Сказка о смерти и нежности

Андрей Бондаренко, 2015

Является ли эта запутанная и местами кровавая история – фантастикой «в чистом виде»? Так сказать, на сто процентов? Нет, конечно же. В «Бабушкином» парке и сегодня продолжают искать клад легендарных князей Черновых. Идёшь по аллее, глядь, а на газоне появилась свежая яма, которой вчера ещё не было. Сворачиваешь на другую аллею – опять следы недавних раскопок. И парковый ночной сторож уверяет, что это – дело рук неких «арендаторов» с «Пролетарского завода», мол: – «Им уже на пять месяцев зарплату задерживают. Вот, бедолаги – от полной безысходности – и ударились в кладоискательство. И, что характерно, особы женского пола, в основном, копают: и совсем ещё молоденькие, и не очень. Эстетки доморощенные и мартышки мечтательные…». Так что, дамы и господа, всё ещё впереди…

Глава третья

Загадочная директриса

Всё началось в июле прошлого года.

Павла Сергеевича Новика, тогдашнего директора Санкт-Петербургского филиала ОАО «ДорНии» срочно вызвали в Москву — на внеочередной Совет директоров.

— Быть беде, — вещала в обеденный перерыв Маринка Залеская, исполнявшая обязанности главного бухгалтера филиала. — Снимут нашего Новика с должности. Как пить дать — снимут. Выпрут коленом под тощий зад и, что характерно, даже «спасибо» не скажут.

— За что — выпрут? — с аппетитом поглощая столовскую «селёдку под шубой», недоумевала Инга. — Пал Сергеич, он же очень хороший. Специалист опытный, в проектировании целой кучи дорог федерального значения принимал участие. В Государственную экспертизу вхож. А в молодости, когда был приписан к военному ведомству в звании подполковника, и всякие супер-секретные аэродромы — для стратегической авиации — строил. Говорят, что и к модернизации Байконура (в плане подъездных дорог), руку приложил. И в мостах разбирается… И как человек он просто замечательный. С молодёжью постоянно возится. Профессиональные кадры буквально-таки по крупицам собирает… За что его увольнять, а?

— За что, за что… По итогам прошедшего полугодия нашему филиалу двадцатимиллионный убыток насчитали. Вот, за это самое и покарают — по полной и расширенной программе, и жалости не ведая.

— Как это — насчитали? Я всегда была уверена, что бухгалтерия — наука точная. Мол, всё как есть — так и считает.

— Наивная ты у нас, Мышка, до полной невозможности, — приступая к пюре с куриной котлетой, фыркнула бухгалтерша. — Считать-то можно по-разному: тут считай, там не считай, тут плюсуй, там минусуй, а здесь, и вовсе, дели и разбрасывай.

— Как это — разбрасывай?

— Элементарно и сугубо по команде высокого руководства… Например, за прошедшие полгода уважаемые члены Совета директоров нашего славного ОАО «ДорНии» получили — в качестве текущего вознаграждения, предусмотренного Уставом, — порядка девяноста шести миллионов рублей.

— Так много? — искренне удивилась Инга. — На пятерых? Это же, м-м-м, получается…, получается… Три миллиона рублей в месяц на человека? И даже чуть больше?

