3. Не путать с З

Андрей Арсеньев, 2023

В 3 книге Андрея Арсеньева собраны 9 впечатляющих историй, охватывающих временной промежуток от Дикого Запада до эры животного будущего. Вот некоторые из них:«В случае убийства кричите „А“» – достойный ответ Чандлеру и Хэммету с их «крутыми» детективами. Учёные всего мира попросили более тысячи подопытных в закрытых лабораториях прочитать данный детектив и вычислить убийцу. И он ни разу не был выявлен правильно! Фантастика! Да, вы можете возразить, что подопытные – мыши, что с них взять. Но всё же.«Запретная любовь» – покажет вам, к каким чреватым последствиям может привести этот пагубное пристрастие. Задумайтесь.«Четверо» – история о дружной четвёрке бравых вояк и их спецоперации.«Обезьяна» – о том, какого это быть обезьяной. Включает в себя нашумевший монолог Ату, заставивший всех содомитов креститься и приговаривать: «Чур меня! Чур меня!»Андрей Арсеньев доказал этой книгой, что он снова на коне. И на этот раз он стал блистать ещё ярче.Виват, Арсеньев! Виват, Король!

В случае убийства кричите «А»

I

Звонок — Прибытие — Бочёнкин — Осмотр места преступления — Бочёнкин и ответы

Это произошло рано утром. Звонок. На телефон.

До этого — вечером — я снова навестил его. Сколько лет прошло, а я до сих пор обращаюсь к нему за советом. Всё заросло травой, сорняками. Никогда не понимал этих уборок. К чему? Если кто-то меня за это осуждает — прошу, мне сорняков не жалко. Не мои.

Это он привил — вдолбил — мне стремление к совершенству во всех своих делах. И я строго этому следую. Везде: и тут и там.

Всегда засиживаюсь допоздна. Молчком. Все вопросы в голове. Ушёл лишь тогда, когда Большая Медведица с помощью ковша запрокинула себе ночь за шиворот. По дороге домой они неспешно скрылись обе.

Поспал всего два часа. И вот он. Тот самый. Звонок. Снова убийство.

Задолбали.

Круизный теплоход. У себя в каюте найден мёртвым немалоизвестный бизнесмен Кирилл Андреевич Шифер. Туловище на кровати. Ноги на полу. Височная доля тю-тю. Пистолет в районе правой руки. Но не в ней, что логично.

Самоубийство?

Улыбаюсь и верчу головой в стороны.

У убитого на правой руке нет четырёх пальцев. Только большой. И это случилось не сейчас. Давно.

Нанял меня кто-то из представителей Шифера. Полиция дала добро. Я уже давно верчусь в своём поприще. И благодаря великолепным результатам легко позволяю себе отклонять любое неинтересующее меня дело.

Я согласился.

Отправился тут же. Собрал чемодан: всякие детективные примочки, чёрный смокинг — для детектива самое оно, шляпа — на всякий случай, бутерброды — в дорогу, и яйцерезка — для пыток. А также не забыл про пистолет. Magnum S & W500 с 21-сантиметровым дулом — детектив всегда должен быть соблазнителен для женщин.

Дорожный костюм на мне. В путь. До теплохода десятки километров. Можно было сначала по дороге, затем по воде. Я решил сразу по воде. Благо расположение реки позволяло это. Вода была прохладная. К наступлению вечера стала совсем холодная. В середине пути решил перекусить. Вскоре возобновил путь. Вдали завиднелись огни теплохода. Он стоял в ожидании меня. На палубе кто-то находился. Заметив меня, замахал рукой. По комплекции догадался, кто. Это был звонивший в полицию. Мне рассказали про него и назвали фамилию — Бочёнкин. Он служит охранником на этом маленьком судёнышке.

— Андрей Арсеньев? — протягивая мне руку из бочки. Казалось, будто кто-то в шутку натянул униформу на деревянную винную бочку. Но перед этим, конечно же, засунув в неё человека. — Бочёнкин Анатолий Викторович. Это я звонил в полицию.

Макушкой он доставал мне до носа. Волосы чёрные, короткие, на висках аккуратно подстрижены. Лицо круглое, доброе. Верхняя губа украшена тоненькой полосочкой усов. Прямо над самым ртом. Похоже, Бочёнкин старательно каждый день выбривает её под носом, а снизу ножницами, чтобы не лезли в рот. Не исключено, что ему даже приходится прибегать к щипчикам, очень уж эта полосочка смахивала на обдерганную бровь. Это был редкий случай заблудившейся моноброви. Цветом она была не чёрная, как волосы на голове, а скорее каштановая, коричневая по-простому. Будто он только что выпил какао.

Всё это время Бочёнкин стоял с протянутой рукой и пялился на меня, пока я, не обращая на него внимания, снимал с себя дорожный костюм. Он весь промок. Я сбросил его на пол и остался стоять в чём мать родила.

— Моя каюта готова? — беря с пола чемодан. — Мне нужно переодеться.

— Э-э… да, да, идите за мной.

С чемоданом в руке, высоко задрав подбородок и махая писюном, я последовал за сконфуженной спиной Бочёнкина под доносившееся где-то с палубы:

— Да чтобы я!.. ещё хоть раз!.. бросил якорь!.. из-за какого-то хуя!

Бочёнкин привёл меня к двери, вставил ключ, провернул, и теплоход пришёл в движение. Каюта была ничего так, с уютом. В правом, дальнем от двери, углу стояла кровать с прикроватной тумбочкой и зеркалом, в левом углу — столик со стулом, а в следующем, слева от двери, висела перекладина с вешалками для одежды — одно плечико облачилось в халат. По центру стены, напротив входа, имелось круглое окошко с видом на палубу. И всё. Я выразил желание не откладывать осмотр тела до утра и заверил моего нового товарища, что дорога меня ничуточки не вымотала. Быстро привёл себя в порядок: костюм, расчёска и маузер. Бочёнкин не захотел присутствовать при моём одевании и остался за дверью. За это время я задал ему кое-какие вопросы и узнал, что на теплоходе обустроены восемь кают, разделённые пополам коридором, один конец которого ведёт в столовую, а второй — на палубу. У входа в столовую друг напротив друга располагаются два туалета: один мужской, а другой… сами догадаетесь. На палубе, в стороне от единого сооружения из кают и столовой, одиноко стоит рулевая рубка. Что касается людей, то сейчас на судне находятся одиннадцать человек, исключая меня и убитого: шесть из них пассажиры, один охранник — Бочёнкин, один повар, два музыканта и штурман — он и есть капитан и владелец теплохода.

— Это он так разозлился на меня? — спросил я, выходя из каюты с детективным чемоданчиком в руке.

— Да. Но не обращайте внимания, он всегда не в духе.

Я двинулся за провожатым. В коридоре царила тишина.

— А как все отреагировали на случившееся?

— Шок, конечно, — ответил Бочёнкин, остановившись у двери каюты под номером 1 и доставая ключи.

— Кроме убийцы, конечно же.

Бочёнкин на пару секунд завис над обработкой информации, кивнул и открыл дверь.

