Сказка о смерти и нежности

Андрей Бондаренко, 2015

Является ли эта запутанная и местами кровавая история – фантастикой «в чистом виде»? Так сказать, на сто процентов? Нет, конечно же. В «Бабушкином» парке и сегодня продолжают искать клад легендарных князей Черновых. Идёшь по аллее, глядь, а на газоне появилась свежая яма, которой вчера ещё не было. Сворачиваешь на другую аллею – опять следы недавних раскопок. И парковый ночной сторож уверяет, что это – дело рук неких «арендаторов» с «Пролетарского завода», мол: – «Им уже на пять месяцев зарплату задерживают. Вот, бедолаги – от полной безысходности – и ударились в кладоискательство. И, что характерно, особы женского пола, в основном, копают: и совсем ещё молоденькие, и не очень. Эстетки доморощенные и мартышки мечтательные…». Так что, дамы и господа, всё ещё впереди…

Глава вторая

Первая прогулка по «Парку сказок».

Вой был недолгим и уже через пять-шесть секунд резко оборвался, но проняло до самых костей.

— Чёрт знает, что такое, — нервно передёрнув плечами, буркнул Иван и, непроизвольно оглядываясь в сторону парка, перешёл на другую сторону Железнодорожного проезда.

Перешёл и чуть не столкнулся с секретаршей Леночкой, вышедшей из «третьей» заводской проходной.

— О, Иван…м-м-м, Васильевич, — обрадовалась блондинка. — Не меня ли — с букетом наперевес — дожидаетесь?

— Извините, но не вас, — слегка стушевался Федосеев.

— Понятное дело… Значит, нашу Мышку-тихоню? Угадала? То-то я смотрю — наш новый симпатичный начальник «Службы режима» подзадержался в Мостовом отделе. А потом, в другие отделы так и не заглянув, испарился. Чудеса в решете…

— Вы не верите в Любовь с первого взгляда?

— Совсем не верю, — став очень серьёзной, подтвердила Леночка. — Любовь, на мой взгляд, должна быть осознанной, взвешенной и выверенной. То есть, с чёткими последствиями и тщательно-продуманными перспективами… А вы, Иван…э-э-э, Васильевич, являетесь робким человеком?

— Почему вы так решили?

— Ну, как же. Вы, заслышав эти дурацкие завывания, уже порядком надоевшие всем и вся, так активно ломанулись от парка, что чуть с ног меня, бедняжку хрупкую, не сбили.

— Это, поверьте, просто от неожиданности, — криво усмехнулся Иван. — Первый раз услышал этот утробный вой, вот и отошёл от парка. Так, чисто на всякий пожарный случай… Это так какой-то старенький и замшелый аттракцион верещал? То бишь, его бесконечно-усталые шестерёнки и прочие изношенные механизмы?

— Аттракционы здесь, увы, не причём.

— Что же тогда это выло? Или кто?

— Неизвестно, — интригующе подмигнула блондинка. — Никто, похоже, толком не знает. Так, лишь одни неясные слухи и расплывчатые предположения. Одни знатоки рассказывают, что это, мол, так воют бесконечно-несчастные Приведения и Призраки, заточённые в тайных подземельях — парк-то старинный, в нём и фрагментов от всяких древних фундаментов хватает. Почему же тогда и подземельям не быть? Другие доморощенные эксперты утверждают, что это здешние хулиганствующие подростки, самоутверждаясь, дурью маются… Существует ещё толковая версия о жёсткой конкурентной борьбе, мол, это коварные менеджеры других парков «культуры и отдыха» стараются, переманивая потенциальных клиентов к себе. Сейчас мода такая — проводить летние «корпоративы» в парках с разнообразными аттракционами. А зачем уважающим себя бизнесменам сдались парки с дурной репутацией? Вот, то-то же. В том плане, что и на фиг не сдались… Как менеджеры конкурентов этот утробный вой организуют? То есть, воспроизводят? Мне один близкий друг, работающий в ФСБ, недавно рассказывал, что нынче всяких хитрых-хитрых штуковин существует — без счёта. Например, по аллее парка идёт неприметный молодой человек и пытается прикурить сигарету от зажигалки. Но та, как назло, не работает, мол, щёлк-щёлк-щёлк, а пламени нет. Юноша, выругавшись, отправляет зажигалку в ближайшую парковую урну и шагает дальше. Только это и не зажигалка, вовсе, была, а специальный хитрый приборчик, в пластмассовый корпус которого некие умельцы вмонтировали крохотный магнитофон, источник питания и усилитель звука. В заданный момент прибор начинает работать, то бишь, угрожающе, противно и очень громко завывать… Почему вой, по факту, такой короткий? В большинстве случаев — секунд шесть, и лишь иногда — восемь-десять? Я думаю, что из соображений перестраховки, чтобы работники парка не смогли бы оперативно обнаружить его источник… А после завершения каждого такого сеанса (как считает мой близкий друг), каждый конкретный приборчик самоликвидируется. Это в том смысле, что крохотный магнитофон, источник питания и усилитель звука мгновенно превращаются в мельчайшую серую пыль, невредимым же остаётся лишь безобидный пластмассовый корпус… Как бы там ни было на самом деле, но количество посетителей парка «имени Бабушкина» за последние три с половиной месяца (именно три с половиной месяца назад эти завывания и начались), уменьшилось раз в семь-восемь. Может, и больше. А выгодные «корпоративы», и вовсе, не проводятся. Негативные слухи, они, как правило, очень быстро распространяются по городу. Практически мгновенно… Обращалась ли администрация парка в полицию? Не знаю, врать не буду. Я бы на их месте, честно говоря, наняла бы опытного частного детектива. Вот.

