Сладких снов

Андерс Рослунд, 2019

ОДИН ИЗ ЛУЧШИХ КРИМИНАЛЬНЫХ РОМАНОВ В ШВЕЦИИ. ОТ ПРИЗНАННОГО МАСТЕРА ЖАНРА. Сидя прохладным летним днем на кладбище у могилы жены, криминальный инспектор Эверт Гренс встречает женщину, удивительно похожую на его погибшую Анни. Та показывает ему могилу с простым белым крестом и одной-единственной надписью: «Моя маленькая девочка». Дочь этой женщины необъяснимо пропала несколько лет назад: отчаявшаяся мать потеряла всякую надежду и теперь приходит оплакивать пустой гроб. Гренс решает во что бы то ни стало узнать, что случилось с девочкой, – это дело становится для него слишком личным. Оказывается, в тот день в Стокгольме пропали сразу две девочки. И криминальный инспектор даже не подозревает, куда приведут его эти таинственные исчезновения. Гренсу предстоит раскрыть самое сложное, грязное и опасное дело в своей жизни. И шанс у него будет всего один… Мощный скандинавский нуар, затрагивающий страшные, но актуальные темы. «Андерс Рослунд пишет на двух языках – мрачном и очень мрачном. „Сладких снов“ потрясет вас до глубины души. Выдающийся образец скандинавского нуара!» – New York Times «Мастерски написанный роман на сложную и требовательную тему. Приготовьтесь к кошмарам после прочтения…» – Göteborgsposten «Мрачный триллер, который пощекочет вам нервы. Андерс Рослунд удивительно талантлив». – Эрик Аксл Сунд «Отличительная черта Андерса Рослунда в том, что он создает одинаково убедительных злодеев и героев. В его истории невозможно не верить». – Thrillzon

Часть 2

Оба приготовились постучаться в самое сердце тьмы.

Кабинета ему уже недостаточно. Некоторое время Эверт Гренс бродит между окном и дверью, диваном и книжным шкафом, но вскоре, устав цепляться то за одно, то за другое и наступать себе на пятки, выходит в пустой коридор следственного отдела. Эхо шаркающих шагов заполняет гулкое пространство.

Без четверти три.

Гренс одинок, как и каждую ночь.

Около десяти вечера, за два часа до полуночи, самое удобное время проникнуть сюда, если хочешь остаться незамеченным. Прошмыгнуть через черный ход и сразу на лестницу. Лифтов Гренс не любит. В случае чего на площадке возле лифта негде спрятаться, не говоря о самом лифте. Не то что в темных коридорах.

Теперь Гренс знает, как кашляет кофейный автомат, прежде чем — как по щелчку — смолкнуть. Словно простуженный. И шипение копировального аппарата, похожее на недовольный шепот. Слишком привычное, чтобы заметить его днем.

Гренс вытаскивает мобильник и набирает Марианну Херманссон, — вот уже в четвертый раз за эту ночь.

Нет ответа.

Одно время, когда Анни не стало, комиссар часто разговаривал с Марианной, потому что она задавала правильные вопросы и не давала его мыслям ускользать в нежелательном направлении. Марианна, как и Йенни, которую Гренс почти не знал, но с которой охотно общался бы и не только во сне, сдержала данное некогда слово держаться от комиссара подальше. И Гренс скучал по ней, что его совсем не удивляло.

Прошло одиннадцать недель с того дня, когда он, в насквозь промокшем траурном костюме, смотрел, как падали комья земли на пустой гроб, усыпанный красными розами и голубыми ирисами. С тех пор он ни на минуту не расставался с двумя маленькими девочками. Они играли в его мыслях, взявшись за руки, болтали и никак не желали оставить комиссара в покое. Он нарушил первое правило полицейского — не давать преступникам и их жертвам проникнуть в твою частную жизнь, удерживать их в границах расследования. И это после стольких лет работы в полиции!

Он продолжал бродить из одного конца коридора в другой, сквозь пыльный воздух и тишину полицейского участка. Восемь кругов с двумя остановками возле торгового автомата. Джем в алюминиевой формочке, бутерброд с сыром и паприкой. Между тем как сумерки снаружи постепенно начинали рассеиваться.

— Гренс?

Голос откуда-то сзади заставил его вздрогнуть.

— Это ведь ты, кто же еще.

Эверт Гренс обернулся. Далеко в конце коридора маячила сгорбленная костлявая фигура.

Черт, его засекли.

Фигура пошла на Гренса. Шаги длинных, худых ног были гораздо мягче, чем у Гренса, и поэтому почти беззвучны.

— Вернер?

— Да.

Гренс знал инспектора Гуннара Вернера сколько себя помнил. Оба они поступили на службу одной и той же зимой, оба часто задерживались допоздна: дорабатывали последний год до пенсии и одинаково плохо представляли себе, что будет дальше.

— Я знал, где тебя можно найти в пятницу вечером. Ну конечно, в коридоре следственного отдела, там, где тебя уже не должно быть.

— И откуда же ты это знал?

— Шутишь? За сорок с лишним лет службы Эверт Гренс ни разу не покидал этого здания больше, чем на пару дней. Это знают все. Как и то, как ты бродишь здесь под покровом ночи. Готов спорить, что твой начальник тоже в курсе, просто не предпринимает ничего, пока не застиг тебя на месте преступления.

Они замолчали, продолжая бок о бок мерить коридор шагами. Когда они в третий раз разворачивались возле лифта, Вернер снова заговорил:

— Я хорошо понимаю тебя, Эверт. Вряд ли найдется другое такое место, которое бы так располагало к работе. Такая тишина и никого нет.

Последние несколько десятилетий Вернер работал на прослушке. Только таким Гренс его и помнил — в больших наушниках, окруженного множеством разноцветных проводков и мониторов. После реорганизации Вернер перешел из группы прослушивания в национальный оперативный отдел и стал работать не столько со звуками, сколько с изображениями. А именно: вел беспощадную войну с криминалом в Интернете.