Каюта эта находилась в самом начале коридора, у входа на палубу. Я вошёл и увидел такую картину: туловище на кровати, ноги на полу, руки раскинуты в преддверии объятий. Всё именно так, как сообщили по телефону. Одет в пижаму и трусы-семейники. Седые волосы — с рыжцой — зачёсаны назад, справа совсем сбиты. Правое полушарие разбежалось по каюте. Брызги на стенах, про кровать вообще молчу. Интерьер каюты идентичен моей, вплоть до висящего на вешалке халата. Костюм убитого — пиджак и брюки — покоился на стоящем у окна стуле: пиджак на спинке, брюки на сиденье. Всё выглажено. В пиджаке нашёл паспорт. Кирилл Андреевич Шифер. 11.11.1951. Русский. Женат не был. Детей не имеет. На тумбочке лежали ключи от каюты и телефон — заблокирован. В само́м ящике были кошелёк и пузырёк с таблетками. Кошелёк полнился визитками, банковскими картами и наличными в сумме 39 000 рублей. Также в ящике обнаружил беруши с сантиметровым слоем серы.

— Это за счёт заведения, — сказал Бочёнкин, указывая на беруши. — У нас по вечерам концерты.

Открыл дверцу тумбочки. Пусто. Сама дверца была обляпана разноцветными окаменевшими жвачками. Видимо тоже за счёт заведения.

— У него есть родственники?

Бочёнкин пожал плечами. Он стоял у двери и наблюдал за моим осмотром.

Вот она клешня. От четырёх обрубков осталась только половина первой фаланги. В 10 см лежит пистолет.

— Я надеюсь, вы ничего здесь не трогали?

— Я же не дурак.

Хм.

— Хм, особая модель, редчайшая, — держа пистолет в перчатках. — Nedotroga. Я такой видел только раз у знакомого коллекционера.

— А что в нём такого особенного? — робко выговаривая у двери.

— У него очень тугой спусковой крючок. Чтобы выстрелить, нужно приложить на спусковой крючок силу в 60 кг.

— Хм, а зачем?

Посмотрел магазин — не хватает одного патрона.

— Что зачем?

— Э, зачем нужен такой тугой спусковой крючок?

— Не знаю. У богатых свои причуды. Может, хотят иметь пистолет, а стрелять боятся… если только в экстренной ситуации, когда адреналин сил подбавит.

Я открыл свой чемоданчик, достал пудру, помазок и принялся за поиски отпечатков пальцев на оружии. Да, я — ретро-детектив.

— Вы видели у него пистолет?

— Нет.

— Угу… Расскажите, как давно вы в море?

— Второй день.

— Откуда направляетесь? И куда?

— Из пункта А в пункт Б.

— С какой целью?

— Это наш обычный маршрут. Так всегда и плаваем. Туда и обратно.

— Как набирали пассажиров?

— У нас этим один человек занимается.

— Угу… Кто?

— Глеб. Ручкин. Он у нас и певец, и официант, за дополнительную плату и в каюте убирается. Вот и зазывала тоже.

— Угу, а об убитом что скажете?

Пожал плечами.

— Вежливый пожилой человек. Всегда здоровался. Всегда «спасибо» в столовой официанту.

— Он с кем-то общался за это время?

— Э, да он со всеми понемногу пытался поговорить. Ради знакомства.

— С вами говорил?

— Так, подходил. О погоде разговаривали.

— А с другими?

— Не знаю… Да вроде также, ни о чём серьёзном.

— Угу, а теперь подробно расскажите об убийстве.

— Э-э, я сначала сидел в столовой, а потом ушёл на палубу…

— Одни были в столовой?

— Нет, там пели Ручкин и Семён… Николаев — он на гитаре играет. У нас сцена в столовой прямо перед столиками. Потом ещё Пузо был…

–?

— А, это наш повар, — усмехаясь. — По-правильному нужно говорить Пузо́. Он француз. Жерар Пузо́. Но мы его Пу́зо называем… Вот он тоже там был. Он всегда во время выступлений стоит у двери и смотрит. Обожает их.

— И всё?

— Нет, ещё пассажир один был, бывший военный. Суворов — фамилия.

— Всё?

— Да.

— Угу… значит, вы, Суворов, Пу́зо… Николаев… и…

— Ручкин. Глеб Глебович.

— Угу. А времени сколько было?

— Полдевятого.

— Угу. Вы, значит, не поклонник музыки?

— Почему?

— Раз ушли.

— А, просто захотелось прогуляться.

— Вовремя… Вы говорите, говорите. Что дальше было?

— Э-э, я вышел на палубу, постоял у бортика, где-то минуту…

— Угу.

— Потом пошёл обратно. И вот когда я был прямо у двери, вот этой… — показывая на дверь.

— Угу.

— Я услышал выстрел!

— Угу. А когда случился выстрел, вы где именно были у двери?.. С какой стороны от неё? — Бочёнкин напряг брови. — Вы стояли в коридоре или здесь, в каюте? — Я лукаво посмотрел на Бочёнкина. — Хе-хе!

— А-а! Вы об этом… хы… в коридоре, конечно же.

— Угу, а дальше?

— Дальше? Дальше я постучал в дверь, начал звать, чтобы открыли. Но мне никто не ответил, и тогда я открыл своим ключом, и вошёл.

— И?

— И-и… только один труп!

— Угу.

— Больше никого!

— Угу! — вставая. — Как это ни банально, но отпечатков нет.

Бочёнкин сочувствующе кивнул.

— А свет? — сказал я, указав пальцем на люстру. — Он был включён?

— Э, нет, я включил.

— Угу… Так-так-так, а на палубе с вами кто-то был?

— Нет.

— Угу, кажется, я читаю в ваших глазах вопрос. — Бочёнкин поднял в ожидании брови. — Куда мог деться убийца, так?

— Да!

— Предположения есть?

Закачал головой.

— Давайте попробуем вместе. Для начала — теоретически — исключим вас из подозреваемых.

Бочёнкин нервно сглотнул.

— А я подозреваемый?

— Ну ко-неч-но. Но сейчас давайте уберём вас из подозреваемых. Вы согласны? — Кивнул. — А то если это и правда вы, то это совсем как-то скучно получается, согласитесь. — Кивнул. — Значит давайте думать вместе, — снимая перчатки. — Во-первых, судя по этой картине, вы явно застали убийцу врасплох, т. к. он даже не успел сымитировать самоубийство и просто бросил пистолет рядом с этой культёй. Хотя, даже если бы и сымитировал и положил пистолет рядом с левой, навряд ли убитый выстрелил бы себе в правую часть головы левой рукой. Согласны? — Кивнул. — Давайте попробуем понять, куда мог исчезнуть убийца. Давайте представим: вы в коридоре, убийца здесь… а когда вы сюда зашли, здесь его уже нет… в коридор он тоже убежать никак не мог… Предположения?

Бочёнкин вовсю напрягал мозги и рыскал везде глазами, пока не уловил мой намекающий на окно взгляд.

— Окно!

Мы подошли к нему. Стул с вещами стоял почти прямо под ним, в полуметре от стены. Окно было закрыто.

— Окно! — снова удивлённо.

— Когда вы сюда зашли, оно было закрыто?

— Нет, это я его закрыл.

— А зачем?

— Чтобы и муха сюда не залетела и-и не разворочала тут всё.

— Какой вы молодец. А отпечатки?

— Что?

— Вы прикасались к окну в перчатках?

Виновато повёл головой в стороны.

— Ладно, не берите в голову. Ну, так что мы видим? Открыть его можно только изнутри, так?

— Так.

— А до убийства, когда вы были на палубе, оно было открыто? — Пожал плечами. — Не видели?.. Ладно, тогда давайте откроем его… То есть вы предполагаете, что убийца, пока вы стучались в дверь, вылез через него, так?.. — С задержкой снова задействовал плечи и закивал. — А не узковато? — Задумчиво склонил голову набок. — Мне кажется, в такое окошко взрослый человек не пролезет, уж плечи его точно.