— А ты думала, милочка моя. В Совете директоров заседать (максимум — один раз в месяц), это тебе не пятидесятикилограммовые мешки с цементом ворочать. И даже не надёжные мосты через полноводные реки проектировать. Это, блин горелый, понимать надо. Серьёзная такая работа. А главное, очень нужная. Нужная-нужная-нужная. Нужнее, просто-напросто, не бывает… Короче говоря, все эти девяносто шесть миллионов (в виде затрат), были успешно «разбросаны» между восемью филиалами. В равных долях «разбросаны»? Или же пропорционально списочным составам работников? Размечталась, дурилка картонная. Как всё тот же Совет директоров решил-постановил, так и «разбросали»… А содержание ЦА? Центрального Аппарата нашего Общества, то бишь? Они же денег не зарабатывают. Ни копейки. Зато тратят, сукины дети, не приведи Господь. Особенно на Фонд заработной платы. Должностей разных наплодили — упасть и не встать: Генеральный директор, исполнительный директор, операционный директор, финансовый директор, директор по региональному развитию, руководитель департамента по связям с общественностью, главный инженер, его три заместителя, ну, и так далее… А должностные оклады у всей этой начальственной братии — просто закачаешься. Как же иначе? Мол, Москва — город дорогой для бытовой жизни. И все они, между прочим, с заместителями, помощниками, секретаршами, референтами и шофёрами. Я уже молчу про начальников многочисленных отделов… А бухгалтерия? В ЦА целых шесть бухгалтеров трудится. Что они, интересно, там делают? Мы с Натальей Ивановной, например, и вдвоём прекрасно справляемся… Да и других «не кислых» расходов у Центрального аппарата хватает: всякие там презентации, конференции, конгрессы и выставки. Плюсом офигительные командировочные расходы: надо же и филиалы с регулярными проверками-выволочками посещать, и за рубеж наведываться, типа — опыт прогрессивный впитывать.

— И все эти затраты ЦА тоже «разбрасываются» между филиалами?

— Естественно, — подтвердила Маринка. — Пододвинь-ка, Мышка, ко мне стакан с компотом. Благодарствую… А потом эти уроды московские ещё и удивляются, мол: — «Откуда это у вас, периферийные подчинённые, образовались такие колоссальные убытки?». Заразы обнаглевшие, зажравшиеся и бессовестные… Не понимаю, зачем, вообще, нужен этот ЦА? Ну, хоть убей. Пользы от него — ноль без палочки. Зато головной боли — выше шпиля питерского Адмиралтейства…

И это было горькой правдой: филиалы и заказы сами находили, и проектные работы выполняли самостоятельно, без реальной помощи из Москвы. Но, тем не менее, все заработанные деньги неизменно уходили на центральный расчётный счёт, откуда уже — усилиями работников ЦА — частично возвращались в филиалы. Очень частично. Бред голимый и законченный, короче говоря…

Павел Сергеевич вернулся из Москвы через двое суток, в четверг, собрал трудовой коллектив филиала — в обеденное время — в «Бабушкином» парке и сообщил:

— Увольняюсь я, ребятки, с понедельника.

— Как же так, Сергеич? — растерянно загомонили сотрудники и сотрудницы. — Почему? Зачем? Шутка юмора такая?

— Никаких шуток, — скорбно вздохнув, заверил Новик. — В Москве экстренно сменился Совет директоров. На сто процентов сменился. А его новый состав настроен — решительно и однозначно — на введение жёсткого режима тотальной экономии, мол: — «Убытки необходимо решительно сокращать и выходить — в наикратчайшие сроки — на положительные финансовые результаты…». То бишь, массовые сокращения грядут. Нашему же филиалу строго предписано — «ужаться» (на первом этапе), на пятьдесят процентов списочного состава. А ещё был сделан однозначный намёк, что и второй этап будет, и третий… Ну, не могу я собственными руками разрушать то, что сам — за прошедшие годы — и выстроил. Я же вас всех, братцы, так долго и вдумчиво собирал и подбирал: дорожника к дорожнику, изыскателя к изыскателю, мостовика к мостовику. Эх, да что тут долго говорить. Пускай вас кто-нибудь другой разгоняет и сокращает, без меня…

— Разве нет иного выхода из создавшейся ситуации? — удивилась Инга. — Я выход на прибыльность имею в виду… Может, просто стоит, не проводя кадровых сокращений, заключить дополнительные Контракты? То есть, увеличить объёмы изыскательских и проектных работ?

— Не получится ничего, Мышка: ни заключить, ни увеличить.

— Почему — не получится?

— Новостей по телевизору не смотришь? Новостные сайты в Интернете не посещаешь?

— Нет, не смотрю и не посещаю, времени нет на всякую ерунду. Я мосты проектирую.

