Забудь и вспомни

Андреа Лоренс, 2012

Уилл Тейлор потрясен: его вздорная невеста, которую он уличил в измене, после авиакатастрофы стала совершенно другим человеком. Правду он узнает, обнаружив, что на ее теле отсутствует татуировка. Однако Уилл успел полюбить эту новую Синтию…

Глава 1

Четыре недели спустя

— Синтия!

Голос прорвался сквозь туман, прерывая столь необходимый ее телу сон. Хотелось попросить, чтобы голос шел прочь, что ей лучше, когда она спит и не чувствует боли, но голос требовал, чтобы она проснулась.

— Синтия, Уилл пришел.

Каждый раз, когда кто-то произносил это имя, в ее мозгу рождалось странное беспокойство, растерянность. Как будто бабочка садилась ей на плечо, но улетала прежде, чем она успевала ее рассмотреть.

— Может быть, мне прийти позже? Ей нужен отдых.

Низкий мужской голос подтолкнул ее к реальности. Так происходило каждый раз с тех пор, как она впервые услышала его.

— Нет, она просто дремлет. Врачи считают, что ей надо бодрствовать, разговаривать.

— Зачем? Она даже не знает, кто мы такие.

— Доктора говорят, что память может вернуться к ней в любую минуту. — Женский голос звучал так, словно его обладательнице было неприятно замечание мужчины. — Разговаривать с ней — лучшее, что мы можем сделать. Это не просто, я знаю, но нам надо пробовать. Синтия, милая, проснись. Пожалуйста.

Ее глаза открылись. Потребовалась еще минута, чтобы они стали видеть ясно. Сначала она разглядела лампы на потолке, потом лицо склонившейся над ней женщины средних лет. Кто это? Ей говорили, что женщина — ее мать, Полин Демпси. Очень печально, когда мозг отказывается узнавать ту, которая произвела вас на свет.

Сегодня Полин Демпси выглядит хорошо. Вероятно, она побывала в салоне красоты: седина исчезла, волосы подстрижены. У нее на шее шелковый шарф. Он подходит к синему брючному костюму и зеленым глазам.

Синтия хотела поправить шарф, но ее остановила перевязь, поддерживающая сломанную руку. Если шарф расположить немного по-другому, он станет выглядеть красивее. Почему эта мысль пришла ей в голову? Амнезия — странная вещь.

— Дорогая, Уилл пришел.

Тревога покинула ее, когда Полин нажала на кнопку и приподняла изголовье кровати. Синтия бессознательно пригладила волосы и поправила перевязь, чтобы тяжелой от гипса руке стало удобнее.

Приняв сидячее положение, она увидела Уилла. Он сидел на кровати. Ей сказали, что он — ее жених. Но, глядя на красивого хорошо одетого мужчину, она с трудом верила, что это так. У него были голубые глаза, однако она не знала, какого именно оттенка, потому что избегала смотреть ему в глаза, сама не зная причины. Может быть, из-за их холодности. Или из-за того, что он внимательно изучал ее.

Она не знала абсолютно ничего. Не знала даже, чего именно не знает, но за прошедшие несколько недель поняла, что жених ее недолюбливает. Он все время держался на расстоянии, смотрел на нее, нахмурив брови. Казалось, ему совершенно безразличны и ее состояние, и она сама. От этой мысли ей хотелось плакать, но она не решалась: при малейшем волнении ей давали успокоительное.

И она сосредоточила внимание на его одежде. Она заметила, что ей нравится смотреть, как люди комбинируют различные элементы своего туалета. Сегодня на нем был обычный темный костюм, синяя рубашка и галстук в ромбах. Он занимался изданием газеты и мог приходить только в обеденный перерыв или после работы, и то если не предвиделись деловые встречи. А у него было много деловых встреч.

Или он не хотел приходить и использовал их как предлог.

— Привет, Уилл, — проговорила она не слишком внятно.

Многочисленные операции на лице прошли успешно, но многое еще предстояло сделать. Ее передние зубы сломались. Ей вставили импланты, и, когда она произносила что-нибудь, ее голос звучал натужно и хрипло.

— Я вас оставлю, — сказала Полин. — Хотите, Уилл, я принесу вам кофе?

— Нет, спасибо.

Ее мать вышла, и они остались вдвоем в огромной палате для ВИП-пациентов. Ей сказали, что она — ВИП, потому что ее семья пару лет назад сделала большое пожертвование в пользу этой больницы.

— Как ты себя чувствуешь сегодня, Синтия?

