Альфабет

Андрей Буторин, 2023

Получив отказ в областном отделе культуры, актер Василий Горин недолго остается безработным. Он начинает видеть то, чего нет в нашем мире, и что кроме него видят лишь несколько человек. Находить с ними такие объекты и приглашают Василия. Ему удается не только увидеть невидимое, но и попасть на Бету – параллельный нашему мир, история которого шла альтернативным путем развития. В то же время силовые структуры Беты вынашивают план перехода в наш мир для разведки и дальнейшего захвата.

Нет, развилка — как беда:

Стрелки врозь — и вот не здесь ты.

Неужели никогда

Не сближают нас разъезды?

В.С. Высоцкий

Часть 1. Альфа и Бета

Глава 1

Когда рушится мир, важнее для тебя нет ничего. Когда рушатся твои надежды, миру это фиолетово. Ему параллельны людские заботы и проблемы. Он дал тебе временное пристанище под небом — а дальше ты уж как-нибудь сам. В принципе, все верно, но мне от этого было не легче.

Из бетонной коробки областной администрации я вышел злым и расстроенным. Да, отказ неприятен сам по себе, но я бы его как-нибудь пережил, и переживу, куда денусь, но почему нельзя было сказать «нет» по телефону, когда я три дня назад звонил в этот долбаный отдел культуры? Но не сказали же, назначили встречу, и что? Мало того что потратил деньги — за билет на автобус только в одну сторону шесть сотен, — так еще и поверил во что-то, обнадежился, а в результате такой облом!

И ведь начали разговор аккуратненько так, вежливо, с улыбочкой: смотрите, мол, какая зима нынче ранняя да снежная, сколько у хозслужб теперь работы, сколько затрат… А бюджет — не резиновый. Вот и нам ужиматься приходится, экономить на чем только можно. И брать сейчас нового человека в штат — это даже непорядочно как-то, не поймут нас. Но взять вас нам очень хочется. Вот очень-прям-очень, жуть как! Ан нет, нельзя… Не сейчас. Потом как-нибудь, может быть. Или еще когда.

Ну и так далее, минут на двадцать пустопорожней болтовни. Было бы не так обидно, если бы не тратили время на унизительные оправдания и утешения, а хотя бы сейчас вели себя порядочно, и сразу сказали, раз уж по телефону не смогли: прости, мол, Василий, не нужен ты нам. Вот зачем, спрашивается, приезжал? Узнать, какой я весь из себя талантливый и распрекрасный? Так я это и сам знаю. До столичной сцены еще, конечно, не дорос, и не факт, что когда-нибудь дорасту, но у себя в городе — без сомнения, лучший, и почти уверен, что и здесь, в областном центре, не оказался бы в числе последних бездарей.

А то, что нашу так называемую труппу разогнали — это правильно. Каким бы я талантливым ни был, тащить все и дальше на себе уже надоело. Да и что я один могу? Если ложка дегтя портит бочку меда, то уж ложка меда даже стакан дегтя сладким не сделает.

Я поймал себя на мысли, что не по делу как-то хвост распушил, тем более единственный слушатель моего внутреннего монолога и так все о себе любимом знал. Все, кроме одного: что теперь делать? Искать работу по основной специальности, на которую сдуру угробил в универе пять лет жизни? Только не хочу я в душном офисе штаны просиживать; к тому же забыл за последующие пять лет все, чему меня пытались научить. Да и кому сейчас сдался не первой свежести экономист без опыта работы, который и делать-то ничего не умеет? Да, двадцать семь — еще не старость, но те, кто помоложе да пошустрей, давно все тепленькие места заняли. И ладно, собственно, говорю же: не хо-чу!

Уныло жонглируя безрадостными мыслями, я простоял на крыльце администрации довольно долго. На меня уже поглядывали из окон, да и ноги стали мерзнуть — зима и правда рано началась, в отделе культуры не соврали. Торчать тут и дальше в надежде, что работодатели опомнятся и выбегут лобзать мне руки, было глупо. Куда умнее — чапать к автовокзалу и возвращаться домой, в опостылевшую однушку, где меня никто, увы, не ждал. Можно еще, конечно, завалиться к родителям, те и накормят, и приголубят, но портить им настроение не хотелось, а убедительно сыграть бодрячка даже я бы перед ними не смог, уж мама бы точно меня влет расколола.

Как бы то ни было, билет все равно нужно было брать, и желательно на ближайший автобус. Я глянул на часы: без двадцати три. Автобус отходит в три пятнадцать; если поспешу, то и перекусить в кафешке успею.

Сбежав с крыльца и хрустя свежим снегом, я быстро зашагал вдоль здания негостеприимной администрации. Но стоило свернуть за угол, как я невольно сбавил шаг. До меня и в самом деле не сразу дошло, почему я это сделал. Просто вдруг почуялось: здесь что-то не то! Будто звоночек в голове прозвенел. Тревожный такой: динь-динь, у тебя все дома? Я остановился, посмотрел направо, куда меня подспудно и тянуло глянуть, и понял: нет, не все. Потому что вон того здания здесь раньше точно не было. Всего час назад, когда я шел в администрацию, на этом месте смотрела на проспект лишь трехэтажная школа. А теперь?.. Что за краснокирпичное семиэтажное уродище прилепилось к несчастному учебному заведению? Да и как оно могло всего за час прилепиться?

Впрочем, что это я… Этот угрюмый, массивный как чугунный утюг домина не мог быть построен не то что за час, но и за месяц! Да и кому бы вообще взбрело в голову строить такое? Еще и расположить так, что фасадом здание словно въехало в школу, а торцом выехало на проезжую часть!

Я аж дышать забыл. Но когда увидел, как желтая маршрутка, пропуская обгонявшую ее легковушку, взяла чуть правее и вот-вот должна была врезаться в угол нелепого дома, не выдержал и заорал: «Тормози! Там же…» Договорить я не успел. Маршрутка вошла в красный кирпич, словно горячий нож в масло, а уже через пару мгновений вынырнула с противоположной стороны и как ни в чем не бывало понеслась дальше.

На меня начали оглядываться. Я представил, как выгляжу со стороны: с выпученными глазами, разинутым ртом, вытянутыми дрожащими руками… Воображение у меня профессионально хорошее, и возникшая в голове картинка мне не понравилась. Я сунул руки в карманы и тронулся в путь. Но пройдя шагов десять не выдержал и оглянулся. Дом из красного кирпича стоял на месте. Точнее, как раз не на месте, нечего ему там было делать совершенно! Только ему на мое мнение было плевать — стоял себе и стоял, перекрыв тротуар и заступив на дорогу. И еще одна машина, белая легковушка, протаранила кирпичные стены без видимых последствий как для себя, так и для них. А вот и бредущая по тротуару парочка вошла в стену, явно не увидев ее перед собой.

«Ага, — подумал я, — не увидев!.. Слона-то я и не приметил». Не увидеть эту красную уродливую громадину надо было еще постараться. Да и то, не перед самым же носом стену не заметить!.. Между тем парочка, продолжая держаться за руки, вышла с другой стороны здания. «Счастливые домов не замечают», — машинально схохмил я, хотя было совсем не до смеха. Получалось так, что кроме меня никто этот дом не видел. Мало того, для остальных его не существовало вовсе!

«Стоп! — осадил я себя. — А с чего ты взял, что для тебя он реален? Ты ведь его пока не касался». Разумеется, первой мыслью было тут же пойти и потрогать дурацкое здание. Но меня остановили два обстоятельства. Во-первых, стало страшно. Очень, до липкого ужаса. А что если я дотронусь до кирпичной стены и почувствую ее твердость? Это будет означать лишь одно: я сошел с ума. Во-вторых, дом стоял на противоположной стороне проспекта, а перехода поблизости не было… Да какое там «во-вторых»! Вполне хватило и «во-первых».

«Значит так, — скомандовал я себе мысленно, — никакого дома там нет, это у тебя глюки от расстройства. Так что — шагом марш на автобус!» Я выполнил команду «кругом!», поправил шарф, надвинул на брови шапку и чуть ли не бегом рванул к автовокзалу.

Любование несуществующим домом стоило мне того, что автобус на три пятнадцать помахал на прощанье хвостом. Следующий отправлялся лишь в половине шестого, и теперь где-то нужно было убить два часа.

Для начала я все-таки зашел в привокзальную кафешку и пообедал. Скорее, заморил червячка — раскошелиться на полноценный обед задушила жаба. И так больше тысячи за билеты отдал. А ведь я теперь безработный, пора к этому привыкать и начинать экономить.

Я пожалел, что не взял с собой электронную читалку. Сидел бы, читал — и время пронеслось незаметно. Можно, конечно, с телефона почитать, но это только глаза ломать — нормальный смартфон я лишь собирался купить, а теперь, похоже, отсобирался. Так что оставалось одно: пешая прогулка на свежем воздухе. Дешево и полезно. А куда идти — без разницы, пошляюсь туда-сюда, лишь бы убить время. Сказано — сделано. Я шел и с наслаждением вдыхал морозный воздух, то и дело подставляя лицо падающим с низкого неба снежинкам. А потом вновь увидел тот самый дом из красного кирпича. Ноги привели к нему сами. Меня накрыло паникой. Ну уж нет, хватит с меня этих глюков! Скорей назад, подальше отсюда!.. Но не успел сделать и шага, как услышал вдруг:

— Нелепая штуковина, не так ли?

Я обернулся. В шаге от меня стоял среднего роста господин в фетровой коричневой шляпе и длиннополом сером пальто с норковым воротником. На вид ему было под сорок, хотя, может, и «за» — я плохо с первого взгляда определяю возраст. Перехватив мой взгляд, он поднес к полям шляпы два пальца и едва заметно кивнул.

— Простите, вы о чем? — прикинулся я шлангом.

— О том самом, на что вы уже второй раз приходите смотреть.

— В первый раз я приходил не смотреть… — машинально ляпнул я, и мужчина улыбнулся в усы. Да, у него были шикарные усы: густые, рыжие — даже, скорее, темно-красные, как стена злополучного дома.

— Тем не менее вы его видели и тогда, и сейчас, — то ли спросил, то ли констатировал незнакомец.

— А вы? — с вызовом спросил я. — Вы его видите?

— Увы, нет. Но по рассказом наслышан, сколь несуразно он выглядит.

— И кто же вам об этом рассказал? — хмыкнул я, чувствуя как немеют губы. В голове запульсировало: «Уходи! Скорее беги отсюда!»

— Может, побеседуем в более удобном месте? — спросил усатый. — У вас ведь есть время? Во сколько ваш автобус, — посмотрел он на часы, — в половине шестого? Что ж, для начала нам этого хватит.

— Но как вы… — задохнулся я, а потом вдруг спросил: — Чего и для чего нам хватит?

— Времени. Для первой беседы, — невозмутимо сказал незнакомец. — Которая может стать и последней, тут уж вам решать.

Услышанное заставило меня отшатнуться, и усатый, подняв ладони, поторопился объяснить:

— Нет-нет, простите, неуклюже выразился. Я имел в виду, если вы будете против дальнейших бесед, то просто сядете в автобус и уедете.

Беседовать с незнакомцем мне совершенно не хотелось. Но как от него теперь отвязаться? Проще согласиться, узнать, чего он хочет, вежливо попрощаться и уехать домой, забыв о красном доме и аналогичного цвета усах. Вопрос лишь: забудет ли их обладатель обо мне? Каким-то образом он знал о моих сегодняшних перемещениях и планах — скорее всего, следил. Значит, я ему нужен. Но зачем, почему?! Потому что видел этот нелепый дом? И что?.. Может, я и впрямь свихнулся, вел себя неадекватно, добрые люди сообщили куда следует, и этот дяденька прибыл за мной из соответствующего заведения? Вряд ли, на санитара психлечебницы он не очень похож.

Все это пронеслось в голове сумбурным шквалом мыслей, и я вдруг понял, что если сейчас повернусь и уйду, то они будут преследовать меня очень долго. Я имел в виду мысли. Хотя не исключено, что и усач сотоварищи. Недаром же он намекнул, что про этот злополучный дом ему еще кто-то рассказывал.

— Ладно, — выдохнул я. — Давайте побеседуем. Только скажите честно: вы за мной следили?

— Откровенно говоря, да, — на мгновение замявшись, ответил незнакомец. — Но лишь после того как вы увидели дом в первый раз. До того момента я и не подозревал о вашем существовании. Впрочем, давайте все же поговорим не здесь. Обещаю, что отвечу на все ваши вопросы. Идемте же!

Он повернулся и сделал шаг, но я, опомнившись, бросил ему в спину:

— А куда именно вы меня хотите отвести? И кто вы, собственно, такой?

— Ах да, — остановился усатый и приподнял шляпу. Под ней блеснула лысина. — Прошу меня извинить… Ме́нделев, Дмитрий Иванович. Именно Менделев, а не Менделеев, — изображая улыбку, шевельнул он усами. — Хотя я тоже в некотором роде ученый — правда, без степеней и званий. Точнее будет сказать, исследователь. А пригласить хочу в мой… скажем так, офис. Мы арендуем тут неподалеку помещеньице для… э-э… исследований. Совсем близко, я даже машину не взял.

— «Мы»? — вопросительно посмотрел я на Менделева.

— Да, я не один. Но сейчас там никого нет, так что нам никто не помешает.

Дмитрий Иванович замолчал, не сводя с меня взгляда. А я опять засомневался. Бес его знает, этого «недохимика»! Сейчас заведет меня в ближайшую подворотню и… Я чуть не рассмеялся. И — что, ограбит? Украдет автобусный билет и — сколько там? — едва ли тысячу сверху да предмет антиквариата в виде старого мобильника? Хотя с другой стороны, он может не знать, что у меня ничего больше нет. Но про автобус же знает… Тьфу ты! Что же делать?

Заметив мои колебания — а это плохо, артист должен уметь держать лицо, — Менделев полез во внутренний карман пальто, достал оттуда паспорт и протянул мне:

— Держите. Ваши сомнения мне понятны. Но я хочу, чтобы вы с самого начала мне доверяли.

Я смущенно хмыкнул, но паспорт взял. А почему нет, собственно? Открыл, увидел на фото знакомые усы и лысину, пробежался взглядом по ФИО, отметил, что дядька из местных, зафиксировал дату рождения… ага, не ошибся, усачу тридцать девять… Закрыв паспорт, я отдал его Менделеву и кивнул:

— Годится.

— А вы не… — покрутил тот ладонью.

— Что, и мне предъявить паспорт?

— Нет-нет, я просто хотел, чтобы вы тоже представились. Надо же как-то к вам обращаться.

— Как? Вы не все обо мне знаете? — съерничал я, но сам же и поморщился от неудачной шутки. — Простите. Зовите меня Василием.

— А…

— Просто Василием. Этого достаточно.

— Хорошо, Василий. Идемте же, а то опоздаете и на этот автобус.

