Дневник «Норд-Оста»

Геннадий Ангелов, 2013

Здание театра в Москве захватили чеченские террористы. Три дня в заложниках для многих жертв, оказались трагическими. В один миг жизнь сотен зрителей превратилась в настоящий кошмар. Главная героиня романа Ольга, попадает в непростую ситуацию, выход из которой граничит с жизнью и смертью. Находясь на волосок от гибели, она обещает одной из чеченских смертниц выполнить сложное поручение. Цена данного слова – свобода. В опасных и невероятных приключениях герои романа на краю пропасти, среди холодных гор и ущелий, находят то, что помогает им выжить. Чувства любви и преданности придают сил, и не дают погибнуть в трудные минуты.

Глава 16

С утра позвонил Валерка с работы и давай обо всём расспрашивать. «Откуда он узнал о дневнике? — Думал я, — Наверное, Ленка проговорилась, или кто-то из редакции».

Я решил сегодня в любом случае дочитать Олину тетрадь, а вечером поехать к ней в больницу. Выключив телефон, я сварил кофе, улёгся на диван и продолжил чтение.

Страницы дневника:

«Уснула я сразу, как только уселась в кресло. И снова приснился сон, в котором я была маленькой девочкой. Папа меня ругал за то, что я порвала новое платье. Стало очень обидно, ведь я случайно задела рукавом платья за край стола.

Проснулась от того, что по щёкам текли горячие слёзы. Вокруг стояла тишина, дети продолжали спать. На душе было больно и обидно.

«Почему нас не спасают? — Думала я, — Неужели забыли и бросили на произвол судьбы…»

После сна во рту пересохло, и я встала, чтобы пойти и выпить воды. Одна девочка проснулась и потянула меня за край куртки.

— Тётя Оля! Тётя Оля, я хочу в туалет.

— Сейчас пойдём, милая.

Я взяла её за руку и повела за собой, на выход из зала. Заглянув я обнаружила, что в туалете нет окон. Как будто специально их не сделали…

«А если попытаться убежать…», — промелькнула у меня шальная мысль. В коридоре располагалось окно, и рядом никого не было. И как вниз спускаться? Высота довольно приличная. Да всё равно как, лишь бы убраться от этого места. Ну и эгоистка же ты Олечка. А дети? Ты хотела их бросить и убежать? И кто ты после этого? Во мне заговорила совесть и я поняла, что если бы и была возможность убежать, одна и без детей я бы не смогла этого сделать.

— Тебя как зовут? — спросила я пучеглазую девочку.

— Меня зовут Соня, хотя полное имя — София!

— Тогда давай, садись ко мне на колени и рассказывай.

С Сонечкой мы говорили, где-то часа полтора. Она мне рассказала о школе, друзьях. О том, что любит рисовать красками, карандашами. Наш разговор оборвала Тамара, которая пришла с одним из боевиков.

— Ты раненого сможешь перевязать? — спросила она.

— Не знаю, никогда раньше этого не делала.

— Когда-то всё приходиться делать в первый раз, если не умеешь, то придётся этому научиться. Пойдём со мной.

— А за детьми, кто будет присматривать?

— Это недолго, за пять минут ничего не случиться.

И мы пошли втроём по длинным коридорам театра.

— Уже освободили триста человек, — сказала она. — Очень плохо идут переговоры. Русские тянут время и не хотят идти на уступки.

В холле было много людей, в центре на полу лежал мужчина и стонал. Я увидела на лацкане пиджака депутатский значок. Вокруг толпились боевики и о чём-то, спорили между собой. Тамара взяла сумку с красным крестом и протянула мне.

— Открой её, внутри есть всё самое необходимое.

Мужчина лежал с закрытыми глазами, лицо его искажала гримаса боли. Я увидела у него два пулевых ранения, в ногу и плечо.

— Потерпите не много, — сказала я ему, — сейчас вам будет легче.

— Вы врач?

— Нет, к сожалению, я заложница и к медицине не имею ни какого отношения.

Перевязав бинтом первую рану, дрожащими руками, принялась за вторую. С ней было труднее, но я справилась и с этой задачей. В сумке лежали антибиотики и обезболивающие таблетки. Я взяла несколько штук и дала их раненому.

Он дрожащей рукой взял у меня стакан воды и запил лекарство.

Сказал спасибо и с трудом улыбнулся.

— Как зовут мою спасительницу?

— Оля, меня зовут Ольга.

— Ещё раз спасибо тебе, Олечка! Скоро вас всех освободят, власти делают всё, что от них зависит, — сказал он шёпотом.

— Скорей бы, — ответила я ему, а сама прислушалась к разговору чеченцев.

