Сансара, тормози! Продолжение

Андрей Бархударов

Павел и Глафира снова в деле. Во второй книге, которая является продолжением повести «Сансара, тормози!», мы снова будем свидетелями удивительных похождений бесогона и ясновидящей. На этот раз приключения будут разворачиваться не только в нашем мире, но и благодаря открывшемуся новому дару Павла в мирах духовных. Мы познакомимся с множеством духовных и не очень существ, узнаем о том, как события в духовных мирах отражаются на течении жизни и событийности нашего мира.

01. Вот и поговорили

С треском лопнул кувшин:

Ночью вода в нем замерзла.

Я пробудился вдруг.

Басё (1644—1694).

Я сидел на прибрежном песке в паре метров от среза воды и смотрел на медленно накатывающие волны. Они лениво набегали и на излете обтекали редкие торчащие из песка камешки. Было не холодно и не жарко. Как по мне, погода была в самый раз. И солнце светит ярко, и ветерок слабый, и при этом совершенно не припекало. Почему-то вспомнилась поездка на Сахюрту¹, где погода и не такие кренделя выкидывала. Но это было точно не побережье Байкала.

Где я находился, было совершенно непонятно. Более того, даже выяснять этого не хотелось. Было хорошо. Мне подумалось, вот если бы сейчас оглянуться и увидеть в метрах тридцати позади себя небольшой аккуратный дом, расположенный на границе соснового леса и песчаного пляжа. Одноэтажный с огромными в пол окнами. И обязательно с террасой. Почему-то оборачиваться было страшно. Но я же бесогон. А бесогоны знают, источником страха всегда являются бесы. Потому я просто обязан был повернуться. Не ради любопытства. А чтобы никогда не давать места страху.

Я оглянулся. Был и сосновый вековой бор, и был дом. И был он точно таким, каким я его себе представлял. Даже кресло с наброшенным на спинку шотландским клетчатым пледом стояло на террасе там, где должно стоять. Я отвернулся. Стало тоскливо. Но лишь на мгновение. Я встрепенулся, с трудом отогнал накатившую грусть и стал смотреть по сторонам. Берег был однообразен, и вид слева не сильно отличался от вида справа. Только редкие пучки травы возвышались над миниатюрными дюнами, навеянными прибрежным ветерком.

Немного поразмыслив, решил, что раз уж я здесь оказался, то стоит не сидеть, созерцая монотонно шумящий легкий прибой, а посвятить время изучению окружающего мира. Удивительно легко я поднялся на ноги и бодрой походкой пошагал к своей мечте. К одинокому дому на диком пляже. Мне всегда хотелось жить в таком месте. Чтобы, выходя утром на порог, не осматривать высящиеся из-за забора дома соседей. Чтобы, если захотелось почесаться, чесаться без оглядки на взгляды посторонних. Только море и берег. И плевать какая погода. Пусть она будет разной. Пусть будут и шторм, и штиль, и легкий бриз. Все годится. Все в радость.

У лестницы в три ступеньки, которая вела на террасу, я остановился. Не то что бы я боялся сделать эти три шага. Скорее хотел отсрочить неминуемое. Какое-то внутреннее чувство подсказывало, там меня ждет встреча с мечтой. С идеальным ее воплощением. И я не знал, что буду делать, чего желать, о чем мечтать после ее обретения. Это чувство подобно тупику. Казалось бы, вот оно — воплощение чаяний. Мечты, которая, казалось, невозможна. Вот она! И как теперь жить дальше? Без цели, без идеи… Сидеть и балдеть в кресле, глядя на море?

— Хотя! — сказал я вслух, махнул рукой и в два прыжка оказался на террасе. — Я что-нибудь еще придумаю! — уверенно сказал сам себе вслух и засмеялся.