Глава 2

На автобус я действительно опоздал. Точнее, просто никуда не поехал. Интересно, если бы можно было отмотать время назад, и окажись я после всего снова «здесь и сейчас», не побежал бы домой без оглядки, обгоняя автобусы? Сложно ответить. Если бы кто рассказал о том, что со мной скоро случится, и я этому поверил, — наверное, побежал бы. А вот после того, как пережил это сам, кого за это время встретил, что приобрел и что потерял — думаю, просто не смог бы. Не только убежать, но и жить дальше. Но обо всем — по порядку…

«Помещеньице», которое снимал Менделев, размещалось на первом этаже жилой девятиэтажки и представляло собой большую комнату с четырьмя закрытыми жалюзи окнами. Раньше там, скорее всего, было что-то вроде библиотеки — даже осталось несколько стеллажей, заваленных теперь электротехническим и прочим хламом: приборами, инструментами, мотками цветных проводов, коробками из-под аппаратуры. Посреди комнаты тянулся узкий длинный стол с выстроенными в ряд шестью мониторами и столькими же офисными креслами рядом. Самой интересной оказалась противоположная от окон стена. Начиная метрах с полутора от пола и до самого потолка всю ее закрывали, по моим прикидкам, тридцатидюймовые или около того в диагонали плоские экраны, а в центре висел самый большой, дюймов под пятьдесят, не меньше. На каждом из них были видны различные участки областного центра; я узнал центральную площадь, включая здание администрации, железнодорожный и автовокзалы, еще какие-то здания и улицы, а на центральном, большом экране красовалась та самая школа, возле которой я ожидал увидеть и нелепый дом из красного кирпича. Только сейчас ничего лишнего из школьного здания не выпирало, и через его двери выбегали на широкое крыльцо школьники. Я обернулся к Дмитрию Ивановичу. Он понял мой немой вопрос и кивнул:

— Камеры не фиксируют бета-объекты. — Видя, что мне не стало понятнее, пояснил: — Так мы называем то, что вы сегодня имели удовольствие наблюдать.

Я вновь посмотрел на центральный экран. Кроме школы изображение захватывало также часть проспекта с проезжей частью и тротуарами, в том числе и место, где мы познакомились с Менделевым.

— Отсюда вы меня и заметили?

Дмитрий Иванович снова кивнул.

— Но если этих, как их там… бета-объектов… их, кстати, что — так много?.. — махнул я рукой на видео-мозаику. — Так вот, если их отсюда не видно, как вы узнали, что я смотрел именно на тот дом?

— Вы же не хотите сказать, что полчаса наблюдали за школьниками, — усмехнулся Менделев. — На маньяка-педофила вы не похожи, тот бы не стал так глупо подставляться. Впрочем, простите, Василий, я сморозил глупость, — замахал он руками. — И вообще, давайте разденемся, я угощу вас кофе и отвечу на вопросы: как уже заданные, так и те, что наверняка есть еще. Во всяком случае уверен: они непременно появятся.

Мы подошли к торцевой стене, где между стеллажами была незамеченная мной ранее дверь. Менделев открыл ее и сделал приглашающий жест. За дверью оказалась еще одна комната, куда меньше первой, с единственным, также закрытым жалюзи окном. Возле одной из стен высился одежный шкаф; вдоль другой, напротив стоящего в центре овального стола, обосновался приличный кожаный диван темно-бордового цвета; в углу приютилась раковина, дальше стоял небольшой холодильник, индукционная плита на подставке с ящиками; на стене висели шкафчики с затемненными стеклянными дверцами, сквозь которые просматривалась кухонная утварь.

— У вас тут жить можно, — вырвалось у меня.

— Что некоторые и делают, — улыбнулся Менделев. — Ночуют здесь, если засиживаются допоздна или когда на дворе непогода, а дома никто не ждет. — При этом он глянул на меня как бы с намеком: дескать, тебя-то ведь тоже не ждут. Впрочем, откуда ему было об этом знать.

Дмитрий Иванович снял и повесил пальто в шкаф, оставшись в изысканном костюме. Затем вымыл руки и принялся колдовать у плиты над темно-красной, вероятно медной, на вид очень старой, если не старинной, джезвой. Во всяком случае, это точно была не современная, приспособленная для такой плиты турка, поскольку я заметил, как Менделев ставил под нее ферромагнитный диск-адаптер.

Я похвалил себя за наблюдательность и, пока снимал и вешал куртку, комнату наполнил сводящий с ума аромат кофе.

— Да вы присаживайтесь, — помешивая в джезве ложечкой, оглянулся Дмитрий Иванович. — Кофе сейчас будет готов.

Вскоре мы сидели на диване и смаковали из маленьких фарфоровых чашечек божественного вкуса напиток. Я хотел поинтересоваться сортом, но передумал: во-первых, такой кофе наверняка стоил дорого, а во-вторых, имелось много других, куда более насущных вопросов.

Менделев это тоже хорошо понимал.

— Не будем терять времени, — начал он. — Первым делом отвечу на проскользнувший у вас вопрос: много ли всего бета-объектов? Нет, не так, — мотнул он головой и покрутил красивое, с вензелями кольцо на безымянном пальце левой руки. — Сначала скажу пару слов о самих объектах. Правда, мы и сами толком не знаем об их природе. Тем более наблюдать их может весьма ограниченное число людей. Мне пока удалось разыскать пятерых… не считая вас. Из этой пятерки трое могут лишь видеть бета-объекты, но материальными они для них не являются. То есть эти мои сотрудники… м-мм… скорее, соратники, не имеют возможности коснуться объектов — для них это словно мираж. Двое других, Иван и Алена, бета-объекты и видят, и осязают. Даже могут войти внутрь, если это, к примеру, здание, как в вашем случае. Но, увы, перейти на другую сторону не получается и у них.

— На другую сторону миража? — не удержался я.

— Подождите, — поморщился Менделев. — Мне и так не удается подойти к сути… — Дмитрий Иванович снял кольцо — насколько я разбираюсь в драгметаллах, вряд ли золотое, скорее, платиновое, — снова надел его и покрутил на пальце. — Сложно объяснить необъяснимое, знаете ли. Давайте я попытаюсь рассказать главное, а вопросы вы зададите потом.

— Годится, — поставил я на стол пустую чашку и, приготовившись слушать, откинулся на спинку дивана. Признаться откровенно, я вовсе не собирался безоговорочно верить этому презентабельному лысому усачу. Мираж — это да, это хорошо. Стоило Менделеву упомянуть про мираж, как я тут же решил для себя, что именно его-то мне и довелось наблюдать. Ничего что в городе, ничего что зимой. Главное, это — пусть и чрезвычайно редкое, но всего лишь оптическое явление, что прекрасно все объясняло. А вот то, что в мираж можно войти — увольте. Неведомые мне «братец Иванушка и сестрица Аленушка» либо… как бы это помягче… фантазеры, либо, образно выражаясь, приняли что-то из «козлиного копытца».

— Так вот, — сделав глоток и отставив чашку, продолжил Дмитрий Иванович. — Перейти на ту сторону не получается, поэтому и узнать наверняка, откуда появляются бета-объекты, нам до сих пор не удалось. К тому же, не все они статичны. Всего мои коллеги наблюдали пять объектов: известный вам дом; непонятного назначения башню; белый с непрозрачными окнами, как мы его назвали — «павильон»; двухметровый мраморный куб и дерево — высоченную ель. Из пяти объектов статичен пока только дом. Появившись месяц назад, он остается на том же месте. Куб наблюдали раньше, но всего в течение часа, даже чуть меньше. Башня возникла сразу после куба и простояла неделю. Дерево появилось, уже когда стоял дом, но оно исчезло так же быстро, как и куб. Впрочем, его могли заметить не сразу, все-таки ель, пусть и очень высокая, не является в наших краях чем-то диковинным. Интереснее всего ведет себя павильон, который появляется в разных местах и может находиться на одном месте от нескольких часов до недели.

— А ваши коллеги, — не удержался я, — те, кто видит объекты, откуда они взялись?

Менделев посмотрел на меня с иронией (ну да, сам-то я «откуда взялся»?), но тут же стал серьезным:

— Первым я нашел Ивана. Это случилось прошлым летом. Я прогуливался по скверу и услышал шум. Парень лет двадцати стоял посреди асфальтовой дорожки и о чем-то спорил с окружившими его людьми. Подойдя ближе, я услышал его выкрики: «Это что, цирк? Розыгрыш? Зачем вы из меня дурака делаете?!» Мне стало любопытно. Я поинтересовался у одного из зевак, что происходит. Тот ответил, что парень явно сошел с ума — утверждает, будто перед ним стоит большой куб из розового камня, хотя на самом деле там ничего нет. Я пробрался ближе к парню и действительно никакого куба не увидел. Мысленно пожалев бедолагу, собрался идти дальше, но парень, чуть не плача, почему-то вдруг обратился именно ко мне: «Вы ведь не с ними, правда? Вы же видите этот куб?» Тут он провел рукой по воздуху, словно и впрямь касаясь преграды. Это выглядело настолько реально, что если бы не настоящие слезы в его глазах, я бы подумал, что это профессиональный мим. Но мимы, насколько я знаю, во время выступлений не разговаривают, и уж тем более не плачут. А на сумасшедшего парень походил и того меньше — с аккуратной стрижкой, хорошо и даже модно одетый. Между тем кто-то среди зевак подал мысль, что нужно вызвать скорую. Идею, словно искру в куче сухого хвороста, тут же раздуло пламенем по толпе: «Да-да!.. Его место в психушке!.. Пусть заберут, он может быть опасен!..» Сразу несколько человек достали телефоны и принялись названивать. И я, сам до конца не сознавая, что делаю, выкрикнул вдруг: «Не нужно никуда звонить! Это мой племянник. Сейчас я его уведу».

Дмитрий Иванович улыбнулся воспоминаниям и продолжил:

— Я взял парня за руку и, невзирая на попытки вырваться, потащил за собой, убеждая, чтобы он прекратил дергаться. Когда мы остались одни и я отпустил его руку, парень никуда не ушел. Он стоял, глядя на меня исподлобья и обиженно сопел, как дошкольник. А потом заявил, мол, вы тоже это видели. Я поинтересовался, что именно. Если его представление, то да, видел. Только посоветовал ему в следующий раз покрасить лицо белым и молчать, если уж решил стать мимом. Но парень буркнул, что никакой он не мим, и что там на самом деле был каменный куб. А потом опять сказал с вызовом, что я тоже не мог этот камень не видеть, потому что тот очень большой. И знаете до чего он в итоге договорился? Что это подстава, съемка для телешоу, где его разыграли. Еще пригрозил подать в суд, если это покажут в эфире. Он вел себя настолько естественно и правдоподобно, что подозрения о его невменяемости окончательно развеялись. Зато его слова натолкнули меня на мысль, что, вполне возможно, это не он, а как раз я стал жертвой некоего телевизионного розыгрыша. Я тоже стал невольно оглядывать ближайшие кусты в поисках оператора с камерой, но быстро опомнился. Вряд ли телевизионщики стали бы делать расчет на то, что кто-то ринется спасать подсадку. Слишком велик был риск, что кто-либо из зевак вызовет скорую или полицию. Так что вариант со съемкой я все же отмел. Тогда оставалось и впрямь думать, что парень сумасшедший. Вполне возможно, крыша у него поехала только что, поэтому и одет он в модные шмотки, и вообще не выглядит больным. Вероятно, он понял по моему лицу примерный ход моих мыслей, потому что перестал дергаться, упрямо свел брови и мотнул головой: «Идемте!» Он решительным шагом двинул назад. А мне уже на самом деле стало любопытно, что он такое придумал, да и беспокойство за него все же осталось. Короче говоря, я пошел следом.

Менделев отпил еще немного кофе и стал рассказывать дальше:

— Мы вернулись туда, где странный артист устроил не менее странную пантомиму. Зеваки уже, к счастью, рассосались. Парень убедился, что я на него смотрю, и снова провел рукой по воздуху, словно по твердой поверхности. А потом вдруг повернулся ко мне и откинулся назад. Я, вытянув руки, невольно рванулся к нему, уверенный, что «мим» грохнется затылком об асфальт. Подхватить я его не успел, но это было и не нужно. Парень завис под углом в сорок пять градусов, касаясь земли только пятками. Это было невероятно, невозможно! Я провел ладонью над его головой, затем под ней; в поисках невидимых нитей стал махать руками вокруг «фокусника». Но там было пусто! Зато у самого парня, наблюдающего за моими манипуляциями, внезапно округлились глаза. Он явно недоумевал, что я ничего не чувствую. А потом вдруг рухнул на асфальт, набил в итоге шишку на затылке, но в тот момент, кажется, даже не почувствовал боли. Затем вскочил и, растопырив руки, стал обшаривать вокруг воздух, бормоча, что камня больше нет, что тот пропал… Вокруг опять стали собираться зеваки, и я снова потащил его за руку подальше оттуда. Только теперь я ему верил. Внезапно исчезнув, куб окончательно убедил меня в своей реальности. Но — в реальности только для одного Ивана, с которым мы тут же и познакомились. У меня еще не было никакого плана действий, но внутренний голос нашептывал, что это только начало, и я дал парню номер телефона, взяв с него обещание позвонить, если он увидит еще что-то подобное.

— И он увидел башню, — вновь не удержавшись, перебил я Менделева.

— Не только. Еще Иван увидел глазеющего на башню Павла Сергеевича. Ваня сразу позвонил мне, и уже через час мы втроем обсуждали пришедший мне в голову план.

Дмитрий Иванович принялся играть кольцом, то ли вспоминая это событие, то ли собираясь с мыслями, и я решил воспользоваться паузой:

— Можно расскажу дальше?

Менделев бросил удивленный взгляд, неуверенно кивнул, и я продолжил:

— Вы решили следить за городом с помощью камер наблюдения. Не знаю, правда, как вам удалось к ним подключиться — возможно, кто-то из вас неплохой хакер. Вы ищете тех, кто разевает рот, глядя, казалось бы, на пустое место. Так и меня нашли. Я прав? В этом заключался ваш план?

— Да, Василий. Но это лишь первая стадия. Следующая ступень — узнать, что это за объекты, какова их природа, почему они появляются здесь, почему их видят не все… Ну а главная наша цель — это попасть туда, откуда они появляются. Вы уже видели: у нас есть технические возможности для наблюдений. Имеются и кое-какие финансовые средства. Главная наша проблема — катастрофическая нехватка людей с нужными способностями.

— Что-то я вообще никого не вижу, — пожал я плечами.

— Павел Сергеевич приболел, ему вообще уже за семьдесят… Никита отсыпается после ночного дежурства. Алена на выезде — почти одновременно с вами заметили еще одного «любопытствующего» на другом конце города. Что-то она не звонит, кстати… — Менделев достал телефон и положил перед собой на стол. — Иван и Стас тоже уехали — в одном из городов области люди несколько раз видели человека, вещающего о неких видениях, и мы решили проверить. Так что да, как я уже и сказал, людей нам катастрофически не хватает. И ведь кого попало не возьмешь — будь он хоть семи пядей во лбу, — нужны лишь те, кто может хотя бы видеть бета-объекты. Поэтому у меня есть к вам предложение: вступайте в нашу команду!

Глава 3

Скажу честно: на несколько минут я откровенно завис — просто все мысли из головы вылетели. Потом стал помаленьку соображать, но услышанное все равно еще казалось некой белибердой, как если бы Менделев, к примеру, позвал меня у прохожих мелочь по карманам тырить. Наконец я встряхнулся, откашлялся и спросил:

— В каком смысле?

— Да в самом прямом. — Дмитрий Иванович смотрел на меня, испытывая явное удовлетворение произведенным эффектом. — Я предлагаю вам работу. Сколько вы сейчас получаете?

— Ну… Не очень много. — Говорить правду не хотелось, но ведь и соврать я не соврал: ноль — не такая уж большая сумма.

— Нынешняя работа вас устраивает?

— Она меня — да. Я ее — нет. — В подробности я вдаваться не стал.

— То есть терять вам, в сущности, нечего? — потер руки Менделев. — Так может, все-таки попробуете? Никто вас цепями приковывать не собирается, не понравится — уйдете. У вас большая семья?

— Семья-то большая, да два чело… — начал машинально отвечать я, тут же себя одернул, попытался собрать мозги в кучку, но почему-то забыл все слова.

На помощь пришел Менделев:

— Вы и супруга?

— Н-нет… Я и… я. — Мне удалось наконец-то собраться: — Извините, я имел в виду, что жены нет, родители живут отдельно.