— Но я спрашиваю себя, чем все это может кончиться, Эверт? Иногда ведь нужно подумать и о себе, так? Не стоит поджигать свечу с двух концов одновременно. А это именно то, чем ты занимаешься.

— Я не уйду, пока не разберусь с одним делом, к которому приобщился слишком поздно, чтобы иметь хоть какой-нибудь шанс. Тем не менее… Бросить его я не могу. Я пытался, не получилось.

— Именно поэтому я здесь.

Вернер резко остановился, Гренс тоже — между комнатой отдыха и гардеробом.

— Вот как?

— Ты был у меня пару месяцев назад, Эверт. И ушел не раньше, чем взял с меня слово поработать с несколькими весьма специфическими поисковыми словами.

— Я говорил с тобой, помню. А потом еще со всеми более-менее здравомыслящими следователями Швеции… Да… Пожалуй, всей Северной Европы. С представителями Интерпола, сколько бы их там ни было, а их, не меньше не больше, сто девяносто человек. А потом еще…

— Я говорю о курточке «под зебру» и голубой бабочке.

— И?

— Твои поисковые слова. Я так и не понял, чем или кем они между собой связаны.

— Это то, что я пока предпочел бы держать при себе.

— Почему?

— Потому что кое-кто очень не хочет, чтобы я занимался этим.

Коллеги обменялись понимающими взглядами.

— Тогда я молчу. Но я хотел кое-что тебе показать… Вот, смотри.

Фотография, которую Вернер распечатал на обыкновенной бумаге, не была ни четкой, ни хорошо сфокусированной. Тем не менее более исчерпывающей информации быть не могло. Гренс даже попятился от неожиданности.

— Черт… что это?

— Это прислала одна шведская организация, вызвавшаяся нам помочь. Очень активная организация. Они ведут борьбу с…

Вернер снова выставил снимок и ближе поднял его к глазам Гренса.

–…с торговлей детьми. Сексуальная эксплуатация детей через Интернет.

Гренс пересилил себя и взглянул на снимок.

— Какой-то аноним пересылал им это фото по каналам.

Гренс прищурился и сделал то же, что и обычно в случае фотографий умерших — сосредоточился не на главном персонаже, а на его окружении. Фон, детали интерьера — все это помогает постепенно выстроить образ изнутри, заодно и к нему привыкнуть. В данном случае убогое помещение, резкий свет. Обшарпанные коричневые обои, зеркало. Жалюзи опущены, довольно неаккуратно, планки, цепочки спутаны в клубок.

Постепенно взгляд Гренса соскальзывал к центру снимка.

Но подготовиться все равно не получилось, только не на этот раз.

Девочке, которая улыбалась в камеру, было около девяти лет. Гренс никогда не видел ее раньше.

И она была совсем голая, с собачьим поводком, обвивавшимся вокруг шеи.

Лица мужчины, который стоял за ее спиной, не было видно, потому что он входил в кадр только по грудь. В одной руке он держал конец поводка, в другой табличку с надписью: «This is the first image in a series of nine»^[3].

Гренс боялся даже думать, что представляли собой остальные восемь.

— Но зачем ты тычешь мне в глаза этим? С какой стати ты решил, что мне…

— Твои поисковые слова.

Гренс демонстративно отвернулся. Тогда Вернер зашел сзади, поднес снимок к его лицу и ткнул пальцем:

— Вот здесь.

Волосы девочки.

— Заколка, видишь? Которая скрепляет ее челку на сторону.

Гренс вздохнул, следуя взглядом за крючковатым пальцем коллеги. Теперь ее увидел и он.

— Голубая бабочка, Эверт. Одно из твоих поисковых слов.

Да, это была она, голубая бабочка.

После стольких лет бессонных ночей и мучительных поисков наконец она объявилась.

Бабочка выглядела в точности как та, что была на Линнее в день ее исчезновения в супермаркете. Эту заколку мама Линнеи сделала сама и подарила дочери на день рождения, поэтому бабочка существовала в единственном экземпляре. С того времени, как был сделан последний снимок Линнеи, в ателье с неуклюжими декорациями, прошло три года — целая вечность в жизни маленького человека. Тем не менее Эверт был уверен, что с фотографии Вернера на него смотрела другая девочка, не Линнея.

— Я оставлю ее тебе, просто так, и не буду ничего оформлять. Потому что я уверен, что ты вытянешь из нее все, что только можно, Эверт.

Гренс помедлил, прежде чем принять из рук Вернера распечатанный снимок.

— Ты уверен?

— Если я сейчас вернусь в свой кабинет с живописным видом на парк Крунуберг, включу компьютер и продолжу поиски фотографий такого рода, то найду их больше, чем смогу распечатать. Гораздо больше, Эверт. За неделю я без труда найду по крайней мере сотню шведов, которые по разным тайным сетям обмениваются друг с другом чем-то подобным, и нет ни малейшего шанса, что я успею обработать все это до конца года.

Худощавый мужчина, который уже в молодые годы казался Гренсу слишком мягким для работы в полиции, не то что сам Гренс, разволновался не на шутку.

— И это при условии, что заниматься поисками буду я один. А если привлеку помощников, то — боже мой, Эверт, — их будут десятки тысяч. Если конкретнее, в прошлом году их было двадцать тысяч. При этом только в двух процентах были инициированы расследования. Каждый пятидесятый случай, Эверт!.. Одним таким мы занимались буквально на днях. Четко задокументированное сексуальное насилие, снимки, подтверждающие издевательства и даже пытки… все это лежало без движения два года, между тем как он продолжал свое дело. Несмотря на то что у нас было все — имя, место, даже номер телефона! Потому что, если подозреваемый не работает с детьми или имеет своих детей, дело автоматически понижается в приоритете. Вся моя работа в полиции, Эверт, теперь посвящена установлению приоритетности. Поэтому, передавая тебе это фото, я уверен не только в том, что ничего плохого не случится, но и что ты, Эверт, сможешь сделать гораздо больше, чем другие.