— Спасибо, Леночка, за актуальную и своевременную информацию, — вежливо поблагодарил Федосеев. — Вы — само совершенство: буквально-таки всё разжевали и по полочкам разложили.

— Не за что, — горделиво улыбнулась девица. — Работа у нас, секретарш, такая. Заходите ещё, Иван…м-м-м, Васильевич. Буду рада… Всё, за мной приехали, — небрежно махнула рукой в сторону солидного угольно-чёрного «Мерседеса», плавно припарковавшегося метрах в семидесяти от «третьей» проходной. — До свидания.

— Всех благ…

Девица, помахав на прощание правой ладошкой, уселась в автомобиль, и он, грозно рыкнув, укатил.

«На лицо, что называется, очередная местная странность», — мысленно констатировал Иван. — «Леночка — барышня молоденькая (года двадцать три-четыре, не больше), симпатичная и ухоженная. У неё близкий друг в ФСБ работает, а с работы «Мерседес» представительского класса забирает… И что она, интересно, позабыла в этом полумёртвом ОАО «ДорНии», где даже зарплату регулярно задерживают на четыре месяца? Головоломка, блин горелый, иначе и не скажешь…».

Через пять минут из проходной появилась Инга и, смущённо улыбнувшись, зачастила:

— Извините, Иван, слегка заработалась, увлеклась, окунулась в проектирование с головой и, естественно, обо всём на Свете позабыла. В том числе, и о назначенной встрече. Со мной такое бывает. Раньше постоянно случалось, а теперь, к счастью, только изредка…

— Извини, — прервал её Федосеев.

— Что?

— Мы же договаривались, что, встретившись после работы, переходим на «ты».

— Ах, да… Извини, пожалуйста, что слегка задержалась… Розы? Это мне?

— Конечно, держи… Что тут такого? Разве тебе никогда не дарили цветов?

— Много раз дарили, — принимая букет, призналась девушка. — Только очень и очень давно. Что называется, до «новой эры».

— И что это за эра такая? Если, конечно, не секрет?

— Называется — «Мостостроение». Короче говоря, увлеклась я проектированием мостов (до полного фанатизма увлеклась), и всё другое, вдруг, стало пресным, пустым и неинтересным. Молодой человек назначает свидание — соглашаюсь, но забываю прийти. Другой зовёт в кино — отказываю, мол, скукотища. Ну, и так далее. Вот, все кавалеры-ухажёры, в конечном итоге, и разбежались… Потом, года через три, пелена постепенно спала. А нет рядом никого, некому в кино и на свидания приглашать…

— У меня здесь машина, — сообщил Иван. — Вон та, тёмно-серенькая… Может, прокатимся куда-нибудь? Например, до ближайшей симпатичной кафешки?

— Машина? Ты же говорил, что бедный, мол: — «Откуда у вольного и безалаберного моряка — серьёзные деньги?». Или же на «ментовском» калининградском поприще удалось подзаработать?