— Тогда вообще замечательно. Жильем мы вас обеспечим. Однокомнатной квартиры хватит?

— Хватит, но… — Мысли опять разбежались. — Подождите, но как-то это… Я даже не знаю, в чем будет заключаться работа? Высматривать на мониторах подозрительных «зевак»? А дальше что?

— Ехать и проверять, есть ли там бета-объект. Дежурный автомобиль всегда наготове. Если успеете застать на месте наблюдателя — пригласить его для беседы со мной.

— У меня прав нет. И водить я не умею.

— Это хуже, но, в принципе, не критично. Права со временем получите, а пока будете сообщать адреса этих точек мне или кому-нибудь из наших, а если район неподалеку, то пешком сходите или доедете на общественном транспорте. Главное не это. Важно, что вы можете видеть бета-объекты.

— Почему, кстати, «бета»? Вы мне так еще и не…

Договорить я не успел. Послышался писк кодового замка, хлопнула входная дверь и раздался звук быстро приближающихся шагов. В чайную вошла — скорее, ворвалась невысокая девушка в желтой куртке. Светлое каре до плеч, аккуратный, чуть широковатый носик, огромные глаза и ярко выраженные, хоть я и не заметил на них помады, губы. Я бы не назвал ее эталонной красавицей, но взгляд она определенно притягивала, и смотреть на нее было приятно. Зато меня она, казалось, не заметила, и затараторила, обращаясь к Менделеву:

— Пустышка. Если там что и было, то пока я туда доперлась, ничего уже не осталось. И гаврика этого не было — я в обе стороны мотанулась, нету нигде.

— А позвонить? — прервал скороговорку Дмитрий Иванович.

— Зачем? — захлопала длинными ресницами тараторка, и я заметил, что ее глаза какого-то неопределенного цвета: светло-коричневые, с зеленовато-серыми ободками. — Результата же нет.

— Сколько раз можно повторять? — сдвинул брови Менделев. — Отрицательный результат — тоже результат. И докладывать нужно всегда — неважно, пусто у тебя или густо.

— Вот и докладываю, — пожала плечами его собеседница. — Если бы что-то срочное, я бы позвонила, а так…

— Ладно, об этом еще поговорим. А сейчас знакомьтесь. — Дмитрий Иванович простер в мою сторону руку. — Наш новый сотрудник Василий… э-э…

— Просто Василий, — сказал я. — И еще не ваш сотрудник.

— Он что, видит? — одарив меня равнодушным взглядом, заговорила светловолосая тараторушка так, будто я был чем-то неодушевленным, вроде нового принтера. — Только видит, или…

— А это наша Алена, — перебил ее Менделев. — Я про нее уже рассказывал. Не обижайтесь на нее, она девушка… непосредственная. Уверен, что вы сработаетесь. Кстати, Алена, — перевел он на нее взгляд, — пройдитесь-ка с Василием к дому, пусть он его потрогает.

— А сразу не могли? — надула губы Алена. Было видно, что замечание о непосредственности ее задело.

— Давай обойдемся без пререканий, — снова нахмурился Дмитрий Иванович. — Тем более при посторонних.

— Вы сами сказали, что он наш новый сотрудник, — продолжала дуться Алена. — Пусть привыкает.

— Я не… — начал я, но Менделев звучно хлопнул по столу.

— Так, дорогие мои. Я никого здесь силой не держу. И вариантов у вас только два: или работаете, или занимаетесь чем душа пожелает, но только уже не здесь.

И вот что забавно. До сего момента разговор о трудоустройстве в этой странной конторе казался мне совершенно абстрактным, но стоило Дмитрию Ивановичу показать характер, как с ним сразу захотелось работать. Нет, я по-прежнему не верил, что здешняя «работа» имеет хоть какой-то практический смысл, но подумал, что мне и правда нечего терять, так почему бы не попробовать? Возможно, я слегка лукавил, не признавшись в тот момент даже себе самому, что решение остаться в немалой степени было вызвано появлением Алены. Впрочем, окончательно я еще ничего не решил.

— Пошли, — буркнула Алена и, не оглядываясь, направилась к двери.

Я посмотрел на Менделева.

— Идите, идите, — кивнул он и вновь становясь добродушно-спокойным, принялся крутить на пальце кольцо. — Важно и правда узнать, можете ли вы осязать объекты. А пока ходите, Алена ответит на вопросы, о которых мы не успели договорить. Алена Михайловна, слышишь?

— Слышу, — ответила та.

— А от вас, дорогой Василий, жду по возвращении окончательный ответ.

— Годится, — кивнул я, доставая из шкафа куртку.

Когда я догнал Алену, она умотала уже на полквартала. Неужели так сильно обиделась, что ее заставили со мной «прогуляться»? Или я в принципе ей неприятен? От этой мысли стало вдруг так неуютно, словно меня обманули, от кого этого не ждал. Что было глупее некуда: от Алены я ничего не мог ждать в принципе, а ей меня обманывать вряд ли и в голову бы пришло — кто я такой вообще? Именно так, будто на пустое место, она глянула на меня и сухо сказала:

— Задавай свои вопросы.

Несмотря на внешнее равнодушие и тон, меня порадовало хотя бы то, что обратилось она ко мне на «ты». И все же сам я «тыкать» не решился.

— Скажите, а почему…

— Стоп! — не сбавляя шага, подняла руку Алена. — Я тебе что, начальница? Или мне сто лет в обед?

— Нет.

— Вот и обращайся ко мне по-человечески.

Я даже притормозил, но тут же кинулся ее догонять.

— Хорошо! Только не беги, пожалуйста. — Алена сбавила шаг и я, поравнявшись с ней, продолжил: — Скажи, почему вы называете эти объекты «бетой»?

— А что, Рыбак не объяснил?

— Какой рыбак?

— Мы Менделева так между собой называем. Только смотри, ему не ляпни.

— Почему именно Рыбак?

— Потому что он лет двадцать уже занимается рыбным бизнесом, — затараторила Алена. — Откуда, думаешь, берется бабло на аренду помещения, оборудование, тачки, наши зарплаты? Считай, половина рыбного порта его — траулеры там всякие, перерабатывающие цеха, все такое… Ты сам, что, не местный, если об этом не в курсе?

— Почти местный. — Я назвал свой город. — Но про Менделева сегодня впервые узнал. И все же, почему «бета-объекты»?

— Потому что он думает, будто эти объекты из другого мира. Параллельного, типа. С альтернативной историей развития. Сказки про «попаданцев» читал? Вот, что-то вроде того. И Рыбак наш мир называет Альфой, а тот — Бетой.

Я, не удержавшись, хохотнул. У Менделева явно не все дома. Впрочем, у богатых свои причуды. Хорошо еще, что пришельцев из космоса не приплел.

— Чего ржешь? — окатила меня Алена ледяным взглядом. — Есть идея получше?

— Есть. Это просто миражи. Оптические иллюзии. Не совсем, конечно, обычные, но…

— Ты свое «но» засунь куда подальше, — обиделась напарница. — Я лично внутри этих «миражей» ползала, шишки набивала. Ты к иллюзии можешь так башкой приложиться, чтобы шишка вскочила? А у меня вот, смотри.

Она встопорщила на затылке волосы. Никакой шишки я разглядеть не сумел, а попросить потрогать, пусть этого и очень хотелось, постеснялся.

— Ладно, — сказал я. — Ты говоришь, это Менделев так думает. А сама — что?

— А сама я не думать к нему нанималась, — почему-то огрызнулась Алена, но тут же смягчила тон. — Тут думай не думай, а все равно правду не узнаешь.

— Почему?

— Да потому, что на другую сторону никто еще перейти не смог. И лично я считаю, что вряд ли сможет. Так что можно думать-гадать до посинения, толку не будет.

— А вдруг я перейду?

— Ты хотя бы зайди, — фыркнула Алена. — Перейдет он!.. Кстати, вон «зебра», давай-ка сначала дорогу перейдем.

Я невольно посмотрел на другую сторону проспекта и отыскал взглядом пресловутый дом. Он стоял как ни в чем не бывало, выпирая мрачным фасадом на проезжую часть. Стало неуютно и зябко. Куда я ввязался? Зачем мне это надо? Может, развернуться, пойти на автовокзал, уехать домой и никогда не вспоминать ни об этом дурацком доме, ни о тезке великого химика, ни об Алене… Подумал — и сам же язвительно ответил: «Ага, как же, не вспомнишь ты о доме! Только и будешь потом думать, что же он такое и откуда взялся, и что ты мог бы попытаться это узнать, но сбежал. И об Алене ты вряд ли быстро забудешь, зачем себе-то врать?» А еще, что уж тут говорить, мне просто нужна была работа, поскольку даже мысль о том, чтобы сесть на шею родителям, казалась отвратительной. Между прочим, а сколько Менделев будет платить? Как-то я этот немаловажный вопрос упустил. Спросить, что ли, у Алены?.. Нет, ни в коем случае! Не хватало стать в ее глазах меркантильным хапугой. Еще работать не начал, а уже…

Я решил так: потрогаю сейчас дом, а вернувшись в офис, поговорю с Рыбаком о зарплате. Если она меня устроит — соглашусь поработать. По крайней мере начну, а там видно будет… И снова поймал себя на лукавстве: ведь я уже знал, что соглашусь в любом случае.

Глава 4

Мы стояли с Аленой на расстоянии вытянутой руки от стены дома, а вот вытянуть руку я как раз и не мог решиться. Будто это простое движение могло стать роковым. Говоря откровенно, так оно, по сути, и было, но я в тот момент о высоких материях не думал, а банально тру́сил — примерно как ребенок боится сунуть руку под кровать: а вдруг бабайка схватит? Мимо, оглядываясь на нас и погружаясь в красные кирпичи, проходили люди, отчего мне с каждым разом все больше делалось не по себе. Не знаю, как долго собирался бы я с духом, если бы, проворчав: «Уснул, что ли?», меня не подтолкнула Алена. Потеряв равновесие, я машинально выставил руки и… уперся в преграду. Тут же их отдернул и зажал под мышками.

— Ага, — сказала Алена.

— Угу, — промычал в ответ я.

— Зачетно, — кивнула напарница. — Третьим будешь.

— Теперь внутрь пойдем?.. — стараясь, чтобы не клацнули зубы, выдавил я.

— Не-а. Теперь назад пойдем, Рыбаку доложимся. А ты чего трясешься?

— Замерз.

— Ну-ну, — ухмыльнулась Алена, а потом слегка пихнула меня плечом: — Ладно, я тоже «замерзла», когда первый раз башню потрогала. Это быстро проходит. Да и чего тут такого? — постучала она кулачком по стене. — Кирпич и есть кирпич. Давай еще разик! Закрепи пройденный материал.

Наверное, мое лицо уже мало отличалось по цвету от этих кирпичей. Разозлившись и на себя, и на злополучный дом, я пнул по стене и хлопнул по ней ладонями.

— Какие-то проблемы? — грозно спросила стена.

У меня, как пишут в плохих романах, отвалилась челюсть. Находясь в полной прострации, я перевел взгляд на Алену. Проблема с челюстью постигла и напарницу, а ее большие глаза стали совсем огромными.

— Простите, — сказал я стене и увидел вдруг, как из нее высунулся… нос. Самый обычный нос, покрасневший от легкого мороза.

Я невольно попятился. А из стены вслед за носом показалось все лицо и серый мех шапки с кокардой полицейского.

— Фу-ты! — выдохнула Алена.

Я почувствовал, как опускаются вздыбившиеся волосы, и быстро нашелся:

— Мы… это… сценку репетируем.

— Кавээнщики, что ли? — подозрительно прищурились глаза полицейского.

Из стены выдвинулась почти вся его голова, а также верх груди и плечи с погонами.

— Так точно, товарищ сержант, кавээнщики.

— А чего такие испуганные?

— Увлеклись, — прижал я руки к сердцу, — и вас не заметили.

— Увлеклись! — нахмурился сержант. — В помещении нужно репетировать, а то так увлечетесь, что и стену не заметите, лбы расшибете.

— Вы тоже ее видите?.. — ахнула напарница.

— Кого? — Полицейский посмотрел на Алену так, что стало ясно: еще немного, и он отведет нас в отделение для выяснения личностей. Поэтому, возвав к своим профессиональным навыкам, я начал играть.

Для начала вполне естественно рассмеялся и толкнул Алену плечом:

— Эй, эй! Выходи из образа! — Затем стал хвататься то за голову, то за сердце: — Понимаете, господин полицейский, в сценке у нас как раз по сюжету стена, которую никто кроме нас не видит… Мы пытаемся доказать, что она есть, стучим по ней, пинаем, а нам не верят. Так смешно, знаете ли. Да вы приходите на выступление, сами все увидите!

— Где и когда оно будет?

— В ДК рыбаков, в этот четверг.

— В четверг дежурю, — вздохнул сержант и козырнул: — Ладно, идите. Но репетируйте все-таки в помещении, не пугайте прохожих.

— Спасибо, товарищ сержант, — вновь прижал я к сердцу руки. — Всего вам доброго.

— До свидания, — пискнула Алена, взяла меня под руку, и мы чинно пошли своей дорогой.

Для пущей достоверности я достаточно громко, чтобы услышал полицейский, сказал:

— А потом ты говоришь: «Вот же она, вот! Почему вы ее не видите?»

— И помните: наркотики — зло! — крикнул вдогонку сержант.

— Вот, — сказала Алена, когда мы отошли достаточно далеко. К огромному сожалению, руку с моего локтя она при этом убрала. — Вот почему мы не пошли сейчас внутрь. Слишком много свидетелей. Особенно с учетом того, что с этой стороны дверей у дома нет.

— Заметил. А с какой есть? В смысле, как вы в него заходили — через окна, что ли?

— Через окна не получается, там стекла толстенные, возможно, бронированные. Не кувалдой же по ним лупить — тут уж точно полиция сцапает.

— Тогда — как?

— А ты подумай. Это полезно. Мозг нужно тренировать, он в нашей работе может пригодиться.

— Он порой и в быту выручает.

Алена на шутку не отреагировала. Я принялся рассуждать вслух:

— С трех доступных сторон дверей нет, только окна. Через окна в дом, говоришь, не попасть. Остается четвертая сторона, но та «впаяна» в школу… Слушай, тогда получается, что попасть в него можно только через школу. И если на той стене имеется входная дверь. Но не может ведь быть дома совсем без дверей! Да и вы в него как-то заходили же… В общем, мозг мне подсказывает, что вариант один: зайти в школу и найти дверь. Так?

— Более-менее. На четверку с минусом твой мозг работает. Ладно, от мента ты зачетно отболтался, пусть будет четверка.

— Почему не пять?

— Потому что входной двери там нет. То есть она присутствует, но с той стороны, с Беты. А здесь школа как бы обрезает здание, и попадаешь прямо в его коридоры.

— Постой… — сбавил я шаг. — А как же… Ну, как вы собирались попасть на ту сторону, если и вход, и выход только через альфа-школу?

— Все-таки надо твоей четверке минус вернуть, — хмыкнула Алена. — За однобокое мышление. Ты представляешь дом так, словно это часть нашего мира. А на самом деле он по-прежнему стоит на Бете, а на Альфу, к нам, лишь высовывается. Да и то не для всех. Но мы с Ванькой его не только видим, но и внутрь заходили. Так вот, когда попадаешь в дом и оборачиваешься, то видишь не кусок школьной стены с крыльцом, а продолжение коридора с входной дверью в конце.

— А когда идешь к нему, возвращаешься в школу.

— Зачетно, — с уважением посмотрела Алена. — Четверка с плюсом.

— А почему не пять?

— Потому что с подсказкой. Но все равно молодец. А пять, знаешь, когда будет?

— Когда перейду на ту сторону, — сглотнул я.