— Молодец, конечно, — похвалил Павел Сергеевич. — Любимая работа, она превыше всего. Спора нет… Поэтому просвещаю: и тебя, Мышка, и всех прочих сотрудников филиала — телевизор игнорирующих. Тяжёлые Времена настали — для страны в целом. Ну, понятное дело, кроме олигархов, банкиров, чиновников, воров «в законе», жуликов всех мастей, строителей финансовых пирамид и прочих ушлых элементов. Тяжёлые, в частности, для нас, дорожников… Почему — тяжёлые? Во-первых, говорят, что государственный бюджет нашей России оскудел: мол, «западные» финансовые санкции, резкое ослабление рубля, затраты на Крым и Олимпиаду в Сочи, саммиты всякие, грядущий чемпионат Мира по футболу, коренная модернизация российской армии, что-то там ещё… Во-вторых (и это факт), в последние годы было запроектировано много дорожных объектов, что называется, впрок. И капитальных ремонтов, и коренных реконструкций, и новых магистралей. К примеру, проект реконструкции конкретного дорожного участка стоит порядка пятидесяти миллионов рублей. Деньги выделили, разыграли тендер, победитель тендера — с соблюдением всех-всех-всех требований — проект разработал и даже успешно защитил его в Государственной экспертизе. Казалось бы, всё отлично и просто замечательно: можно конкретную дорогу спешно ремонтировать и реконструировать. Ан, нет. Не тут-то было. В проекте (прошедшем через Государственную экспертизу), обозначена стоимость данной реконструкции, к примеру, в два миллиарда рублей. Бюджет же Заказчика, свёрстанный заранее и без учёта реальной инфляции, предусматривает только полтора миллиарда. А бюджет, как известно, это вам не портянка армейская, заскорузлая. Его, блин горелый, хочешь, не хочешь, но выполнять надо. Причём, без серьёзных нарушений. Кому хочется — по формальным признакам-причинам — лишиться «хлебного» места? Никому, ясен пень, не хочется… Следовательно, данный вопрос подлежит дополнительному согласованию и утверждению в Высших (Правительственных), инстанциях. И согласования-утверждения эти могут длиться, как показывает практика, годами. Поэтому и вопрос с конкретной реконструкцией — на годы согласований — откладывается… Но в бюджете Заказчика, тем не менее, заложено ещё пятьдесят миллионов рублей на проектирование ремонта другой дороги. Бюджет — дело святое. Непременно будем проектировать… Ну, оно и получилось — «перепроектирование». Лет так на пять-шесть. С опережением графика, сотрудники, идём. Только за это, увы, нас никто не похвалит. Наоборот, сократят. И не только нас (то есть, вас), но и работников других «дорожных» проектных организаций по всей стране. Как-то так. Реалии — вещь серьёзная…

На следующий день, в пятницу, в питерский филиал прилетел из Москвы новый Председатель Совета директоров ОАО «ДорНии» — представительный и дородный мужчина, работавший ранее (как любезно подсказал всезнающий Интернет), какой-то «крупной шишкой» в Департаменте культуры московской мэрии.

— Нам только «культурных» деятелей — для полного и окончательного счастья — не хватало, — ворчала склочная Маринка. — Так их всех и растак… А заметила, Мышка, как новый Председатель заинтересованно и похотливо взирает на нашу красотку Леночку? Вернее, на её длинные и стройные ножки, только формально прикрытые короткой юбочкой? Нашли, блин непропечённый, понимаешь, кому доверить проектирование дорог. Теперь-то оно, конечно, всё изменится — самым кардинальным, волшебным и невозвратным образом. Ого-го-го, только держись, босота. Совсем скоро, и оглянуться не успеешь, как все российские деревенские улочки и переулки будут в асфальт, мать их деревенскую, закатаны…

А ещё вместе с новым московским начальником прибыла приметная дама «чуть-чуть за сорок»: высокая, стройная, черноволосая, ухоженная, элегантная и слегка манерная.

— Графиня потомственная, блин, — прокомментировала ехидная бухгалтерша. — То бишь, фифа пафосная, надменная и сексуально-озабоченная.