Бочёнкин чуть постоял задумчиво, пока его не осенило:

— У нас здесь есть ребёнок! Мальчик! Лет шесть ему!

— Угу!.. А здесь всё как будто Агата Кристи устроила, не находите?

— О! Да, точно! «Смерть на Ниле» и…

— Да, да, а какого роста этот мальчик?

— Да шмакодявка. Вот такой где-то, — показывая себе по пупок.

— Угу. А мне похуй. — Когда Бочёнкин понял суть, его рот широко раскрылся в восторге. — Ну, если он такой, то не кажется вам, что окно будет для него высоковато?

Опять скосил голову набок. Но вскоре из неё послышался довольный смешок, типа «хе-хе, меня не проведёшь».

— Стул!

— Я вообще не понимаю, зачем я здесь нужен, если здесь есть вы!

В довольстве собой поиграл бровями и полосочкой усов. Бочёнкин восхищался собой, пока я не обратил его внимание на брюки.

— А почему они не помяты?

Бочёнкин, широко раскрыв рот и глаза, ловил в воздухе невидимые подсказки, а после выдавил:

— Не знаю, — и поверженно опустил голову.

— Значит, не мальчик?

Отрицательный жест головой.

— А может, у него такие длинные руки, что он смог достать до окна и без стула?

Надежда и снова досада.

— А может, на теплоходе есть взрослые с маленькими плечами?.. Девушки?

— Есть! Одна!

— Кто?

— Невеста одного из пассажиров… худенькая такая и-и вот посюда, — показывая под подбородок.

— Ага. И всё?

— Э… ну и старушка есть. Примерно такая же.

— Ну, старушка — это навряд ли. Но и её не будем исключать. А давайте сейчас попробуем допустить, что убийца не воспользовался окном. — Брови Бочёнкина спрятались за чуб. — Предположения? — Бочёнкин бегал глазами из угла в угол. — Может, шкаф? — Бочёнкин с воодушевлением принялся искать шкаф, но вместо него обнаружил лишь перекладину с вешалками. — Халат?

Подошли к халату. Я снял его с перекладины. Бочёнкин потрогал хиленькое плечико из проволоки и досадно повёл головой.

— Неужели больше негде?

Ещё раз осмотрел каюту — и снова нет.

— Ну а если там? — кивнув в сторону убитого.

Бочёнкин напряг брови. Мне это надоело.

— А кровать, как думаете, не может быть?

Мы подошли к ней.

— Вы думаете, я не заметил бы, если бы кто-то лежал под одеялом?

Я устало вздохнул.

— А под ней не может быть?

Брови достигли орбиты.

— Быть такого не может!

Мы опустились на корточки. Клиренс кровати составлял 30 см. Одеяло свисало с края совсем чуть-чуть, практически не перекрывая вид под кроватью. Ноги Шифера были опущены на пол у изножья кровати.

— И он был здесь?! Когда я был здесь?!

— Ну это пока только теория. Но — наиболее вероятно, что так. Согласитесь, взрослому человеку здесь уместиться не проблема. — Мы поднялись, Бочёнкин, ошарашенный, последовал за мной. — В таком случае возникают вопросы: ждал ли убийца Шифера заранее под кроватью или вошёл через дверь, когда он был уже здесь? И пистолет. Стащил ли он его раньше или… отобрал прямо здесь и застрелил? И ещё вопрос: в какой момент он выбрался из-под кровати и выбежал из каюты?.. Что вы сделали, когда зашли сюда?

— Я? Я-я выбежал в коридор и стал кричать.

— Что?

— Что?

— Что кричать?

–…А!

— А-а!

— А-А!

— Ну ладно, тише. А сколько времени вы кричали? Куда вы смотрели? Где вы именно были, стояли?

— Э-э, секунд десять, наверное, не больше. А смотрел… смотрел туда, в сторону столовой.

— А стояли?

— Стоя-я-ял у следующей двери.

— Соседней каюты?

— Да.

— Угу, если всё так, как вы говорите, значит, убийца за эти десять секунд вполне мог убежать на палубу… Кого вы видели? Кто выбежал на ваш крик?

— Ну-у, я просто услышал, что меня услышали — шаги, — и вернулся сюда.

— Кто к вам сюда зашёл?

— Зашли? Зашли-и Ручкин и Пузо. Николаев сзади выглядывал. Но я сразу понял, что им делать здесь нечего и выпроводил отсюда. А в коридоре за это время уже все были. Кроме капитана.

— Вот как?

— Угу, но вы не обращайте на это внимания. Я вам руку на отсечение готов дать, что это не он.

— Вот как?

— Угу, если честно, — переходя на шёпот, — никто из нас его в лицо никогда не видел.

— Вот как?

— Угу. Очень странный. Из рубки никогда не выходит.

— Вот как? А еда?

Пожал плечами.

— Пузо вначале оставлял ему еду у двери. Но капитан её никогда не трогал. И после этого перестал ему готовить. И-и даже не знаю, может, ночью рыбачит, пока мы спим.

— Вот как? А туалет?

— Наверное, тоже ночью. Угу. Ночью ловит рыбу, а потом её сырую ест, угу, и в туалет в море ходит. Угу. И купается там же.

— Вот как? Можно я вас спрошу? Он нас сейчас слышит?

Поглядев по сторонам:

— Не-а.

— А тогда почему мы шёпотом разговариваем?

— Ой, хы, — засмеявшись и повысив голос, — простите, просто, (шёпотом) он очень странный.

— Значит, — смело и громко, — вы не можете сказать, кто откуда появился в коридоре после того, как вы закричали?

— Нет. Простите.

— Ничего-ничего. Может, другие были повнимательнее в тот момент. А палубу, как я понимаю, вы всю не обошли, и там кроме вас кто-то мог быть?

— Наверное, да. Не обошёл. Всю.

— Ну тогда, — осматриваясь, — первый этап, я думаю, выполнен, и на очереди второй — опрос подозреваемых. Но — это мы сделаем завтра. Утро вечера мудренее. Да, и как вы думаете, — взяв чемодан, — стоит ли искать пороховые следы у подозреваемых спустя уже день после убийства или нет? Как думаете? — Бочёнкин задумался. — Я почему-то думаю, что нет.

— Почему?

— Ну, это мы, давайте, обсудим утром. Я думаю, всё, что можно было сделать сейчас, мы сделали. А вы как считаете? — Пожал плечами. — Ну тогда пойдёмте?

Бочёнкин кивнул, и мы вышли из каюты. Дверь Шифера он запер на ключ.

— Да, и напоследок: не отдадите мне ключи от каюты?

— Зачем?

— Ну вы же всё-таки тоже подозреваемый.

Бочёнкин вынужден был согласиться со мной и отдать ключи, после чего мы дошли до двери моей каюты под номером 5. Я спросил у Бочёнкина, где его каюта, он указал на номер 8, что напротив моей и правее от неё, рядом с туалетом и столовой. (Чётные номера здесь были на одной стороне, нечётные — на другой. Располагались они в порядке возрастания от палубы до столовой.) Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.