— Нет, не удалось. Даже должен кое-кому остался… А машина, она папина и старенькая. Вернее, старенький — раз «Опель». По доверенности езжу… Так как, прокатимся?

— Лучше немного пройдёмся, — кивнув рыжеволосой головой в сторону парка, предложила Инга. — Свежим воздухом подышим, поговорим, на карусели покатаемся. Там, кстати, и приличная кафешка имеется, если ты проголодался.

— А не страшно?

— Что, недавно выло?

— Ага, — невольно передёрнувшись, подтвердил Федосеев. — Минут пятнадцать тому назад. Очень зло, тоскливо и многообещающе. И как-то…м-м-м, не по-здешнему…

— Мы (я арендаторов и работников завода имею в виду), сперва тоже себя неуютно чувствовали. Утром идёшь от метро через парк к «Пролетарию», а тут — где-то совсем рядом — оно. То есть, ужасный вой. Сердце невольно в пятки уходит, и мелкие колючие мурашки шустро бегут по спине… И все, естественно, стали от метро к заводу (и обратно), в обход ходить, закладывая приличный крюк. А потом постепенно привыкли, мол: — «Собака лает, но не кусает. И чего её бояться?», и вернулись на прежний маршрут. Не все, конечно, но многие.

— Понятное дело, конкурентная «парковая» борьба в действии, и не более того.

— Сам догадался?

— Нет, честно говоря. Тут до тебя ваша блондинистая секретарша проходила, вот, она и изложила целую кучу предположений — относительно происхождения этих регулярных завываний. Включая версию о происках коварных конкурентов «Бабушкиного» парка. Симпатичная, надо признать, версия.

— Симпатичная, — согласилась Инга. — А Леночка?

— Что — Леночка?

— Она — симпатичная?

— Вот, уж, и нет. Смазливая, сексапильная и ухоженная — да. А ещё очень рассудительная, прагматичная и целеустремлённая, что, согласись, с термином-понятием «симпатичная» сочетается достаточно плохо.

— А я?

— Ты, безусловно, симпатичная, — торжественно объявил Иван. — Потому что очень тоненькая, славная, умненькая и мечтательная. Ещё «Мост своей мечты», позабыв о всякой бытовой ерунде, проектируешь. А это — дорогого стоит.

— Хватит комплиментов, — пряча лицо в букете цветов, засмущалась девушка. — Даже в краску вогнал: щёки так и горят.

— О, ребятки! — раздался сзади звонкий голосок. — Уже с цветочками… Шустры вы, господин новый начальник «Службы режима». Шустры, ничего не скажешь…

Федосеев обернулся: из заводской проходной вышла и остановилась рядом с ними невысокая шатенка лет тридцати с небольшим.

— Это наш главный бухгалтер, — пояснила Инга.

— Марина, — изобразив лёгкий книксен, представилась шатенка.

— Иван.

— Я знаю.

— Откуда, если не секрет?

— На заводе «Пролетарий» любой новый симпатичный мужчина тут же берётся на учёт, — многозначительно улыбнувшись, сообщила бухгалтерша. — Женщинами и девушками, работающими на территории означенного завода, я имею в виду… Всё, побежала: дочку надо забирать из детского сада, опаздываю. А вам, перспективная парочка, хорошей прогулки.

— Спасибо.

Марина — быстрым шагом — ушла.

— Она у нас мать-одиночка, — пояснила Инга. — Муж три с половиной года тому назад повесился. Почему — неизвестно… Маринка, она очень опытный бухгалтер и хорошую работу — без задержек по выплате зарплаты — нашла бы с лёгкостью. Но живёт рядом с заводом, и дочку сама по утрам в детский садик водит, а по вечерам забирает. Привязана, то бишь, бытовыми обстоятельствами к этому району, где с работой откровенно туго… Прогуляемся?

— Веди, мечтательная «мостовичка»…

Они перешли через Железнодорожный проезд и зашагали, слегка касаясь плечами, вдоль металлического забора.

Рядом с непонятным куполообразным зданием обнаружились, несмотря на август месяц, несколько больших куч бело-серого льда. А из самого здания донёсся целый набор странных звуков: непонятные глухие стуки, звонкие щелчки и длинный скрежет.