Терраса была, как бы сказать получше — она была правильной. Террасная доска из неубиваемой не гниющей вечной ангарской лиственницы. Аскетическая без лишних финтифлюшек ограда. Несколько кашпо с цветами были подвешены на тонких цепочках под навесом террасы. И кресло… Старое широкое крепкое из гнутой древесины, обитое немного выгоревшим гобеленом. Обивка была закреплена ровной чередой гвоздиков с литыми медными шляпками. Казалось, что в этом кресле еще мгновение назад сидел один из древних волхвов. Оно буквально дышало историей, излучало силу и манило своим удобством. Рядом стоял маленький резной столик из красного дерева. Столешница инкрустирована позеленевшей старой медью, перламутром с редкими вставками из бледно-зеленого хризолита. Ножки этого антикварного чуда искусно выточены и имели форму извивающихся лиан. На столике стояла кофейная чашка из потрясающего «мягкого» английского фарфора, украшенного тонкой золотой вязью. Но самое главное, это было содержимое чашки. Она была наполнена раскаленным свежесваренным кофе. Судя по аромату, напиток варили в турке и варили идеально. Я присел на краешек кресла и взял чашку в руку. Осторожно, чтобы не обжечься, пригубил тягучий напиток и понял, это самый вкусный кофе, который мне доводилось когда-либо пить. Он был волшебен.

— Интересно, а кто его приготовил? — спросил я сам у себя. Впрочем, ответить было некому. Поэтому вопрос повис в воздухе и растаял, как дымок от сигареты. Дымок? Захотелось закурить. Я начал хлопать себя по карманам и осматриваться по сторонам. Мой взгляд остановился на деревянной резной сигарной коробке, которой раньше на столе не было.

— О! Только бы не сигары! — сказал я и медленно приоткрыл крышку шкатулки. — Ха! — невольно вырвалось у меня. Коробка была полна сигарет. Тонкие и короткие, как я любил. В боковом отделении заботливо ждала зажигалка. Она была одноразовая пластмассовая розового цвета и очень сильно диссонировала своей легкомысленностью и со столиком, и со шкатулкой. Я взял сигарету и стал ее рассматривать. На сигарете не было никаких маркировок, а так сигарета как сигарета. Я закурил. Табак был превосходный. Не легкий и не тяжелый. Без всякого соусирования и ароматизаций. Просто табак, качественный и дорогой.

— Так! Жизнь налаживается! — сказал я снова вслух, прихлебнул кофе и развалился в кресле. — Лепота! — выдохнул я, подражая одному из героев замечательного советского фильма.

В дом идти не хотелось. Я уже точно знал, там все идеально. Белые стены, пол из выбеленных палубных тиковых досок, редкая мебель, подобранная без всякой системы, исходя из моих предпочтений. Огромная душевая со стоком в полу и окном, ну и все остальное, что необходимо для комфортного проживания. И, конечно, просторная кухня с островком-печью Fratelli Onofri. Ах какой в ней можно испечь хлеб. Я знал, что там есть подпол, полный всяких вкусностей, и что они всегда будут там, свежие и идеально вкусные. Мне было бы хорошо и уютно.

— Что еще нужно, чтобы встретить старость? — выдохнул я. И эта фраза меня отрезвила. — Какую такую старость? — спросил я у окружающей действительности.

Я открыл шкатулку, взял пригоршню сигарет, зажигалку и сунул все это богатство в нагрудный карман, допил кофе, поставил чашку на столик и решительно направился к морю. Когда я отошел на двадцать шагов, обернулся, протянул правую руку к своей мечте и произнес очень старую забытую всеми молитву отречения от наведенного морока. Дом ухнул и провалился в песок. Вместе со столиком, креслом и кофейной чашкой английского фарфора. Сердце ёкнуло. Но совсем чуть-чуть. Я похлопал себя по нагрудному карману. Сигарет тоже не было. А чего я еще хотел?