Менделев нервно мерил шагами комнату с мониторами, снимая с пальца и вновь надевая кольцо. На нас с Аленой лишь взглянул, не прекращая мотаться туда-сюда.

— Дмитрий Иванович, — заморгала Алена. — Он коснулся стены.

Менделев кивнул, но даже не замедлил шага. Туда — сюда, туда — сюда… Я ощутил себя болельщиком на теннисном корте. Только игроки отсутствовали, да и сам мячик был слишком большим. И очень угрюмым. Алена напряглась и спросила:

— Что-то случилось?

Рыбак наконец остановился. Посмотрел, будто впервые нас увидел, и сухо бросил:

— Иван со Стасом не отвечают на звонки.

— Может, не слышат или заняты.

— Вне зоны действия сети, — мрачно сказал Менделев. — Оба. И контрольные сроки, когда должны были отзвониться, закончились. Не позвонили ни в три часа, ни в пять. Парни дисциплинированные, забыть не могли. Вот и стал звонить сам.

Я невольно посмотрел на часы. Десять минут шестого! Если рвану сейчас, то еще могу успеть на автобус.

Никуда я, разумеется, не рванул, а сказал Рыбаку:

— В области не везде хорошая связь. Если ретранслятор далеко, а они в какой-нибудь низинке…

— Не надо меня успокаивать! — взмахнул Менделев руками. — Я не истеричная баба!

«Как раз очень похож», — подумал я. Дмитрий Иванович будто услышал. Передернул плечами и глухо произнес:

— Простите. Но связь там хорошая. Другое дело, если они зашли в бета-объект.

— Стас ведь не может, — пролепетала Алена. Она стала такой бледной, что яркие губы казались нарисованными на листе бумаги.

— В том-то и дело! — развернулся Рыбак. — А что тогда?

— Может, дэтэпэ? — прошептал я.

Дмитрий Иванович будто обрадовался.

— Так!.. — потер он ладони, снял кольцо и как сквозь прицел посмотрел через него на Алену: — Ярыгина, обзванивай больницы на всем пути следования, я возьму на себя полицию и еще кое-кого подключу.

Он вернул кольцо на место и ринулся к чайной, на ходу тыча пальцем в экран смартфона.

— А мне что делать? — развел я руками.

— Следи пока за экранами!

Я сел в ближайшее кресло и уставился на видео-стену.

— Того города, куда поехали ребята, здесь нет? — спросил я Алену, которая, щелкая мышью, уже искала в компьютере телефоны больниц.

— Вон, — оторвав взгляд от монитора, ткнула она на один из экранов. — Но там только центральная площадь, больше камер нет.

Ага… Памятник героям войны в центре, автомобильное кольцо вокруг со снующими туда-сюда машинами, здания кинотеатра и, скорее всего, местной администрации. Изображение неважное, даже номеров на автомобилях не разобрать. Если не особо присматриваться, вполне можно принять за мой город. Только у нас на площади до сих пор стоит памятник Ленину.

Смутная, не сформировавшаяся мысль мелькнула вдруг в голове.

— А Стаса только здесь проверяли?

Алена вскинула голову и уставилась непонимающим взглядом:

— Только здесь. В области еще не находили объекты. А что?

Но мысль, так и не оформившись, уже улетела.

— Да нет, ничего. Просто спросил.

— Следи за экранами! — буркнула Алена и вновь защелкала мышкой.

Глава 5

Никита оказался совсем юным — едва ли исполнилось двадцать. Впечатление усиливал маленький рост и худоба. Русые волосы были взъерошены, на носу красовались очки в большой черной оправе. Влетев в помещение, он крикнул: «Хай!», снял и швырнул в угол куртку и уселся за стол наблюдений. Лишь после этого заметил меня, «хайнул» уже адресно, сказал: «Никито́с» и даже не выслушав ответное представление, повернулся к Алене.

— Ты че такая квелая? А где Стасон с Ванидзе? Че, не вернулись еще? Бету́ру нашли?

— У них есть нормальные имена, Никита! — вспыхнула Алена. — Прекращай выражаться, как дебил-недоросток!

На шум голосов из чайной вышел мрачный, как похмельный слон Дмитрий Иванович. На бледной лысине выступили капли пота. В руке Менделев держал телефон — до сих пор, видимо, поднимал на уши друзей-знакомых.

— Машину обнаружили на стоянке, их самих никто не видел, — глухо обронил он. Посмотрел на экран смартфона и рыкнул: — Девять часов! Ярыгина, Горин — марш домой!

Странно, фамилию Рыбаку я еще не называл. Но задело другое.

— Последний автобус ушел в восемь… — С досады у меня затряслись губы. — Не могли раньше сказать?

Отправившись к чайной за курткой, я надавал себе мысленных оплеух. Придется теперь ночевать на вокзале. Первый автобус в десять утра. Ну не идиот ли я, что влез в этот дурдом?

— Какой еще автобус? — наморщил лоб Менделев. — Тьфу, совсем забыл снять тебе квартиру! Извини. Переночуешь сегодня здесь на диване?

— Переночую, — буркнул я, возвращаясь за стол.

— Алена Михайловна, — просверлил Рыбак взглядом сотрудницу, — а ты на диван не рассчитывай, уже занят. Марш домой, я сказал!

— Не пойду, — мотнула головой Алена. — Там Ваня со Стасом, а я…

— А что ты? От того, что уснешь за столом — они сразу найдутся? Иди, выспись, я позвоню, как только будут новости.

— Да не смогу я спать, неужели не понимаете?! — вскочила Алена. — Одна я там с ума сойду! Мне здесь легче.

— Так бери, вон, к себе Василия. Найдется для него раскладушка?

— Вот еще! — дружно грянули мы с Аленой.

А я, чтобы Рыбак не стал развивать эту тему, выпалил:

— Нужно ведь еще проверить, смогу ли я перейти из красного дома на сторону Беты! Сейчас как раз в школе уже никого, вот и схожу туда, попробую.

Дмитрий Иванович нахмурился, повращал кольцо, покачиваясь с пятки на носок, и проговорил с неохотой:

— Сходить бы, конечно, надо. Но один не пойдешь. И школа не совсем пустая, там охранник дежурит, нужно его сначала отвлечь. — Менделев еще немного подумал и сказал: — Значит, так. Ярыгина — домой без возражений. Никита, пойдешь к школе, отвлечешь охранника, как в прошлый раз, и будешь в сторонке ждать, пока не вернется Василий. Если с охранником возникнут проблемы — проверка отменяется. И докладывать каждые десять минут! А если вдруг что — звонить немедленно. Все ясно?

— Не все, — вонзила из-под насупленных бровей взгляд в Рыбака Алена. Того и гляди дырки появятся. — Почему Никита, а не я? Василий впервые окажется в бета-объекте. А вдруг у него нервы не выдержат, в обморок упадет, да мало ли!.. И чем тогда Никита поможет? Все равно ведь меня звать придется. Так лучше уж я сразу с ним и пойду. Заодно отвлекусь хоть.

— Какая же ты настырная, Ярыгина! — покачал головой Менделев. — Но рассуждаешь здраво. Хорошо, считай, уболтала. Но после этого — сразу домой. Чтобы я тебя здесь сегодня не видел!

Мы с Аленой пошли одеваться. А перед тем как уйти, я спросил у Рыбака:

— А что мне делать, когда перейду на ту сторону?

Вопрос, похоже, застал Менделева врасплох. Никто еще не переходил на другую сторону бета-объектов, и видимо, он подсознательно настроился, что сделать это в принципе невозможно. Тем не менее ответил:

— Не «когда», а «если». Шанс на это мизерный. А если все-таки перейдешь… Действуй по обстоятельствам, ты же артист. Но в любом случае не вздумай отходить от дома даже на шаг. Вышел, развернулся — и сразу назад.

На этот раз Алена остановилась далеко от школы с прилепившимся домом и протянула ключ:

— С обратной стороны школьного здания есть пожарный выход. Напротив него в заборе оторвана сетка. Сейчас свернешь во дворы за домами и подойдешь к школе. Не светясь! Понял?

— А ты?

— Отвлеку охранника.

— Как?

— Увидишь. — Алена цедила слова будто нехотя. Было видно, что она сильно переживает. И вряд ли из-за того, что сейчас предстояло сделать. Понятно, что расстраивалась из-за пропавших ребят. Возможно, кто-то из них был для нее больше чем просто коллега. Скорее всего, Иван.

Я поймал себя на том, что думать мне об этом неприятно. Впрочем, это было совершенно не моим делом. Передо мной стояла другая задача, на которую и следовало как следует настроиться.

— Давай подробнее. Не забывай, что я новичок.

— Извини, — тряхнула головой Алена, отчего слетел желтый капюшон, и светлые волосы на мгновение рассыпались в стороны, словно лучи солнца. — Будешь стоять за углом и смотреть. Когда ко мне подойдет охранник — беги за школу, дверь найдешь, она там одна…

— Подожди, — остановил я ее. — Охранник же сидит где-то возле центрального входа, зачем его отвлекать, если все равно зайду с другой стороны?

— Затем, что надо сначала дослушать, что тебе говорят, — проворчала Алена. — Во-первых, охранник не только сидит на одном месте, но и делает обходы. Во всяком случае, должен. А во-вторых, в дом удобней всего заходить через центральный коридор школы — объект пересекает его как раз в районе входных дверей. Можно еще попасть в него через некоторые школьные окна, но здесь большая вероятность быть кем-то замеченным с улицы. Прикинь, картинка: какой-то мужик вылезает среди ночи из окна и исчезает в воздухе, словно призрак.

— Прикинул, — выдавил я улыбку. — Не годится.

— Иди тогда. Нет, стоп! — Алена достала телефон и кивнула: — Диктуй номер.

Я сделал это с огромным удовольствием. Затем напарница мне позвонила, тут же сбросила звонок, и я с еще большим удовольствием сохранил ее номер.

— Только по делу, — опустила меня на землю Алена; видать, очень уж засиял, надо будет поработать над контролем эмоций. Впрочем, я не сильно расстроился и после этого предупреждения. Номер-то теперь у меня имелся, а дела — они ведь разными бывают.

На всякий случай, а скорее по привычке, я тут же его запомнил. На самом деле это очень просто, есть такая методика запоминания номеров… Каждой цифре сопоставляется согласная буква: ноль — это «н»; один, то есть «раз» — это «р», и так далее, до девяти, только девятке, поскольку «д» уже присвоили двойке, присваивается «м» — «много». Ну а составить более-менее осмысленную фразу из слов, начинающихся на эти буквы для того, кто много работал с текстами, дело элементарное. Все предложение сообщать не буду, но заканчивалось оно словами «ты моя радость», то есть «391».

Алена убрала смартфон и сказала:

— Все, работаем. — А когда я уже повернулся, услышал сзади тихое: — Удачи.

Дворами домов я спокойно дошел до школы. Алена предупреждала, чтобы я не светился, но было еще не настолько поздно, чтобы привлекать излишнее внимание — люди, пусть и не так часто как днем, продолжали входить и выходить из подъездов, подъезжали-отъезжали машины — в общем, лучшей маскировкой в данном случае было вести себя естественно и спокойно идти к своей цели.

Но когда я подошел к школьному ограждению, ситуация изменилась. Теперь не обратить на меня внимание мог только слепой. На руку мне играла относительная темнота — ближайший фонарный столб торчал метрах в тридцати — и то обстоятельство, что сразу за школой располагалась заметенная снегом спортивная площадка, на которой в это время никого не было. Однако гарантии, что кому-то не взбредет в голову пройтись именно по ней — например, выгуливая собаку, — конечно же, не было.

Незакрепленный кусок зеленой металлической сетки обнаружился быстро. Напротив в здании школы виднелась нужная дверь. Но к ней идти было рано. Оглядевшись, я отогнул сетку и пролез на школьную территорию. Подбежал к стене школы, дошел, пригибаясь, до угла, вновь огляделся и прошмыгнул к углу, что примыкал к фасаду.

Сначала в глаза бросилась семиэтажная громада из красного кирпича. Сейчас дом виделся почти черным — чернее были только его окна, слепыми дырами квадратных глазниц взирающие на чужой мир. Еще днем я обратил внимание, что через них ничего не видно, словно они были закрыты изнутри непропускающими свет темными шторами или жалюзи. Бета-объект казался притаившимся хищником, не спускающим многоглазого взгляда с намеченной жертвы. Глядеть на него сейчас, в темноте, было и вовсе жутко, и я стал высматривать Алену.

Это оказалось несложным — стоявшая в желтой куртке невдалеке от ограждения, она походила на цыпленка, выставленного в качестве приманки для поимки коршуна. К тому же, достала смартфон, который то и дело сверкал вспышкой встроенной камеры.

«Коршун» не заставил себя ждать. Хлопнула невидимая из-за чужого дома дверь, захрустел под решительными шагами снег, а потом из кирпичной стены по ту сторону забора выплыл одетый в черное мужчина. Он встал за металлической сеткой напротив Алены и прорычал:

— А ну, брысь отсюда!

— Фу! Какое бескультурье! — сфоткала охранника Алена. — Так разговаривать с дамой!

— Сейчас тебе будет культура, — достав из кармана ключ, затопал мужчина в сторону калитки.

— Постойте! — воскликнула Алена. — Извините, я все объясню. Дело в том, что моя племянница учится в этой школе…

«Блин! Чего стою?! — шарахнуло мне по мозгам. — Драгоценное время трачу!»

Развернувшись и уже не пригибаясь, я побежал за школу. Лишь возле самой двери огляделся, достал врученный напарницей ключ и вставил его в замочную скважину.

Глава 6

Внутри было темно. Уличный свет, проникающий через единственное в этом закутке небольшое окно, позволял увидеть несколько ступеней лестницы, ведущей к еще одной двери. Стараясь шагать беззвучно, я поднялся, приоткрыл ее и высунул голову. Там был коридор — слишком узкий и короткий для главного, но с одной его стороны окна выходили на улицу, так что ориентироваться получалось. Можно было включить фонарик на телефоне, но отсвет луча мог заметить охранник, и тогда пришлось бы спасаться бегством. А завалить первое же порученное дело в самом начале очень не хотелось, больше всего из-за Алены. Свою-то часть работы она выполнила, а я мог пустить ее старания насмарку. Не годится.

Пристально всматриваясь в полумрак и прислушиваясь, я дошел до главного коридора, широкого и длинного, ведущего к центральному входу. Но разглядеть его как следует не получалось, там не было окон. Некий минимум освещения давали отходящие от него боковые ответвления вроде того, по которому я до него и добрался.

Вдоль стены я стал пробираться к выходу. Так и подмывало достать телефон и направить перед собой луч фонарика — слишком жуткой казалась расползшаяся впереди темнота. Казалось, школьный коридор обрывается в никуда, в черную дыру, в бездонный космос… Успокаивало лишь, что до меня там уже побывали люди — Иван и Алена. Струсить сейчас и повернуть назад значило бы упасть в глазах Алены ниже плинтуса. Больше всего меня заботило именно это; как отнесется к моему малодушию Дмитрий Иванович, мне было плевать — я даже не стал бы заходить с ним прощаться, отправился бы сразу на вокзал. Вот почему, несмотря на стекающий между лопаток холодный пот, я продолжал идти навстречу могильной космической черноте. Кстати, а почему там настолько темно? Ведь свет, пусть и слабый, должен проникать внутрь дома отсюда. Хотя с чего вдруг он чего-то должен? Кто вообще может знать, как ведет себя свет на границе параллельных миров? Интересней было задуматься о другом: почему срез этих миров проходит именно там, где кончается школа, а не там, где, по идее, должен располагаться фасад чужого здания? Ведь снаружи хорошо видно, что дом углубляется в школу, а значит, там, где я сейчас шел, уже должны быть его, а не школьные коридоры.