Ещё чей-то грозный голос — через приоткрытую прямоугольную форточку в стене — известил:

— Прекращайте отлынивать, рожи! Работайте-работайте! Ещё активней, так вас всех и растак… Сазонов, на лавку мерзавца посажу!

— Это — круглогодичный крытый каток, — пояснила Инга. — На нём, в основном, хоккеем с шайбой занимаются: утром и днём всякие секции — разных возрастов — тренируются, а по вечерам взрослые мужики вспоминают свою спортивную юность… Вместе с тем, отмечу, что к злосчастному вою данное почтенное заведение никакого отношения не имеет — его источник (то есть, источники), всегда располагается в другой стороне.

Через семьдесят-восемьдесят метров они повернули налево и, пройдя мимо автостоянки для посетителей ледового катка, подошли к второстепенному входу в парк: над распахнутой настежь кованой калиткой были закреплены — на специальном щите — крупные разноцветные буквы.

— «Парк Сказок», — озвучил Иван. — Странно. Я всегда думал, что данный парк является «Бабушкиным». То бишь, разбит в честь какого-то там заслуженного революционера Бабушкина.

— Разбит — в честь революционера? — недоверчиво хмыкнула Инга. — Это ты так прикалываешься? Или, действительно, такой тёмный, хотя и питерский?

— Дык…

— Ага, понятно. То есть, ты ничего не знаешь — ни про этот парк, ни про его славную историю?

— Ничего не знаю. Ничего и даже меньше, — повинился Федосеев. — Откуда мне знать про всё это? Ну, ты сама подумай. Я же купчинский пацан. Про родимое Купчино чего хочешь расскажу: что было и чего не было, в том смысле, что всяческие красивые легенды — правдивые и не очень… А этот парк? Насквозь чужая, так сказать, территория… Не, я знал, конечно, что он существует, но никогда в нём не был. Во времена моей беспутной юности было не принято — выходить (без веских на то причин), за пределы своего района… Может, просветишь — про историю «Бабушкиного» парка?

Они медленно шли по практически безлюдной парковой аллее, прихотливо петлявшей между различными аттракционами и прочими «развлекательными зонами», и Инга увлечённо рассказывала:

— Парк, по которому мы сейчас с тобой гуляем, является одним из старейших культурно-зелёных массивов Невского района. Когда он был заложен-разбит-обустроен? Точно никто не скажет. Но однозначно — во Времена Екатерины Второй. Уже ближе к концу её славного правления где-то в этих местах, рядом с Невой, для Императрицы был возведён деревянный охотничий замок. Без дураков — охотничий: тогда в здешних болотистых лесах и различной дичи много водилось, а на невских заводях — во время перелётных сезонов — останавливались на отдых гигантские стаи гусей, лебедей, казарок и уток. Из серии: — «Охоться — не хочу…». За Екатериной, как водится, подтянулись и многие знатные вельможи её Двора: исторические документы свидетельствуют, что рядом с императорским охотничьим замком располагались дачи Куракина, Чернова и Апраксина. Причём, дача князя Василия Чернова находилась практически в центре этого парка… Дача? Это очень скромно сказано: самый натуральный маленький дворец, даже с каменными колоннами по фасаду. Говорят, что несколько этих колонн до сих пор лежат где-то в парке. Под землёй, естественно, лежат, как и блоки фундамента княжеской дачи… Кстати, про самого сиятельного князя в те стародавние Времена упорно ходили не хорошие слухи, мол, с Тёмными силами по ночам знается-якшается. А современные историки утверждают, что князь Василий был искусным алхимиком, принадлежал к какой-то тайной масонской ложе и именно на этой своей даче, где была обустроена большая профильная лаборатория, всякие алхимические опыты и ставил… Время шло. Одни старинные постройки сгорали в жарких пожарах, другие постепенно разрушались от старости, но парк, который в девятнадцатом веке именовали — «Вена», продолжал жить своей жизнью, даже не смотря на то, что рядом с ним было выстроено несколько крупных заводов и фабрик. С 1888‑го года в парке начали устраивать народные гуляния для рабочих окрестных промышленных предприятий. Причём, эти гуляния пользовались у здешних народных масс неизменной популярностью: в «Вену» приходили целыми рабочими слободками… В 1891‑ом году парк выкупило «Невское общество народных гуляний», в Уставе которого была обозначена главная цель этой организации, а именно: — «Доставлять рабочему населению Санкт-Петербурга нравственные, трезвые и дешёвые развлечения…». Общество — в соответствии с Уставом и по согласованию с владельцами ближайших заводов-фабрик — регулярно устраивало-проводило массовые народные гуляния, чтения, концерты, театральные спектакли и даже танцевальные вечера. Тогда на территории парка находилось четыре здания. Самое большое — театр на триста мест, в котором гастролировали провинциальные труппы, а также давали концерты студенты столичной Консерватории. Здесь же проводились танцевальные вечера. За год — в среднем — в «парковом театре» давалось до двадцати спектаклей и концертов… Летом на открытой сцене выступал военный оркестр сапёрного батальона и оркестр пожарной команды Александровского механического завода. Ещё в парке регулярно устраивались гулянья с «катательными» горками, каруселями, панорамой, детскими аттракционами, «гигантскими шагами» и площадкой для игры в «городки». Здесь же, в отдельном здании, располагалась «народная читальня» Невской заставы. Книги в читальню жертвовали как крупные издатели, так и известные представители санкт-петербургской интеллигенции… Дела у «Невского общества народных гуляний» шли просто замечательно, с размахом, о достигнутых им успехах (по просвещению рабочих и их семей), неоднократно писали в городских газетах и даже докладывали царю. В результате, на благоустройство «Вены» были выделены дополнительные государственные финансы, и в самом конце девятнадцатого века здесь было построено новое просторное кирпичное здание с театральным залом аж на тысячу шестьсот посадочных мест. Солидно — даже по нашим продвинутым Временам. Это был один из первых «Народных домов», где простые местные жители знакомились (за символическую плату), с русской театральной классикой и даже ставили собственные любительские спектакли… Что это ты, господин отставной помощник капитана дальнего плавания, так неодобрительно качаешь головой?