Снова сижу на берегу и смотрю на набегающие волны. Теперь я начал кое-что понимать и в общем-то спокойно размышлял о том, что делать дальше. Я, собственно, сюда пришел не недвижимостью заниматься. Но как-то закрутился. Точнее, позволил себя закружить. Вообще, переходы между мирами преподносят всегда сюрпризы в виде потери ориентации. Вот так и я — немного заблудился. Но ничего, сейчас исправим. Я встал, набрал в грудь воздуху и начал молиться. Слова древнего языка текли из моих уст бесконечным потоком, выписывая какие-то вязи вокруг меня. Воздух у моей головы стал тягучим, как кисель, и я практически перестал себя слышать. Звуки доносились будто из-под воды. Казалось, кто-то далекий пытается до меня докричаться. Но я знал, эта молитва слышна сейчас во всех мирах и Тот, к Кому я обращаю ее, тоже слышит и обязательно ответит. Закончив молиться, я сел и стал ждать. Левая щека ощутила легкое дуновение ветра. Я обернулся и увидел Его. Ноги подпрыгнули сами собой. Я вскочил, повернулся к Нему лицом и хотел было встать на колени, но Он улыбнулся и махнул рукой.

— Не суетись, сынок! — с мягкой улыбкой сказал Он, располагаясь рядом на песке. — Проверять будешь?

— Буду! — сказал я решительно, задыхаясь от волнения. — Ты ли Тот Иисус Христос, Который пришел во плоти, был убит и на третий день воскрес? — путаясь в словах и коверкая формулу, выпалил я.

— Я есть Иисус, пришедший во плоти, распятый и в третий день воскресший, и воссевший одесную Своего Отца на Небесах. — совершенно серьезно ответил Он. Его слова истекали из уст ярким светом и заполняли все пространства вокруг нас.

Я выдохнул. Каким-то внутренним чувством я и так знал, что это Он, ошибиться было невозможно, но порядок нарушать было нельзя. Особенно в Его присутствии. Страха не было. И быть не могло. При Его приближении страх уходил куда-то в небытие. Даже волнение исчезло. Пришло ощущение такого умиротворения, что хотелось его впитывать, кушать ложками, рассовывать по карманам про запас, упаковывать в коробочки, повязывать бантиками и дарить, дарить, дарить… А двадцать пять процентов моей крови тут же предложили это чудо монетизировать и продавать, продавать, продавать. Продавать тем, кто сам его никогда не добьётся. Но с этим я легко справился, запихнув такой милый порыв куда подальше.

Он жестом пригласил меня сесть. Я опустился на песок и, как зачарованный, уставился на Него не в силах оторваться.

— Ты, Павел, не расслабляйся и не зависай. — улыбаясь, сказал Он. — У тебя есть вопросы. Самое время получить ответы. А то скоро тебя позовут.

— Есть! И их много. — взволнованно сказал я, — Но я ответы могу и сам теперь получать. Да и Глафира мне всегда поможет. А в Твоем присутствии мои вопросы мне кажутся такими… наверно, малозначительными. Более того, Ты пришел, и все ответы у меня уже в голове. Прости меня, Господи, что потревожил Тебя.

Он улыбался. Как мне показалось, немного грустно. А мне так не хотелось Его огорчать. Ну не притягивать же за уши разговор и не выдумывать вопросы, чтобы что-то там из себя изобразить.

— Ты не переживай, что напрасно Меня потревожил. — ответил Он. — На все вопросы ты действительно найдешь ответы. У тебя все для этого есть. — Он снова взглянул на меня, и сердце мое наполнилось радостью. Мне, как ребенку, захотелось прямо сейчас подпрыгнуть и побежать вдоль берега, пройтись колесом и еще что-нибудь отчебучить эдакое.

— Но Мне есть что тебе сказать. — добавил Он. — Я очень рад, что ты оставил свой юношеский максимализм и становишься мудрее. Ты растешь, и с возрастанием в Духе и Силе возрастает и твоя мудрость. А вместе с этим и ответственность. Ты почти всегда справляешься и поступаешь во всем верно. — после этих слов, я здорово напрягся. — Не переживай! Ты просто человек и можешь ошибаться. — успокоил меня Он. — Важно другое! Я хочу, чтобы ты стал активнее и сосредоточился на проповеди Евангелия. Время осталось слишком мало. Я подготовлю почву для того, чтобы служение вышло на новый уровень, и вы с Глафирой могли достигать большего количества людей. Ключевых людей.