Она точно не могла сказать и занялась анализом. Лицо еще болело, рука ныла, но в общем ей было не так плохо, как в тот день, когда она впервые пришла в себя. Она проделала большой путь за несколько недель.

— Сегодня терпимо. А ты как?

— Я в порядке. Много работы, как всегда.

— У тебя усталый вид. — Это была правда. Она заметила темные круги у него под глазами и морщинки в уголках глаз. — Ты спишь нормально?

Он пожал плечами:

— Не думаю. Это был напряженный месяц.

— Тебе нужно что-то вроде этого. — Она указала на таблетки, лежащие на столике. — Хочешь ты или нет, проспишь как убитый шестнадцать часов.

Уилл улыбнулся, и ей это понравилась. Этот мужчина излучал уверенность и сексуальность, которые не могла подавить даже стерильная больничная обстановка. И его смех, наверное, тоже очень сексуален.

— Еще бы, — ответил он, глядя на нее немного смущенно.

Она терялась, разговаривая с ним. Чем обходительнее она была, тем сильнее он упирался, словно не ждал от нее вежливости.

— У меня кое-что есть для тебя, — добавил Уилл.

От неожиданности она приподнялась:

— Серьезно?

Ей часто приносили подарки. Казалось, все цветы и воздушные шарики Манхэттена собрались в ее палате. Как-никак в авиакатастрофе выжили только трое, она в том числе.

Уилл достал из кармана маленькую бархатную коробочку:

— Мне позвонили из авиакомпании. Они разбирали обломки самолета и нашли вот это. Установили, что бриллиант приобрел я, и вернули его мне.

Он открыл коробочку. Там лежало кольцо с огромным бриллиантом. Сначала она решила, что это искусная подделка, но, приняв в расчет то, что ей стало известно о состоянии жениха, поняла, что это все-таки настоящий бриллиант. Потрясающе!

— Оно очень красивое.

Уилл нахмурился. Кажется, она сказала что-то не то.

— Это твое помолвочное кольцо.

Она едва не рассмеялась, но вовремя заметила, каким серьезным было выражение его лица.

— Мое? — Она смотрела, как Уилл осторожно надевает кольцо на безымянный палец ее руки. Кольцо было немного мало, ее пальцы отекли после всех врачебных процедур. — У меня такое ощущение, что я уже видела его раньше, — сказала она. Врачи советовали ей проговаривать вслух все, что всплывет в памяти.

— Отлично. Кольцо уникальное, и если тебе кажется, что ты его видела, это хороший знак. Не удивительно, что ты потеряла кольцо во время катастрофы. Из-за твоей предсвадебной диеты оно стало тебе велико.

— А теперь оно мне мало. И вообще, я выгляжу как боксер, которого побили на ринге, — пробормотала она.

Ее щека ныла, но гордость была ранена еще сильнее. Она понятия не имела, как выглядит ее свадебное платье, но была уверена, что, если оно требует стройной фигуры, диета ей не поможет.

— Не беспокойся, впереди много времени. Сейчас только октябрь. К маю ты полностью поправишься.

— В мае в «Плазе».

— Начинаешь понемногу вспоминать, — заметил Уилл с улыбкой, которая почему-то не затронула глаза. Он встал и положил коробочку в карман. — Я сегодня обедаю с Алексом. Так что мне пора.

Она помнила Алекса. Он навещал ее неделю назад. Алекс был школьным товарищем Уилла и умел говорить комплименты. Он сказал ей, что она — красавица и что он украл бы ее, не будь она невестой Уилла. Конечно, это была шутка, но она оценила.

— Желаю вам приятно провести время. А нас, кажется, собираются сегодня кормить курицей с отварным рисом.

Уилл хмыкнул:

— Увидимся завтра.

Он наклонился и ободряюще погладил ее по руке. Его прикосновения, пусть краткие, действовали лучше морфия. Когда его пальцы скользили по ее коже, в ней просыпалось ощущение жизни, возбуждение, совсем не соответствующее ее нынешнему состоянию. Глаза не узнавали его лицо, однако тело безошибочно опознавало любовника.

Если бы только она нравилась мужчине, на которого так реагировала. Эта мысль, как игла, протыкала пузырь, который защищал ее от всего, что шло не так.

Уилл посмотрел на свою руку, потом — с любопытством — на нее, и она спросила себя, не испытывает ли он то же самое? И тут заметила, что его глаза были серо-голубыми. На мгновение они стали теплыми и ласковыми — внутреннее тепло растопило выражение ледяного безразличия. Но тут его телефон зазвонил, и он отстранился.