Вернер осторожно положил руку на плечо коллеге.

— И потом, если нам особенно повезет, один из моих коллег перестанет наконец шляться здесь по ночам во время вынужденного отпуска, бегать из угла в угол по коридорам следовательского отдела и мешать нам спать.

Дверь в коридор тщательно прикрыта. Шлягеры шестидесятых снимают нервное напряжение, не говоря о мягком вельветовом диване, к которому так привыкло его немолодое тело. На часах почти четыре утра, теперь и рассвет не за горами, и еще одна проведенная в этом кабинете ночь уйдет в прошлое. С возрастом ночи тянутся все медленнее, в то время как дни так и мелькают один за другим. Гренс никогда не мог понять этой арифметики.

Чертова фотография лежит на столе обратной стороной вверх. Такими делятся друг с другом люди, совершающие тяжкие преступления, не выходя из комнаты.

Одна из них попала в ящик шведской гуманитарной организации, борющейся с интернет-торговлей живым товаром. Что хотел сказать тот, кто ее туда отправил?

Кто он? Жертва? Преступник? Свидетель?

Может, ищет защиты, потому что ему угрожают?

Эверт Гренс все еще ничего об этом не знает.

Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что такие наводки не просто наводки. Что именно с этой фотографией связано что-то очень важное.

Гренс тянется к столу, переворачивает снимок.

И на этот раз комиссар сосредотачивается не на незнакомой девочке с заколкой в виде голубой бабочки, а на мужчине за ее спиной.

На безликом преступнике.

Ему под сорок. Это видно по телосложению, осанке, мускулатуре рук. Кожа белая, волосяной покров нормальный. Синяя рубашка. Тонкое кольцо на мизинце левой руки. Часы с красным циферблатом на браслете из серебристого металла. Собачий поводок в правой руке блестит в холодном свете лампы.

Кто-то выбрал именно этот снимок, чтобы донести до них что-то очень важное.

— Вернер, ты не спишь?

Гренс набирает номер Гуннара Вернера в надежде, что худощавый инспектор все еще в своем кабинете на Кунгсхольмене — штаб-квартире многих полицейских операций.

— Эту неделю у меня ночная смена.

— Я по поводу фотографии, которую ты мне передал.

— Да?

— Можешь переслать ее мне на почту в электронном виде?

— Ну, в этом случае мне придется официально все зарегистрировать. Ты ведь этого не хочешь, насколько я понимаю?

Все ясно. Именно поэтому Вернер и подошел к нему лично. Переданная из рук в руки фотография не оставляет так много следов.

— Увеличить можешь?

— Да, но снимок и без того не очень качественный.

— Сейчас я к тебе подойду.

— Не лучшая идея, Эверт. У начальства могут возникнуть вопросы. Оставайся на своем вельветовом диване, слушай музыку. А минут через двадцать спустишься к своему почтовому ящику, окей?

Ровно через двадцать минут Гренс темными коридорами пробирается к своему почтовому ящику, в который почти никогда не заглядывает. Верхним в кипе нечитаных газет и нераспечатанных писем лежит коричневый конверт формата А4, без обратного адреса и отправителя. Гренс возвращается к себе, все так же тщательно запирает дверь и осторожно вскрывает конверт указательным пальцем.

Двенадцать листов бумаги одинакового формата. Вернер разделил снимок на двенадцать частей и увеличил каждую в двенадцать раз.

Гренс опускается на колени и принимается раскладывать пазл.

Он должен вглядеться в каждую часть, в каждую деталь, чтобы вычитать из этого всего то, что ему нужно. Миллиметр за миллиметром разглядывает он безголового мужчину. Потом раздетую девочку. Спартанскую обстановку комнаты.

Но при таком увеличении контуры расплываются настолько, что порой невозможно понять, где заканчивается один объект и начинается другой.

Сверху вниз, слева направо.

С болью в коленях и ноющими бедрами, склоняясь до предела раздраженным телом над разложенными на полу листками.

И в результате — ничего.

Наконец Гренс сдается, медленно поднимается с пола.

И в этот момент все меняется — боже мой!

Случайно его взгляд цепляется за участок стены за девочкой и мужчиной. Точнее, за маленькое круглое зеркало за их спинами. Так вот что он ищет! Эти точки на стекле вовсе не грязь и не погрешности фотосъемки, как он предполагал вначале.

Эверт Гренс торопится, — то же знакомое чувство в груди. Он достает с полки антикварную лупу с рукояткой, берет с пола листок и переносит его на стол, под абажур настольной лампы, которую опускает как можно ниже.

Похоже, он не ошибся и чуть заметные пятна на стекле — это буквы на спине мужчины, точнее, на верхней части его темной рубашки.

Гренс проводит лупой снизу вверх, приближает ее к бумаге, потом отводит. Пока не становится окончательно ясно — большее увеличение только затрудняет просмотр.

Гренс выбегает в коридор, минует три запертые двери и открывает четвертую. В кабинете Свена Сундквиста в ящике стола хранится маленький пузырек, который пользовался большой популярностью во время печатных машинок, а теперь почти не востребован — канцелярский забеливатель, совсем новый, что странно.

Когда Гренс снова склоняется над листком бумаги со спиной преступника, случайно попавшей в зеркало, у него больше не болят ни колени, ни бедра. Так оно происходит каждый раз, когда Гренс имеет дело с человеком, для которого чужая жизнь менее ценна, чем его собственная. Тело наполняется адреналином, и это похоже на опьянение, поднимающееся откуда-то изнутри.

