Соль земли. Люди, ради которых стоит узнать Россию

Андрей Бережной

«Соль земли» – проект журнала «Нация», в рамках которого журналисты издания рассказали истории 50 современников, чьими делами и поступками мы можем гордиться.Журнал «Нация» издается с 2012 года международным холдингом «ЕвроМедиа».Подарочное издание. Не для продажи.

«Идешь по лесополосе и видишь: дачники выбросили кости солдата»

Разговор с ростовским поисковиком Андреем Кудряковым.

«Пропал без вести» — такие похоронки сотнями тысяч разлетались по стране во время Великой Отечественной войны. Что ж, говорят, такова простая и жестокая цена победы. Только есть упрямые, кто с этим не согласен. Уже 20 лет ростовское объединение «Миус-фронт» ищет пропавших бойцов войны и возвращает им имена. Руководитель ростовских поисковиков Андрей Кудряков объяснил «Нации», что заставляет их делать это.

— Конец 1990-х. Мы, бывшие офицеры российской армии, прошедшие Афганистан и горячие точки Кавказа, поехали на Миус-фронт (оборонительный рубеж вермахта на берегу реки Миус, созданный в декабре 1941 года. — «Нация»). Узнали о нем от товарища нашего, историка Владимира Афанасенко. О боях этих вообще-то молчали или говорили шепотом, потому что огромнейшие потери были допущены там нашим командованием. Более 100 тысяч только пропавших без вести!

…В начале октября 1941-го немецкие танки так стремительно вышли на Таганрог, что девочки, работающие на почте, звонили на ростовский почтамт: «У нас тут немцы ходят под окнами!» Над ними смеялись из Ростова: «Да не выдумывайте, вы чего там, отмечаете что-то?» — «Нет-нет, настоящие немцы!» Стали докладывать выше, о броске этом никто не знал — ни в штабе Южного фронта, ни в обкоме. Немцы всего в 100 км от Ростова! И первыми эти танки встретили курсанты ростовских военных училищ, 17-летние мальчишки. Многие были даже без оружия или, в лучшем случае, с учебными винтовками… За несколько часов формировали маршевые роты и бросали сразу в бой. Вербовали даже милиционеров: «Револьвер есть? Езжай». А в револьвере — 6 патронов.

Руководитель ростовских поисковиков Андрей Кудряков (справа)

Многие понимали, что шансы остаться в живых ничтожны. Ветеран 248-й дивизии рассказывал нам: выжил, мол, я один из взвода, а завтра снова бой, смотришь на новобранцев, которых вечером привели, и ясно же, что из этих пацанов не останется никого. И вот выберешь кого-нибудь, кого больше всех жалко, и стараешься хотя бы ему помочь. Говоришь: «Я бегу — и ты беги, я упал — и ты падай».

Там, в октябре 1941-го, на Миусе сражалась и 339-я стрелковая дивизия. Она одна из первых встретила немцев и попала в окружение. Конечно, там почти все полегли, практически вся дивизия — 6 тысяч человек. И тем не менее впервые с 1939 года немецкая армия остановилась. До этого они все время хоть 5 километров в день, но продвигались, а здесь впервые встали на месяц. Такое было сопротивление. Все бились до последнего. Немцы говорили: «Под Ростовом мало пленных, очень мало. Одни убитые. Никто не сдается…» Армия Германии к такому не привыкла.

И вот приезжаем мы и видим не монументы и памятники, а то, что прямо на поле белеют кости погибших солдат. И хотя у многих в Ростове или области кто-то погиб при Миусе, для местных жителей такая страшная картина — просто часть пейзажа. Были и более жуткие вещи: на даче люди копают землю, найдут кости и вместе с мусором выкинут. Идешь по лесополосе и видишь — дачники выбросили солдата. Для нас это было непостижимо.

И мы тогда дали себе слово, что каждый свободный миг будем заниматься поиском и возвращением с войны наших предков. «Своих на войне не бросаем» — это стало нашим девизом, эти слова написаны на флаге и шевроне нашей поисковой организации «Миус-фронт».

