Суровая мужская проза

Андрей Бондаренко, 2014

Раскалённые светло-светло-жёлтые пески Сахары, по которым бродят коварные ливийские диверсанты, рыжие пустынные волки, двугорбые облезлые верблюды, а также подозрительные и странные существа, которых местные жители именуют «инкубами» и «суккубами». Перестрелки, раны, кровь, погони, сбитые вертолёты, смерть, пропавшие навсегда любимые женщины. И миражи, миражи, миражи… Самое интересное, что всё это (или же почти всё), действительно, случилось-произошло много-много лет тому назад, во времена моей беспутной молодости…

Глава вторая

Девять

Итак, их было девять. Сергей Подопригора (армейское прозвище — «Горняк»), и Фёдор Горюнов («Горыныч»), находились в капитанских званиях. А все остальные — Артём Белов («Тёмный»), Григорий Антонов («Антон»), Александр Романов («Роман»), Егор Леонов («Леон»), Алексей Никоненко («Никон»), Павел Сомов («Сом»), и Алексей Петров («Алекс»), — являлись старшими лейтенантами. Только начиная с этого знакового звания, офицерам российского ГРУ разрешалось отправляться в зарубежные командировки. Правило такое железобетонное. Мол, простым лейтенантам ещё рано, так как не доказали пока — на деле — свою моральную устойчивость и преданность идеалам заветным…

То, что эта командировка будет не из простых, стало ясно ещё в Москве, когда объявили предстоящий маршрут.

— Ничего себе — зигзаги навороченные, — задумчиво поморщился белобрысый Алекс. — Москва — Гавана — Каракас — Марсель — Алжир. Заранее следы заметаем? Ну-ну. Знать, хлебнём горюшка. Плавали — знаем…. А про цели и задачи нам так ничего и не разъяснили…. А?

— Разъяснят, — пообещал информированный Подопригора. — Руководство встретит в конечной точке и объявит. А пока, не теряя времени, облачаемся в неприметную полевую форму без погон и прочих знаков различия…

Только через неделю — после вылета из Москвы — они прибыли в Алжир, столицу одноимённого государства. Вернее, военно-транспортный французский самолёт приземлился на закрытом военном аэродроме, расположенном в пятидесяти пяти километрах от города, среди знойных и раскалённых песков.

— Подхватываем вещички и следуем к трапу, — скомандовал Горыныч, являвшийся старшим группы. — Спускаемся. Строимся.

— Зачем — строиться? — удивился Тёмный. — В том плане, что не перед кем. Ну, не наблюдается поблизости обещанного руководства.

— Отставить — разговорчики! Затем, что так полагается. Строимся, товарищи офицеры, по ранжиру.

— Построились…. Что дальше?

— Ничего. Стоим и терпеливо ждём…

Через пятнадцать минут надсадно загудел мощный автомобильный двигатель, и к самолёту подъехал пятнистый микроавтобус — старенький и обшарпанный.

— Почётная техника, спора нет, — негромко одобрил Сомов. — Боевая и заслуженная, сразу видно. Характерных отметин от пуль и осколков — завались…. И кто же у нас за рулём? Затемнённые стёкла мешают рассмотреть…. Ага, машина остановилась, приоткрылась водительская дверка, и на Свет Божий появился…. Блин горелый, это же Палыч, собственной персоной. Знать, влипли по-взрослому. То бишь, по полной и расширенной программе…

И остальные офицеры слегка заволновались, непроизвольно принимая положение «смирно».