— Почему ты решила, что потомственная? — заинтересовалась Инга. — И почему — озабоченная?

— В Эрмитаж, Мышка, почаще надо ходить, — посоветовала Маринка. — И в Русский музей. Там на старинных картинах много таких «графинь» изображено: с длинными стройными шеями, классическими греческими носами и с общей чернявостью облика. Да и элементарной женской стервозности в данной приметной особе, скорее всего, хватает. По наглым тёмно-карим глазам видно. Причём, за версту… Сексуальная озабоченность? И глазёнки — быстрые-быстрые такие — сразу выдают. И игривое декольте. А пикантный разрез на узкой чёрной юбке (чуть ли не до пупа), это только — однозначно и стопудово — подтверждает. Чтоб мне «Дом‑2» больше никогда не смотреть…

Вскоре новый Председатель Совета директоров объявил (через секретаршу Леночку, естественно), о внеочередном собрании трудового коллектива, на которое были приглашены все руководители «среднего звена» и ведущие сотрудники Санкт-Петербургского филиала ОАО «ДорНии». И Мышку (то бишь, Ингу Витальевну Мышину), пригласили — как перспективную и талантливую «мостовичку».

— Представляю вам, уважаемые коллеги, нового директора Санкт-Петербургского филиала, — вальяжно указав рукой на ухоженную дамочку, объявил дородный Председатель Совета директоров. — Северина Яновна Таболина. Опытный и многократно-проверенный руководитель. Прошу, что называется, любить и жаловать.

— Попробуем, конечно, типа — полюбить, — многообещающе хмыкнула вредная Маринка. — А можно поинтересоваться — в какой области народного хозяйства уважаемая Северина Яновна почерпнула свой бесценный управленческий опыт?

— Можно, — лучезарно улыбнувшись, заверила дамочка. — В области недвижимости. Причём, самой-самой разной.

— А в области проектирования дорог?

— Чего нет, того нет, врать не буду. Но это обстоятельство, поверьте, мне ничуть не помешает. Главное — при руководстве коллективом — это правильное видение.

— Видение? — никак не могла угомониться бухгалтерша. — А что это такое? И с чем его едят?

— Сейчас расскажу…

И Северина Яновна — подробно и развёрнуто — рассказала о своём «видении»: больше часа выступала, говоря гладко, вычурно и весьма обтекаемо.

«Главное, это чтобы хозяева бизнеса остались довольны», — мысленно резюмировала Инга. — «А всё остальное — глубоко вторично и даже третично. Всё-всё-всё. И качество проектирования, и безопасность эксплуатации будущих объектов, и экология окружающей среды, и, вообще, всё… Акционеры — вот она, эксклюзивная «Священная корова», вокруг которой и надо без устали плясать, водя бесконечные и торжественные хороводы. А всех остальных необходимо целенаправленно обманывать, «разводить» и «надувать». И Заказчиков, и Государственных экспертов, и различные сервисные службы, и субподрядчиков. Последние, вообще, отдельная статья: платить им надо — за выполненные работы и оказанные услуги — сугубо по решению Арбитражного суда и только после отказа в апелляции. Да и всем остальным, включая арендодателей и Пенсионный фонд, отдавать денежки сразу не следует: пусть обращаются в суд и пытаются наши расчётные счета арестовать. Мы же будем от них старательно «бегать» и изощрённо «заметать следы». Как бы так оно. А заработанные деньги всегда следует акционерам отправлять. Все-все-все. Пусть хозяева бизнеса и решают — что с полученными финансами делать дальше. В этом — весь смысл бизнеса… И экономить надо на всём, неуклонно снижая производственные затраты и все прочие издержки. На всём-всём-всём — следует экономить… Например, в столовом помещении стоят десятилитровые бутыли с питьевой водой «Полюстрово». Её, небось, за деньги привозят? Бред законченный. Сегодня же договор разорвём. В обязательном порядке… У кого-нибудь из сотрудников имеются дачи с приличной колодезной водой? Ага, у троих. Вот и замечательно. Пусть дачники по понедельникам, установив очерёдность, воду в офис и привозят, не переломятся. Решена проблема…».