В Ростове есть улица имени 339-й стрелковой дивизии, той самой, с Миус-фронта, но кто и что стоит за этим названием, знают буквально единицы. И это другая часть нашей работы — просветительская. Я люблю приходить в школы, общаться с детьми, узнавать их взгляды на исторические события. Многие сегодня путаются в элементарных понятиях. Очень популярна версия, что Сталин с Гитлером договорились где-то в тайном месте и Вторую мировую войну устроили в своих интересах. Это прямо тренд. Встречается даже такое: Сталин, он же агрессор был, хотел подчинить себе весь мир и напал первым, а Гитлер только защищался. Ну, и роль Америки в войне просто огромная. Только когда американцы вмешались, удалось закончить войну. Вот такие искажения истории в мозгах. И тут помогает лишь спокойный разговор и личные истории.

Школьники часто просятся в наши поисковые отряды. И я считаю, что это очень благородное дело. Недавно в одной закрытой воинской части подходит ко мне молодой офицер, красавец, орденские планки на груди: «Вы меня не помните?» Я не признал. Он: «Ну как же, я пацаном тогда был». И я вспомнил: правда, в начале 2000-х крутился с нами пацан из неблагополучной семьи. Часто с нами ездил, а мы ведь в 5 утра выезжаем, ни разу не опоздал. И в итоге в такого парня вырос: офицер спецподразделения, участник антитеррористических операций.

Раскопки — сильный фактор в плане воспитания. Тот, кто видит своими глазами неприступные немецкие укрепления Миуса, а они были построены специалистами по последнему слову фортификационного искусства, но все же были взяты, кто находит солдата, который пролежал почти 80 лет, зарос травой, но он до последнего бился за Родину, тот переоценивает и свою жизнь.

У меня есть и своя, личная, война. Мой дед по материнской линии, с которым я рос и имел счастье общаться, был танкистом 51-й армии. Он не очень любил рассказывать о боях, так, обрывки воспоминаний. Начал воевать еще в Финскую кампанию, есть прекрасная фотография, которую он прислал домой: вместо погон — петлицы с танками, красиво. Он говорил: «Видишь, как я тут улыбаюсь, мы тогда с друзьями пошли, выпили пива, сделали парадные снимки… А через пять дней я горел в танке, и тех друзей уже просто не было».

Но война — это не только смерть и трагедия. Это еще жизнь и любовь. Именно в моей семье сложилось так, что в самой страшной битве в истории человечества — Сталинградской — дедушка познакомился со своей будущей женой, моей бабушкой. Она была медсестрой, 17-летняя девчонка, доброволец. Дежурила, когда он привез своих раненых. Он требовал, чтобы их не бросили, был мороз, продержат на морозе — все, не спасти. И он бегал, пистолетом размахивал: срочно! Она сказала: я присмотрю за ними, не переживайте. Потом он ее нашел, начался роман… Они договорились, что свадьбу сыграют после войны — если выживут. Шансы у них были минимальные: в Сталинградской битве жизнь танкиста — два дня, жизнь медсестры — три. Это сухая статистика… Но им повезло.

А второй мой дедушка — офицер политуправления Черноморского флота, друг и соратник Цезаря Куникова, нашего прославленного морского пехотинца. Дед командовал морским полуэкипажем при обороне Москвы, а когда враг был отброшен от столицы, попросился к Куникову, в самое пекло, тот под Ростовом воевал. Его перевели, и он участвовал в дерзких рейдах, это зима была 1942 года — тогда диверсионные группы Куникова придумали такой ход: они, по 10—15 человек, на коньках пролетали замерзший Таганрогский залив и так заходили в тыл противнику.

Его жена, моя бабушка, тоже пережила чудовищную трагедию — блокаду в Ленинграде. Она из огромной семьи, 18 человек их было. И уцелели из семьи только двое: младшая дочка (моя бабушка), ее, почти прозрачную, вывезли по Дороге жизни, и ее старшая сестра, она воевала в лыжном диверсионном батальоне.

Поэтому для меня история войны — это история моей семьи.

В поисковики приходят совершенно разные люди — и управляющие банков, и водители маршруток. И на раскопках у нас нет «генералов» и «солдат», нет какого-то социального или интеллектуального разделения; историк, которые книги о войне читает на других языках, и человек, который за всю жизнь ни одной книги не прочел, — все наравне. И всех объединяет одно — личная история: у кого-то дедушка пропал без вести, у другого кто-то воевал здесь. А личные истории — это и есть правда о войне.