— Господь! Хотел бы спросить — справлюсь ли я, но не стану уподобляться Захарии²?

Господь улыбнулся

— Всякий урок только на пользу. Даже Захарии.

Я кивнул головой, и тут меня буквально прошибло. А ведь у меня есть вопрос! Да такой, что я его реально не мог разрешить. Я долго пытался найти на него ответы, но всякий раз сомнения оставались. А кто источник сомнений, нам известно. Поэтому ответ на этот вопрос мог меня устроить только от Первоисточника. Я поднял глаза и встретился с Ним взглядом. Он был спокоен, но улыбка исчезла с его губ.

— Твой вопрос понятен. И он правильный. Многие избегают даже размышлять об этом. А я говорил однозначно. Тебя интересует притча о пшенице и плевелах³. — сказал Он.

— Да, Господи! Недавно перечитывая Евангелие, в этом месте меня будто что-то остановило. И я не нашел ответа. Точнее, ответ как бы очевиден, но его сложно вместить. — сказал я, не в силах посмотреть Ему в глаза.

— Ты хочешь спросить, неужели не все люди, человеки и предназначены к вечности?

— Да! — ответил я, смиренно готовясь услышать то, что и так ясно. Но как же это тяжело принять.

— Да, сынок! Не только не все люди человеки, но, более того, человеки в меньшинстве. На самом деле тех, кто имеет лишь образ человека, много больше.

— А как же их различать? — торопливо спросил я. Почему-то я почувствовал, что наш разговор вот-вот прервут…

Господь смотрел на меня и улыбался. Его образ начал таять, и в последний миг я увидел, что Он попросту смеется.

— Передавай привет Глафире. — услышал я Его последние слова и образ Господа растаял.

Передо мной появился огромный ангел. Ангелов мне доводилось видеть и не раз. Но этот был странный. Рыжий и весь в веснушках. Он начал трясти меня за плечо и что-то говорить. Но я не мог понять ни одного слова. Он чего-то хотел, о чем-то спрашивал. А я, как баран, смотрел на него и совершенно не понимал, что происходит. Только что я говорил с Самим, а тут бац… И какой-то странный бракованный ангел, ухватив меня за плечо, силится мне что-то объяснить или спросить. До чего на мордвина похож, подумал я. Надо же мордовский ангел. На этой мысли я очнулся.

— Хэй! Мистер! Ду ю нид май хэлп⁴?

Ну что за произношение? Меня кто-то тряс за плечо. Я возвращался в реальность. Сквозь туман перед моими глазами выплыл образ здоровенного рыжего веснушчатого росгвардейца, который склонил ко мне свое озабоченное лицо. Он настойчиво твердил:

— Ду ю нид хэлп? — а потом куда-то в сторону добавил: — О! Смотри зрачки вернулись.

Я перевел глаза в сторону и посмотрел, к кому он обращается. Там стояла девушка в такой же форме и испуганно глядела на меня.

— Может, наркоман? — спросила она осторожно и тихо.

— Не знаю! Не похож. Не мальчик уж вроде… И одет прилично. — проворчал рыжий боец.

Я все еще не был в состоянии внятно говорить и пока молчал.

— Может, он старый приличный наркоман. — настаивала девушка.

— Да ну тебя. Плохо человеку. Видно же. — Мистер? Кэн ю хир ми? — сержант продолжил безжалостно убивать английский.

— Да он на каком-то другом языке говорил. То ли иврит, то ли арабский. Я слышала по телевизору. Очень похоже. — уверенно сказала девушка. — Скорую вызывать будем?

— Не надо скорую! — с трудом проговорил я. — Мне уже лучше.

— О! Он по-русски говорить умеет! — искренне обрадовался сержант. — Как-вы-се-бя-чув-ству-ете? — разделяя слоги, как робот из детского мультика, проговорил он, улыбаясь.