— Русские упираются и не хотят выводить войска из Чечни. Просят, чтобы мы освободили женщин и детей! Только потом они предпримут конкретные действия.

— Так мы освободили больше триста человек, разве этого не достаточно? Они думают, что мы шутим, и спокойно, без крови уйдём? Ох, как шайтаны ошибаются.

— Пускай только попробуют штурмовать, я сразу взорву здание. Этот депутат останется у нас, он прибыл с парламентариями и начал довольно резко отзываться о Грозном. Назвал извергами и убийцами.

— Ха! — Ха! — Ха! — засмеялся высокого роста боевик.

— Он не знает, что такое настоящий беспредел! Жаль, что сразу не пристрелил его. Пусть знает собака дикая, как оскорблять честных людей!

— Джамиль, отрежь ему язык, и выброси на улицу. Пускай коты и собаки отведают депутатского язычка.

И они все хором как лошади заржали. И Джамиль, подошёл и со всей силы ногой ударил депутата в живот. Тот закричал от боли и выгнул спину. Чеченец достал нож и медленно провёл по горлу раненого. Тонкая струйка крови потекла на воротник белой рубашки.

— Не вздумай убивать, — закричал один из боевиков.

— Джохар, разреши я вырежу ему сердце.

Джамиль потянул пленного за ворот рубахи.

— Успеешь ещё, время есть у нас, он никуда не денется.

Я дрожала, и старалась не смотреть в их сторону. Боялась я одного, сорваться и закричать от страха. Зубы стучали как мелкая дробь по стеклу. «Хоть бы меня не тронули…» — думала я, от отчаяния.

— Ты, что тут стоишь?

Я поняла, что обращаются ко мне и с ужасом повернулась к ним.

— Пошла на х… отсюда, не то я за себя не ручаюсь.

— Тамара! Тамара! — крикнул чеченец. — Забери эту девку!

Он медленно направился в мою сторону, и я замерла, не зная, что делать дальше.

Второй раз спасла меня Тамара, которая пришла вовремя и остановила этого грозного боевика.

— Не трогай её, она присматривает за детьми. Это я сюда привела её, чтобы она перевязала раненого.

— Много чести для этой русской собаки. Надо было оставить его подыхать. Пускай бы захлебнулся кровью…

Тамара силой меня развернула и толкнула к выходу.

— Иди прямо, не оборачивайся, — сказала она вполголоса.

Я шла ни живая, ни мёртвая, еле передвигая ноги. Во рту пересохло и хотелось пить. В любой момент могли убить или же изнасиловать. Возле выхода я усилием воли заставила себя повернуть голову и взглянуть на депутата. Он лежал тихо и не стонал.

«Наверное, они его добили, — думала я, — если он не подаёт признаков жизни. Вот сволочи! Поставить всех к стенке и расстрелять. Творят, что хотят, и нет на них ни какой управы. Ну, ничего, скоро всё закончиться, и получите по заслугам. Твари» Я вспомнила слова депутата, что помощь скоро придёт и немного, стало легче на сердце.

— Господи! — Помоги этому несчастному! Пускай он живёт, пускай он живёт… — твердила я, не переставая.

Дети обрадовались моему появлению. У многих блестели глаза, и они с открытыми ртами смотрели на меня, в ожидании хороших новостей. Что им сказать, если я ни на минуту не приблизилась к ответу на вопрос, когда это всё закончиться и нас освободят?

Тамара на мой вопрос, ответила очередным обещанием и больше ничего. Тоска и холод сжимали сердце.

— Успокой их и пообещай, что они в скором времени будут дома.

У меня раскалывалась голова, и я попросила Тамару хоть какую-то таблетку от головной боли. Сама уселась в кресло и обхватила голову руками, чтобы успокоиться. В висках стучала мелкая барабанная дробь.

— Вот выпей.

Тамара протянула мне таблетку.

— Что это?

— Пей, не бойся, это обезболивающее.

Я взяла и попробовала разорвать упаковку, но руки предательски дрожали. Это увидела Соня и подошла ко мне, чтобы помочь. Она достала таблетку и принесла стакан воды запить.

— Спасибо, Сонечка.

Дети перестали шуметь и затихли. В голове творилось что-то невообразимое. Мысли перепутались, и невозможно было сосредоточиться. Я вспоминала годы студенчества, потом маму, отца…

Тамара сидела возле меня и ни о чём не говорила. Когда я открыла глаза, впервые увидела её лицо без повязки. Это была довольно молодая женщина и очень красивая. На вид ей можно было дать лет тридцать пять или сорок. Я видела по ней, что ей хочется поговорить и единственный собеседник здесь это я. В голове немного прояснилась, и я сама захотела услышать продолжение истории её жизни. Нам никто не мешал и она начала свой рассказ.