни на миг не сомневался, если бы… Да уж, похоже, что сам он как раз и стал самым настоящим пирокинетиком!

Все эти мысли пронеслись в голове Глеба стремительно, да и некогда было заниматься раздумьями — следовало срочно будить хозяев и тушить хлев, чтобы огонь не перекинулся на дом.

Но будить никого не пришлось — Макусин в одних подштанниках уже выбегал на крыльцо.

— Костер! — закричал ему, размахивая руками, Пистолетец. — Нет, не костер, пожар!

Глеб невольно поморщился: это каким же надо быть бестолковым, чтобы сообщать столь очевидные вещи. А то вдруг Макусин подумает, что их бессонница замучила, и это они лучину жгут — книжки читать собрались!

Хозяин, конечно же, так не подумал. Зато вдруг выкрикнул такое, чего Глеб от него совсем не ожидал.

— Сволочи! Гады! За что?! Ведь думал же, что вы прихвостни храмовницкие, а вот поверил вам, дурень!.. — Макусин по-звериному завыл, сжал кулаки и бросился к оторопевшим Глебу и Пистолетцу.

Опомнившись, Глеб хотел крикнуть, что они тут ни при чем, но вспомнил, что он-то как раз при чем… Однако говорить, объяснять хозяину, что он пирокинетик и все получилось случайно, тоже было бессмысленно — ведь он и сам-то еще пять минут назад не поверил бы в подобные сказки. А Макусин и слов-то таких не слыхал даже.

Глеб, приготовившись защищаться, выставил согнутые в локтях руки. Но тут завопила, причитая, выскочившая из дома супруга хозяина:

— Ой, Макся, Макся! Сгорим ить!.. Ой, тушить надо, мужиков да баб гаркать!.. — Она метнулась было в сторону сельской улицы, но всплеснула вдруг руками и круто повернула к горящему хлеву: — Ой, поросят ить с козой выпустить надо! Сгорит скотинка-то!..

Макусин, которому оставалось до Глеба каких-то пара-тройка шагов, начавший уже замахиваться, дернулся, развернулся и побежал наперерез жене:

— Стой, дура! Сама ить сгоришь! Беги, народ гаркай, я животину выпущу… — сказал и кинулся к двери в хлев, из щелей которой уже вовсю валил дым.

Глеб тоже машинально сделал шаг к хлеву, но почувствовал вдруг сильный тычок в бок локтем. И тут же Пистолетец, громко шипя, потянул его за рукав:

— Ты куда?! Ошалел?… Бежим! Быстро!

— Куда?…

— На реку, куда еще-то? На плот — и улепетывать, пока нас не прибили тут.

На удивление, Пистолетец не переврал ни единого слова, но Глебу сейчас было не до лексических успехов напарника. Тем более что он понял: Пистолетец прав! Никто не будет разбираться, виноваты они или нет. Они — чужаки, они находились на сеновале, когда там начался пожар. Какие еще нужны разбирательства? Конечно же, разгневанные сельчане устроят над ними расправу.

И Глеб побежал. Впереди, в призрачном свете летней северной ночи, маячила спина Пистолетца. Да уж, что-что, а бегать лузянин оказался горазд. Точнее, драпать. Улепетывать. Впрочем, и сам мутант оказался ничуть не лучше напарника. Его заполнял жгучий стыд (вероятно, спасаться бегством от кого бы то ни было он не привык, хоть и не помнил этого), очень хотелось повернуть назад, попытаться объяснить все Макусину, помочь в тушении пожара, но все-таки он продолжал бежать, здраво осознавая, что никто их слушать не станет. В лучшем случае быстро прикончат — и все. А в худшем… Об этом не хотелось даже и думать, тем более воображение у Глеба оказалось весьма богатым.

Хорошо хоть теперь удача наконец повернулась лицом к беглецам. Во-первых, за ними пока, похоже, никто не гнался. Впрочем, это как раз не вызывало удивления — первоочередной задачей для сельчан было потушить пожар, не дать огню распространиться на другие дома и постройки. Вторым везением стало то, что ночь выдалась ясной, а потому вполне светлой. Книгу почитать вряд ли кто смог бы, даже если б умел, но было хотя бы видно, куда бежать. Ну, а третье способствующее обстоятельство — то, что путь к реке шел под горку, знай переставляй ноги.

Однако добежав до реки, Глеб понял, что опасность пока отнюдь не миновала. Ведь плот по-прежнему находился на берегу, на опущенных в воду слегах, и нужно было как-то спихнуть его в реку. Возле плота лежали две толстые длинные жерди, а точнее, шесты; их приготовили для того, чтобы путешественники во время плавания могли при необходимости отталкиваться от берега или от дна. Теперь мутант решил использовать их в качестве рычагов. Он поднял шесты, дал один Пистолетцу, а более толстый конец своего засунул под край плота.

— Делай как я! — крикнул он лузянину.

Пистолетец, глядя на Глеба, тоже подпихнул шест под плот и так же, как и мутант, навалился грудью на второй его конец. Раздался громкий щелчок. Пистолетец, роняя шест, подпрыгнул.

— Стреляют! Беда! Не успели! — завопил он, намереваясь кинуться прочь.

— Да никто не стреляет, горлопан, — сердито сплюнул Глеб. — Это мой шест обломился.

— И как теперь? Второй тоже может мослаться…

— Как-как… А вот так!

Мутант отбросил в сторону обломки своего шеста, наклонился, подхватил ладонями край плота и, выпрямляясь, стал с усилием толкать плот вперед. Тот стронулся с места неохотно, но потом соскользнул по слегам и с плеском лег на воду. И как раз в этот миг беглецы услышали приближающийся со стороны Ильинского топот нескольких пар ног, а потом и крики:

— Вон они, вон! Сейчас уплывут! Наддадим-ко!..

— Живо на плот! — скомандовал Глеб.

Подобрал оставшийся шест, прыгнул вслед за лузянином на бревенчатое судно и оттолкнулся шестом от берега. Затем оттолкнулся от дна, потом еще и еще, пока плот не оказался на середине реки. Неспешное течение Лузы подхватило их и медленно понесло в ночь.

— Спаслись?… — тревожно вглядываясь в темный берег, спросил Пистолетец.

— А я почем знаю? — буркнул, откладывая шест и берясь за гребь Глеб. — У них ведь лодки есть. Но может, по темноте и не погонятся.

— Лично я думаю, — глубокомысленно изрек лузянин, — что за нами нет никакого мсысла гнаться. Даже если бы мы были вивонаты, то все равно хлев назад не ревнем. А мы к тому же и ни при чем вовсе. Так ведь?

— Не так, — проворчал, снимая с плеч рюкзак, Глеб.

— А как?… — попятился и едва не свалился в воду Пистолетец. — Ведь это не ты его пождег?!

— Я.

— Но зачем?!..

Примечания

6

Слега — длинная жердь. (Прим. ред.)