Эти размышления, конечно же, не приносили никакой практической пользы, кроме той разве, что отвлекали от леденящего ужаса, подступавшего, невзирая на все безмолвные уговоры и ухищрения, все больше и больше. А когда до квадратного зева потусторонней темноты осталось всего два-три шага, я отчетливо понял, что сделать их меня не заставит никакая сила на свете. Знал, что стану презирать себя до конца жизни, что никогда не прощу себе ни упущенной возможности испытать неведанное; побывать там, где, возможно, никто еще не был; того, наконец, что могло быть у нас с Аленой, но теперь не будет уже никогда… Я все это понимал и знал, и все-таки повернулся, чтобы сбежать.

И тут словно ниоткуда вырос охранник. Тот самый, кого отвлекала Алена. В руке он сжимал полицейскую дубинку, которой немедленно и замахнулся.

Вскинув руки, я невольно попятился. И в следующий миг охранник пропал. А коридор стал вдруг шире и короче. Шагах в двадцати он заканчивался двойными стеклянными дверями с турникетами перед ними. А еще он был ярко освещен льющимся непонятно откуда светом. За дверными стеклами виднелись незнакомые здания и заснеженная площадь с темным выступом на квадратном постаменте в центре.

Осознание, что я нахожусь в ином мире, пришло не сразу. Какое-то время я продолжал пялиться на то, что виднелось впереди за дверями, пытаясь сообразить, каким образом в школе образовался еще один выход и почему через него видно то, чего несколько минут назад стопроцентно не наблюдалось, причем там явно был день, а не поздний вечер. Пропавший охранник тоже весьма озадачивал, я бы ему, пожалуй, даже обрадовался: хотя бы спросил, что это за хрень. Подумав так, я повернулся, в надежде увидеть блюстителя школьного порядка, но впереди простирался все тот же ярко освещенный пустой коридор. По обеим его сторонам были расположены двери и темнели проемы ответвлений.

Почувствовав, что задыхаюсь, я лишь через несколько панических мгновений понял, что вдохнув перед ожидаемым ударом дубинкой, так и не выдохнул. После того как я отдышался, ко мне стал наконец-то возвращаться рассудок. Правда, делал он это весьма неохотно, и чем яснее становилось истинное положение вещей, тем сильнее ему хотелось нырнуть в спасительное небытие.

Но теперь, осознав, где оказался, я нуждался в его помощи как никогда и, стараясь не поддаваться панике, принялся рассуждать. Первым делом стал себя успокаивать: ничего страшного не случилось. Напротив, все прошло точно по намеченному плану. Не считая не вовремя вернувшегося охранника. А может, наоборот вовремя — иначе бы я попросту позорно сбежал, не доведя начатое до конца. А так, пусть и с посторонней помощью, я все-таки попал внутрь дома. Однако это была лишь половина дела. Даже не половина, а лишь самое его начало. Прежде здесь уже побывали Алена с Иваном, так что мое проникновение сюда не принесло ничего нового. Образно выражаясь, я был всего лишь Джоном Гленном — третьим после Гагарина с Титовым человеком, побывавшим на околоземной орбите. Теперь же следовало повторить подвиг Алексея Леонова и выйти в открытый космос. Если, конечно, «звезды примут нас», как пелось в замечательной песне старого фильма.

«Ну что ж, — сказал я себе, — ключ на старт!» И зашагал к стеклянной двери, втайне надеясь, что снова окажусь в школьном коридоре и заполучу-таки дубинкой по кумполу. Однако этим надеждам не суждено было сбыться. Я спокойно дошел до турникетов и лишь тогда остановился, поскольку они оказались заблокированными. Осмотревшись по сторонам, увидел справа застекленную кабинку, где, судя по всему, должен был сидеть человек, дающий «добро» на вход и на выход. Сейчас, к огромной радости, кабинка была пустой, поэтому я попросту перепрыгнул через турникет и направился к двери.

«Вышел, развернулся — и сразу назад», — вспомнилось наставление Менделева. Он мог бы этого не говорить, я и сейчас был готов развернуться. Но делать это буквально в шаге от цели было бы уже совсем позорным малодушием и непростительной глупостью.

— Вышел — и сразу назад, — открыв дверь и ступив за нее, произнес я вслух. И, вдохнув вкусного морозного воздуха, добавил: — Это маленький шаг одного человека, но…

Закончить историческое изречение Нила Армстронга не удалось. Сзади раздалась заливистая трель свистка, загрохотал шум тяжелых подошв и прозвучало зычное:

— Стоять! Руки за голову!

В тот момент появилась стопроцентная уверенность, что это не кто иной, как школьный охранник. Было некогда размышлять, каким образом он сумел проникнуть внутрь дома. Понятно, что в этом случае логичнее было бы не убегать, а стоять на месте, сдаться на милость победителя и вернуться с ним в родной мир, сочинив по ходу дела более или менее правдоподобную историю. Но логика находилась в тот момент от меня отнюдь не в шаговой доступности, а потому, не оглядываясь, чтобы не тратить драгоценные секунды, я в два прыжка миновал ступени крыльца и помчался к углу здания. Возможно, в этом и было спасение. Ведь осознание, что позади вовсе не безобидный школьный охранник, могло ввести в ступор, заставить сбавить скорость, а тогда… Уверен, что ничем хорошим это бы не закончилось.

Впрочем, ничего хорошего я не ожидал и сворачивая за угол ставшего мрачным проклятием дома из красного кирпича. Но когда увидел перед собой Алену, почувствовал себя так, словно дубинка охранника все же достигла цели. Причем несколько раз по одному месту.

— Чего так быстро? Не взяли? — спросила напарница.

— Сейчас возьмут! — оглянувшись на угол, горячо зашептал я. — Побежали! Скорей!

— Что слу… — начала Алена, но прочитав на моем лице что-то для себя очевидное, схватила меня за руку и потащила к стоявшему возле обочины автомобилю.

Вообще-то, я вряд ли сразу признал бы в этом трехколесном огурце автомобиль, но Алена не дала времени для его подробного изучения. Она вскрыла «огурец», резко задрав часть зеленого бока, и запихнула меня внутрь. Затем впрыгнула сама, схватилась за два торчавших — там, где у нормальных машин расположена рулевая колонка — белых рога, и нелепое техническое чудо, негромко, но весьма шепеляво засвистев, стремительно покатилось вперед.

Лишь когда мы выехали на заполненный подобными «овощами» широкий проспект, я перестал оглядываться — изнутри «кожура» оказалась прозрачной — и наконец-то внимательно посмотрел на Алену. И чем дольше глядел, тем хуже мне становилось. Во-первых, одета она была не в знакомую желтую куртку, а в нелепое, словно тщательно и неоднократно пережеванное зеленое пальто — может, и впрямь какая-нибудь корова его за еду приняла? Во-вторых, волосы у Алены были тоже зелеными и опускались не до плеч, а ниже лопаток — парик?.. под цвет пальто с «огурцом»? Ну и наконец, в-третьих, у нее были карие — э-э! а почему уж тогда не зеленые?! — глаза. Короче говоря, это была не Алена.

— Во́кар, ты чего на меня как на приведение смотришь? — на миг оторвала она взгляд от дороги. — Может, пора рассказать, что случилось в «Прорыве»?

Вот как! Оказывается, и Алена совсем не Алена, и я — не я. Вокар… Что еще за имя? Ассоциация разве что с вороной.

Теперь и Неалена широко распахнула незнакомые карие глаза.

— Погоди… А ты почему так одет? Это что, служебная форма «Прорыва»? Так тебя все-таки взяли?.. А ну-ка, выкладывай!

Она свернула на ближайшую боковую улочку и припарковала «огурец». А пока это делала, я усиленно размышлял, как же быть. Пока я мало что понимал в своем нынешнем положении, но по крайней мере было ясно, что в этом альтернативном мире существовала «почти Алена» и некий похожий на меня Вокар. Причем друг с другом они были хорошо знакомы. А еще имели дело с каким-то «Прорывом», расположенным в доме из красного кирпича, что вряд ли было простой случайностью. Похоже, ни одно из перечисленных совпадений не являлось случайностью, исходя хотя бы из банальной теории вероятности. И если начать выкручиваться, сочинять байки, то Неалена раскусит ложь в два счета, ведь я не имею ни малейшего представления как о своем двойнике Вокаре, так и о здешних реалиях в принципе. Выскочить и бежать?.. А куда я побегу и долго ли набегаю, не зная, опять же, ничего о здешнем мире? В красный дом теперь ни за что просто так не попасть. Нет, бежать не годится. В любом случае нужны люди, которых можно попросить о помощи. И то, что ими станут Алена, пусть и немного другая, и моя собственная копия — вряд ли можно было считать плохим вариантом. Скорее, как раз наоборот — невероятной удачей. И я решил рассказать девушке с зелеными волосами все как есть.

Глава 7

Ее звали Свети́на. Она выслушала меня очень внимательно, ни разу не перебив. А потом еще долго сидела, постукивая пальцами по «рогам управления», пока наконец не сказала:

— Тебе в любом случае не вернуться через «Прорыв».

— Значит, ты мне веришь? — едва не подпрыгнул я от радости.

— Конечно. Вокар бы так шутить не стал, а загримировать кого-то настолько идеально, добиться полного голосового сходства — вряд ли возможно. Да и зачем?

— Но ведь то, что ты сейчас услышала — это… — Я замялся, подбирая нужное слово, и Светина закончила за меня:

— Бред? Фантастика?

— Где-то так. Еще сегодня утром я и сам бы это сказал.

— То есть ты узнал обо всем только сегодня?

— Ну да, после того как меня нашел Менделев.

— Я почему-то решила, что вы познакомились раньше, а потом тебя готовили для отправки… Удивительно, что это вообще оказалось возможным. «Прорыв» занимается Сопричастностью очень давно, но у них еще ни разу не получилось отправить человека на Двойку. Насколько я знаю.

— Так значит, у вас этим тоже занимаются? — наконец-то дошло до меня. — Двойка — это наш мир? А что такое Сопричастность? И почему…

— Стоп! — подняла руку Светина. — Прикрой краник. Давай по порядку. Расскажу то, что сама знаю и так, как я это понимаю. Я в этом деле не спец, немного в курсе из-за Вокара. А он… В общем, им заинтересовался «Прорыв». Кстати, нужно ему сказать, что я не там, где мы договаривались. — Какое-то время Светина молчала, затем мотнула зеленой гривой: — Не отвечает. Скорее всего, в «Прорыве» блокируют связь. Ну ничего, я оставила сообщение, когда выйдет — услышит.

— Как ты пыталась с ним связаться? — недоверчиво посмотрел я на собеседницу. — И что-то я не видел, чтобы ты отправляла сообщение.

— Интересно, как бы ты это мог увидеть? Связник же тут, — постучала она по лбу. И прыснула: — Или у вас он вживляется в другое место?

— Вот наш «связник», — достал я из кармана телефон.

Светина схватила его и стала крутить с таким восторгом, словно я предъявил ей чудо техники далекого будущего.

Оказалось, я ошибся с точностью до наоборот.

— У нас такое только в музее можно увидеть. Позапрошлый век. Как интересно!

— То есть у вас в девятнадцатом такими пользовались? — обиженно-иронически прокомментировал я. — Пушкин Дантеса эсэмэской на дуэль вызывал?

— При чем здесь Пушкин? Какая дуэль?.. — заморгала Светина. — И я про девятнадцатый век ничего не говорила. Я сказала: позапрошлый. То есть семьдесят четвертый.

— Что-о? И какой же у вас сейчас год?

— Семь тысяч пятьсот двадцать восьмой. А у вас что, другой?

— Другой. Погоди-ка… — начало доходить до меня. — Семь тысяч… Это от сотворения мира, как в Библии?

— Ну да, как еще-то?

Я не стал ей рассказывать про Христа, и без того чудес хватало. К тому же я так ничего пока и не знал об этом мире, а узнать это было жизненно необходимым, чтобы если и не вернуться домой тотчас же, то по крайней мере знать, возможно ли это в принципе. Поэтому я ответил:

— Неважно. Потом расскажу, если время останется. Главное ты уже знаешь, теперь твоя очередь. Давай о Двойке, «Прорыве», Сопричастности… Обо всем, что поможет мне вернуться.

— Я не могу тебе помочь вернуться, — подняла на меня печальные карие глаза Светина. — Но я расскажу все, что знаю. Насчет Двойки ты правильно догадался — так мы называем ваш мир. Наш — Единица, или Однерка, но это уже так, разговорный вариант. Сопричастность миров — это состояние, в котором находятся Однерка и Двойка…

И Светина рассказала, что знала о Сопричастности и что было с ней связано. Оказывается, ученые Единицы, по-нашему Беты, давно знали о существовании рядом с их миром другого, параллельного. Причем это были не просто теоретические выкладки. Сопричастностью они взаимоотношение наших реальностей назвали не случайно, миры оказывали друг на друга реальное воздействие. Были изобретены специальные приемники, улавливающие это взаимодействие и перерабатывающие его в энергию. Собственно, сначала эту энергию и открыли, как обычно бывает — случайно, а уже потом стали задумываться о ее природе и пришли к теории Сопричастности миров. Этой энергией на Бете пользовались уже почти век, практически все здесь работало на ней, включая и местные автомобили. Повсюду были натыканы башни-преобразователи, а различные устройства имели в своей конструкции приемники. Как говорится, дешево и сердито.

Теория Сопричастности получила реальное подтверждение не так давно, когда из некоторых местных объектов стали вдруг видеть некие миражи, отображающие явно не то, что на самом деле было вокруг. К выводу, что это именно параллельный мир, гипотетическая Двойка, пришли сразу — это полностью укладывалось в теорию. Правда, видели этот мир далеко не все, и почему он стал видимым для этих избранных только теперь, достоверно объяснить не могли; ученые высказали предположение, что наши миры сблизились. В качестве примера это объяснялось тем, что Земля тоже расположена не на постоянном расстоянии от Солнца, а движется по эллиптической орбите, находясь то на максимальной удаленности от светила — в апогелии, то приближаясь в перигелии. Предположили, что для наших миров как раз и наступил период своеобразного перигелия. Разумеется, этим захотели воспользоваться, чтобы изучить Двойку как можно глубже — в идеале, непосредственно посетив ее. Но даже те, кто видел параллельный мир, в частности, через окна дома из красного кирпича, перейти в него не могли.

Для непосредственного изучения Двойки и попыток ее посещения было создано специальное подразделение «Прорыв». На деле о нем знали немногие, поскольку его деятельность тут же засекретили — по слухам, там не обошлось без вмешательства военных и службы государственной безопасности.

Светина услышала о «Прорыве» от своего близкого друга Вокара, которого пригласили туда работать, поскольку он тоже мог видеть Двойку. Проверки на такую способность стали проводиться регулярно среди военнообязанных граждан — и «видящих» в среднем находилось примерно один на тысячу, но никто из них так и не сумел непосредственно проникнуть на Двойку — по крайней мере такой информации у Светины не было.

— Ты тоже можешь видеть наш мир, — сказал я, когда она замолчала.

Ее карие глаза широко распахнулись.

— Да ну, глупости! С чего ты взял?

— Я ведь тебе говорил про Алену. Вы с ней похожи больше, чем близнецы, только у вас разного цвета глаза и волосы.

— Ты думаешь, они у меня с рождения зеленые? — коснулась спадающего локона Светина.

— Тем более. Так вот, Алена видит ваш мир и может заходить внутрь объектов. Значит, и ты, скорее всего, можешь. Тебя еще не проверяли?

— И не проверят. Я ведь говорила, проверяют военнообязанных. А я человек гражданский.

— А Вокар военный?