Директриса закончила излагать своё «видение».

— Молодец, Северина Яновна, — важно покивав головой, похвалил дородный Председатель Совета директоров. — Правильно понимаешь текущую ситуацию. Так держать… И попрошу, в первую очередь, сосредоточиться на оптимизации списочного состава вверенного вам коллектива. Фонд заработной платы — основной источник реальной экономии финансовых средств. Надо срочно избавляться от всех «лишних» сотрудников, не задействованных на «горящих» объектах. Подчёркиваю, аккуратно и грамотно избавляться — без громких скандалов и излишних денежных затрат. Попрошу всех присутствующих отнестись к этому процессу с пониманием и оказывать директору Таболиной всеобъемлющую помощь…

С понедельник он и начался — «аккуратный и грамотный процесс избавления»: Северина планово ходила по кабинетам и «наезжала» на всех подряд, то бишь, придиралась, грубила и хамила напропалую.

— Это она, графиня хренова, так провоцирует людей на «увольнение по собственному желанию», — предположила в обеденный перерыв прозорливая Маринка. — Сокращение коллектива в официальном порядке — дело, априори, дорогое. Конкретный сотрудник (по Закону), предупреждается о дате сокращения за два месяца. А ещё ему — по истечению этого двухмесячного срока — полагается «отступная» выплата в размере одного должностного оклада. Если же сотрудник после сокращения в течение месяца не сможет устроиться на новую работу и подтвердит этот факт соответствующей справкой, то ему ещё один оклад выплачивается. Итого — четыре оклада, плюсом — подоходный налог и стандартные отчисления в Пенсионный фонд. Дороговато получается. Гораздо проще и выгодней — оскорбить и унизить человека, дабы он сам, смертельно-обиженный, уволился в горячке, естественно, по собственному желанию. А сэкономленные деньги, понятное дело, следует дорогим акционерам отдать… Кстати, утомилась наша Севериночка за утро от трудов праведных. Утомилась и отправилась в «Бабушкин» парк, типа — на кратковременный отдых. Я из окошка видела: ходит там по аллеям с блокнотиком и шариковой ручкой в руках, то ли сверяет что-то, то ли какими-то подсчётами занимается.

— Действительно, «Бабушкин» парк очень даже интересует нашу длинноносую графиню, — криво усмехнувшись, подтвердила секретарша Леночка. — Она — ещё в пятницу — даже несколько навороченных видеокамер, направленных на различные участки парка, установила на оконных рамах своего кабинета и вывела их на личный компьютер. По-тихому установила. Но я-то в этих делах, слава Богу, разбираюсь… А ещё, Мышка, готовься: скоро директриса начнёт к тебе активно приставать.

— Как это — приставать?

— То бишь, клеиться.

— Ты хочешь сказать, что Северина — лесбиянка? — отчаянно покраснела Инга.

— Это точно. За версту видно. Голову даю на отсечение…

Распорядок рабочего дня у Северины Яновны всегда был консервативно-одинаковым.

В восемь тридцать утра начиналась утренняя планёрка, на которой директриса призывала только к одному, мол: — «Нашему «ДорНии» деньги нужны. Деньги, деньги и ещё раз — деньги. Срочно завершайте работы по «денежным» этапам и — любой ценой — форсируйте подписание Актов приёма-передач. Обещайте — что угодно, клянитесь самыми страшными клятвами, в ногах у Заказчиков валяйтесь, но подписывайте… Так-с, что у нас с «ужатием»? Необходимо срочно сократить — ещё процентов на двадцать — списочный состав. Начальники отделов, это к вам, в первую очередь, относится. Обещаю премию в размере четверти должностного оклада за каждую «голову», уволившуюся по собственному желанию… Так-с, сегодня к одиннадцати тридцати придёт реальный покупатель на «лабораторию грунтов», «Газель» и буровую установку. Принять — как родного…».