«Палыч», он же генерал-лейтенант Виталий Павлович Громов, считался в российском ГРУ фигурой легендарной, знаменитой и особенной. В чём заключалась эта «особенность»? Говорят, что, мол, высокие деревья — горазды притягивать молнии. Вот, и с генерал-лейтенантом Громовым наблюдалась та же самая история. Стоило ему лично возглавить какую-либо значимую операцию, как оно всё и начиналось: отчаянные перестрелки, безудержные погони, запутанные ситуации и, конечно же, «жмурики». Но это лишь с одной стороны. А что, пардон, с другой? С другой — ордена, медальки, щедрые премиальные и внеочередные звёздочки на погонах. Мол, выбирай, боец. Хочешь спокойной и размеренной жизни, не обременённой излишним риском? Тогда, ёжики колючие, всегда обходи Громова стороной. Желаешь ускоренного карьерного роста, громкой славы и красивых «висюлек»? Мечтаешь попасть в очередную красивую легенду? Тогда, отринув сомнения, незамедлительно просись к Палычу, не пожалеешь. Армейская философия и диалектика голимая, короче говоря…. А ещё Громов славился своеобразным юмором. Насквозь армейским и кондовым, понятное дело. Чисто на любителя. И болтливым был — до полной и нескончаемой невозможности. Из нетленной серии: — «Если не загрызёт, то до смерти заговорит…».

— Равняйсь! Смирно! — отдал команду Горыныч. — Товарищ генерал-лейтенант….

— Отставить! Вольно! — вальяжно рыкнул Палыч. — Что ещё за «товарищ»? Да и со званиями надо срочно вносить коррективы…. Вот, к примеру, в какую форму я сейчас выряжен? А? Отвечай, Горюнов. Не жуй сопли зелёные и склизкие. А не то меня сейчас вырвет — прямо на твои сапоги начищенные.

— В насквозь незнакомую…, э-э-э…

— «Господин генерал», — любезно подсказал Громов. — А вы, следовательно, нынче являетесь просто — «господами офицерами». Без всяких там «старших лейтенантов» и «капитанов»…. Итак?

— В насквозь незнакомую, господин генерал.

— А поподробнее?

— Есть, поподробнее! — вновь непроизвольно вытянулся в струнку Горыныч. — В светло-светло-жёлтую, усеянную серыми и светло-бежевыми пятнами. А на правом рукаве френча размещены два чёрных шеврона, направленные «стрелками» вверх…

— Во, вверх! — назидательно продемонстрировал толстый указательный палец Палыч. — Потому как я — полноценный и заслуженный генерал. А чем занимаются на службе генералы? Правильно, разработкой высокой и непогрешимой стратегии. А также прочими заумными штуковинами, не подвластными простым смертным…. У вас же, господа офицеры, будет по одному шеврону. Причём, с остриём, направленным сугубо вниз. А почему? Да потому, что вы люди — насквозь приземлённые. Ползать вам по местным гадким пескам — не переползать. Черви вы, одним словом…. Гы-гы-гы! Отставить. Похохмили, и будет. Перехожу к делу…. Значится так. В двухстах пятидесяти километрах от данного аэродрома, на алжиро-ливийской границе, располагается полевой лагерь специального военизированного корпуса ООН, к которому мы с вами все и приписаны. Пока только на четыре месяца, а там видно будет. Я, кстати, являюсь заместителем командующего данным воинским подразделением. Так, вот, получилось. По согласованию вопроса на самом-самом высоком уровне. Выше которого, просто-напросто, не бывает. Кроме Господа Бога, конечно.… Попрошу заметить, что упомянутый воинский корпус, отнюдь, не миротворческий, а, наоборот, насквозь секретный и тайный. Как выяснилось, и такие бывают. Чего только не бывает — в этом непростом и изменчивом Мире. Большая политика, бойцы, дело тонкое. А местами и откровенно-грязное. Что на регионально-деревенском уровне, что в мировом масштабе. Так что, господа российские офицеры, необходимо проявлять максимум осторожности и дипломатичности.

— Это как? — не удержался от вопроса непосредственный Алекс.