Вот так…

При разрешении, которое оставляет желать много лучшего, Гренс принимается за работу с контрастами.

Успех, конечно, маловероятен, но опыт показывает, что иногда срабатывает и это. Если изображение недостаточно контрастно, можно попробовать нанести белила на серые участки, — на то, что Гренс поначалу принял за пыль или грязные пятна на зеркале. По-видимому, это все-таки буквы, и их нужно всего лишь сделать отчетливее.

С мелкой моторикой у него всегда было неважно. Легкие прикосновения кисти в неуклюжих пальцах — и вот серые пятна организуются в некое подобие букв.

Или все-таки нет?

Он все еще ничего не видит. Но кисть порхает, направляемая все более уверенной рукой. Белая краска попадает в точности туда, куда нужно.

Он поднимает голову, чтобы разглядеть листок на расстоянии.

Вот так. Похоже, это действительно то, что надо.

Текст — чистое поле — текст.

Эверт Гренс глубоко вдохнул и выдохнул. Животом — он специально обучался этой технике. И в следующий момент увидел наконец первую букву — N — в зеркальном отражении, конечно.

Гренс снова сфокусировался на сливающихся белых пятнах, пока не сформировалась вторая — О.

Третья, напротив, долго ему не давалась. Никак не хотела вырисовываться. Как ни вглядывался Гренс, как ни пыхтел над бумагой с тоненькой кистью в руке — не видел ничего, кроме разрозненных белых участков.

С четвертой получилось проще.

Пятая.

Наконец шестая.

D I — K

Именно так, похоже, это должно выглядеть.

Гренс попытался угадать, что поставить на оставшиеся два чистых поля.

NORDISK — первая путеводная нить к голубой бабочке, которая теперь порхает в волосах совсем другой девочки.

Следующее слово вырисовывалось так же медленно. Осторожное прикосновение кончиком кисти — внимательное вглядывание — снова кисть. И вот наконец — четыре буквы из шести.

M O B F

Эверт Гренс включил компьютер, открыл Гугл и забил в поисковое поле то, что имел на тот момент:

NORDISK MOBF

Множество совпадений — Гренс не успел вылить в себя остатки холодной жижи со дна кофейной чашки.

Отсортировав рекламу и проплаченные объявления, которые, как всегда, шли первыми и мешали поиску, комиссар, в конце концов, оставил один-единственный правдоподобный вариант: Nordisk Møbelfremstilling — похоже на название мебельной фабрики.

Кликнув на ссылку, Гренс перешел на сайт с датским текстом и логотипом, который был на рубашке мужчины с фотографии. Предприятие с почтовым адресом в Рёдберге — небольшом городке, о существовании которого Гренс узнал впервые. Судя по карте, Рёдберг находился на острове Фальстер, в паре миль к югу от города Нюкёбинг-Фальстер, на юго-востоке Дании.

Гренс быстро поднялся — он не желал смотреть на эту фотографию дольше необходимого. На данный момент был актуален лишь один листок из двенадцати — тот, который с зеркалом и текстом. Именно он дал первый фрагмент картины, из-за которого комиссар подвергся сомнениям. Что на самом деле стояло за всем этим? Что, если кто-то таким образом подшутил над ним?

Он имел дело с опытным педофилом, перепродававшим товар подельникам через Интернет, — иначе как объяснить информацию о еще восьми изображениях в той же серии? Мог ли такой тип повести себя настолько неосторожно, что сфотографировался в рубашке с логотипом, дававшим четкую наводку полиции? Которую стокгольмский комиссар раскрыл, опираясь исключительно на технические средства доцифровой эпохи — лупу и канцелярский забеливатель, вышедшие из употребления еще до начала XXI века? Или же это голубая бабочка разбудила его воображение и заставила увидеть то, что Гренс хотел бы видеть?

Комиссар опустился на корточки и собрал с пола оставшиеся листки, переворачивая каждый обратной стороной, чтобы не смотреть на изображения.

Но, может, еще и затем, чтобы перестать формулировать все новые вопросы, подводящие к самому последнему, в отношении которого Гренс совсем не был уверен, что хочет знать на него ответ. Был ли этот снимок и в самом деле скрытым посланием, за которым стояла некая история? То есть была ли девочка с голубой бабочкой в волосах как-то связана с другой, которая тоже носила такую заколку и на чьих фиктивных похоронах Гренс побывал всего пару месяцев назад?

Суббота, половина шестого утра — время, когда большинство нормальных людей отсыпается после рабочей недели. Эверту Гренсу на это наплевать. Он давно приучил своих коллег к тому, что их могут разбудить хоть посреди ночи — в любой момент, когда у него возникнет в этом необходимость. Чаще всего это случалось именно тогда, когда нормальные люди не разговаривают по телефону, и это служило самым очевидным доказательством того, как мало было дела комиссару до привычек нормальных людей.

Именно поэтому он еще раз набрал ее номер. Пятый раз за какие-нибудь пару минут.

И именно поэтому она отказывалась отвечать, как и каждый раз на протяжении почти года. Но сегодня Гренс решил не сдаваться, и Марианна как будто это почувствовала. Потому что после того, как он позвонил еще и еще, а потом и еще два раза, она наконец приняла вызов.

— Эверт? И именно сейчас, когда…

— Доброе утро, Марианна.

— Похоже, ты меня не понял. Я не желаю иметь с тобой никаких дел. Ни-ко-гда.

— Я понял. Хотя никогда не считал эту идею удачной.

— Я кладу трубку. И не заставляй меня менять номер.

— Не клади трубку. Я хотел поговорить не с тобой.

Она замолчала, и Эверт услышал чье-то медленное дыхание на заднем плане. Кто это так сладко храпел рядом с ней? Его шеф Эрик Вильсон?