— До свидания, Синтия, — сказал Уилл и вышел.

И палата опять стала пустой и стерильной, как любая больничная палата. А ей стало одиноко как никогда.

Алекс молча потягивал виски. Они молчали уже довольно долго. Уилл ценил умение своего друга уважать тишину и не вести пустых разговоров. Алекс же понимал, что Уиллу есть о чем подумать.

Уилл пригласил приятеля пообедать, потому что ему надо было поделиться с кем-то, кто будет с ним откровенен. Обычно ему говорили то, что он хотел услышать. Алекс был одним из тех немногих, кто имел больше денег, чем он, и потому не стал бы заговаривать ему зубы. И он не станет подшучивать, когда Уилл спросит его совета по поводу Синтии.

Как все запуталось! Подумать только! Несколько недель назад он считал, что хуже быть уже не может. Получается, дразнил судьбу.

Когда им принесли десерт, Алекс оторвал Уилла от размышлений, спросив:

— Как поживает Синтия?

— Лучше. Она быстро поправляется физически, но по-прежнему ничего не помнит.

— И ссору тоже?

— И ссору, — вздохнул Уилл.

Перед отъездом Синтии в Чикаго Уилл предъявил ей доказательства ее измены и разорвал помолвку. Она настаивала на том, что они поговорят, когда она вернется, но его это уже не трогало. А потом ему позвонили и сообщили об авиакатастрофе. Когда Синтия пришла в себя и выяснилось, что она ничего не помнит, Уилл растерялся. Напоминать об их разрыве в такой момент казалось жестокостью. Он решил подождать, пока она не поправится.

По крайней мере, таков был первоначальный план. Но потом все запуталось. Поэтому Алекс сейчас сидел напротив него. Приятель поможет разобраться, что к чему, пока ситуация не усложнилась еще больше.

— Ты ничего не говорил ей?

— Нет. Я думаю поговорить с Синтией, когда ее выпишут из больницы. Там мы редко остаемся вдвоем, а я не хочу, чтобы ее родители вмешивались.

— Как я понимаю, она перестала быть капризной куклой?

Уилл покачал головой. В каком-то смысле он хотел, чтобы Синтия осталась прежней. Тогда он бросит ее, не чувствуя за собой никакой вины. Но после катастрофы она стала совершенно иной. Уиллу было трудно привыкнуть к новой Синтии. Он ждал, что она начнет ругать больницу, скандалить с персоналом. Но этого не случилось. Уилл взял за правило приходить к ней каждый день и, как ни боролся с собой, получал все большее удовольствие от этих визитов.

— Словно инопланетяне украли ее и вернули подставное лицо, — задумчиво произнес Уилл.

— Не могу не признать, что она была очень мила, когда я навещал ее.

— Каждый раз, бывая в больнице, я с недоверием наблюдаю, как она благодарит всех за то, что навестили ее или принесли ей что-нибудь. Она любезна, добра, интересна. Совсем не та Синтия, которая уезжала в Чикаго.

Алекс нахмурил брови:

— Ты улыбаешься, когда говоришь о ней. Все действительно переменилось. Она тебе нравится, — заявил он тоном обвинителя.

— Опять становишься в позу школьного учителя? Да, она стала гораздо более приятным человеком, и рядом с ней я испытываю удовольствие. Но врачи говорят, что амнезия, скорее всего, временное явление. Она мгновенно может вернуться в свое обычное состояние. И я не хочу начинать все сначала.

— Может быть, она такой и останется.

— Это не важно, — Уилл покачал головой. Алексу свойственно толкать его на рискованные поступки. — Возможно, она не помнит, что натворила, но я-то помню. Я никогда не смогу доверять ей, а значит, между нами все кончено.

— Или у тебя появился еще один шанс. Если Синтия стала другой, относись к ней как к другой. Не держи на нее зла за прошлое, которого она не помнит. Ты можешь потерять что-то очень важное.

Алекс занялся десертом и на время оставил Уилла в покое.

Приятель высказал то, что Уилл боялся произнести даже мысленно. Он мчался в больницу из офиса, думал о Синтии, вместо того чтобы сосредоточить внимание на оформлении первой страницы «Обсервера». А сегодня… Когда он дотронулся до нее, его словно током ударило. Раньше он никогда так не реагировал.

Но что, если в ней еще живет прежняя Синтия? Лживая женщина, которая раздавила его чувства высоким острым каблучком. Он порвал с той женщиной и не желал тратить на нее сердце, свободу и годы жизни.