— Мягкой лейтенантской задницей о твёрдый дверной косяк. Чтобы неповадно было — перебивать старших по званию, так тебя, балабола белобрысого, и растак…. Теперь про армейскую дипломатию. Увидел, к примеру, в здешней знойной пустыне насквозь незнакомую смуглую морду — сразу же пристрелил. И только потом начинаешь выяснять, что данный подозрительный незнакомец забыл в тутошних песчаных барханах…. То есть, тщательно обыскиваешь хладного покойника и все найденные в его карманах бумажки-документы рачительно складываешь в полевой офицерский планшет. Мёртвое же тело, понятное дело, старательно закапываешь в горячий песочек, поверх делаешь приметный продолговатый холмик и возвращаешься — с развёрнутым докладом — на базу…. Вопросы имеются?

— А если никаких документов при…, при неизвестном покойнике не обнаружится?

— Не проблема, боец. Чалму притащишь, это лучше любого паспорта. По арабской чалме знающий человек всё-всё расскажет об её хозяине. Мол, какого рода-племени, где и когда кочевал, даже — сколько имел жён и наложниц.… Итак, если документов, всё же, не нашлось, то стандартным ножом отрезаешь у мертвеца голову (вместе с чалмой, естественно), помещаешь её в специальный полиэтиленовый пакет и — совместно с развёрнутым докладом — доставляешь на базу…. Что побледнели-то так, орлы бесстрашные? Или же — салабоны зелёные? Шутка такая, армейская насквозь…. Гы-гы-гы! Мать вашу…. Э-э, не расслабляться у меня! Рановато…. Вот, когда по полтора десятка ливийских диверсантов будет у каждого на счету, тогда и разрешу — оторваться по полной. Лично буду ходатайствовать перед руководством, чтобы вам — на обратном пути — разрешили в Марселе оприходовать всех шлюх тамошних, умелых и горячих. Гы-гы-гы…. Отставить! Ну-ка, губы развратные закатали обратно. Незамедлительно и плотно. К вам, Петров и Горюнов, это в первую очередь относится, морды сексуально-озабоченные…. Всё, инструктаж закончен…. Сколько вас всего? Девять? Безусловно, счастливое число. То ли по индуистской религии. То ли по тайской. То ли по древним верованиям североамериканских индейцев из свободолюбивого племени «сиу». Не помню уже, за давностью лет…. А так ли это и важно? Совсем не важно…. Прошу всех незамедлительно пройти в мой «Росинант». То бишь, в данный боевой и заслуженный автомобиль. Будем, благословясь, выдвигаться на объект…

Микроавтобус неизвестной марки (то ли южнокорейской сборки, то ли тайваньской), неторопливо катил по окраинам Алжира, а Виталий Павлович, ловко управляясь с автомобильной баранкой и, словно бы подтверждая легенды о своей неуёмной разговорчивости, громко и размеренно вещал:

— Алжир (столица одноимённого государства, имеется в виду), расположен на западном берегу Алжирского залива, у подножия и по склонам местных покатых холмов. Город чётко разделен на два больших района — Верхний и Нижний. Верхний — это старая часть города, с беспорядочными узкими улицами-переулками, на которых сгрудились одноэтажные домики, хижины, лачуги и прочие халупы. Нижний же город построен французами. Это, как легко догадаться, современная часть здешней столицы — с высотными банковскими зданиями, фешенебельными гостиницами, модными ресторанами, навороченными бутиками и широченными вечнозелёными бульварами…. На арабском языке название Алжира звучит как — «Эль-Джазаир», что в переводе означает — «Острова». Мол, в стародавние времена вблизи городского побережья располагались четыре больших острова, которые в шестнадцатом веке стали, не без участия человека, материковой частью…. А первые торговые поселения на месте нынешнего Алжира, по утверждениям авторитетных археологов, возникли ещё в четвёртом веке до новой эры, во времена легендарных финикийцев. Потом эти места были захвачены древними римлянами, которые и построили здесь крепкий и надёжный порт…. Шли времена. Великая Римская Империя, под ударами злобных гуннов и могучих варваров, приказала долго жить. Из Сахары приползли коварные зыбучие пески, поглотившие римские постройки. Но вслед за песками пришли и арабы. И уже в 944-ом году нашей эры берберский правитель Ифрикии Бологин ибн Зири на месте древнеримских руин выстроил новый город…. В дальнейшем будущему Алжиру предстояло пережить три с половиной столетия плотных и мутных нестабильностей, связанных с незатихающими и кровопролитными междоусобными войнами. А в 1302-ом году остров Пеньон-де-Апжир, располагавшийся неподалеку от побережья Алжира, заняли жадные испанцы. Ну, оно и завертелось по новой. Сплошные кровопролития и войны, я имею в виду…. В начале шестнадцатого века эмир Алжира Селим Теуми призвал на помощь известных пиратов — братьев Аруджа и Хайраддина Барбаросса, мол, помогите, родимые единоверцы, избавиться от жестокосердных и злокозненных испанцев. Но у коварных братьев были свои стратегические планы на этот счет: вскоре наивный эмир был казнён, а Алжир стал — на долгие-долгие годы — главной пиратской базой в Магрибе…. Короче говоря, этим местам никогда не везло. Ни одно, так другое. После окончательного «разгона» пиратов в начале девятнадцатого века началась французская колонизация, тоже не принесшая многострадальному местному населению ничего доброго и хорошего…. Что сегодня здесь делает «ооновский» корпус? Охраняет, понятное дело, многочисленные нефте — и газопроводы, перекачивающие — из раскалённых песков Сахары в сонную Западную Европу — особо ценные энергоносители. Причём, неважно, кому эти коммуникации принадлежат: полковнику Каддафи, его идейным врагам, алжирскому Правительству, западным международным корпорациям. Совершенно и навсегда — неважно. Совсем. Главное, чтобы газ и нефть бесперебойно и гарантированно перетекали в нужном направлении…. Наша с вами сегодняшняя задача — действенно пресекать всевозможные диверсии. Кто бы и против кого бы их ни направлял. Даже под самыми благовидными предлогами, мол: — «Мы боремся с гадким тираном Каддафи…». Боритесь, господа демократы, не вопрос. Но, только не трогая газо — и нефтепроводов, так вас всех и растак. Иначе, извиняйте, тюрьма. И это, понятное дело, в лучшем случае…

Вскоре микроавтобус успешно покинул пределы алжирской столицы. Просёлочная (местами даже заасфальтированная), дорога уверенно вела на юго-запад. Впереди, а также и со всех остальных сторон, были только пески: жёлтые, серые, рыжие, зыбучие…

Иногда за автомобильными окошками мелькали крошечные населённые пункты, очень похожие на обыкновенные среднеазиатские аулы: низенькие глинобитные хижины и островерхие шалаши, выстроенные из разнообразного подручного материала, между которыми лениво бродили худющие грязно-белые козы, двугорбые облезлые верблюды, блохастые собаки и оборванные смуглолицые детишки.

— Я уже с головы до ног пропотел, — через полтора часа пути, в очередной раз прикладываясь к бутылке с водой, пожаловался Никоненко. — «Росинантовский» кондиционер практически не работает. Так, только видимость одна. Чёрт знает, что такое. Приоткрываешь автомобильное стекло — тут же в салон набивается едкая светло-жёлтая пыль: чихать замучаешься. Закрываешь — вязкая духота наваливается. Бред законченный и бредовый…

— Отставить — бубнить! — велел Громов. — Жарко ему, видите ли. Цаца какая выискалась. Здесь днём за сорок градусов — самое обычное дело. На совесть у меня попотеете, за четыре-то месяца. Так что, бойцы, привыкайте. И пить надо сугубо в меру, по нескольку глотков за час. Нельзя в пустыне по-другому…. Потом вам ещё инструктор из здешних берберов развёрнутую лекцию прочитает — относительно всяких змей, скорпионов и прочих гадких пауков. В этих местах всякой живности ядовитой — без счёта. Но не ссыте в компот яблочный раньше времени. На каждый тутошний яд и противоядие соответствующее разработано. Ну, или почти на каждый. Не без этого…. Ага, появился достойный повод для краткого привала. Сейчас познакомлю вас с очередной местной достопримечательностью, только бинокль достану из «бардачка». Заодно и старина «Росинант» отдохнёт немного…