— Так с кем ты хотел поговорить? С Эриком? Вы каждый день видитесь на работе.

— Во-первых, я хотел бы попросить тебя ничего не говорить Эрику об этом моем звонке.

Она опять замолчала, и Эверт прекрасно понимал ее сомнения. В кои-то веки он дозвонился на ее номер, и этот разговор мог бы стать первым шагом к примирению, потому что это по вине Гренса Марианна перевелась в другой отдел, и в результате комиссар заявляет, что хочет говорить не с ней, а с кем-то другим. Одно это звучало подозрительно.

— Вот как? И что это значит? И с кем же это ты, интересно, хотел поговорить, если звонишь на этот номер посреди ночи и не желаешь слышать ни меня, ни Эрика?

— Ты знаешь, что с тобой я готов говорить в любое время. И даже не только говорить… Но именно сейчас, Марианна, именно в это утро, я хотел бы с твоей помощью выйти на того молодого человека, с которым мы работали в прошлом году и который может то, чего не может никто — вскрыть любую тайную сеть в Интернете.

— Билли?

— Возможно. Двадцать лет или около того. Тощий, бледный и… немного себе на уме.

— Билли.

Она замолчала вот уже в третий раз. То, что поначалу казалось Гренсу раздражением, а потом перешло в сомнения, теперь выглядело как осторожность.

Марианна понизила голос:

— Чем ты занимаешься, Эверт?

— Одним расследованием.

— Для которого тебе требуется помощь человека извне? И о котором ты не хочешь говорить своему непосредственному начальнику?

— Расследованием, которое… не совсем официальное, скажем так. Пока…

На какое-то мгновение Гренс почувствовал, что она его поняла. Марианне всегда нравилась его дерзость идти в обход системы.

— Ну хорошо. Я знаю, как на него выйти. Я свяжусь с ним и потом перешлю тебе его адрес. Потому что, как я догадываюсь, ты не слишком жаждешь видеть его у себя в отделении?

Если момент понимания и был, то он прошел.

— Сам-то как?

— Я?

— Ты ведь понимаешь, что долго так продолжаться не может? Все очень серьезно, если ты беспокоишь людей звонками в такой час. Ты заработался, Эверт. Ты бежишь, и мы с тобой оба прекрасно знаем от чего.

В ее голосе снова прорезались острые, холодные нотки.

— И еще одно, Эверт. Я желаю тебе успеха в твоем новом расследовании, чем бы ты там ни занимался. Но я прошу тебя не звонить мне больше. Я все-таки сменю номер, это я сейчас так решила. Все. Береги себя.

Она положила трубку.

И электронная тишина, как всегда, оказалась невыносимее любой другой.

Эверт Гренс больше не мог оставаться в своем кабинете. Его одиночество больше не было добровольным, а потому давило. Комиссар прогулялся до одного кафе на Хантверкаргатан, которое открывалось раньше других, взял три теплые булочки с корицей и два кофе, черных и крепких. И только успел расположиться за столиком, как пришло сообщение с адресом и кодом домофона. С ее старого номера.

Комиссар редко пользовался метро, но неофициальное расследование требовало столь же неофициальных средств передвижения, не зарегистрированных в управлении полиции. Гренс вышел на станции Сканстюлле и тут же пожалел о том, что так редко посещал Сёдермальм без машины. Так приятно прогуляться пешком по Стокгольму. Гренс пересек Гётгатан и, направляясь по Катаринабангатан в сторону Нюторгет, впервые за долгое время почувствовал себя спокойным. Возможно, это было не совсем то, что воображает себе кое-кто из местных жителей, но вполне себе уютный район, овеянный духом старины, которая почти не ощущалась в той части города, где комиссар прожил бо́льшую часть жизни.

Пять ступенек вверх и лифт, который выглядел намного старше самого Гренса. При одном только взгляде на дверь с металлической решеткой у комиссара перехватило дыхание. Пришлось подниматься по лестнице, этаж за этажом. Позвонив наконец в дверь, Гренс в полной мере ощутил проблему прямо противоположного характера, — дыхание стало слишком частым.

— Доброе утро, комиссар.

Потертые джинсы, застиранная рубаха и на удивление бодрый вид.

— Доброе утро, Билли. Уже проснулся?

— Я еще не ложился, комиссар. Засиделся за компьютером.

— Прошу тебя, не называй меня комиссаром. Ты уже, наверное, понял, что я здесь как частное лицо. Войти можно?

Квартира оказалась небольшой и совсем не такой, какой Гренс ожидал ее увидеть. Ни пустых банок из-под колы и энергетических напитков, ни коробок из-под пиццы или индийской кухни навынос. Везде чистота и порядок, мебель в комнатах выглядела дорогой. Тем не менее это была квартира обитателя виртуального мира: комиссар почувствовал это сразу. Ее святыней был стол с компьютерным оборудованием возле окна в гостиной.

— И как же мне вас называть?

— Эверт.

— Странно как-то…

— Меня звали так, сколько себя помню. Странно, не спорю, но выбора у нас нет. Меня зовут так, как меня зовут.

— Вы не производите впечатления человека, которому нравится, когда малознакомые люди обращаются к нему по имени, — вот что я имел в виду.

Они сели. Юный айти-гений перед компьютером, пожилой комиссар на табуретке, справа от него.

— Прежде чем мы начнем, я хотел бы кое о чем тебя предупредить, — сказал Гренс и сам не заметил, как понизил голос. — Фотографии, с которыми мы будем работать, связаны с самым отвратительным, что только может быть в человеке.

Комиссар выложил на стол распечатанный снимок, и молодой человек сделал то же движение, что когда-то и он сам, — отпрянул, словно для того, чтобы сделать увиденное менее реальным.