II

Вигвам — На теплоходе есть кто-то ещё — Завтрак и допросы — Осмотр палубы — Капитан — Суворов и концерт — Чудная ночь

Мы сидели друг напротив друга в позе лотоса. Нас разделял горящий очаг. Дым уходил на улицу через проделанное в верху жилища отверстие. Ноги наши были укутаны в шкуры животных. Лицо учителя было размалёвано, как у индейца. Я долго сидел, взирая на его разрисованные закрытые веки.

— Учитель?.. Учитель?

Он нехотя открыл глаза. Его распущенные седые волосы доставали до плеч.

— Кто это сделал?.. Мне нужен ответ.

Губы слегка улыбнулись. Он беззвучно произнёс:

— Сынок.

— Кто это сделал?.. Почему?

Мои руки, до этого покоившиеся на коленях, резко опустились на землю и с силой упёрлись в неё, не давая мне опрокинуться. Всё сотрясалось. Раздавался оглушительный грохот. Непоколебимый учитель спокойно сидел в позе лотоса и улыбался.

— Кто? — крикнул я, борясь с землетрясением.

С его губ слетело:

— Сынок… Андрей Арсеньевич? Андрей Арсеньевич, вы спите? Проснитесь! Это я — Анатолий Викторович!

Я открыл глаза. В дверь стучали, из-за неё доносился громкий шёпот Бочёнкина.

— Андрей Арсеньевич, проснитесь! Это срочно!

— Сейчас!

В окне обозначилось раннее утро. На часах полседьмого. Надел брюки, рубаху, пиджак. Подошёл к двери. Вспомнив, что «срочно», повернул назад, к чемодану, чтобы достать оттуда ствол, спросонья забыл, что он под подушкой, в итоге достал из чемодана яйцерезку и засунул её под ремень.

— Что случилось?

— ЧП. Кажется, убийца, может быть, не из пассажиров… и попал сюда без билета.

Я нахмурил брови.

— А как?

— Пойдёмте за мной. Только тихо, пока ещё все в каютах.

Бочёнкин очень сильно волновался. Что же произошло?

Мы покинули коридор и достигли задней части палубы.

— Вот, — сказал Бочёнкин, указывая на лежащий на полу у самого бортика водолазный костюм, очки и ласты. — Я подозреваю, что сейчас на теплоходе прячется убийца. — Я недоумевал. — Мы должны его найти.

— Скажите, Анатолий Викторович, у вас когда-нибудь случались провалы в памяти?

— Э-э, не помню.

— Хм, а тогда ответьте мне на вопрос: как по-вашему я оказался здесь, ммм?

Бочёнкин долго соображал.

— Вы сюда приплыли? В этом?! — указывая на водолазный костюм. — И с чемоданом?!

— Да, друг мой, да. Серьёзные, я скажу, у вас проблемы с памятью, если вы об этом забыли.

— Честно, сам в шоке, — глупо уставясь на меня. — Может, это из-за убийства? Стресс и всё такое?

— Вполне, друг мой, вполне. А теперь, если вы не против, — приобняв за плечо и ведя за собой, — можно я ещё чутка вздремну? Во сколько у вас обычно завтракают?

— В восемь.

— Вот и отлично. Тогда разбудите меня в восемь, хорошо? В столовой, как я понимаю, будут все?.. Вот и хорошо, там и познакомимся со всеми… Спокойной ночи, — сказал я, похлопав Бочёнкина по плечу, и, зевая, захлопнул за собой дверь.

Бочёнкин своим ЧП напрочь спугнул мой сон. В итоге полчаса без пользы пролежал в кровати. Оставшееся время до завтрака всё-таки решил уделить расследованию. Достал из чемодана таблетки, найденные у Шифера. Пошарил в интернете — узнал, что это противогаллюциногенное. Интересно. В голове зароились вопросы. Азарт к делу лишил меня всякого терпения, и, не дожидаясь Бочёнкина, я самовольно отправился в столовую. Но для начала как культурный человек зашёл в туалет, чтобы помыть руки и сделать пысь-пысь. Унитаз, раковина, кафель — всё было как в пятизвёздочном отеле. Только вот кому в голову пришла идея сделать окно над раковиной? Ух, ё! — когда подошёл к окну, оттуда на меня взглянул какой-то урод. А, не, это всего лишь зеркало. Пригляделся получше. Да не, не урод. Просто усталость и недосып. Надо привести себя в порядок. Сначала помыть руки. Воспользовался жидким мылом, что в бидоне с дозатором. Ух, жиденько, и прыскает как… хе-хе, как он самый. Ух, а оно щиплет — щиплет! Но дело своё знает: кожа стала как у Белоснежки. Теперь лицо. Да не, щипать ведь будет. Или не будет? Попробовал. Ай, всё же щиплет. Думал, не будет. Посмотрел на себя. Н-да, перед такой рожей ни один гном не устоит. Теперь пысь-пысь. Ого, вот это унитаз. В таком не стыдно и малыша крестить. О, а вот и малыш. Окрестили. Ну а теперь можно и поесть.

Было 7:45, когда я вошёл через двойные двери в столовую и сел за столик у самого входа. В столовой было ещё семь таких же маленьких столиков. Напротив входа высилась сцена со стулом и стойкой для микрофона. Край сцены был занят помещением с дверью. Через её прозрачное стекло проглядывалась кухня с полками и висящей на стене утварью. По левой стене столовой находилась ещё одна дверь, ведущая прямо на палубу.

Я появился здесь не первым. Один столик был занят маленькой худенькой старушкой, о которой, похоже, и упоминал Бочёнкин. С виду и не подумаешь, что такая сиганёт в окно. Она не спеша кушала свой хлеб с маслом и запивала его — предположительно — чаем. Она меня, конечно же, заметила и, по взгляду я понял, догадалась, кто я такой. Но, казалось, это её не сильно беспокоило.

Из коридора выбило двери, и оттуда выскочил в меру пухлый, но очень щекастый мальчик лет 6–7 и сходу оседлал стул за одним из столиков. За мальчиком важной поступью следовала высоченная крупная женщина лет 40. Волосы на её макушке были стянуты в самый тугой в мире кокон. Женщина присоединилась к мальчику. Через минуту в дверях появился Бочёнкин.

— А, вы тут, — произнёс он с облегчением, присаживаясь ко мне. — А я там к вам стучал, стучал, — улыбаясь, — а у вас ни звука, попробовал дверь, а она заперта. Ну, и понял, что вы здесь, наверное.

— Кажется, здесь не все? — кивая на пустые столики.

— Да, не хватает молодожёнов и военного.

— Расскажите о них, — снова кивая перед собой.

— Ну, это вот Прекрасные, мать и сын. Её зовут Серафима, а его Никита, кажется. Наглый ребёнок я вам так скажу. Бегает всюду, двери только ногой от…

— А она?

— Она? Да точно такая же. Вся в сына. Такая же наглая и постоянно чем-то недовольна…

— Официант! — крикнула Серафима в сторону кухни. Оттуда выскочил высокий молодой человек лет 27 и с натянутой улыбкой принялся выслушивать заказ.

— Это один из служащих?

— Да, я вам про него рассказывал — Ручкин Глеб Глебович. Певец, зазывала, официант, и уборщиком может быть.

— Угу. А он без дела не сидит, как я вижу.

— Да… неплохой парень. А уж певец так вообще.

— А она? — кивая на попивающую чай? старушку.

— Ну, тихая такая… Даже не знаю, что ещё сказать… Троянская — фамилия.