Когда выкапываешь солдата, обращаешь внимание на разные-разные детали, которые могут пролить свет на его личность. И кропотливо работаешь с каждым предметом. Ведь что такое армия? Все одеты одинаково. Пояса, котелки, каски — все одинаковое. И чтобы не перепутать, ты свое подписываешь. Вот по этим подписям прежде всего узнаешь, где кто. Но попался нам как-то котелок, где было шесть фамилий. Это почему так — погибал товарищ, и в память о нем вещи делились между друзьями. И вот — шесть фамилий. То есть котелок шесть раз менял владельца, и все они погибли.

Идентифицировать можно и по наградам — каждая имеет свой номер, мы так многих опознали. Именно так и определили первого найденного мной лично бойца. Его звали Щеточкин Александр Иванович, он был политруком, погиб в рукопашной схватке в немецком окопе в июле 1943 года. Хотя в 43-м, во время прорыва Миус-фронта, медали и ордена давали очень редко. Надо было совершить прямо неординарный подвиг. Последнего парня, узбека по национальности, мы тоже нашли по медали «За отвагу». Саберджани Игамбирдиев, 1922 года рождения, в ходе одного боя под Сталинградом вытащил из-под огня 16 своих раненых товарищей-курсантов, а сам при этом был ранен. Мы нашли его в стрелковой ячейке: лежал в ней и отстреливался до последнего патрона. Видимо, прикрывал отход своих. Немцы его гранатами закидали. Очень хочется найти его родственников, поэтому не хороним. Но пока никак не можем их разыскать. Может, с вашей помощью найдем?

Чаще всего родственники бойца хотят похоронить его там, откуда он уходил, — рядом с мамой, рядом с супругой, которая ждала его всю жизнь. Это наша народная традиция. И думать о нас как об иванах, родства не помнящих, вообще неправильно. Всякий раз, когда мы находим родственников, они говорят: конечно, помним, знаем о нем, это же наш прадедушка, вот его фотокарточка. Ну, да, он у нас пропал без вести. Приезжают, забирают останки, хоронят. За какой бы границей сейчас ни жили. Когда начались конфликты с Украиной, мы ни разу не потеряли связь с тамошними поисковиками. Если находим бойца с Украины, передаем им. И они так же поступают.

Останки бывают разные, и об этом тяжело говорить — если это летчик или танкист, совсем чуть-чуть косточек остается: танк и самолет горят же… А если пехотинец, то это почти весь скелет, и можно сделать генетический анализ, мы работаем с медуниверситетом, лабораторией генетических исследований. Нашли несколько лет назад трех летчиков — все останки смешаны, понять, кто есть кто, тяжело, и внучка одного из них, штурмана Дзюбы, сдала генетический материал. Мы тогда сразу установили, кто из них ее дедушка. Похоронены эти пилоты на Аллее Героев Самбекского народного мемориала под Ростовом.

Отправляясь на поиск, ты отправляешься, по сути, на войну. И с теми же опасностями сталкиваешься. Не принято говорить, но каждый год по России гибнет около 10 поисковиков — огромное количество мин, снарядов, гранат все еще лежат в земле. Окоп раскапываешь, бьешь киркой — можешь в камень попасть, а можешь в мину. Даже разжигая огонь на ночевке, надо проверить это место металлоискателем. Был случай, мы сидели вокруг костра, было 8 марта, очень холодно, и вдруг — выстрел прямо из костра! И пуля летит в одного из поисковиков. Ударила в пенек, на котором он сидел. А попала бы чуть выше, в пах, — все, не жилец.

Тонны боеприпасов каждый год находим и передаем военным. Огромное число мирных жителей от них погибало. Вы, может, слышали, после войны трактористы ездили, сидя на крышке от водопроводного люка? Потому что трактора постоянно подрывались, наезжая в поле на мины. Если была крышка, взрывная волна ударяла в нее, и тракториста просто выбрасывало вверх: у трактора предварительно отпиливали верх кабины. А почему, вы думаете, большинство офицерских машин в зоне боевых действий ездили кабриолетами? Наедешь на мину — тебя выбросит, а не размажет о крышу.

Солдатских останков до сих пор так много в земле, что в наше сознание это просто не уложишь. Окопы идут на сотни километров, мы успеваем пройти за день 100 метров всего. И на этих 100 метрах можно найти 10—15 человек. В местах особо интенсивных боев мы решили просто ставить поминальные кресты с названиями частей. Первый установили возле села Берестова Куйбышевского района, там проходила линия Миус-фронта. Это большой мраморный крест, где перечислены все части, которые там сражались.