— Здесь, на обратной стороне, какие-то цифры и буквы, их нацарапал тот, кто передал мне этот снимок. По мне, все это абракадабра и не более того. Но для тебя они, наверное, что-то значат.

Гренс перевернул листок, на что Билли отреагировал движением ровно противоположного характера — приблизил лицо к листку и расслабился.

— Это адрес из неиндексированного Интернета.

— Вот как?

— Даркнет, комиссар. Простите, но я буду называть вас именно так. Язык не поворачивается по-другому.

— Дарк… мне это ни о чем не говорит.

— Серьезно?

— Серьезно.

— Но… не понимаю, как вы можете работать в полиции, этой штуке бог знает сколько лет.

— В том-то и проблема, Билли. Мне тоже бог знает сколько лет.

Билли улыбнулся, почти ласково.

— Криптосеть под прикрытием обычного Интернета. Для официальных поисковых систем эта часть Сети полностью вне зоны досягаемости. Сайты со скрытыми IP-адресами, на которые нельзя выйти, просто погуглив в Интернете. Но даже если вы каким-то образом наткнетесь на ссылки, нечего и думать проникнуть туда без специального браузера.

— Наверное, поэтому я и сижу здесь.

— Наверное, поэтому вы здесь и сидите.

Когда Эверт Гренс садился за компьютер, то слишком сильно бил по клавишам, как это делают все прошедшие школу печатных машинок. Для Билли такой проблемы явно не существовало. Его пальцы так и танцевали по клавиатуре, как будто составляли с ней одно целое.

— Чтобы открыть Даркнет, нужно специальное программное оборудование. Обеспечение анонимности, так это называется. И здесь у меня есть несколько вариантов на выбор… Вот, видите, комиссар?

Гренс взглянул на монитор. Точнее, на мониторы, потому что работало их сразу четыре штуки. Не прошло и нескольких минут, как абракадабра Гуннара Вернера вывела их на ту же самую фотографию. Точнее, на ее цифровой оригинал, который Гренс видел впервые.

— Могу я спросить одну вещь, комиссар?

— Да?

— Почему мы сидим здесь, а не в отделении полиции?

— Потому что это единственная возможность довести расследование до ума.

— Полагаю, это не грозит мне никакими неприятностями в дальнейшем? Ну… Это я на случай, если кому-то придет в голову поинтересоваться, зачем я это скачиваю и ради чего захожу на такие сайты.

— Если кто-то из нас и рискует, то это я, обещаю тебе.

— Можно в письменной форме? Ну, что вы берете на себя полную ответственность и все такое…

— Если хочешь закончить прямо сейчас, так и скажи. Я не стану тебя ни о чем спрашивать, тем более уговаривать. Но если будешь и дальше мне помогать, давай обойдемся без формальностей.

Оба как по команде перевели взгляд на мужчину с поводком в одной руке и с табличкой в другой. Первая фотография в серии из девяти.

— То есть существует еще восемь? — спросил Билли.

— Именно так я это и понял, — ответил Гренс.

— И он предлагает нам взглянуть на остальные.

— Похоже на то.

— Педофилия, комиссар?

— Я и сам хотел бы выяснить.

Вскоре ни у того, ни у другого не осталось сил смотреть на обнаженную девочку. Гренс подошел к окну с видом на пестрые крыши Сёдера, а Билли отправился на тесную, как каморка, кухню и включил кофеварку.

— Кофе, комиссар?

— Только если мы продолжим.

— Мы продолжим.

Юный голос вдруг зазвучал старше.

— Потому что я хочу, чтобы вы поймали этого черта. И всех тех, кто с ним заодно.

Билли поставил между клавиатурой и экранами две огромные дымящиеся фарфоровые чашки — по пол-литра кофе в каждой — и ткнул пальцем в запись на обратной стороне бумаги.

— Эта абракадабра, как вы выразились, комиссар, — уникальный шифр, своего рода название этой картинки в Сети. Лично я в таких случаях поступаю просто — меняю в шифре пару знаков и таким образом шифрую следующий объект в серии. Поэтому сейчас я буду варьировать эту последовательность.

Так Билли и сделал — заменил одну из единиц на двойку.

–…почти уверен, что рано или поздно это приведет нас к следующей, и…

Билли осекся на середине фразы.

Ни он, ни Гренс не могли больше ни говорить, ни слушать, потому что на мониторе и в самом деле появилась следующая картинка.

— Вот, смотрите, комиссар, предыдущую фотографию он выложил четырнадцатого июля. А эту на следующий день, пятнадцатого. И создал слайд-шоу. Теперь мы поменяем еще одну цифру, и…

Сразу несколько изображений заполнили экран. Взрослый мужчина насиловал девочку-подростка, и этот процесс был представлен поэтапно: от кадра к кадру. Как в анонсе.

— Это все, комиссар, что было в этой рассылке.

— Можешь это сохранить?

— Уже сделано.

Пол-литровые чашки со сваренным кофе стояли пустые.

Эверт Гренс опустил флешку во внутренний карман пиджака.

— Когда я был маленький, комиссар, мы копировали VHS-кассеты, а потом шли на почту и отправляли их в запечатанных конвертах с адресом и марками, так что тот, кому это предназначалось, мог получить посылку только через несколько дней. Я только хочу сказать, мне нет и двадцати восьми, то есть я не такой старый. Но что теперь? С этой флешки вы загрузите снимки быстрее, чем успеете сказать «Меня зовут Эверт Гренс», и разошлете их на множество файлообменников и облачных сервисов по всему миру. Я очень люблю Интернет. Но тот, кто все это сотворил, едва ли представлял себе возможные последствия своего изобретения.

Молодой человек протянул комиссару руку.

— Мои услуги стоят денег, комиссар. Надеюсь, вы это понимаете.