Микроавтобус, аккуратно съехав на обочину, остановился. Пассажиры выбрались наружу. Лёгкий ветерок, дувший с юга, был горяч, сух и колюч — казалось, что лица осторожно касается прозрачная наждачная шкурка. Воздух пах многовековыми пожарищами, расплавленным стеклом и хронической усталостью.

В нескольких метрах от автомобиля обнаружился огромный светло-жёлтый череп.

— Ничего себе, хрень! — осторожно трогая череп подошвой сапога, восхитился непосредственный Петров. — Даже клыки из челюсти торчат. Солидные такие. Похоже, острые…. Кто это, Виталий Палыч? Я имею в виду, кем он был при жизни?

— Это, боец любопытный, загадка африканской природы, — откровенно заважничал генерал-лейтенант. — По здешней вольной пустыне кто только не шастает…. А теперь попрошу всех посмотреть направо, — взмахнул рукой в нужном направлении. — Видите — широкий распадок, проходящий между двумя высокими барханами?

— Так точно, — отрапортовал за всех Никон. — Видим.

— А тёмную одинокую фигурку, бредущую на запад?

— Ага, есть такая. Вроде, как рогатая…. Пустынный баран?

— Сам ты, боец, такое слово обидное. Вот, держи бинокль. Наводи и регулируй чёрными колёсиками дальность-резкость…. Ну, что наблюдаешь? Вернее, кого?

— М-м-м…

— Отставить — сопли жевать! Докладывай чётко и внятно.

— Есть, докладывать! Есть, внятно…. По песку следует мужик в пятнистом камуфляже. Только мужик…э-э-э, с головой козла. Рога чёрные и охренительные. Длинная бородёнка с проседью. Вот…. Похоже, что очень высокий. Возможно, даже выше двух метров. Куцый хвост с мохнатой кисточкой — через аккуратную дырку в штанах — высовывается…. А обуви на нём нет. Совсем. В том смысле, что из-под коротких пятнистых штанин торчат чёрные здоровущие копыта. Хрень какая-то…. Кто это такой, господин генерал?

— А сами что думаете по этому поводу, орлы российские? — вопросительно нахмурился Громов. — Какие будут мнения? А, не слышу? Соображения? Предположения?

— Разрешите? — изображая из себя вежливого школьника, вскинул вверх правую руку бородатый Подопригора.

— Излагай, Горняк. Послушаем.

— Перед нами — обыкновенные пустынные миражи, на которые, как всем известно, так богата Сахара африканская.… Разве нет?

— Хрен его знает, — вежливо прикрывая рот ладошкой, лениво зевнул Виталий Палыч. — Официально так и считается, мол, миражи. А, вот, здешние берберы клятвенно уверяют, что это самые настоящие инкубы, поселившиеся в Сахаре ещё с древних и незапамятных времён…. Знаете, кто это такие? Ага, Белов, судя по глазам, знает. Как же, целых три с половиной года проучился в Университете. Поделись-ка, Тёмный, своими знаниями с коллегами по благородному ремеслу.

— Слушаюсь! Инкуб, согласно многочисленным средневековым легендам, это такой распутный демон, без устали ищущий сексуальные связи с женщинами…

— Так это же — наш Горыныч, — не сдержавшись, прыснул смешливый Лёха Петров. — Практически один-в-один. Постоянно, гадом буду, ищет.

— Гы-гы-гы! — одобрительно заржал Громов. — Действительно, Горюнов — бабник знатный и заслуженный. Много-много раз на него сигналы поступали соответствующие. То бишь, о детках, рождённых вне семьи законной и официальной…. Ладно, проехали. Продолжай, Белов.