Под Ростовом самые жаркие места, кроме Миус-фронта, это Маныч — неудачная попытка освободить Ростов в январе 43-го, и Еланский плацдарм в верхнедонских районах, там, где начиналась Сталинградская битва.

Мистики много. Связь с найденными солдатами, она, безусловно, существует. Нужно по-особенному настроиться, когда идешь в поле. У нас есть ритуал — мы отправляемся с благословения священника. Если плохое предчувствие — нельзя ехать: слушай интуицию, она не обманет. Нельзя пить спиртное, как бы ни хотелось снять стресс, — теряешь осторожность, появляется легкое отношение такое: о, ну подумаешь, мина, я их уже сотни находил. А каждая мина — это смерть. И не только твоя, но и товарищей, которые рядом.

Наши враги… Знаете, мы занимаемся делом настолько большим и важным, что назвать глупости, с которыми мы сталкиваемся (и которых, увы, много), вражескими деяниями было бы неправильно. Настоящие враги у нас идейные — те, кто сознательно искажают историю. А люди… ну, скажем, фермер, который понимает, что у него на поле братская могила, но говорит: «Не пущу, это моя частная собственность!», — враг или просто жадный дурак? Но не было ни разу, чтобы я не поговорил с фермером и он меня не понял. Всегда после общения разрешают работать и даже сами помогают. А есть чиновники, которые относятся просто формально: «Вот у вас такой-то документ должен быть. Нет у вас нужной печати? Мы не будем хоронить этих солдат». И это, конечно, страшная глупость.

Похороны зачастую проводятся за наш счет, мы покупаем венки, заказываем гробы. Да, мы энтузиасты. Оборудование, экипировка — это все наши личные средства. Бюджет каждой экспедиции собираем заранее. Вот студенческие отряды иногда финансируют вузы. Мы часто подавали на гранты, но никогда не получали. Что-то у нас всегда не так: печать смазалась, запятая не там, «но на следующий год приходите, конечно, попробуем еще». Но мы не останавливаемся. Хотя обидно: было бы какое-то финансирование, можно было бы в разы больше сделать. Вот сейчас в Калининграде нашли солдат, там, по предварительным данным, и ростовчан, земляков наших, много. Мы поначалу решили, что на будущий год поедем большой экспедицией и выкопаем, но не можем: не хватает средств — перелет, другие затраты. Вот это огорчает. Но я уверен, ситуация рано или поздно изменится.

Иногда просто не верится, даже мне, в те подвиги, которые на самом деле имели место. Как-то мы вели работы в донском хуторе Нижнемитякин, и местные рассказали такую историю. Это был в 1942 году. Наша армия отступала к Волге, бросали технику, боеприпасы. Вот еще один танк, КВ-1, остановился на пригорке, вроде как тоже сломался. Так местным сказал молодой лейтенант, который (как и мы) пришел к ним за водой. А скоро в хутор ворвались немцы: три танка и мотоциклисты. На русский танк даже не обратили внимания: были уверены, что он сломан, брошен. И вдруг КВ-1 ожил, открыл огонь, да такой меткий! Двумя выстрелами подбил два немецких танка, пулеметом срезал мотоциклиста.

Спустя час к хутору подошла целая танковая колонна немцев, потом еще одна! Местные насчитали больше ста машин. Наш танк занял удобную тайную позицию и принял два катастрофически неравных боя. Из первого вышел победителем, во втором был подбит, но ценой жизни двух десятков немецких танков и их экипажей.

Когда я эту историю услышал, не поверил: один наш танк против ста немецких? Да ну, фантастика какая-то. Наверное, умножили на десять. А потом почитал боевые донесения, и действительно, был такой человек, командир экипажа, в мирной жизни почтальон из Татарстана, Семен Коновалов, и был такой подвиг. Он получил Героя Советского Союза посмертно: все были уверены, что Семен погиб. А он спустя месяц вернулся в свою часть, да еще и на немецком танке!

И никто до недавних пор не знал об этом подвиге, хотя он один из самых серьезных за всю историю Великой Отечественной. Я написал документальный рассказ, и по мотивам этого рассказа Константин Максимов в 2018 году снял фильм «Несокрушимый». Приукрасил режиссер, конечно, немного: девушку Коновалову придумал. Ну, чтобы всем было интересно смотреть. А вообще жизнь такие сценарии пишет — нам и не снилось.

Автор Ольга Майдельман / фото из архива героя