В этот момент в столовую под ручку явилась молодая пара. Когда они уселись за столик, официант Ручкин, возвращаясь от Прекрасных, подошёл к ним. Они решили обойтись только кофе. Я выжидающе поглядел на Бочёнкина.

— У них, как я понимаю, медовый месяц. Друг от дружки не отходят… Что сказать… воспитанные, наверное… утром здороваются.

— Но не сейчас.

Бочёнкин пожал плечами.

Молодожёны тоже не питали иллюзий по поводу меня. Они пару раз бросили на меня осторожный взгляд и тут же спрятали. Жениху было не больше 25, брюнет, на лице выделялась излишняя бледность. Невесте около 20. На вид милая, миниатюрная девушка с длинными прямыми каштановыми волосами. Кожа её была на чуточку оттенков живее. На щеке красовалась родинка.

— Вы не назвали их.

— Ивановы. Э, его вроде, как я слышал, когда она его звала, зовут Денис, а он её Анютой зовёт.

— Аня, значит… Военного что-то не видать, — оглядываясь вокруг. Бочёнкин на это задействовал плечи. — Ладно, расскажите пока мне, кто в какой каюте живёт?

— Они (Ивановы) во 2-й.

— Угу, напротив Шифера.

— Да.

— Угу.

— Они (Прекрасные) в 6-й.

— Напротив меня.

— Да, старушка в 3-й, соседка убитого.

— Угу, а военный?

— Военный в 4-й, напротив неё.

— А вы в 8-й.

— А вы в 5-й.

— А в 7-й кто живёт? Всю ночь мне спать не давали. У кого там праздник был?

— Там живут Ручкин, Николаев и Пузо.

— И всё?

— Да, а что?

— Ничего.

— 7-ю каюту мы всегда держим для персонала.

— А капитан, как я понимаю, целые сутки у себя в рубке живёт, да?

— Да, да, это его личная каюта.

— У вас ведь тоже личная каюта выходит.

— Ну да… просто мне необходима тишина.

— Понимаю-понимаю. А не тесно им втроём?

— А что делать? Пузо, конечно, иногда может здесь переночевать или в кухне, или в трюме.

— А что у вас в трюме?

— Склад: еда, инструменты.

— Угу.

— Так как билетов было продано на шесть кают, Ручкин до убийства жил в вашей. Но из-за вас ему пришлось съехать.

В этот момент из кухни, держа в согнутой вверх руке поднос, вышел Ручкин и двинулся в нашу сторону.

— Ты куда? — спросил Бочёнкин, когда тот вознамерился выйти с подносом в коридор.

— Суворову, — ответил Ручкин, остановившись у выхода. Бочёнкин недоумённо уставился на него. — Долг, — сказал Ручкин и исчез.

— Нам поесть принеси! — крикнул ему вдогонку Бочёнкин.

— Военный, значит, сегодня к нам не придёт?

— Получается.

— Это что, тоже за деньги — принести завтрак в каюту?

— Наверное.

— Долг… хм, — сказал я себе, призадумавшись.

— Вечером вы его точно увидите, это я вам обещаю. Вечером у нас концерт, а уж его он точно не пропустит. Все два прошлых раза сидел прямо перед сценой. А хлопал даже громче, чем Пузо!

— Ну вечером так вечером… Знаете, Анатолий Викторович, мне в моём расследовании очень помогает рассуждение вслух и желательно с кем-нибудь… Если это вас не затруднит, не согласитесь ли вы, Анатолий Викторович, стать моим помощником?

— Я?

— Да.

— О, конечно, я буду рад.

— Вы к тому же служитель порядка. И знаете, наверное, как ведутся расследования. — Бочёнкин тупо глядел на меня. — Случались ли в вашей работе ещё какие-нибудь ЧП?

— Да-да, ой, нет, не доводилось. Бог миловал.

— Ну по крайне мере вы знаете, что нужно делать в теории. — Снова тупой взгляд. — Ладно, значит, вы не против вести это дело со мной?

— Да, конечно.

— Но вы всё равно являетесь подозреваемым, не забывайте. — Бочёнкин запоздало с пониманием кивнул. — Тогда давайте начнём. Вы говорили, что не видели, кто откуда прибежал на ваш крик, правильно?.. И ещё вы сказали, что когда кричали, то добежали до следующей каюты… В таком случае у убийцы была возможность вылезти из-под кровати и убежать на палубу, но также остаётся маловероятная, но всё же версия с окном… Но есть и ещё кое-что: а если допустить, что убийца скрылся не на палубу?

— А куда?

— Давайте теоретически порассуждаем: во-первых, вы ведь были в шоке, когда увидели труп?.. вы стали кричать и стояли у следующей двери спиной к двери убитого… как вы сказали, длилось это секунд десять… А если предположить, что убийца, пока вы стояли к нему спиной, выбежал не на палубу, а-а… в каюту… ту, что напротив.

— Ивановы?!

Ивановы услышали это. К несчастью для Дениски, он именно в эту секунду отпивал из кружки кофе, отчего слегка поперхнулся им.

— Как думаете, могли вы это не заметить? — сказал я, понизив тональность голоса.

— Даже не знаю… если в теории… думаю, можно, но… просто… даже как-то не знаю.

— А вы точно дошли только до следующей каюты, а не дальше?

— Нет. Это точно. Я стоял прямо между 3-й и 4-й каютами.

— Между Троянской и Суворовым?

— Да. Но в полдевятого Суворов был в столовой.

— Да, кстати, а убийца мог выйти на ваш крик не только с палубы, но и из столовой. — Бочёнкин задумался. — Вот же дверь, — сказал я, указав глазами на дверь по левой стене столовой, ведущую прямо на палубу. — Вы почему о ней не упомянули?

— Ух ты. Да, совсем забыл.

— Нужно будет узнать у тех, кто был здесь во время убийства, не зашёл ли кто-то к ним сюда через эту дверь. Кто был на концерте, не напомните?

— Суворов и наши: Ручкин, Николаев и Пузо.

— И вы. Перед тем как ушли.

— И я.

— Если никто кроме этих четверых на ваш крик из столовой не вышел, значит, этот вариант отметаем… Да, и скажите вот ещё что: вы сказали, что выпроводили всех собравшихся, когда они столпились у каюты Шифера?.. А что вы потом сделали?

— Закрыл каюту на ключ.

— А вы не осматривали, например, палубу после этого? Не выходили туда?

— Когда все разошлись по своим каютам, да, я выходил на палубу.

— И ничего там необычного не обнаружили?

Бочёнкин отрицательно и непонимающе закачал головой. Затем в наш разговор вмешался некто Завтрак.

Мы молчали, когда Ручкин раскладывал на нашем столе еду. Всё это время мальчик Никита раздражал меня тем, что долбил ногами по ножке столика.

— А почему вы сказали, что не нужно искать пороховые следы? — спросил Бочёнкин, жуя завтрак.

— Ну, по мне, так просто поздно. Да и к тому же я воспользовался утром вашим мылом в туалете, так оно весь мой эпидермис нахуй снесло. Так что искать, я думаю, бесполезно. И кроме того, я почему-то считаю этот метод поимки преступника каким-то нечестным что ли. Я к отпечаткам пальцев и то со временем кое-как привык, а к этому до сих пор что-то не могу.

— Но ведь не все, я думаю, в курсе этих пороховых следов, и, может, кто-то не избавился от них. Я, если честно, до вчерашнего об этом и не знал.

— Ещё одна причина, почему я так думаю, — это то, что убийство было заранее запланировано.

— Вот как?