— Нет. Окончил спецкурс в университете, а потому военнообязанный… Так ты правда веришь, что я могу видеть ваш мир, потому что там, у вас, есть похожая на меня девушка, которая это умеет?

— Думаю, да. Ведь Вокар похож на меня, и он, как и я, может видеть…

— Ты смог еще и попасть к нам! — оживилась Светина. — Неужто и он сможет — на Двойку? И вы с ним не просто похожи — вы одинаковые. Если бы не твоя нелепая одежда, я была бы уверена, что передо мной Вокар.

— Вообще интересно… — задумался я. — Наши миры такие разные, а люди в них есть одинаковые. И вот мы с тобой оба имеем двойников, а ведь ты первая, кого я здесь встретил. Случайно повезло?

— А если тут другая теория работает, о которой мы еще не знаем? И «везунчики» не только мы с тобой, а люди в принципе, оба человечества?

— Наверняка что-то должно быть. Иначе… — Слов я не нашел и просто развел руками.

А потом мне пришла в голову такая мысль, подобную которой, вероятно, и называют озарением. Я подумал, что видеть соседний мир может лишь тот, кто имеет в нем своего двойника, ну а переходить из мира в мир — тот, чей двойник полностью ему идентичен. То есть получается, что это как бы один человек, живущий сразу в двух мирах. А возможно, и в трех, пяти, в ста тысяч — кто знает? В мою теорию укладывалось то, почему Алена не могла переходить на Бету — они со Светиной различались по крайней мере цветом глаз. Но все-таки их похожести хватало для того, чтобы Алена не только видела бета-объекты, но и могла в них заходить. Такого же, отличающегося лишь какой-то мелочью двойника наверняка имел здесь и Иван. А вот у Стаса с Никитой, которые могли лишь наблюдать, но не имели возможности даже коснуться предметов из другого мира, здешние двойники отличались от оригиналов еще сильнее.

Я поделился своей идеей со Светиной.

— Ты уверен, что мы с твоей Аленой чем-то различаемся? — спросила вдруг та.

«Она не моя», — хотел сказать я, но язык не повернулся. А потом до меня дошел смысл вопроса.

— Так я ведь говорил уже: глаза, волосы… Ну ладно, насчет волос я понял, но глаза-то?

— Поменяла цвет. Люблю разнообразие.

— Контактные линзы?

— Какие еще линзы? Просто поменяла цвет, говорю же!

— Ладно, — отмахнулся я, — не в этом суть. Почему ты не сказала раньше?

— Не успела. Про волосы сказала, а потом ты сменил тему.

— Понятно, — снова махнул я рукой. — Но тогда моя гипотеза не годится. Если вы одинаковые, почему Алена не может сюда попасть?

— Слушай… — Светина закусила губу, а глаза ее стали огромными.

— Давай, не томи, — поторопил я в надежде на ее озарение.

— Ты ведь сказал, что сегодня впервые попробовал сюда перейти.

— Да, и вообще узнал обо всем только сегодня. Но какая тут…

— Не мешай, — мотнула головой Светина, — я еще не все сказала. Так вот… Алена пробовала это раньше, и у нее не получилось. А сегодня она пробовала?

— Нет, — сказал я. — Теперь поясни, чем сегодняшний день отличается от прошедших?

— Сегодня мы с Вокаром приехали сюда.

Глава 8

В правильности моей откорректированной теории я больше не сомневался. Недаром ведь говорят, что все гениальное просто.

Так вот, Светина и Вокар жили не в этом городе. Они приехали сюда, за шестьдесят километров, только сегодня, потому что Вокару была назначена встреча в «Прорыве». И получилось так, что в момент моего перехода мы с ним находились практически в одном месте — в доме из красного кирпича. В этом-то и заключался мой успех, а если точнее — простое везение. Я рассуждал теперь так: любой, у кого на Бете имеется двойник, может осуществить переход. Но для этого нужно, чтобы его бета-копия находилась не дальше определенного расстояния — в своем мире относительно нашего, разумеется. И чем дальше была между ними дистанция, тем меньше оставалось у двойников «сопричастных» способностей. Единственное, мне сейчас было не определить, на каком расстоянии прекращалась возможность перехода, на каком — проникновение внутрь объектов, и, наконец, на каком те оставались видимыми. Впрочем, на примере Алены и Светины ясно было по крайней мере, что при удалении двойников друг от друга на шестьдесят километров, возможность проникновения на объект оставалась. И скорее всего, чтобы перейти из мира в мир, двойники должны находиться совсем близко — возможно, в пределах нескольких метров, иначе было непонятно, почему никто из мира Беты не мог проникнуть в наш мир, с учетом того, что «Прорыв» занимался такими попытками систематизированно, с привлечением достаточно большого количества людей.

Правда, оставался по крайней мере один момент, объяснить который я даже не брался. Если в нашем мире мы могли видеть бета-объекты и заходить в них, то наши двойники из Беты никаких альфа-объектов не наблюдали, но могли из некоторых своих объектов — тех самых, что видели мы — наблюдать наш мир. Получалось, что мир Бета был, если можно так выразиться, более первичнее нашего, и, значит, правильно здесь наш мир называют Двойкой? Не знаю. Не для моих это мозгов.

Зато стало понятно, что вернуться в свой мир без помощи Вокара я не смогу, в момент моего перехода он должен находиться рядом. Или… стоп! Может теперь, когда мы с двойником оба находились «по одну сторону», переход для нас с ним вовсе невозможен?.. Я почувствовал, как между лопаток прокатилась струйка пота. Нет-нет! Не может такого быть! В любом случае, лучше пока об этом не думать. А вот о чем нужно действительно подумать, причем хорошенько, так это где мне теперь переход совершать? О том, чтобы соваться в «Прорыв», пресловутый дом из красного кирпича, не могло быть и речи. А какие еще есть объекты, которые видно у нас? Менделев рассказывал о пяти: дом, куб, башня, дерево… что там еще?.. ага, некий странный павильон, который то появляется, то вновь исчезает — причем делает это каждый раз в новом месте. Дом отпадает, сквозь куб и дерево не пройти — к тому же, их уже из нашего мира не видно, как, впрочем, и башню. Оставался лишь павильон, который, совершенно непонятно, где и когда появится снова, и появится ли вообще. Ситуация казалась патовой. Единственный вариант, как ни крути, это «Прорыв». Что ж, оставалось дождаться моего двойника, все ему рассказать и просить о помощи. Возможно, он что-то подскажет. По крайней мере он был в «Прорыве» и хотя бы визуально знает, как тот охраняется.

И все-таки я понимал, что лишь утешаю себя, а на деле ничего с «Прорывом» не получится. Допустим, Вокар отвлечет охранника, в это время я перепрыгиваю через турникеты и бегу… А куда бегу? Что будет, если пробежав по коридору до того места, где у нас расположен вход в школу, я развернусь? Увижу ли я реалии родного мира, куда смогу тут же и прыгнуть? Что-то мне подсказывало: «Даже не надейся. В лучшем случае увидишь направленный на тебя ствол охранника «Прорыва». А в худшем — и этого уже не успеешь». Тогда что? Сигать в окно? Но до него тоже еще нужно добежать, а потом как-то разбить стекло, что, как мне помнилось по словам Алены, сделать не так-то просто. Может, конечно, оно элементарно открывается. Вот только сделать мне этого точно не дадут.

Я ощутил приближение паники, лихорадочно соображая, что можно придумать еще. Помогла Светина. Встревоженная моим долгим молчанием и что-то по мне, видимо, заметив, она задала весьма шаблонный вопрос:

— Что-то случилось?

— Да, — не стал отрицать я. — Мне не вернуться домой.

Я пересказал девушке мои соображения. Она нахмурилась, но лоб ее быстро разгладился:

— Объекты есть не только в этом городе. И ты мне рассказывал, что ваши люди поехали на один из них. Разве нет?

— Да. То есть не совсем… — Я стал вспоминать, что при мне говорилось о «командировке» Ивана и Стаса. — Они поехали в один из городов, чтобы проверить слухи. Есть ли там на самом деле объект — неизвестно. К тому же, ребята пропали… — И тут меня словно пыльным мешком по кумполу шарахнули. — Погоди-ка… А может, они обнаружили объект, перешли сюда и не могут вернуться?

— Куда именно они поехали? — посмотрела на меня Светина. Я ответил. Она кивнула: — Там живет моя подруга. Сейчас…

— Что «сейчас»? — спросил я, но Светина подняла руку — подожди, мол, — и я вспомнил, каким образом связываются друг с другом «аборигены».

По мере беседы с подругой она все больше хмурилась, и у меня тревожно сжалось сердце.

Наконец с лица Светины исчезло выражение отстраненности:

— Ваши люди там.

Я обрадованно заелозил, но девушка с зелеными волосами убила мою надежду на корню:

— Но тебе туда соваться не стоит.

— Почему?! Если они попали сюда через тот объект, то и я…

— А что это за объект, тебе не интересно?

— Да какая разница! Я и в нужник полезу, лишь бы домой вернуться.

— А в отделение полиции?

— Но это же не… — начал я, но по выражению лица Светины сразу все понял. — А что с ребятами?

— Ребят сразу взяли. Но едва они рассказали, кто такие и откуда, их передали госбезу. Скорее всего, их вообще оттуда увезли. Может, сюда, а то и вовсе в столицу. Думаю, ты понимаешь, что соваться сейчас туда — это последовать за твоими друзьями.

— Они мне не дру… — машинально забормотал я, но тут же опомнился и впился в Светину взглядом: — Откуда ты все это знаешь? То есть откуда это знает твоя подруга? Мало ли что там болтают, каждому слуху верить не стоит.

— Это не слухи. Ее муж как раз там и служит, вот она со мной «по секрету» и поделилась. Самое интересное, что один из «пришельцев» — это его двойник. А второй «везунчик» — тоже полицмен, здешний, кстати, — приехал туда по делам. Ими сразу «Прорыв» заинтересовался, сюда привезли, а то бы тоже безопасники забрали. Да может, и заберут еще.

— Короче, попали мы с Иваном и Стасом… — пробормотал я.

— Их так зовут? — сочувственно вздохнула Светина. — Какие у вас имена интересные…

— Это у вас имена интересные! — внезапно разозлился я. — Только мне у вас совсем не интересно, я домой хочу! Зачем вообще в эту авантюру ввязался?!

Светина лишь забарабанила пальцами по «рогам управления». Да и что она могла сказать? Посочувствовать? Она и так, я думаю, сочувствовала, но, понимая, что словами делу не поможешь, предпочла промолчать, за что я ей был весьма признателен. Мне стало стыдно за истерику, и я открыл уже рот, чтобы извиниться, как вдруг поднялась моя дверца.

— Стоит отойти — и место уже занято, — вроде и шутливо, но с хорошо различимой неприязнью произнес кто-то удивительно знакомым голосом.

— Василий, пересядь назад, — сказала Светина.

Я выбрался из «огурца» и оказался нос к носу с мужчиной, лицо которого было мне еще больше знакомо, чем голос. Все-таки сами себя мы слышим несколько иначе, нежели звучим со стороны. А вот касаемо внешности… Да, в зеркале мы тоже не видим оригинала, но ли́ца, как правило, более-менее симметричные, да и фотографии своей особы наблюдаем не так уж редко. Короче говоря, кто передо мной, я понял сразу. В отличие от него. Несчастный Вокар нелепо, смешно заморгал, поднял руку, попятился…

— Скажи: «Свят-свят-свят!», — посоветовал я. — Вдруг поможет?

— Василий, прекрати паясничать! — одернула меня высунувшаяся из автомобиля Светина. — А ты, Вокар, успокойся и сядь. Сейчас я все расскажу.

— Кто это?.. — жалобно вякнул Вокар. — Не смешно, Светина, совсем не смешно!

— Я сказала: сядь! — негромко, но властно рубанула та и зыркнула на меня: — К тебе это тоже относится.

Я поднял заднюю дверцу, сел и приготовился к продолжению. Не скажу, что мне было приятно наблюдать «себя» со стороны — скорее, наоборот, — но ситуация складывалась занимательная, я даже на какое-то время забыл о своем катастрофическом положении. А Вокар, стоило ему усесться на мое прежнее место, заметно успокоился и буркнул Светине:

— Только не говори, что он с Двойки.

— А если скажу?

— Это невозможно. Никто еще туда не…

— При чем здесь «туда»? — перебила Вокара подруга. — Он как раз «оттуда».

— Чушь, — сказал тот, но в его голосе я услышал явное, обращенное ко мне: «Не молчи! Давай, рассказывай!»

— Та́к меня еще никто не обзывал, — хмыкнул я. — Кстати, Василий, — протянул я между передними спинками руку.

— Вокар, — буркнул двойник, но руку пожимать не стал. Ладно, мы не гордые. — Докажи, что она права.

— «Она»?.. — вспыхнула Светина. — Имени у меня больше нет? Может, я тоже чушь?

— Не передергивай, — проворчал Вокар. — Пусть он расскажет! Почему я должен верить непонятно кому на слово? Где ты его вообще подобрала?

— Слушай, умник, — повернулась к нему подруга. — Ты хочешь со мной поссориться? Заметано. Только давай наедине, без посторонних.

— Радует, что он для тебя посторонний.

— Ляпнешь еще что-то подобное — и пойдешь домой пешком! — зашипела Светина. — Человек попал в беду, а ты ведешь себя, как последний кретин. Удивлюсь, если тебя взяли в «Прорыв».

— Между прочим, взяли, — пробубнил Вокар. — И между прочим, уже завтра… — Тут он бросил на меня косой взгляд и замолчал.

— Договаривай, — сказала девушка. — Что «завтра»?..

— Я это даже тебе не имею права говорить.

— Себе-то имеешь. А там практически ты, — мотнула в мою сторону головой Светина. — И он все равно уже все знает.

— Ты разболтала ему, что я сказал тебе по секрету?! Ну, знаешь ли!..

— Нет, ты точно кретин. Он оттуда! Понимаешь? Оттуда, с Двойки! И ему нужно вернуться назад. А сделать он это может только через объект Сопричастности, и только если ты будешь находиться поблизости. Сам посуди, откуда бы самозванец мог это знать? Зачем бы стал туда рваться? И почему, дубина ты неверующая, он похож на тебя, как два твоих выпученных глаза?

— Они не похожи… Они симметричны. И радужки все равно отличаются.

— Ты просто невозможен, Вокар! Ты же не был таким занудой! Тебя будто подменили.

— Ага, на него, — буркнул мой двойник с такой отчетливо слышимой ревностью, что Светина не выдержала и рассмеялась. А потом сказала:

— Раз он тебе так не нравится, то и помоги ему вернуться домой. Лично у меня идей нет. В общем, ситуация такая…

И Светина пересказала все, что мы до этого обсуждали. После того как она замолчала, Вокар долго еще сопел, а потом выдал:

— Если все это правда, я знаю, как ему отсюда убраться.

Глава 9

Ревность — очень гадкое чувство. Я, разумеется, знал о своей повышенной ревнивости, и несколько раз за это расплачивался. Но только не в этом случае! Сейчас мой отвратительный недостаток впервые сыграл мне на руку. Правда, теперь ревновал не совсем я, зато дивиденды полагались обоим: я вернусь домой, а мой двойник избавится таким образом от возможного соперника.

Я не шучу и почти на сто процентов уверен, что Вокар ни за что не пошел бы на эту авантюру, если бы не ревновал ко мне Светину. Не такой я — в смысле, он — человек, чтобы столь безрассудно рисковать. Однако он не только согласился с этим планом, но сам его и предложил.