После планёрки Северина, как правило, плотно «общалась с народом». То бишь, ругалась, придиралась, в открытую оскорбляла и требовала подать заявление на увольнение по собственному желанию. Практически со всеми ругалась и у всех требовала, только Ингу, загадочно улыбаясь, обходила стороной…

А после обеда директриса неизменно усаживалась в свой шикарный угольно-чёрный «Ауди» и куда-то уезжала.

— Всё по каким-то архивам шарится, — делилась своими «секретарскими» знаниями информированная Леночка. — А ещё по всяким земельным комитетам. И с важным мужиком из администрации Невского района постоянно встречается… Что за мужик? Курирует, кажется, вопросы культуры и так называемую «молодёжную политику»… И вообще, складывается устойчивое впечатление, что Таболиной мы все — до фонаря. Как и производственные успехи вместе с прибыльностью. Что-то другое у неё на уме. Совсем — другое. А директорская должность — нечто вроде прикрытия…

Ещё в филиале — с приходом Северины — начались задержки по выплате заработной платы, причём, сугубо по нарастающей. И оглянуться не успели, как двухмесячная задержка стала нормой.

— Потерпеть надо, — хитро посвёркивая тёмно-карими глазищами, убеждала на планёрках директриса. — Тяжёлые Времена настали. Системный кризис отрасли — это совсем и не шутка. Для тех, кто понимает, конечно… А кто терпеть не готов — попрошу на выход. Любому уволившемуся буду только рада. Кстати, тем сотрудникам, которые уволятся по собственному желанию, Центральный Аппарат гарантирует незамедлительную выплату всей задолженности по заработной плате, прошу учитывать этот немаловажный момент…

И процесс «ужатия» пошёл: кто-то, обиженный на грубость Северины, увольнялся по собственному желанию, а с кем-то она договаривалась на «расторжение трудового Контракта по обоюдному согласию сторон с выплатой выходного пособия в размере одного должностного оклада». Целыми отделами уходили люди…

И у Инги состоялся разговор с директрисой.

Случилось это в конце сентября месяца, в самый разгар питерского бабьего лета. Взбрело Инге в голову, что она слегка пополнела: в том смысле, что сбросить пару-тройку килограмм — лишним не будет. То бишь, подумала-подумала, да и «села на диету». А ещё решила, что надо побольше пешком ходить и, не откладывая дело в долгий ящик, отправилась — в ближайший обеденный перерыв — на прогулку в «Бабушкин» парк.

Погода стояла просто замечательная: полное безветрие, бездонное ярко-голубое небо в вышине, теплынь — чуть ли не двадцать градусов, крохотные пичуги звонко и радостно чирикали практически со всех сторон. А ещё кругом было много-много разноцветных листьев: и на ветках деревьев-кустов, и под ногами.

Сделав — за двадцать пять минут — «малый» круг по парку, Инга устроилась отдохнуть в крохотной резной беседке, отгороженной от других частей парка высокой стеной боярышника. Удобное и укромное такое местечко — сидишь и ненавязчиво наблюдаешь за посетителями, идущими по центральной парковой аллее: ты всех — через ветки боярышника — видишь, а тебя — никто.