— Слушаюсь! В большинстве авторитетных источников инкуб описывается — как безобразное существо, часто напоминающее огромного козла. Но может принимать внешний вид как мужчины в самом расцвете сил, так и сатира. Среди других образов часто фигурируют инкубы в обличьях собаки, кошки, оленя, быка, косули, ворона, аиста и даже змеи. Однако, как утверждают древние манускрипты, даже звериный облик не мешает опытному инкубу иметь полноценные плотские отношения с «земными» женщинами…

— Тьфу, гадость какая, — с отвращением сплюнул под ноги брезгливый и вечно-хмурый Романов. — Господин генерал, разрешите обратиться?

— Обращайся, боец.

— Давайте, попробуем отловить данного рогатого засранца, а? Обойдём тёмно-рыжие барханы с двух сторон, да и повяжем. Ничего хитрого. Если, понятное дело, это не мираж.

— Пробовали уже, Роман. Причём, неоднократно. И мы. Да и без нас. Ничего не получается. Ничего и даже меньше. Исчезает, сука рваная и коварная, в самый последний и решающий момент. Словно сквозь землю проваливается…

— А если из снайперской винтовки, тщательно прицелившись, пальнуть? Или же из подствольного гранатомёта?

— Палили. Пули всегда мимо пролетают. Мины, не долетая, в воздухе взрываются…. Тут, братцы, дело совсем в другом.

— В чём же?

— Кроме инкубов, ещё и суккубы существуют…. Белов.

— Я!

— Просвети-ка боевых друзей.

— Суккубы, это такие могущественные демоны в женских обличьях. Они охотятся на мужчин…

— И, поймав, затрахивают их до смерти, — довольно улыбнувшись, закончил фразу генерал. — Поэтому, господа офицеры, во время этой командировки не рекомендую вам — даже близко подходить к тутошним симпатичным девахам. Запросто можно нарваться на ненасытного и безжалостного суккуба…. Гы-гы-гы! Гы-гы-гы…. Всё, похохмили, и будет. Хорошего понемногу. Следуем, подчинённые, дальше. Мой верный «Росинант» всегда к вашим услугам…. Кстати, приличная дорога в этом месте обрывается. Дальше поедем уже чёрт знает — по каких ухабам, рытвинам и колдобинам…

В стационарный лагерь «ооновского» корпуса они въехали уже ближе к вечеру, когда неправдоподобно-огромное тёмно-янтарное солнце уже уверенно двинулось к западной части горизонта.

— Ничего себе! — восхищённо присвистнул Сомов. — Да тут полноценный военный городок — на три-четыре сотни вояк — оборудован. И пятнистые армейские палатки выстроились в несколько бесконечных рядов. И комфортабельные сборно-щитовые домики (для высокого руководства, ясен пень), имеются…

— Отставить — гнилую критику! — плавно нажав на тормоз, скомандовал Громов. — Приехали. Выметайтесь из служебного авто. Ваша палатка — крайняя во втором левом ряду. А ты, Горыныч, следуй вон к тому домику. Сдашь там командировочные документы, распишешься в получении постельных и туалетных принадлежностей, получишь продовольственные аттестаты на всех членов рабочей группы. А я, братцы, поехал. Дела. Завтра утром встретимся. Адиос, бойцы…

Генерал укатил.

— Ведите себя достойно, отроки. Аки агнцы Небесные, непогрешимые, — велел Горюнов, после чего дисциплинированно зашагал к прямоугольному одноэтажному строению под светло-серой пластиковой крышей.

— А почему это Горыныч иногда говорит — как нормальный человек, а иногда, как…, как склочный монах из провинциального монастыря? — поинтересовался Сомов.