Доктора говорят, она вскоре сможет вернуться домой. Уилл не сомневался, что Полин и Джордж захотят увезти ее к себе в имение, но он будет настаивать, чтобы она жила в их квартире. Доктора тут ближе, а знакомые вещи помогут ее памяти пробудиться.

А если ее память пробудится и она станет прежней? Что ж, ему не придется рвать с ней во второй раз.

«Хотите, поменяемся местами?»

Эти слова всплыли в ее голове, когда сон смешал реальность, фантазию и приступы боли.

«Меня зовут Синтия Демпси».

Она нахмурилась. Если бы они перестали называть ее так! Но она не знала своего имени. Если она — не Синтия Демпси, разве ей не полагается знать, кто она на самом деле?

Имя буквально дрожало на кончике языка.

Но вой загоревшегося двигателя не оставил места для имени в ее памяти. Остался только ужас падения на землю.

— Нет!

Она села в постели, и боль пронзила тело. Сердце билось в горле. Монитор у ее постели запищал, и прежде, чем она успела успокоиться, дежурная медсестра вошла в палату:

— Как вы себя чувствуете, мисс Демпси?

— Перестаньте так называть меня! — крикнула она.

— Ну хорошо. Синтия. Как вы себя чувствуете?

Она включила лампочку над кроватью и увидела, что перед ней ее любимая медсестра, Гвен, худенькая девушка-южанка с вьющимися светлыми волосами и строгими взглядами на жизнь. Умение брать на анализ кровь, не причиняя боли, немедленно поставило ее в глазах Синтии на первое место.

— Все в порядке. — Синтия потерла глаза здоровой рукой. — Просто ночной кошмар. Извините, что я накричала на вас.

— Не тревожьтесь, — улыбнулась Гвен, выключая сигнал тревоги. — Многим после таких травм снятся кошмары. Дать вам снотворное?

— Нет. Я устала чувствовать себя не собой. И начинаю думать, не связано ли это с лечением.

Гвен села на край кровати и погладила ее по колену:

— Вы перенесли очень тяжелую травму головы. Возможно, вы уже никогда не будете чувствовать себя прежней. Так что старайтесь приспособиться к вашему теперешнему состоянию.

Синтия решила воспользоваться присутствием единственного человека, с которым можно поговорить об этом. Уилл ее просто не поймет. Полин проводит с ней все вечера, показывает фотографии, старается пробудить память. Сказать Полин, что она не чувствует себя самой собой, значит, обидеть ее.

— Я чувствую, что все не так… Эти люди… Как они относятся ко мне… То есть вот, посмотрите. — Она вынула руку из перевязи и показала Гвен кольцо.

— Очень красивое, — вежливо сказала медсестра, но ее темные глаза расширились при виде огромного бриллианта.

— Бросьте. Да на это кольцо можно целый год кормить какую-нибудь страну третьего мира.

— Наверное, — согласилась Гвен.

— Я не чувствую, что оно мое. Я не ощущаю свою принадлежность к столичным снобам, которые посещают частные школы и получают все, что хотят. Я — как рыба, выброшенная из воды. А так не должно быть. Если это моя жизнь, почему она кажется мне чужеродной? Как я могу быть той, кто я есть, если не знаю, кем была?

— Дорогая, это слишком серьезный разговор для трех часов ночи. Но вот вам совет рыбки из Теннеси, которая плавает в водах Манхэттена. Перестаньте спрашивать себя, кем вы были, и будьте самой собой. Вы потеряете рассудок, если будете постоянно думать о том, что вам следует делать и как поступать.

— Как этого добиться?

— Для начала перестаньте сопротивляться своим ощущениям. Когда вы выйдете из больницы, чтобы начать новую жизнь, считайте себя Синтией Демпси. И поступайте так, как подсказывают ваши чувства. И если новой Синтии чизбургеры и пиво нравятся больше, чем икра и дорогие вина, ешьте чизбургеры и пейте пиво. Только вы знаете, кем хотите теперь быть. И никому не позволяйте мешать вам.

— Спасибо, Гвен. — Она обняла медсестру, своего единственного друга в новой жизни. — Меня выпишут завтра. Уилл увезет меня в нашу квартиру. Я представления не имею, что ждет меня там, но, если мне захочется чизбургеров и пива, вы составите мне компанию?

Гвен улыбнулась:

— Непременно. — Она записала свой номер телефона в маленький блокнотик Синтии. — И не волнуйтесь. Жизнь с Уильямом Тейлором не может быть плохой.

Синтия кивнула и улыбнулась в ответ. Ей оставалось надеяться, что Гвен права.