«Ага, Северина свет Яновна в парк пожаловала», — всмотревшись, мысленно удивилась Инга. — «Свежим осенним воздухом, голубушка, вышла подышать. Ну-ну. Как же иначе? Работа, ведь, у неё очень-очень нервная. Всё с упрямым и неблагодарным народом, который увольняться по доброй воле никак не желает. А живое общение с природой, как уверяют по телевизору, оно очень даже эффективно способствует релаксации. Сегодня даже светло-голубой джинсовый костюмчик напялила, а на ноги — ярко-зелёные кроссовки. Не её, честно говоря, стиль. Не «графский»… Хм, тревожно оглядывается-озирается по сторонам. А теперь — достаточно ловко, надо признать, — забралась на крышу здания тира, закрытого по осеннему времени… Что-то там пристраивает на крыше. Похоже, что маленькую видеокамеру с передатчиком. Однако. Она, ко всему прочему, ещё и шпионка… И чем же этот парк Северине так интересен? Головоломка… Спустилась на землю и идёт в мою сторону, разворачивая на ходу какую-то карту. Подходит всё ближе, ближе. Останавливается… А карта-то у неё в руках непростая, а очень-очень старинная. Ну, очень: надписи с «ятями», вычурная «роза ветров», сеть трещинок на тёмно-жёлтой пергаментной бумаге. Вернее, даже не карта, а какой-то достаточно подробный план: сад, клумбы, фонтан, аллеи, овальный пруд, длинный дом с пристройками… Северина ищет какой-то древний клад? Очень похоже на то. Надо будет обязательно узнать побольше об этом «Бабушкином» парке, мол, как, кто, что, зачем и почему… Таболина аккуратно сложила карту и отправила её в замшевую дамскую сумочку. Дальше, вертя головой по сторонам, шагает по гравийной дорожке… А это ещё что такое? Прилично-одетый мужчина, отчаянно размахивая руками, выскочил из боковой аллеи. Орёт на Северину, а та — на него. Скандал самый натуральный образовался на ровном месте… Мужчина? Это же директор «Бабушкиного» парка, его пару раз по телевизионному каналу «Культура» показывали. Интересный поворот, однако…».

Она, слегка попетляв между аттракционами, покинула парк через центральный вход. Покинула, повернула направо и примерно через двести пятьдесят метров столкнулась — буквально-таки нос к носу — с Севериной Яновной, вышедшей из парка через второстепенную «боковушку».

— О, Мышка! — обрадовалась директриса. — Какая встреча! Ничего, что я тебя так называю?

— Называйте, — пожав плечами, разрешила Инга. — Не жалко. Меня многие так называют.

— Вот и хорошо… А у меня к тебе разговор имеется. Серьёзный. Вернее, предложение.

— Слушаю, говорите.

Таболина ходить вокруг да около не стала, тут же заявив, мол, так и так: — «Предлагаю, Мышка, сожительствовать. Ты — в моём вкусе. Будем жить душа в душу. Зарплату, понятное дело, будешь получать вовремя, да и премии квартальные… А если не согласна, то тогда лучше сразу увольняйся, времени не теряя. Со Света сживу и всё такое прочее…».

— Я обязательно подумаю над вашим заманчивым предложением, — кротко улыбнувшись, пообещала Инга. — А сейчас, извините, мне пора, обеденный перерыв заканчивается. Нельзя опаздывать. Ну, не хочется мне быть уволенной «по статье», за нарушение трудовой дисциплины.

Почему она сразу не отказала похотливой директрисе? Почему не послала её — куда подальше? Почему, в конце-то концов, не оскорбилась и не подала заявление об уходе по собственному желанию?

Жгучее природное любопытство, как уже говорилось выше, было всему виной: старинная карта, понимаешь, возможность принять участие (параллельно с Севериной Яновной, понятное дело), в поисках загадочного клада — это, мои дамы и господа, совсем и не шутки. Для тех, кто понимает, конечно…

Началась зима, пришли ранние и лютые морозы, задули регулярные северные и северо-восточные ветра, и «Бабушкин» парк — практически за пару суток — завалило белым пушистым снегом. А Северина Яновна почти на два с половиной месяца отправилась в больницу, мол, неизвестные хулиганы избили у подъезда, отобрав сумочку с кошельком и мобильный телефон. В результате — сильное сотрясение мозга, переломы нескольких рёбер и челюсти, многочисленные ссадины и гематомы. По крайней мере, такова была официальная версия этого происшествия… Что случилось на самом деле? Неизвестно. Даже Леночка, знающая обычно всё и про всех, только неопределённо пожимала плечами, мол: — «Тёмное дело. Однозначная информация напрочь отсутствует. И вообще, похоже, что этот случай замяли. То бишь, спустили на тормозах…».