Ситуация складывалась следующая… На завтрашнее утро в «Прорыве» была намечена проверка способности Вокара к переходу в Двойку. На возможность видеть наш мир его проверили сегодня, и мой двойник его увидел. Ему предложили бы и выйти тотчас же, не дожидаясь утра, но наши миры находились в противофазе по времени суток — и если здесь время уже клонилось к вечеру, то у нас заканчивалась ночь. Руководители «Прорыва» решили не рисковать, а провести эксперимент в то время, когда в Двойке, наступит глубокий вечер, и в случае удачного перехода у «переходника» будет меньше шансов столкнуться с ненужными свидетелями. Так во всяком случае это объяснили Вокару.

А его план был предельно простым: вместо него, и от его, разумеется, имени, в наш мир пойду я. Отличить нас внешне или по голосу никто не сможет — мне будет нужно лишь переодеться и запомнить некоторые детали, вроде того, как обращаться к руководителю проекта, и вообще вести себя, как тут принято. Скользким оставался лишь один момент: мы не знали, насколько далеко во время перехода мог находиться от меня Вокар, ведь зайти в дом из красного кирпича вместе со мной или сразу после он, конечно, не мог. Но мы решили, что если они со Светиной будут сидеть в машине за углом здания, то, возможно, этого расстояния хватит. В любом случае узнать это, не проверив, было невозможно.

Самым жирным минусом этого плана являлось то, что Вокару придется перейти на нелегальное положение, ведь им теперь стану я, а он официально перестанет существовать. То есть Вокару придется всю жизнь скрываться от властей, уехать подальше отсюда, состряпать поддельные документы, стать вымышленной личностью. Разумеется, все вытекающие тяготы свалятся и на плечи Светины, если она вообще не решит из-за этого расстаться с другом. Так подставлять ставших мне нечужими людей я просто не мог, поэтому сначала от предложенного плана отказался. Но Вокар настаивал, Светина встала на его сторону, и я в конце концов сдался. Правда, с одним условием: сейчас я уйду, но вскоре вернусь. Понятно, что Вокар, упрямый ревнивец, такому повороту не обрадовался. Но я заверил его, что не собираюсь возвращаться навсегда. Дома я успокою своих новых коллег, расскажу им все, что узнал о переходе и о самом новом мире, а потом сразу отправлюсь сюда, и Вокар снова станет самим собой. А для того чтобы я покинул Бету окончательно, моим новым друзьям придется поискать связывающий наши миры объект, через который я смогу уйти отсюда «нелегально». Я рассказал Вокару о существовании некоего блуждающего павильона. Если бы они смогли его обнаружить, я бы рискнул уйти через этот объект, несмотря на его нестабильность.

— А может, поступим проще? — подумав, сказал Вокар. — Ты меня слегка поколотишь — так, чтобы остались следы, — и свяжешь. А я скажу, что ты силой выпытал у меня информацию и отнял пропуск в «Прорыв».

— Там работают идиоты? — спросил я.

— Нет, но я буду вести себя убедительно.

— Как я понял, «Прорыв» завязан на госбезопасность. Слабо верится в наивность этих ребят. Ты пострадаешь еще сильнее, чем если просто пойдешь к ним и во всем сознаешься. Кстати, давайте так и сделаем. За столь ценную информацию тебя, возможно, и не очень сильно накажут. А то еще и наградят. Можешь даже сказать, что я тебе угрожал.

Вокар было заспорил, но я сказал:

— Твой вариант точно отпадает, он на девяносто девять процентов не сработает, а один процент, что в «Прорыве» и госбезе сидят доверчивые дураки, слишком мал. Но говоря откровенно, и мой первый план небезгрешен. Тем более молчу о том, что найти подходящий объект за короткое время — задача практически нерешаемая, тут я и сотой процента не дам. А вот на то, что меня после возвращения сюда все же раскусят, я как минимум ставлю один к одному. Так что давайте сделаем, как я сказал: после того как я перейду в свой мир, ты, Вокар, отправишься к руководству и во всем сознаешься. Даже если накажут, хоть не будешь остаток жизни прятаться и трястись, что тебя арестуют.

Наверное, свою роль здесь сыграло то, что меня поддержала Светина, а еще, вероятно, что при этом варианте мне не нужно было возвращаться. Как бы то ни было, Вокар, пусть и с видимой неохотой, согласился с моим новым планом.

Заночевать мы решили в гостинице, но вовремя вспомнили, что этот вариант не подходит — хоть у меня и был паспорт, но показать его — значило вскоре оказаться в полиции, а то и сразу в госбезе. Кстати, мое удостоверение личности заинтересовало Светину с Вокаром, последний даже стал чуточку мягче — наверняка до этого так и не верил, что я из параллельного мира. А еще я пожалел, что взял паспорт с собой, теперь пришлось отдать его на хранение Вокару — глупо будет проколоться, если меня обыщут в «Прорыве». Отдал я и телефон, на сей раз Светине, в качестве своеобразного, но абсолютно бесполезного здесь подарка; разве в игры поиграть, пока аккумулятор не разрядится. Расстался я и с бумажником, хорошо хоть денег в нем почти не было.

Что касается ночлега, мы решили ехать в город, где жили мой двойник с подругой; все-таки шестьдесят километров не такое и расстояние. Поскольку я не спал уже сутки, то вырубился сразу, как только «огурец» тронулся в путь, поэтому красотами альтернативного мира полюбоваться не вышло. Назад отправились рано утром, и я снова уснул в машине, потому что ночью, ворочаясь и безрезультатно отбиваясь от нахлынувших переживаний, полноценно выспаться мне так и не удалось.

Вокар поделился со мной местной одеждой, и я в жеваном сиреневом костюме, надетом на ядовито-желтую рубаху-сеточку, выглядел теперь, словно гопник, подобравший этот наряд в мусорном баке возле цирка.

Нужные инструкции от моего двойника я получил, но в здание «Прорыва» заходил все же с опаской. Пропуск в виде круглого прозрачного жетона сработал безукоризненно, и охранник проводил меня ленивым равнодушным взглядом. Я порадовался, что это был не вчерашний гнавшийся за мной тип, иначе, возможно, меня не спас бы и «клоунский» костюм. Впрочем, Вокар-то вчера покинул «Прорыв» без эксцессов, так что охранник, скорее всего, толком моего лица разглядеть не успел.

Пройдя половину центрального коридора, я, как и сказал двойник, свернул направо, в более узкий проход, где остановился возле неприметной, выкрашенной серой краской двери без надписи. Вокар сказал: «Третья справа». Я еще раз пробежался по стене взглядом — ну да, третья. Занес руку, чтобы постучаться, но, услышав: «Входите, что вы там топчетесь?», одернул креативно изжеванное сиреневое недоразумение и открыл дверь.

В комнате за длинным столом сидели двое. Один — лет сорока, с прилизанными темными волосами и черной ниточкой усов, в точно таком же, как на мне, мятом костюме, правда, не сиреневом, а бордовом; на втором — крупном, плотном, с седым ежиком волос — красовался темно-синего цвета хорошо отглаженный китель с непонятными знаками отличия. Военный, а скорее безопасник, тут и к бабке не ходи. В животе неприятно заныло. Лихорадочно запрыгали мысли. Неужели нас раскусили? Или меня сдал Вокар?

По лицам присутствующих понять что-либо я не сумел. «Плотный» вообще напоминал памятник. «Прилизанный», хоть и пытался сохранять такое же каменное спокойствие, то и дело бросал на госбезовца взгляд.

— Вокар Туман прибыл, — глухо доложил я. Голос все-таки сел, захотелось откашляться.

— Молодец, что прибыл, — не меняя ни позы, ни выражения лица, сказал «плотный». Затем все же посмотрел на «прилизанного»: — Назар Воля, поставьте испытуемому основную задачу.

— Значит так, — расцвел «бордовый костюм» и сцепил над столом пальцы. Корчить истукана ему явно не нравилось. — Вас сейчас переоденут в соответствии с э-э… модой жителей Двойки, и вы сделаете попытку совершить в тот мир переход. Собственно, это и есть ваша основная задача. — Он перевел взгляд на «плотного» и дважды, будто подмигивая, моргнул.

— А дальше вам следует выполнить следующее… — Безопасник поднялся из-за стола, оказавшись громилой под два метра, и уверенным шагом подошел ко мне. — Подберите место, где можно, не привлекая внимания, переждать ночь, а затем передвигайтесь в окрестностях объекта, опять же, не привлекая внимания, и присматривайтесь к встреченным мужчинам возрастом ориентировочно от тридцати пяти до пятидесяти лет. Обнаружив вот этого человека, — протянул он мне фотографию, — неспешно подойдите к нему и передайте привет от Воли, — кивок на «прилизанного». — В случае, если мужчина поведет себя адекватно, понимая, о ком идет речь, — передайте ему вот это. — Громила протянул мне черный, каменный на ощупь кубик с ребрами сантиметра по три. После этого вам следует дождаться темноты и вернуться на Единицу.

Я посмотрел на фотографию и почувствовал, как подо мной качнулся пол. С цветного глянцевого снимка на меня строго смотрел Дмитрий Иванович Менделев.

— Что с вами? — заподозрил неладное глазастый безопасник.

— Со мной… ничего, — сглотнул я, лихорадочно придумывая объяснение. — Но как… почему… Кто этот человек? Он что, отсюда? Но ведь отсюда туда еще никто…

— Вы задаете слишком много вопросов, — посуровел плотный громила. — На темы, которые вас не касаются. Не касаются! — повысив голос, повторил он. — Вы поняли?

Я кивнул. Но не удержался, чтобы не спросить:

— Зачем мне идти туда на ночь глядя, если все равно придется ждать до утра? Не проще ли…

— Не проще, — отрезал госбезовец. — При свете дня вы не сможете незаметно возникнуть ниоткуда.

«Почему ниоткуда? — хотел спросить я. — Из окна дома…» К счастью, вовремя спохватился. Вокар не мог знать, что с нашей стороны видно здание «Прорыва». На самом деле, никто из них не мог этого знать. Или все-таки знали? Ведь, получается, люди Беты все-таки проникали в наш мир. Во всяком случае, Менделев точно проник. Но как, почему? И зачем ему что-то передавать, если он сам может вернуться и взять, что ему нужно? Или он не может вернуться? Может, они ничего не знают о двойниках, и этот единственный переход произошел, когда двойник Менделева случайно проходил мимо дома из красного кирпича? Но тогда на фото вовсе не Рыбак, а его бета-двойник! Он прошел к нам, но, не зная о моей теории двойников, не может попасть домой. Отсюда и повышенная секретность — хотят скрыть информацию о неудаче, иначе никто не согласится уходить в иной мир без возврата. А этот кубик, наверное, какое-то устройство связи, позволяющее общаться между мирами. Что ж, тогда многое сходится. Пожалуй, даже все. Вот только странно, как мог бета-Менделев прятаться в нашем мире без документов и денег? Впрочем, он мог совершить переход и совсем недавно, на днях. Но как его появление из дома проморгали наши наблюдатели? К тому же, он наверняка не раз к нему возвращался, пытаясь вернуться на Бету… Да уж, сплошные загадки. Но ничего, подумал я, вернувшись к себе, я нигде прятаться не стану, а сразу помчусь к «нашему» Менделеву и все ему расскажу. Башковитый Рыбак обязательно во всем разберется.

Приняв решение и более-менее успокоившись, я спросил у своего визави:

— А если я все-таки вызову чье-нибудь любопытство, как мне себя вести? Убегать? Прикинуться дурачком?

— Убегать только в том случае, если угроза разоблачения окажется слишком большой. И лишь когда будете стопроцентно уверены, что убежите. В противном случае лучше и впрямь закосить под дурака. Вы в художественной самодеятельности когда-нибудь играли?

— Да, — почему-то ляпнул я.

— Тогда вам будет проще. Сыграйте роль пьяного, невменяемого, душевнобольного — что ближе по духу. Но все-таки лучше до этого не доводить.

— Хорошо, — сказал я, почувствовав вдруг эффект дежавю. Совсем недавно кто-то уже говорил мне нечто подобное… Совсем-совсем недавно. Может, сотрудница отдела культуры?

Казалось, еще немного — и я вспомню. Но мне помешали. Безопасник подошел к столу, достал из папки лист бумаги и поманил меня пальцем:

— Подпишите.

— Что это?

— Подписка о неразглашении. Даже если переход не состоится, вы все равно обязаны молчать о том, что услышали в этом кабинете. В противном случае я вам не завидую. Не примите это за пустую угрозу.

Я почувствовал, что бледнею. Лоб покрылся испариной. Громила наверняка подумал, что я впечатлился его словами. Но я испугался того, что должен был поставить подпись Вокара. Ведь я даже примерно не знал, как тот расписывается! А он наверняка ставил в «Прорыве» свою настоящую подпись и, скорее всего, не раз. Отказаться я не мог, тогда мной займутся сразу и всерьез. А как расписывается настоящий Вокар они вряд ли помнят. И, скорее всего, не кинутся тут же сверять с оригиналом мои каракули. Так что, расписавшись, я оставлял себе хоть какой-то шанс на спасение.

Я взял ручку, приложил к бумаге перо и, начав завиток, весьма правдоподобно закашлялся. При этом подпись вышла совершенно неразборчивой и корявой.

— Простите, испортил. Дайте еще один бланк.

Я очень надеялся, что мою просьбу проигнорируют. Так оно и случилось. Безопасник глянул на мою закорючку и сказал:

— Пойдет. У нас хорошие графологи.

Меня повели в другой кабинет, где пожилой молчаливый мужчина выложил на стол несколько пар брюк, три свитера, столько же курток и шапку. Все это выглядело пародией на одежду нашего мира, но все-таки было приличней жеваного костюма, так что я переоделся без возражений.

Потом меня вывели в центральный коридор и подвели к окну в дальнем его конце. Бросив через стекло взгляд, я почувствовал, как сладостно сжалось сердце — за окном горели привычные фонари, и под ними проносились не трехколесные огурцы, а нормальные автомобили.

А когда открывали окно, я вспомнил о недавнем дежавю. Точнее, вспомнил, как Рыбак сказал мне вчера: «Действуй по обстоятельствам, ты же артист». Вот только я ни до этого, ни после ни словом не обмолвился Менделеву, что играл в театре.

Глава 10

Выпрыгнув из окна, я со всех ног бросился за школу, куда не доставала камера с проспекта. А потом помчался к «хрущевкам» и девятиэтажкам спального района, где, по моему разумению, камер вообще быть не должно.

Я бежал, пытаясь соображать, но получалось плохо. Понимал одно: мне ни в коем случае нельзя встречаться с Менделевым. Он был не тем, за кого себя выдавал. Его планы оставались неизвестными, но вряд ли в них нашлось место мне — тому, кто выяснил его истинную сущность. Тому, о ком он, как оказалось, знал если не все, то многое. Он следил за мной, заманил меня в свое логово… Так вон оно что! Я даже споткнулся от внезапно вспыхнувшей мысли. Вот почему мне так неожиданно и странно отказали в отделе культуры! Рыбак не последний человек в городе, и его влияния и связей наверняка хватило для небольшого давления, а может, и всего лишь для убедительной просьбы. Вот только… Рыбак… Какой же это Рыбак? Это вообще не житель нашего мира! Или все совсем не так? На самом деле Менделев ни о чем не подозревающий бизнесмен со странным хобби, а его двойник где-то прячется, вынашивая свои черные планы?.. Тьфу ты! Что за глупости лезут в мою уставшую, запутавшуюся голову! Почему планы обязательно черные? Обычная исследовательская миссия. Я ведь ходил на Бету не с целью ее захватить! Да, но меня туда отправил богатенький любитель, а на той стороне этим занимается специальное подразделение, практически закрытое, курируемое спецслужбами. Есть разница?