— Наш Фёдор Иванович в молодости несколько лет отработал нелегалом в дальнем зарубежье, — проинформировал Подопригора. — Причём, именно под «личиной» священника. В «Русской Православной Церкви Заграницей». Говорят, что успешно и грамотно отработал. Даже дельной сетью высокопоставленных осведомителей и агентов обзавёлся. Но потом неожиданно, как назло, началась приснопамятная горбачёвская Перестройка, и капитана Горюнова, вручив скромный дежурный орденок, срочно отозвали на Родину. Бывает…

— Ну, никак не тянет Горыныч на заслуженного попа. Скорее, уж, наоборот, является классическим воплощением такого небезызвестного термина-понятия, как — «отвязанный наёмник, жизнь вволю понюхавший и разные виды повидавший…». А где, кстати, он заработал свой офигительно-красивый шрам на полрожи? Толстый такой, багрово-фиолетовый, очень элегантно змеящийся от правого виска — через толстый нос — к левой скуле волевого подбородка. Картина маслом, мать его.

— Говорят, где-то на юго-востоке…. Эй, Алекс, обернись. Честное слово, не пожалеешь…. Смотри, какая безумно-сексуальная девица на тебя уставилась. Прямо-таки прожигает взглядом заинтересованным.

— Ерунда какая-то, — непонимающе передёрнул плечами Лёха. — Обозналась, наверное…

Безусловно, он знал, что мускулистая фигура независимого и брутального мужчины — всегда и везде — притягивает к себе женские взгляды: заинтересованные, любопытные, игривые, развратно-похотливые, далее — по расширенному списку. Но этот взгляд был особенным — откровенно-насмешливым и вызывающим. А ещё (самое странное), и однозначно-приветливым. Добрым и лучистым. Что было странно вдвойне. Если, конечно, не в тройне и не в четверне. Мать его непонятливую…

Алекс, не дрогнув ни единым мускулом лица, внимательно и пристально всмотрелся — секунд на семь-восемь — в любопытные тёмно-зелёные девичьи глазищи, а потом, дождавшись, когда эти глаза смущённо вильнут в сторону, мысленно подытожил: — «Долго выдержала, однако. Молодец. Хвалю. Обычно они сдаются гораздо раньше. Дерзкие юные мартышки, имеется в виду, возомнившие чёрт знает что о своей девичьей красоте и полной неотразимости…. Эта? Совершенно ничего особенного, на первый взгляд. Чуть ниже среднего роста. Стройненькая, с ярко-выраженной талией. Но плечи и бёдра явно шире «модельного» показателя — «девяносто». Лет двадцати четырёх-пяти…. Что ещё? Фигурка — ладная, спортивная и плотная. Сразу видно, что в детские и юношеские годы серьёзно и вдумчиво занималась спортом. И, отнюдь, не художественной гимнастикой…. Чем же тогда? Греблей на байдарках и каноэ-каноэ-каноэ? Или же метанием легкоатлетического копья (или, допустим, диска), на дальние расстояния? Ну-ну…. Что ещё? Рыженькая такая. Вернее, медноволосая, с короткой и необременительной стрижкой-причёской. А лицо — сплошные милые веснушки. Хм…. Что-то такое ненавязчиво-прибалтийское присутствует в её внешнем облике. Латышское, я бы даже сказал. И…. и…. И однозначно знакомое-знакомое. Нет, не вспомнить…. Одета в неприметную штатскую одёжку, которая, впрочем, совсем и не скрывает всех её женских достоинств. Даже, наоборот… Кем она здесь трудится? Медсестрой? Или же поварихой? Интересное кино…».

— Эй, Петров, не увлекайся, — ткнул его локтем в бок приземлённый и грубый Подопригора. — Вдруг, это он (она?), и есть — коварный и неуёмный суккуб? Генерал же предупреждал об опасности нешуточной. Так что, братишка, поберегись. Типа — от греха подальше…

— Иди ты, юморист доморощенный.

— Сам иди. В том смысле, что вместе пошли. В «ооновскую» палатку. Обживаться будем…