Впрочем, «временная нетрудоспособность» Таболиной не помешала Санкт-Петербургскому филиалу ОАО «ДорНии» и дальше успешно деградировать: зарплату по-прежнему задерживали, сотрудники, не видя никаких светлых перспектив, увольнялись. Инга же, задействовав Интернет и регулярно посещая по выходным различные музеи и архивы, узнала об истории «Бабушкиного» парка очень и очень многое.

Потом пришла весна, снег растаял, а директриса, выписавшись из больницы, вернулась на рабочее место. Только постоянно подкашливала, жаловалась на частые головные боли и сомнительных предложений больше не делала.

В третьей декаде мая Инга вновь «села на диету» и как-то отправилась — в обеденное время — на прогулку в парк. С полчасика побродила по аллеям, а после этого устроилась в своей укромной беседке, размышляя о том и о сём, да без особого любопытства наблюдая — сквозь молоденькую листву боярышника — за редкими посетителями парка.

По гравийной дорожке шла, опираясь на массивную трость, высокая пожилая женщина, одетая во всё чёрное.

«Странная такая бабуля», — непроизвольно отметила Инга. — «Слегка похожая на старую графиню из давнишнего советского фильма — «Бронзовая птица»… А ещё на кого она похожа? На Северину Яновну Таболину, вот на кого. Есть что-то у них общее — и в горделивой осанке, и в длинном породистом носе. Бывает, конечно…».

Старушка ушла, а где-то через минуту раздался (в самый первый раз), ужасный, тоскливый и утробный вой.

Инга, испугавшись, поспешила тут же покинуть парк. Вышла через главные ворота и невольно притормозила: пожилая женщина в чёрных одеждах усаживалась в «Ауди» Таболиной.

Автомобиль укатил.

«Значит, это она и есть — Северина Яновна. Только в загримированном виде», — смекнула Инга. — «Не хочет больше ругаться с директором «Бабушкина» парка, вот и загримировалась, опасаясь очередного избиения…».

В высоком августовском небе медленно разгорался тёмно-янтарный закат.

Официантка принесла шашлыки и, пожелав приятного аппетита, удалилась.

— Соблазнительно выглядят, — одобрил Иван. — У меня уже слюнки текут… Снимем пробу?

— Снимем. Уже кусаю…

— Ну, и как тебе?

— Божественно, — зажмурившись от удовольствия, похвалила Инга. — Очень сочные и ароматные. Жаль, что к такой вкуснотище пиво не прилагается. Только обязательно светлое и с лёгкой пикантной горчинкой.

— Серьёзно? Что же ты, Мышка, молчала? Сейчас обязательно закажу…

— Не надо, Ваня. Ты же за рулём. А для молодой девушки пить пиво в одиночку — дурной тон. Вот, если за компанию… Как тебе, кстати, моя история? Правда, занимательная?

— И даже очень, — согласился Федосеев. — Старинные клады — это круто. А тут ещё и это странное избиение… Директор «Бабушкиного» парка заказал? Неизвестные конкуренты-кладоискатели? Обиженные сотрудники Санкт-Петербургского филиала, которых госпожа Таболина вынудила уволиться? Некая девушка, оскорблённая непристойным предложением? Вариантов, что называется, пруд пруди… Ладно, попробую получить по этой Северине дополнительную информацию. У кого — получить? У друзей-приятелей, естественно. Кое-кто из моих купчинских одноклассников в питерской полиции трудится. Поможет, конечно…

Потом, когда шашлыки были успешно съедены, Иван рассчитался с приветливой официанткой и отвёз Ингу домой — в район станции метро «Лесная».

— Спасибо, Ваня, — поблагодарила девушка. — За розы, шашлыки и приятный вечер… Мои папа с мамой на даче, но в гости я тебя приглашать не буду. Извини.

— И это правильно, — понимающе вздохнул Федосеев. — Мы же ещё слишком мало знакомы…

— А если бы пригласила, то пошёл бы?

— Наверное. Только слегка удивился бы. А, быть может, и расстроился бы всерьёз.

— Вот и я про то же. Спокойной ночи, Ваня. Губы-то подставь, поцелую… А номерами телефонов обменяться? Эх, недотёпа какой…