Гренс кивнул и пошел к выходу, оставив Билли сидеть за компьютером. Но уже у двери молодой человек неожиданно его окликнул:

— И сколько там еще таких, комиссар? В Даркнете, я имею в виду…

Гренс пожал плечами:

— Понятия не имею.

— Но ведь кто-то же имеет… Хотя так даже лучше. Проще жить.

Спустившись по лестнице с шестого этажа и снова оказавшись на роскошной Катаринабангатан, он остановился перевести дух.

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Здесь была другая реальность, отличная от той, виртуальной, в которой он только что побывал.

В этой Гренс, по крайней мере, знал правила игры.

Он понимал, насколько все серьезно. И что сейчас он должен идти прямиком к своему шефу, чтобы передать ему флешку с файлами. А заодно и результаты исследования букв на рубашке, предположительно читающихся как Nordisk Møbelfremstilling — предприятие в городке под названием Рёдберг, в паре миль к югу от Нюкёбинг-Фальстер.

Гренс прекрасно понимал все это, тем не менее поступил по-другому.

Он прогулялся до Гётгатан и взял такси до Арланды^[4].

Его отстранили от дела. Ни начальство, ни родители девочки, которую недавно объявили мертвой, не заинтересованы в продолжении расследования. Но плюшевому мишке с красным бантиком в белый горошек не место в могиле с пустым гробом, и единственный, кто поддерживает Гренса в этом, — маленький мальчик, ее брат. Пока это так, продолжать стоит.

Когда Эверт Гренс сидел у окна в ресторане «Ист-Сайд-грилл», шел дождь. Немногочисленные прохожие на улицах выглядели мокрыми и продрогшими. Куриные бургеры за восемьдесят девять датских крон не имели запаха. А когда Гренс повнимательней пригляделся к офисным помещениям в здании напротив, понял, что все они пустуют.

Он сидел в единственном действующем ресторане в Рёдберге, на единственной (она же была главной) улице, и картина за окном не навевала ничего, кроме уныния.

Потребовалось чуть больше часа, чтобы покинуть Арланду и Стокгольм. Еще час в воздухе — до Каструпа^[5] и Копенгагена. Еще полтора — до Нюкёбинг-Фальстера по железной дороге. Комиссар любил эту страну, отделявшую Швецию от континента, понимал по-датски почти все и всегда был рад здесь оказаться. Но не в этот раз. Не по этому делу, начавшемуся возле двух пустых могил, символизирующих смерть двух маленьких девочек.

Интересующее его предприятие, судя по карте в мобильнике, располагалось в каком-нибудь километре отсюда. Владелец ресторана, оказавшийся более милосердным, чем предлагаемая им еда, вызвался даже одолжить комиссару зонтик. Городок же на поверку оказался не только унылым, но и заброшенным. Гренс повстречал пожилую даму с такой же пожилой собакой да мальчика-подростка, который, пригнувшись, пересекал площадь под дождем на велосипеде. В остальном все было пусто.

Гренсу, всю жизнь прожившему в большом городе, это казалось странным и невыносимо скучным. Он просто не представлял себя в такой обстановке.

Белый фасад со знакомым логотипом уже маячил за последним поворотом главной улицы. К производственному корпусу примыкала офисная часть, куда Гренс и направился. Улыбчивая молодая женщина за регистрационной стойкой поздоровалась и спросила о причине визита.

— Для начала я хотел бы убедиться, что эта рубашка имеет отношение к форме вашего предприятия.

Гренс протянул женщине распечатку фотографии без девочки и таблички.

— Простите, вы о чем?

— Рубашка. В зеркале отражаются буквы, которые можно прочитать как название вашей фирмы. Я хотел убедиться, что это действительно так.

Женщина взяла листок и посмотрела сначала на снимок, а потом на Гренса.

— Кто вы? И почему задаете такие вопросы?

Гренс нащупал полицейское удостоверение в кармане пиджака и выложил его на стойку.

— Эверт Гренс, комиссар криминальной полиции из Стокгольма.

Женщина открыла обложку из черной кожи. Сверила фотографию в удостоверении с лицом мужчины, который стоял перед ней. Осторожно потрогала пальцем золоченую гербовую корону.

— Комиссар криминальной полиции?

— Да.

— Из Швеции?

— Именно.

— И вас интересует наша форменная одежда?

— Я хотел бы знать, действительно ли она ваша.

Женщина продолжала разглядывать то Гренса, то удостоверение, то распечатку.

— У нас два варианта форменной одежды, зимний и летний. И да, это зимний вариант.

Гренс вздохнул — облегченно и про себя, потому что женщина не должна была это заметить. Очевидно, он был на верном пути и не зря проделал это путешествие.

Он прибыл именно в то место, откуда нужно начинать поиски.

— Сколько у вас сотрудников?

— Не уверена, что могла бы отвечать на подобные вопросы, даже если бы вы были датским полицейским.

Гренс понял намек, но не подал виду. Он не спешил вмешивать в это дело местных коллег.

— С кем я мог бы поговорить в таком случае?

Она показала на комнату совещаний за стеклянной стенкой чуть дальше по коридору, где четверо мужчин, с бумагами и папками, о чем-то увлеченно дискутировали.

— Похоже, им не до нас. Несмотря на выходные.

— Заказов мы получаем больше, чем можем выполнить.

— Тогда, возможно, всем будет проще, если мне поможете вы? Итак, сколько у вас сотрудников?

Она снова перевела взгляд на стеклянную стенку. Там ничего не изменилось. Врываться посреди совещания была не лучшая идея.

— Двадцать два.

— Из них мужчин?

— Один, два… Восемь… Четырнадцать.

— Из них между двадцатью пятью и сорока годами?

— Что?

— Сколько у вас сотрудников старше двадцати пяти и моложе сорока лет?

— Не имею ни малейшего представления. Я работаю здесь не так давно и не настолько хорошо их знаю.