— Да. Ведь как тогда вы объясните то, что убийца был в перчатках.

Бочёнкин был поражён.

— Но ведь в каюте убитого не было никаких перчаток!

— Это элементарно, Анатолий Викторович. Ну подумайте сами, разве успел бы убийца за те секунды, что вы стучали в дверь, так тщательно стереть отпечатки пальцев с пистолета? Да, кстати, там нет также и отпечатков пальцев Шифера. Из-за чего напрашивается вывод, что убийца заранее похитил пистолет без перчаток, а потом его старательно почистил. Ведь зачем ему в таком случае нужно было стирать и отпечатки Шифера. Про то, что убийца не успел сымитировать самоубийство, я вам уже говорил. Я подозреваю, что убийца в панике бросил пистолет на кровать и спрятался под неё… Из-за перчаток, я считаю, и не имеет смысла искать отпечатки на окне. К тому же вы его уже всё облапали… Не знаю, как убийца планировал покинуть каюту Шифера, понимая, что выстрел все услышат и сбегутся, но, по крайней мере, он точно не предполагал, что вы окажетесь в этот момент прямо перед дверью.

Бочёнкин был поражён.

— Да-а, Андрей Арсеньевич, про перчатки — это вы очень ловко… А если обыскать все каюты в поисках перчаток, а? Как вам идея?

— Убийца запросто мог выкинуть их море.

— А, да… но про перчатки — это вы очень ловко.

— Так как убийство было заранее запланировано, без мотива, я думаю, не обошлось. Как считаете?

— Э, думаю, да… А почему?

— Ну ведь зачем планировать убийство без мотива. Если, конечно, убийца не маньяк и не получает от этого удовольствие.

— Да, да, вы правы.

— Да… — задумчиво, — ну а нам теперь остаётся самое простое — найти убийцу из присутствующих… Ага, вот и Пузо?

Маленький пузатый человек весь в белом и с колпаком на голове вышел из кухни и направился в третью дверь, на палубу.

— Куда это он?

— Я думаю, в туалет.

— Так он прямо здесь, за дверями.

— Мы иногда ходим по-маленькому в море, — стыдливо признался Бочёнкин.

— А в вечер убийства вы не за тем же, случайно, выходили на палубу? — Бочёнкин сконфузился. — Но вы же говорили, что вышли через коридор.

— Я-я… просто всегда так хожу. Осмотр порядка и всё такое.

— Да не волнуйтесь вы. Я же не собираюсь прямо сейчас надевать на вас наручники. К тому же какой в этом интерес, если это действительно вы убийца. Просто зашли и убили? А где загадка, мотив?.. У вас есть мотив? — Бочёнкин рьяно замотал головой. — В детективе, как правило, раскрытие убийства должно удивлять.

— Да, да, вы правы, я как раз об этом ночью и думал. Вы же сами сказали, что здесь как будто всё Агата Кристи устроила. Может, тогда искать ответы из неё?

— Вы что имеете в виду?

— Ну смотрите сами: убийство на корабле… это прямо как в «Смерть на Ниле»! Вы читали?

— Нет.

— Смотрели?

— Нет. Понятия не имею о чём там.

— А, ну ладно. Но тогда помните, вы упомянули мальчишку? И это тоже из Агаты Кристи!

— Эту я читал.

— Догадались?

— Да. Даже не то что догадался, а на 100 % был уверен в этом и как всё это обнаружится. Так что меня это совсем не удивило.

— Да?.. А я вот не догадался.

— Я не хочу вас расстраивать, Анатолий Викторович, но в моём расследовании парадом руковожу я, а не какие-то там всякие Кристи-Хуисти. В моём расследовании только факты. Хотите узнать, кого я уже исключил из подозреваемых?

— Кого?

— Ну это только в том случае, если вы не действовали с ним заодно и ваша история не выдумана… Я говорю про Пузо.

— Почему?

— Взгляните на него. — Он как раз возвращался назад, отирая руки о поварской китель. — У него пузо не меньше вашего. А с таким пузом под кровать не залезешь. А в окно тем более.

— Да? Ммм… — сказал Бочёнкин и о чём-то задумался, после чего засиял: — В таком случае я тоже не могу быть убийцей, потому что под кровать я тоже бы не залез. Моё пузо дальше больше, чем у Пузо. В этом даже не сомневайтесь, хе-хе, — произнёс он и стукнул по своему барабану.

— А зачем вам, мой друг, прятаться под кровать? Ммм? От самого себя?

Бочёнкин чуть пораскинул мозгами и расстроенно выдохнул.

— К тому же нам с вами нельзя забывать одну важную деталь — Nedotroga. Убийца явно не был слабаком.

— А если это сделали двое?

— Двое? Нажали на спусковой крючок? Хм… Хотя… всё может быть. Вот они, — указывая на Ивановых, — не похоже, чтобы они славились силушкой богатырской. — Мы наблюдали, как Ивановы с большим трудом подносили к губам чашки. Они даже помогали друг другу, поддерживая чашку своей половинки исподнизу. — Но всё-таки это маловероятно, т. к. под кроватью, чтобы не было видно, мог уместиться только один человек. Как вы считаете? Одеяло, как я видел, с кровати практически не свисало.

— Думаю, да… Да, а не могло быть так, что после убийства Иванов спрятался под кровать, а его невеста вылезла в окно?

— Хм, а вы неплохо соображаете. Я об этом даже не подумал… Но всё-таки как-то странно всё это выглядит. Поглядите на неё, разве может такой ангелочек вылететь в окно?

Бочёнкин выражением лица показал, что не исключает этого.

— Ладно, никого не будем недооценивать. Давайте лучше внимательно понаблюдаем за ними, — кивая на едоков, — а особенно за силой их пальцев.

Старушка Троянская уже давно прикончила свой завтрак и сидела, занимаясь вязанием. УГУ! — вы не поверите, но прямо на наших глазах у Троянской погнулась спица, и она буквально двумя пальцами — не дрогнул ни один мускул на её морщинистом лице — выпрямила её! Далее внимание переключаем на Ивановых. Они, к сожалению или к счастью, не продемонстрировали — а может скрыли? — силу своих пальцев. Они вдвоём держали одну и ту же вилку и кормили друг друга поочерёдно намотанными на неё спагетти. Прекрасные. Ну, у Серафимы бицухи были явно не из теста. УГУ! — прямо в этот момент Никита перенёс свой вес на одну ягодицу и засунул сзади в штаны руку. Он сидел так, по-пизански, пока не вытащил руку с — внимание! — какашкой на указательном пальце! Никита смотрел на пальчик и вожделённо причмокивал. Его мать видела всё это, но не придавала значения. Она, уставившись перед собой и уперев локти в стол, жевала бутерброд из целого батона. Вскоре Никита окунул свой пальчик в рот и начал растирать какашку языком о нёбо, как шоколадку. Потом он остатками на пальце нарисовал у себя над верхней губой усы.

— По-моему, это он вам, — сказал я Бочёнкину, обратив его внимание на усатого Никиту, болтыхающего своё невидимое, но очень большое пузо.

— Какой ужас. Куда только мать глядит, — тихо прошептала Аннушка своему Дениске, за что сразу поплатилась.

Серафима Прекрасная не глухая, мадам. Она всё слышит. Скривив брови, сжав челюсти, поднявшись из-за стола и вытирая ладони о свои коровьи бёдра, она двинулась к молодой чете и — УГУ! — одной рукой! — нет, лишь тремя пальцами! — ухватила Аннушку за вырез платья и подняла её вверх, так что Анечкиным ножкам оставалось только дрыгать в воздухе.