— Спасибо! Все хорошо. Просто я заснул. Наверно, что-то приснилось. — соврал я. А что можно было ему рассказать из произошедшего? Что я был в другом мире и разговаривал с Самим? Тогда он точно вызовет скорую. Но специализированную. Нет! Туда мне пока рано.

— Ну вы нас напугали! И не только. Вон прохожие нас вызывали. Говорят, мужчина не в себе. На иностранном языке песни напевает, и глаза без зрачков. Одни бельма. — и, как бы оправдываясь, добавил: — Ну они так сказали!

Я огляделся по сторонам. Это была набережная невдалеке от нашего дома. Так! Уже хорошо. А что я тут делаю? Гуляю! Почему один? А потому что Глаша уехала к родителям. А чего я орал тут какие-то песни? Ага! Потому что мне показалось хорошей идеей посидеть в медитативной молитве на лавочке. Ну вот и помолился. Слава Богу все живы.

— Сержант! Приношу свои извинения за доставленные неудобства. Сидел и заснул. Видно, что-то приснилось. — выпалил я скороговоркой.

Девушка в звании старшего сержанта, немного успокоившись, подошла ко мне поближе и пыталась незаметно принюхаться. Запаха не было. И быть не могло.

— Мы не пьющие! — сказал я, глядя на ее потуги.

— Кто это мы? — подозрительно взглянув на меня, настороженно спросила девушка.

— Да ладно тебе! — вмешался сержант. — Уважаемый! Вы где проживаете? Может вас проводить?

— О! Не стоит. Я в порядке. Спасибо! Вон мой дом. — я указал пальцем в сторону нашей улицы и было собрался отчалить подальше от этого места, как услышал:

— Мужчина! Можно вам два слова сказать? — заговорщицки обратился к мне сержант.

Я кивнул, и этот здоровяк, подхватив меня под руку, отвел в сторонку и тихо сказал:

— Вам бы батюшке показаться надо. У моего тестя такая же шляпа была. Глаза закатит и давай чёй-то балаболить. Помер! — сказал он и для убедительности кивнул головой. — А батюшка потом сказал, что одержим был. Даже когда соборовали, его выгибало, и матом ругался.

— Спасибо вам огромное. Думаете мне надо? — совершенно серьезно спросил я. С одной стороны мне было смешно, а с другой — сердце наполнилось таким теплом и любовью к этому парню, что хотелось его обнять и прижать к своей груди.

— Чую надо! Уж больно страшно было смотреть на вас… И говорили явно не по-человечески.

Я шел по набережной и ел мороженое. Мне было очень хорошо на сердце. Тепло и светло. Был бы я разведчиком, спалился бы ни за понюшку табаку. Как радистка Кэт из «Семнадцати мгновений». А так за дурачка приняли или за одержимого. Ну с этим жить можно. Дурачков и одержимых сейчас пруд-пруди. Я по телевизору видел.

В следующий раз буду осмотрительнее и отлучаться из этого мира стану только из дому или под надзором Глаши.

А теперь мне предстояло разобраться в самом главном — как различать заблудших и спящих человеков от тех, кто не предназначен к вечности? И самое важное — возможно ли это как-то изменить? Комсомольский максимализм хотел счастья для каждого.

— Обана! — воскликнул я, чем изрядно напугал стайку девчушек с цветными волосами, одетых в какие-то чёрные бесформенные одежды. Далее я продолжил уже про себя: — А откуда же они берутся эти человекообразные? Вот в чем вопрос. Каков механизм?

Примечания

1

Сахюрта — Село в Ольхонском районе Иркутской области на берегу Байкала.

2

Захария — Священник Заха́рия (из рода Аарона) — отец Иоанна Крестителя и супруг праведной Елисаветы, порой отождествляется с Захарией, сыном Варахии, упомянутым в Мф. 23:35

3

Притча о пшенице и плевелах — одна из притч Иисуса Христа, содержащаяся в Евангелии от Матфея. В ней рассказывается о том, как некий человек посеял на поле своём пшеницу, а враг его посеял между пшеницею плевелы.

4

Do you need my help? — (англ.) Вам нужна моя помощь?