И все-таки Менделев — это и в самом деле Менделев, или какой-нибудь Мендель Зловред? Как это узнать, не встречаясь с ним? Собственно, ответ напрашивался сам, и он был единственным: Алена. Да, я ее почти не знал. Да, уверенности, что она тут же не побежит к Рыбаку с докладом, у меня не было. Но не делиться же моими сомнениями-подозрениями с Никитой! Впрочем, положа руку на сердце, я должен был признать, что Никита ничем в этом плане не отличался от Алены, но то же самое сердце изо всех сил тянулось именно к Алене, и я не мог его в этом винить.

За этими рассуждениями я добрался до ближайших домов. Сообразив, что бегущий по безлюдной ночной улице человек может вызвать у случайных наблюдателей ненужные подозрения, я перешел на шаг, а потом и вовсе остановился у стены девятиэтажной свечки.

Твердо решив все рассказать Алене, я стал думать, как это сделать. Ее адреса я не знал, караулить возле офиса было опасно и глупо. Проще всего было позвонить и назначить встречу, благо Аленин номер, заканчивающийся на «ты моя радость — 391», я хорошо помнил.

Сунув в карман руку за телефоном, я его, разумеется, не обнаружил, чертыхнулся и схватился за голову. Что же теперь делать?

Тут я обнаружил, что отдыхаю возле девятиэтажки не один. Шагах в десяти от меня, возле самого угла, стоял, держась за стену, мужчина. Он был в дупель пьяным, но конченным бомжем не выглядел. Не новая, но вполне приличная куртка, черная вязаная шапка… Нет, я не собирался грабить несчастного. Я всего лишь подошел к нему и вежливо попросил телефон. Не насовсем, сделать один короткий звоночек.

— Выпить есть? — дохнул на меня «ароматным» свежаком мужчина.

— Нет, — признался я.

— Тогда пошел ты… — посоветовал недобомж.

— Не, не пойду. — Я отвернулся, стянул с головы дурацкую бетовскую шапку, скрутил ее и сунул за пазуху. Затем включил свои артистические способности и снова повернулся к пьяному. — Я соврал. Выпить у меня есть. — Я похлопал по выпирающему на куртке валику и заговорщически подмигнул.

— Давай, — продолжая держаться за стену, мотнул головой «недоперепивший».

— Так не пойдет. Я тебе дам выпивку, а ты ее возьмешь — и убежишь. Ноги-то у тебя вон какие длинные, мне не догнать будет.

— И… не догонишь, — икнул пьяный.

— Вот видишь. Так что поступим наоборот: ты мне дашь телефон, а потом я тебе дам выпить. Мне ведь от тебя все равно не убежать, так что…

— Забодаешься убегать!

Недобомж полез в карман, но одной руки, чтобы держаться за стену, ему не хватило, и он завалился на спину. Я подошел.

— Не ушибся?

— Выпить есть? — прозвучало в ответ.

— Мы ведь это уже обсудили. Есть. Но после телефона.

Пьяный, даже не делая попыток подняться — наверное, он думал, что продолжает стоять, — снова зашарил в кармане и, хоть я уже перестал на это надеяться, достал оттуда мобильник. Я наклонился, забрал телефон и отошел в сторону.

— Э! — завозмущался хозяин гаджета.

— Все под контролем, — бросил я и стал набирать Аленин номер.

Я очень надеялся, что в столь позднее время она будет не в офисе, или по крайней мере не крикнет что-нибудь вроде «Горин нашелся!», поэтому, едва услышав недовольное девичье «да», тут же негромко, но быстро сказал:

— Алена, это Василий. Только тихо, никому не…

— Василий! — завопила Алена так, что мне пришлось отнести от уха трубку. — Ты где?! Ты куда пропал?!

— Стоп! — оборвал я набирающий силу словесный поток. — Ты сейчас в офисе?

— Нет, я там сутки просидела, тебя дожидаясь… Я только что домой зашла. Но где ты был?!

— Потом, все потом. Ты где живешь?

Она назвала адрес. Я не очень хорошо знал город, но улица, где жила Алена, была недалеко от автовокзала, поэтому мне не раз приходилось там бывать. Я уже собрался назначить встречу в кафе возле ее дома, но вспомнил, что у меня нет документов, а появиться, пусть и в столь позднее время, в моем дурацком наряде почти в самом центре города — это как пить дать вызвать интерес у полиции. Поэтому я сказал:

— Бери такси и поезжай… — я покрутил головой и увидел на стене соседнего дома название улицы, которое и продиктовал Алене. И добавил: — Только, пожалуйста, никому не говори, что я нашелся. Ни-ко-му!

— Но ведь Рыбак и Никита с ума сходят! Сначала Стас с Ваней, теперь ты. Даже больной Павел Сергеевич приходил, работать порывался, но его Менделев прогнал… Как же им не говорить? Ты что, Василий?!

— Мы сообщим. Только позже. После того как ты приедешь сюда, и я тебе кое-что расскажу. Поверь, это не моя прихоть, это на самом деле очень-очень важно.

— Ладно, — буркнула Алена. — Еду.

Я покрутил трубку и вложил ее в руку мирно уже похрапывающего недобомжа. Затем подумал, что так он телефон точно потеряет, или кто-нибудь его заберет, а потому снова взял его и сунул мужчине в карман.

— Ты чего это, паразит, — вздрогнул я от резкого окрика, — пьяному карманы чистишь?!

— Совсем наоборот, — разогнув спину и обернувшись, встретился я взглядом с суровой теткой лет сорока пяти. — Я ему телефон в карман убрал, чтобы не потерял.

— Ага, то есть ты по ночам добрые дела творишь? — притворно-ласковым голосом спросила тетка. — Эх, жаль, я уже мусор выбросила, — махнула она красным пластиковым ведром, — а то бы ты и мне помог, правда?

И тут вдруг бесстрашная защитница «сирых и убогих» метнула в меня яркую мусорную тару, да так удачно, что ведро наделось мне прямо на голову. К счастью никаких очистков-объедков внутри не оказалось, но пока я очухался и сбросил с себя дополнительный головной убор, женщины и след простыл. Скорее всего, она забежала за угол дома, так что и я ринулся туда же. К несчастью, жила она в первом подъезде, и уже открывала дверь, когда я, увидев в ее руке поднесенный к уху телефон, закричал: «Постойте!» Дверь, металлически клацнув запорными пластинами, захлопнулась. Наличие возле нее клавиатуры домофона говорило о том, что догнать тетку у меня не получится. А то, что звонила она не куда-нибудь, а в полицию, у меня тоже не вызывало сомнений.

Что же делать? Убегать? Но как я тогда встречусь с Аленой? Снова просить у кого-нибудь телефон? И где гарантия, что полиция не сработает на сей раз сверхоперативно, и патрульная машина не выкатит сюда уже через пару-тройку минут, а тогда уж маскарадный наряд на бегущем в ночи человеке не покажется подозрительным разве что дворникам — не тем, что с метлой и лопатой, а тем, что трудятся на лобовом стекле «ментовозки».

Может, раздеться? Сбросить бетовские куртку и шапку? Но свитер под курткой — в ядовитую желто-зеленую клетку — сделает меня еще более приметным. Снять и его? Бегущий зимней ночью раздетый человек удивит, пожалуй, и автомобильные дворники. Да и замерзну нафиг!

Я лихорадочно огляделся. Взгляд упал на похрапывающего недобомжа. Как уже говорилось, одет он был не особо страшно и уж, во всяком случае, куда более неприметно, чем я. Да, обкрадывать пьяного — это последнее дело, но, во-первых, это и было моим последним шансом, а во-вторых, я собирался совершить не кражу, а обмен. Если уж на то пошло, то я намеревался одеть его в инопланетную, по сути, одежду, которая могла бы стоить здесь баснословную сумму. По крайней мере она была добротной, новой и, самое главное, теплой. Впрочем, замерзнуть мой спаситель все равно не успеет — вряд ли полицейские постесняются прервать его сон.

Все эти мысли пронеслись в голове стремительно, а уже в следующее мгновение я менялся курткой и шапкой с не подозревающим об этом пьяницей. Я с большим трудом отогнал желание забрать у него и телефон, но это было бы уже неприкрытым воровством — тем более без критически острой необходимости; все же я надеялся, что Алена вот-вот приедет.

Так и случилось. Первым во двор въехало такси. Но стоило мне ринуться к нему навстречу, как с другой стороны замелькал синими вспышками проблесковый маячок полицейской машины. Собрав в кулак волю, я замедлил шаг и неторопливо пошел к остановившемуся метрах в десяти такси.

Наблюдательность бдительной тетки сыграла мне на руку. Судя по всему, она подробно описала стражам порядка мой экзотический прикид, поскольку выпрыгнувшие из машины полицейские, скользнув по мне равнодушным взглядом, тут же направились к недобомжу.

Я забрался на заднее сиденье белого «Мегана» с оранжевым, в шашечку, прямоугольным фонарем на крыше, вежливо поздоровался с таксистом и сказал сидящей впереди Алене:

— Привет. Все вопросы потом. Куда едем?

— Конечно же, в офис! — резко повернулась ко мне Алена.

— В офис потом. Давай сначала… к тебе.

Таксист еле слышно хмыкнул, но мне было не до его фантазий. Зато я подумал, что в районе, где жила напарница, наверняка много камер, и Менделев, если он следит сейчас за экранами, с большой вероятностью нас заметит. Поэтому я замотал головой и сказал:

— Нет, не к тебе. Давай, может, в парк… Нет, лучше просто в лесок какой-нибудь, где кустов побольше.

Таксист не выдержал и хрюкнул. Алена уставилась на меня, как на откровенного идиота.

— Может, шутки на потом оставишь?

— Да это не шутки! — Я затряс ладонями, не зная, как объяснить все так, чтобы она это поняла, а таксист нет. — Вот ты вспомни нашу работу. Мы сидим, уткнувшись в экраны. Тоска… А эта машина, — похлопал я по сиденью, — красивая такая, беленькая, с огоньком на крыше. На такой только кататься и кататься! Все наши, если бы нас в ней увидели — обзавидовались бы. А потом бы сплетни пошли. Нам это надо?

— Нет, — буркнула, отвернувшись, Алена, а я так и не понял, дошел до нее мой намек или нет, пока она не сказала: — Павел Сергеевич сплетничать не будет, едем к нему.

— Но…

— К нему! — безапелляционно заявила Алена. А потом без нотки ехидства добавила: — У него за домом пустырь, а вдоль фасада сплошные кусты.

— Ребята, зима же!.. — простонал из последних сил сдерживающийся таксист.

— Зима, — кивнула Алена. — Вот и обновляйте, пожалуйста, на ваших дровнях путь. Торжествовать не обязательно.

Глава 11

Павел Сергеевич честно выглядел на свои семьдесят с хвостиком — плешивый, сутулый, с дряблой старческой кожей. Но все это виделось лишь в первые минуты; потом, стоило установить зрительный контакт с его слегка прищуренными ироничными голубыми глазами, ощущение почтенного возраста пропадало полностью: для всех он становился ровесником, правда, все равно более опытным, знающим что-то неведомое тебе, а главное — имеющим на все личную точку зрения, которую, впрочем, он не навязывал никому. Интуиции — скорее всего, в придачу к превосходной дедукции, умению делать точные выводы по незначительным фактам — ему было тоже не занимать.

— Спать придется на полу, — сразу после приветствия и знакомства со мной предупредил он. — Диван один, а мне на полу с моими болячками несподручно будет. Но пара лишних матрасов и чистое белье имеются, так что по этому поводу не беспокойтесь.

— Да мы спать и не… — начала Алена, но хозяин квартиры резко отмахнулся:

— Значит, на кухне до утра будешь сидеть, чаи гонять. Только громко не хлюпай, я чутко сплю, а если не высплюсь — наутро просто невыносимый, тебе же хуже будет.

— Я не в том смысле. Мы просто поговорить пришли. А потом уйдем.

— Сейчас первый час ночи. Говорить мы будем, судя по вашим лицам, часа два минимум. И какой смысл вам будет куда-то уходить под утро? Тем более Василию все равно идти некуда, а у себя ты его пока на ночь оставлять не решаешься.

— Все-то вы знаете, Павел Сергеевич, — шутливо произнесла Алена, но зарделась при этом отнюдь нешуточно.

— Как и то, — поднял старик палец, — что любой серьезный разговор лучше всего вести на кухне, за рюмочкой чая. Но поскольку уже и впрямь поздновато, то ограничимся чашками. Раздевайтесь пока; вон там, в углу, тапки, а я пойду чайник ставить. Только сразу предупреждаю: к чаю у меня лишь овсяное печенье и батончики на сорбите. Правда, вку-у-усные!

Хозяин, шаркая подошвами и припадая на левую ногу, удалился из прихожей. Я посмотрел на Алену:

— Как-то неудобно получилось. Приперлись ночью, больному человеку проблем накатили.

— Неудобно штаны через голову надевать, — буркнула Алена. — И это ведь ты у нас великий конспиратор — вот и пожинай плоды своей паранойи.

— Это не паранойя, — стянул я куртку бомжеватого пьяницы, оказавшись в желто-зеленом свитере с Беты.

— Ой!.. — прыснула Алена. — Теперь мне все понятно.

— Что тебе понятно? — насупился я, примерно догадываясь, что услышу дальше.

— Понятно, откуда у тебя желание всех сторониться. Наверняка они по отношению к тебе чувствуют то же.

— Между прочим, так на Бете представляют нашу повседневную одежду.

— Наверное, у них какой-то объект с нашим цирком пересекся, — хмыкнула напарница, но тут же стала серьезной. — Извини. Это у меня нервное. Я вообще, не считая самих объектов, впервые вижу что-то непосредственно с Беты. Можно потрогать?

— Могу даже дать поносить. — Во мне все еще играла обида.

— Зачетно! Ловлю на слове. — Алена сказала это вроде бы в шутку, но без улыбки, так что я лишь кивнул.

— Вы предлагаете продолжить нашу беседу в прихожей? — донеслось из кухни. — Лично я возражаю. Там некуда столик поставить и дует из-под двери, а у меня суставы, знаете ли. Так что перебирайтесь-ка на кухню, чайник вот-вот закипит.

С чаем и печеньем мы расправились быстро — я был изрядно голоден и, честно говоря, приговорил бы и что-нибудь посущественнее. Правда, сорбитовые батончики у меня не пошли, а вот Алена трескала их за милую душу. Сам же хозяин квартиры, прихлебывая чай мелкими глоточками, ел мало, изучающее разглядывая нас с Аленой.

Свитер в ядовитую желто-зеленую клетку заинтересовал его особенно сильно, и когда я отставил пустую чашку, Павел Сергеевич спросил:

— Брючки и свитерок оттуда?

Пояснять откуда именно, он не стал, ему и так уже было известно, где я путешествовал.

Я в ответ лишь кивнул — лишних слов здесь тоже не требовалось.

— Ну давай, мил друг, начинай тогда с того момента, как ты зашел в дом — что было до этого, мне уже добрые люди поведали.

И я принялся рассказывать. Старался говорить обо всем последовательно и подробно, но порой увлекался и перепрыгивал с одного на другое. Тем не менее мои собеседники, а точнее, слушатели, меня ни разу не перебили. Павел Сергеевич лишь попросил разрешения закурить и высмолил за время моего рассказа четыре «беломорины». В остальном его выражение лица оставалось умиротворенно-спокойным, как у старого учителя, в пятьсот двадцать девятый раз выслушивающего «Я помню чудное мгновение» или, может, «Облако в штанах», что несколько ближе по стилю и содержанию к моему опусу. Зато милое личико Алены менялось, словно живой калейдоскоп, становясь то испуганным, то изумленным, то недоверчиво-ироничным, то раздраженным и злобным.

Конец ознакомительного фрагмента.