— Прекратите! — крикнул Дениска и тут же присоединился к невесте. Бледные Ивановские лица разглядывали прекрасные Серафимские ручки, Дениска — левую, Аннушка — правую, а их ноги отплясывали глухой степ.

— Прекратите!.. Вы!.. Женщина! — кричал Бочёнкин в спину Серафимы, дёргая её за плечо.

Весь персонал — работяга Ручкин, повар Пузо и музыкант Николаев (я догадался, кто он, по висящей за спиной гитаре) — стоял в проёме кухни и глядел на эту сцену. Троянская, отложив вязание и открыв рот, повторяла за ними. Никита, смеясь и смакуя какашку, повторял за ними. Андрей Арсеньев, к его стыду, тоже повторял за ними. Один лишь отважный Бочёнкин, запрыгнув сзади на высокую Серафиму и обхватив за её шею, висел на ней в попытке её обезвредить. Только когда до меня донёсся его натуженный — не в первый раз просящий о помощи — голос, у меня хватило совести и смелости вступиться за унижённых и оскорблённых.

— Андрей Арсеньев. Детектив, — сказал я, стоя перед Атлантом и уткнув в его морду удостоверение.

Небеса пали. Бочёнкин на задницу, Ивановы тоже. Только Анатолий Викторович на пол, а молодожёны на стулья. Упав, Дениска и Аннушка тут же принялись искать друг друга руками и, завершив поиски, крепко взялись в объятия. Напуганные, глубоко дыша, они смотрели вверх на Серафиму, со страхом думая, конец это или только передышка.

— У меня к вам есть несколько вопросов. Пройдёмте, — сказал я, уводя Серафиму к её недоеденному бутерброду и сыну. Бритый Никита встретил меня улыбкой, продолжая в то же время работать языком по внутренним сторонам щёк, нёбу и зубам.

— Тебя Никита зовут?

Никита, ухмыляясь и уперев руки в сиденье стула, молча дрыгал ногами, пока не получил от матери подзатыльник.

— Отвечай, когда тебя спрашивают.

— Да, — с обиженным и вредным выражением лица.

— А вас Серафима?.. Серафима… — выуживал я отчество у Никитиной матери, пока та проводила пальцами по своей натянутой копне волос и игриво двигала губами и бровями. Моё внимание в этот момент не ускользнуло от её позолоченного безымянного пальца, как и её от моего голого.

— Для вас просто Сима. — Её рука двинулась к моей, которую я тут же отдёрнул, после чего повернул голову на уже сидящего за нашим столиком Бочёнкина, прося его глазами о помощи. Он всё понял, но ещё раз связываться с Серафимой не рискнул и быстро опустил голову в тарелку. Я решил контратаковать:

— Это вы убили Шифера?

Она подобрала руку к себе и присмирела.

— Зачем мне это? И разве способна я, молодая, красивая… нежная… — Её ладонь снова потянулась ко мне.

Я вскочил со стула и, указывая на её руку, выпалил:

— Прекратите это! Вы что себе позволяете! Я — детектив!.. мать вашу!.. Если вы это не прекратите, то… то… — Я потянулся рукой к спине, за пояс, но там до сих пор находилась яйцерезка. Сжимая её там же, за ремнём, я нагнулся над столом и зловещим тоном проговорил: — А то пожалеете.

Угроза сработала, и теперь в мою сторону от Серафимы шла лишь одна неприязнь. От мальчика тоже.

— Ну так что же, это вы? — присаживаясь на стул.

— Нет, — сквозь зубы. — И с чего бы это?

— Ну не знаю. На этом теплоходе все являются подозреваемыми, даже ты! — резко мальчику, он от этого даже повеселел. — Вот что ты делал позавчера в 20:30 вечера, а?

Никита поглядел на маму, глазами спрашивая её разрешения на ответ.

— Ммм?

— Был в каюте. С мамой.

— С мамой? А подтвердить это кто-то сможет? Кроме (пауза) ма-мы?

Никита подумал, пожал плечами и весело:

— Не-а, — после чего вновь задрыгал ножками.

— Ну а вы, (пауза) Си-ма? Что вы делали позавчера в 20:30 вечера, (пауза) а?

В этот момент, делая паузы и выговаривая по-рыбьи, широко открыв рот, слова, типа «мамы» и «Сима», я лишь чудом, как понимаю сейчас, не получил леща.

— Если это вас так интересует, — насупившись и наклонясь ко мне, — то в тот день с 7 до… до того, как из-за этого толстяка, — на Бочёнкина, — все начали собираться в коридоре, я продрыхла, не открыв и глазу. Вас этот ответ устраивает, (пауза) а?

Мне стало как-то не по себе от её манёвра. Она это уловила и добавила:

— А, (пауза) Дрю-ня?

Мне стало страшно. Я быстро повернулся к Никите, когда он выкрикнул:

— Дрюнчестер!

Меня так ещё никогда не унижали. Глубоко дыша, я пулей вылетел из-за стола и забегал глазами по столовой в поисках того, кто меня утешит: Бочёнкин — он сам от неё настрадался, Ивановы — тоже… Троянская! Бабушка. Бабулечка. Под мерзкий прекрасный гогот мальчишки и его матери, который она процеживала сквозь сложенные в уголке рта зубы, я двинулся к Троянской. Она уже не вязала. Все понимали, для чего я здесь и что всем им рано или поздно придётся отвечать на мои вопросы. Ивановы тоже сидели без дела перед стоящим на столе графином, ожидая своей очереди.

Как камень с чьих-либо плеч, я свалился на стул перед Троянской и свободно выдохнул.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Вы ведь знаете, кто я и зачем здесь?

Кивнула.

— Зовите меня просто детектив. А мне к вам как обращаться, сударыня?

— Марфа Васильевна я… Троянская.

— Чудесно! Очаровательно, Марфа Васильевна! — бодро приступая к допросу и придвинувшись ближе к столу. — Скажите, пожалуйста, Марфа Васильевна, для начала, что вы делаете на этом теплоходе?

— Плыву сына повидать, давно его не видела. Я каждый год к нему езжу. Раньше всегда поездом к нему добиралась, один раз даже вышло на самолёте, а сейчас вот в этом году решила по морю. Хет-трик, так сказать.

— Хм, любите футбол?

— Нет.

— Ладно, тогда-а, к чему нам эти околичности, Марфа Васильевна, давайте перейдём сразу к делу. Что вы делали позавчера в полдевятого вечера?

— Я была у себя в каюте.

— Подтвердить это кто-нибудь сможет?

— Нет, не думаю.

— А-а когда вы ушли к себе в каюту?

— Сразу после ужина, в семь.

— И всё это время были у себя?

— Да.

— А на ужине кто-то с вами ещё был?

— Да, все.

— Угу, и убитый?

— Да.

— А вы ушли раньше него?

— Кажется, мы ушли одновременно. И не только мы, но и они тоже, — кивнув вбок, на Ивановых. Поглядев на них краем глаза, я обнаружил, что они за нами наблюдали. — И те, что ушли, — говоря про ушедших прямо в этот момент из столовой Прекрасных.

— Угу. То есть вы и ещё пять человек вместе ушли после ужина, так? В семь?

— Да.

— Здесь что, запрещено находиться позже?