— Неожиданно всё это как-то. Твоя развёрнутая информация, я имею в виду, — признался Иван. — Нам-то всегда внушали, что в царской России несчастных рабочих всегда нещадно эксплуатировали, чморили, копейки платили и за людей не считали. Мол, именно из-за этого и произошла знаменитая Октябрьская революция. А тут, понимаешь… Оказывается, что рабочим даже специальные парки за государственный счёт оборудовали — с театрами, танцевальными площадками, каруселями, качелями и библиотеками. Блин горелый… Да, правильно говорят, что большая политика — дело грязное. Да и маленькая — так же. Ненавижу всех этих (и современных, в том числе), политиканов, депутатов и политологов. Говорят одно, делают совсем другое, а в головах у них всегда — третье. Ладно, проехали… И что случилось с парком дальше?

— Ничего хорошего, честно говоря, — грустно вздохнула девушка. — В недобром 1904‑ом году началась русско-японская война, и в стране всё-всё изменилось. Не до парков, народных гуляний и «просвещения рабочих» стало: война, она и есть — война. После этого была революция 1905‑го года. Потом началась Первая Мировая Война, постепенно переросшая в Октябрьскую революцию — со всеми вытекающими последствиями… Только в 1925‑ом году советские Власти вспомнили о парке. Первым делом, его преобразовали в «Сад имени Ивана Васильевича Бабушкина». А после этого принялись закреплять «сад» за разными заводами и райисполкомами, превратив этот процесс в самую натуральную чехарду. Тем не менее, «сад» — пусть и через пень-колоду, — но заработал. Только не дотягивая, конечно, до былого «царского размаха». Так, чисто для «галочки», мол: — «Забота о быте пролетариата — дело наиважнейшее, как нас учил великий товарищ Ленин…». Во время Великой Отечественной Войны большинство строений, находившихся на территории «сада» были разбомблены, да и деревья сильно пострадали. Но в 1946‑ом году, вспомнив о славной истории этого объекта, было принято решение о возрождении «Парка культуры и отдыха имени И. В. Бабушкина». Из серии: — «Как можно начинать серьёзные работы на объекте, предварительно не сменив его названия?»… На сегодняшний день «Парк Сказок» (это его второе, неофициальное, так сказать, название), представляет собой зелёный массив общей площадью в четырнадцать гектар. Преобладающими древесными породами в парке являются тополь, дуб, липа, берёза, ясень, клён и рябина. Есть деревья, которым больше ста пятидесяти лет. Из кустарников высажены, в основном, акация, шиповник, орех, жасмин и сирень…Теперь по сегодняшнему «оснащению» парка. Из аттракционов выделю: классические карусели в ассортименте, «Колесо обозрения» диаметром в тридцать семь с половиной метров, детские «американские горки», «зорбодром», «Дискавери» и «паравозик». Кроме того, здесь функционируют и так называемые «зоны развлечения»: батуты для прыжков, тир, «верёвочный» парк, площадка для картинга, искусственный водоём с прокатом лодок и «водных трамвайчиков», площадка для пейнтбола, круглогодичный крытый каток и крытое футбольное поле. Есть в парке шикарный ресторан (говорят, что с сауной), и парочка уютных кафешек. А ещё везде расставлены разномастные скульптурки, изображающие знаменитых сказочных персонажей. Вон, к примеру, семеро гномов с Белоснежкой.