— Полагаю, имеются какие-то списки. Может, мы могли бы в них заглянуть?

Женщина в третий раз бросила взгляд в глубь здания. Похоже, дискуссия за стеклянной стенкой только ужесточилась.

Настырный шведский полицейский по ту сторону стойки, за спиной — агрессивно настроенное начальство. Похоже, дама не без оснований чувствовала себя загнанной в угол.

— Одну минуту.

Ее пальцы забегали по клавиатуре, — такие же уверенные и легкие, как и у Билли из Стокгольма. Как будто компьютер стал частью человеческого тела, незаметно наращенной за одно поколение.

— Четверо. Двадцать шесть, двадцать девять, тридцать и тридцать восемь лет.

Гренс перегнулся через стойку и просмотрел таблицу на мониторе снизу вверх.

— Эй, что вы делаете?

— Мне только интересно, есть ли у вас их фотографии.

— Оставайтесь там, где стоите.

— Мне очень хотелось бы взглянуть на них.

Больше она ни на чем не настаивала. Даже не вздохнула. Просто развернула монитор и подвинула ближе к Гренсу.

— Он, он, он и он… Эти четверо между двадцатью пятью и сорока годами. Вы удовлетворены?

Комиссар улыбнулся, кивнул, стал приглядываться. Но улыбка быстро сошла с его лица, потому что ни один из мужчин не был тем, кто ему нужен.

Один слишком тощий, другой наоборот. У этого недостаточно широкие плечи. У того коротковаты предплечья.

— И это… все?

— Похоже на то. Мы закончили?

Гренс навалился на стойку, опершись на локти. Он не мог позволить всему этому закончиться просто так.

— Нет.

— Нет?

— Мы не закончили. Давайте продолжим с вашими бывшими сотрудниками. Посмотрите тех, кто работал у вас последние пять лет. Больше, наверное, рубашки не выдерживают.

Медленно, позволяя Гренсу заглядывать ей через плечо, женщина прокручивала документ с фотографиями. Здесь были все, кто за последние пять лет ушел с предприятия с высокой текучестью кадров. Они успели просмотреть четырнадцать личных дел, с приказами и фотографиями, когда вдруг Гренс дернулся… Грудь…

— Задержитесь, пожалуйста.

Комиссар поднес распечатанный снимок к экрану. Мужчина был даже в той же самой рубашке.

Плечи, торс, руки — все совпадало.

Цвет кожи, волос — все.

Осанка…

— Вот…

Даже кольцо на мизинце левой руки.

— Кто он?

— Это было еще до меня…

— Можете показать файл?

Когда дама легким нажатием клавиши открыла личное дело бывшего сотрудника, его портрет увеличился. Теперь Гренс смотрел в глаза тому, кого искал, а тот — в глаза Гренсу.

Темно-русые, на скандинавский манер, волосы.

Белоснежная кожа.

Немного полноват, пожалуй, но с мускулами все в порядке.

Круглые щеки, трехдневная щетина и губы — припухлые, хотя он и сжимает их перед камерой.

— Карл Хансен.

Она открыла следующее окошко личного дела.

— Продавец, проработал у нас… ну да, восемь месяцев. Уволился год назад.

Они снова посмотрели друг на друга, Эверт Гренс и мужчина, который стоял за спиной голой девочки. До сего момента безликий.

— Адрес?

— Когда он здесь работал… Лердаль, здесь написано. В паре миль отсюда.

— А если ввести этот адрес в обычный поиск? Он до сих пор там живет?

Она бросила на комиссара взгляд, который мог означать только «а с какой стати я должна это делать?», тем не менее открыла поисковую программу. Как видно, дама поняла, что чем быстрее шведский полицейский получит то, что ему нужно, тем быстрее она от него отделается.

— Да. Он до сих пор живет там.

— Можете записать название улицы и номер дома на обратной стороне?

Гренс перевернул лист с распечатанным снимком, из которого незадолго до того вырезал Карла Хансена, и положил на стойку.

Она все записала. Карандашом, который громко царапал бумагу.

— Хотите знать, кто еще там живет?

— Да, можете посмотреть?

Она приложила палец к экрану, провела под текстом.

— Еще два человека с такой же фамилией и по тому же адресу. Женщина тридцати четырех лет, которую зовут Дорте, и девочка девяти лет, Катрине.

— Отлично, спасибо.

Только она вздохнула с облегчением, оттого что все наконец закончилось, как Гренс продолжил:

— Надеюсь, вы понимаете, что то, о чем мы только что говорили, не для посторонних ушей. Я имею в виду как ваших коллег, так и всех вне этого здания.

Ее взгляд можно было истолковать, пожалуй, как недружелюбный. Женщина повернулась спиной к начальству за стеклянной стенкой.

— Да, но если они спросят, я расскажу все как было.

То есть как неприятный шведский старик ворвался в офисный корпус и стал приставать к ней с вопросами о вещах, к которым не имеет ни малейшего отношения. И как она просила его удалиться, пригрозив вызвать датскую полицию.

Выйдя на проливной дождь, Эверт Гренс забыл раскрыть зонт. Совсем как на скамейке на кладбище. С той только разницей, что на этот раз он не стал ложиться на спину плашмя, позволив каплям разбиваться о лоб и щеки. На подобные удовольствия у Гренса просто не оставалось времени. Он и сам не мог понять, в чем здесь дело, но мысль о том, что надо торопиться, укреплялась все больше с каждым шагом, пока он, петляя между лужами, удалялся от офисного здания. Ведь чертова фотография была послана анонимом не просто так. Кто-то рассчитывал на то, что инспектор полиции из Стокгольма незамедлительно прибудет именно сейчас, именно в этот город.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Это первое изображение в серии из девяти (англ.).

4

Арланда — аэропорт в Стокгольме.

5

Каструп — аэропорт в Копенгагене.