— Нет, мы сразу же ушли, когда на сцену вышли музыканты.

— А-а, вот в чём дело. Не любите музыку?

— Их — нет.

— Плохо поют?

— Просто не люблю пошлятину.

— А, ну получается, что не вы одни… Знаете, после ваших слов мне ещё больше захотелось увидеть их сегодняшний концерт.

Я задумчиво застучал пальцами по столешнице.

— Что вы можете сказать об убитом? Вы с ним успели пообщаться?

— Два раза.

— Угу.

— В первый же день, за обедом он подошёл ко мне.

— Зачем?

— Он увидел, что я вяжу шарф, и спросил, болею ли я за «Динамо»? — Марфа Васильевна приподняла с колен недовязанный шарф с эмблемой футбольного клуба. — Я сказала, что нет, но он не отставал и продолжал говорить о футболе. Говорил он приятно, вежливо, так что мне пришлось поддержать беседу.

— Хм, любите футбол?

— Нет.

— А-а по поводу второго раза? Когда это было? И о чём?

— Это было во время ужина, в вечер убийства.

— Угу.

— Он опять подошёл ко мне.

— Вы ему понравились?

Троянская зарделась румянцем.

— Нет, он просто предложил мне поменяться каютами.

— Вот как?

— Да.

— И вы согласились?

— Да.

— А вы не интересовались у него, зачем ему это нужно было?

— Он сказал, что 1 — это его счастливая цифра.

— Хм.

— И к тому же эта каюта ближе к палубе. В первый день, он сказал, не стал мне это предлагать, потому что посчитал это не культурно.

— А почему он сразу не заселился в этот номер?

— Он купил билет после меня.

— А, ну да… А когда вы поменялись каютами?

— Сразу после ужина.

— Угу. И долго ли происходила эта замена?

Троянская улыбнулась.

— Десять минут, не больше. У меня с собой лишь один чемодан.

— Угу… очень любопытная информация… А как вы опишете Шифера со стороны?

— Я уже сказала: приятный и вежливый пожилой человек.

— Вы знали, что он богат?

— Да. Почти сразу же при отплытии пошли о нём разговоры.

— От кого?

— Да от всех. От пассажиров и от персонала. Просто слухи.

— Угу. А кроме вас убитый с кем-нибудь ещё общался?

— Нет, — задумавшись, — по-моему, нет. Не видела. Я вообще из каюты практически не выхожу.

— Угу… так-так-так, что ещё… Алиби, значит, у вас нет?.. Угу… Подозреваете кого-нибудь?

— Ничего не могу сказать.

— Ах да, ваша же каюта находится прямо за стенкой убитого. Скажите, вы ещё не спали тогда, в момент убийства?

— Нет.

— А вам, случайно, не довелось что-нибудь услышать тогда из каюты Шифера?

— Довелось.

— Угу!

— Перед выстрелом, почти сразу до него, я отчётливо услышала, как Шифер сказал «сынок».

— УГУ! — услышав это, я краем глаза заметил, что удивился не только я, но и подслушивавшие Ивановы. Дениска, кажется, испугался, и лицо его стало бледнее задницы альбиноса. — Вы точно не ошиблись, что слышали именно это?

— Точно.

— И что голос принадлежал именно убитому?

— Да, точно. Стенки в этих каютах очень тонкие. Стенка перед штрафными и то надёжней будет.

— Хм, любите футбол?

— Нет.

— Угу… а что-нибудь ещё интересное вы не заметили, случайно? Какие-нибудь другие звуки из каюты?

— Нет.

— Угу… ну что ж, думаю, этого хватит. Спасибо вам большое, Марфа Васильевна, вы сообщили мне очень важную информацию. Уверен, она мне пригодится, — порываясь встать из-за стола, но не встал. — Ах да, и ещё один вопрос: вы ведь вышли в коридор после того, как охранник закричал?.. А вы, случайно, не обратили внимания, откуда выходили на этот же крик другие пассажиры? С палубы кто-то заходил?

— Я вышла не сразу. После выстрела я ещё какое-то время приходила в себя. Когда я вышла, все вроде уже были в коридоре.

— Угу, жаль. Ну ладно, ещё раз спасибо вам за помощь. Приятно было познакомиться. — Марфа Васильевна благодарственно кивнула.

Когда я поднялся из-за стола, Марфа Васильевна на прощание протянула мне руку и, судя по её положению, она была явно выставлена не для того, чтобы я её поцеловал. Я неловко протянул ладонь, и мы совершили крепкое рукопожатие.

— До свидания, — сказал я, смущённо сотрясая рукой, Марфа Васильевна, кстати, тоже.

Ивановы располагались через стол от Троянской.

— Разрешите?

— Да, пожалуйста, — сказала Анна, обнимая своего мужа. Одной рукой она поглаживала его, словно успокаивая. Он на мою просьбу ответил лишь кивком.

Первые секунды я просто сидел и разглядывал их.

— Медовый месяц?

— Да, — ответила Аннушка и поглядела на Дениску, после чего тот бодро подхватил:

— Да, да, медовый месяц. Вот отдыхаем, наслаждаемся друг другом.

— Но, к сожалению, отдых вышел не без омрачений, так?

— Да, да, — слегка подумав и помрачнев, — к сожалению, так.

— Давно вы знакомы?

— Два года, — ответила Аннушка, — а поженились месяц назад.

— А сколько вам лет, если не секрет? Выглядите вы очень молодо.

— Мне 20, Денису 24.

— Угу… — произнёс я и задумался. — Знаете, не люблю я эти околичности… Ммм… вы ведь знаете, зачем я здесь? — Кивнули. — И кто я. И я о вас уже кое-что знаю. — Занервничали. — Простите меня за вопрос, но… не обижайтесь, просто… можно узнать, у вас ведь медовый месяц — пора счастья и наслаждений, — но, ещё раз простите, я гляжу на вас и не могу сказать, что вы считаете так же. Вас так сильно потрясло убийство?

— Нет, конечно, — сказал Дениска, выйдя из ступора, — то есть да, — он постоянно поглядывал на супругу, — не подумайте, мы, конечно же, очень счастливая пара и любим друг друга… А то что, как вы говорите, глядя на нас этого не скажешь, то… убийство, конечно, потрясло нас и ещё то, что убийца сейчас здесь, на теплоходе, среди нас, но… просто… — Аннушка подвинула Дениске стакан с — предположительно — водой, Дениска подумал и всё-таки опустошил его. — Просто у нас, у меня… у нас, у меня, без разницы, можно сказать, случились семейные неприятности… ещё до этого. До убийства.

— Не могли бы вы сказать, какие именно это неприятности? В рамках этого дела я собираю каждый пустяк, и я бы не советовал вам что-либо скрывать от меня.

Молодожёны собирались с ответом, глядя друг другу в глаза.

— У меня есть бизнес, у нас, то есть у меня, а, без разницы. В общем, прямо в день отплытия я узнал, что дела с бизнесом очень плохи. — Дениска остановился и глубоко задышал. — Я — банкрот, — сказал он и уронил лицо на лежавшую на столе руку. Аннушка принялась успокаивать его, пока он не собрался с силами. — Да, банкрот. И я не знаю, как мне расплачиваться с долгами, — закончил он свой почти слезливый монолог.

— Вот, выпейте ещё, — сказал я, подвинув ему наполненный мною заново стакан (с водой ли?). Дениска сжал его в ладони и выпил, громко глотая.

Конец ознакомительного фрагмента.