— Как ты много знаешь о «Бабушкином» парке… Из-за жгучего природного любопытства?

— Не совсем. Видишь ли, тайна, которую я пытаюсь разгадать, напрямую связана с этим парком…

Парковую тишину вновь прорезал тоскливый и — одновременно с этим — плотоядный вой. Прорезал, повисел — тревожной аурой — секунд пять-шесть, а потом затих.

— Откуда он прилетел? — с любопытством вертя головой по сторонам, спросил Иван.

— Кажется, из-за «Колеса обозрения».

— То есть, со стороны Невы?

— Ага, оттуда, там есть неухоженная часть парка, заросшая травой и сорняками, — подтвердила Инга, а после этого обеспокоенно забормотала: — Чёрт, только этого мне и не хватало. Не хотелось бы, честно говоря, попадаться ей на глаза… Что делать?

По гравийной дорожке аллеи — им навстречу — брела, опираясь на массивную трость, пожилая высокая женщина, одетая во всё чёрное.

— Садимся на лавочку, — велел Федосеев. — Быстрее… А теперь обними меня.

— Зачем?

— Будем целоваться. Так герои — в фильмах про шпионов — всегда делают. Ну, чтобы скрыть свои лица от всяких подозрительных и нежелательных прохожих…

Поцелуй откровенно затянулся.

Наконец, Инга, уперев острые кулачки в грудь Ивана, отстранилась и, стыдливо отводя глаза в сторону, смущённо пробормотала:

— Ерунда какая-то…

— Ничего и не ерунда, — не согласился с ней Федосеев. — Мне, например, очень понравилось… Кстати, а почему ты так опасаешься эту старушенцию в чёрном, прошедшую мимо нас?

— Никакая это и не старуха, — вздохнула девушка. — А наша директриса Северина Яновна Таболина — собственной подозрительной персоной. Только, естественно, загримированная…

— Ничего себе — повороты поворотистые… Это она и есть — тайна, которую ты жаждешь разгадать? Мол, для чего почтенная директриса филиала — в загримированном виде — шастает по «Парку Сказок»?

— Тайна? Только её составная часть.

— Пора выслушать твою историю, — решил Иван. — Причём, подробно и в деталях… И где здесь — симпатичная кафешка?

— Возле центрального входа. Пошли, покажу…

Кафе называлось — «Ели-пили». Было и второе название (на отдельной табличке), видимо, с финским акцентом — «Елли-пилли».

Они устроились под одним из десяти летних «грибков». Других посетителей-клиентов — под «грибками» — не было.

Федосеев сделал заказ, так ничего особенного: два салата «Цезарь», два шашлыка из молодой баранины, два эклера с заварным кремом и литр апельсинового сока. Вообще-то, он с огромным удовольствием и пивка заказал бы, да отцовский «Опель» «руки вязал».

Салаты, сок и эклеры молоденькая официантка доставила через пять-шесть минут, а ловко сгрузив принесённое с прямоугольного подноса, сообщила:

— Шашлыки придётся с полчасика подождать, технология такая — на самых настоящих углях, как-никак, готовятся…

Официантка ушла.

— Управишься, свет очей моих, за полчаса? — спросил Иван.

— Постараюсь, — пообещала Инга.

— Тогда кушай салат, запивай его соком и рассказывай. Только, пожалуйста, подробно и вдумчиво.

— Хорошо, приступаю…