Шняга

Ангелина Злобина, 2019

Действие романа происходит в небольшом селе, отрезанном от мира бездорожьем и отсутствием всякой связи. Случайно выясняется, что в недрах холма, на котором издавна стоят сельские дома, существует в спящем режиме загадочный металлический объект со сложной внутренней структурой. Cельчане панибратски именуют объект Шнягой и начинают его изучать и осваивать. Возникает невербальный контакт между местными жителями и пробудившимся объектом − огромным, мыслящим, наблюдающим. Содержит нецензурную брань.

3.

Похолодало, запахло зимой. Возле статуи в воздухе появилось прозрачное синеватое пятно, в нём шёл снег, тёмные старые ели стояли вдоль стены какого-то здания с освещенными окнами. Свет фар всех ослепил и погас. Посреди зала остановился внушительных размеров чёрный автомобиль, из него вышел человек в широкой куртке и лохматой меховой шапке, он извлёк из багажника сумку и направился к зданию.

— Это кто?! — потрясённо спросил Шевлягин.

Селиванов заговорил медленно и сосредоточенно:

— Это космонавт Жеребёнков. Он недавно вернулся из поездки по Африке. В сумке у него новогодние подарки для знакомых из Центра Управления Полётами.

На стенах зала возникли изображения — резные деревянные маски, статуэтки, амулеты. Картинки поплыли по кругу.

Народу в зале прибавилось, пришли внуки хромого Тимохи, сыновья Корбутов и Зайцевых, за ними явилась Таисия и Митя Корбут. Вошёл ещё кто-то и сел на пол в стороне от всех. Дверь задвинулась, но опять отъехала в сторону, впустила ещё двоих или троих и задвинулась снова.

Синеватое пятно продолжало показывать зимний вечер и снегопад. К побелевшей машине вернулся мужчина в широкой куртке, он бросил в багажник лёгкую, очевидно опустевшую, сумку, сел за руль и уехал. Некоторое время светились окна незнакомого здания, и шёл снег, потом изображение стало бледнеть и постепенно исчезло.

— Жеребёнков поздравил всех знакомых с наступающим новым годом и отправился на рыбалку. На Таймыр. А с Таймыра он собирался лететь на Чукотку, — пояснил Селиванов.

Обычно нелюдимый и застенчивый до заикания, поэт теперь выглядел серьёзным, немного отстранённым, а говорил вдумчиво и на удивление складно.

— Через час после отъезда Жеребёнкова Центр Управления Полётами стал недоступен для всех способов связи. Из здания никто не выходил.

— А почему, дядь Вась? — поинтересовался старший сын Корбутов.

— Почему? — Селиванов задумался, вспоминая причину возникновения этих странных обстоятельств, и огляделся. По стенам зала снизу-вверх ручейками побежали голубые жуки, похожие на божьих коровок.

— Космонавт Жеребёнков не знал, что в одном из его сувениров приехало из Африки гнездо опасных насекомых — бураго. Это божьи коровки бирюзового цвета с восемью точками на надкрылках. Они парализуют свою жертву, выбрызгивая особое вещество, не имеющее сильного запаха. Небольшие животные и насекомые от него обездвиживаются и даже умирают, а человек впадает в летаргический сон.

— А чего же они Жеребёнкова самого не усыпили, эти бураго? — возмущённо спросил средний Корбут.

— Прививки для этого существуют, — важно сказал Шевлягин, — перед поездками в экзотические страны люди обычно делают прививки.

Вася продолжал:

— Жеребёнков сам разнёс по всему зданию подарки, заражённые жучками. А распылённый ядбураго, попав в вентиляцию, проник даже в те помещения, куда Жеребёнков не заходил. Воздух в Центре Управления Полётами стал снотворным. Уснули все — операторы, связисты, баллистики, медики… Даже охрана уснула. А на орбите в это время работал международный экипаж.

В зале стало совсем темно, сквозь мрак стали проступать блестящие точки, складываясь в знакомый рисунок созвездий. Постепенно между ними в чёрной глубине раскрылись другие, обычно невидимые скопления мелких звезд. Млечный путь протянулся наискосок длинным зарубцевавшимся шрамом, пепельно-серым, с багровым разводом с краю. Пол под ногами исчез и все почувствовали невесомость и медленное движение.

— Меня тошнит, — глухо сказала Люся.

— Ну погоди, интересно же, — укоризненно забубнил в ответ Славка-матрос.

Из открытой двери в зал проник свет, в проёме темнели силуэты неприкаянных пильщиков.

— Ребята, ну-ка, давайте или туда, или сюда! — заворчала на них старуха Иванникова, — нечего тут отсвечивать!

Пильщики вошли, проём закрылся, снова стало темно и звёздно.

— Вась, ну чего? — крикнул Славка-матрос, — давай, крути дальше!

Селиванов негромко откашлялся и снова заговорил:

— Связь экипажа с Землёй прервалась. На орбитальной станции находились два наших космонавта — Востоков и Восходов. Третий космонавт был французским. Его звали…

Селиванов замешкался, и публика начала вполголоса подсказывать:

— Жан?

— Поль!

— Наполеон!

— Нет-нет… сейчас… как его…

По стенам зала, наслаиваясь друг на друга, поплыли изображения разноцветно светящихся новогодних ёлок, праздничных столов с салатами и закусками, возник почему-то Люсин магазин и винная полка, украшенная провисшей мохнатой гирляндой.

— Фамилия его была Оливье, — уверенно заявил Вася.

Люся недоверчиво фыркнула и решила съязвить:

— А имя — Жюльен!

— Да, — спокойно сказал Вася, — так его и звали — Жюльен Оливье.

— Чего-то мы про такого космонавта не слыхали, — подал голос Егоров.

— Вась, — перебил его Корбут, — а к чему вот это вот всё сейчас было — ёлки-палки-новый год?

— К тому, что космонавты должны были приземлиться в конце декабря. А праздновать новый год они собирались дома с семьями. Наши тут, а Жюльен у себя во Франции. Время шло, космонавты летали один виток за другим, ждали команды из Центра Управления Полётами, но Центр молчал.

Прошли сутки, потом другие. Связь так и не восстановилась, и космонавты решили приземляться самостоятельно. Траекторию просчитали, пролетели ещё виток, чтоб собраться с духом и пошли на снижение.

Из-за алебастровой Венеры поднялся огромный синий полукруг, покрытый белыми облачными разводами и зелёными пятнами островов. Полыхнул в крошечном море солнечный блик, скользнул вверх, зацепив извилистое речное русло. Зелёный остров стал стремительно приближаться, вырастая до континентальных размеров.

— Меня тошнит, — упрямо повторила Люся.

— Вася, давай короче! — крикнул Славка-матрос, — сели они, или как?

— Нормально они сели, — заверил Вася. — Спускаемый аппарат упал в тайге, в болотистой местности. Грунт там мягкий… Зима стояла аномально тёплая, ниже минус двенадцати температура даже ночью не опускалась. Мороза космонавты особо и не опасались — амуниция при них была надёжная: комбинезоны, куртки, ботинки, всё специально разработано для таких ситуаций. Оружие имелось — это на случай нападения диких зверей. Продовольствия дней на пять-шесть точно хватило бы. Только вот связь так и не наладилась. Решили они развести костёр, во-первых, для того, чтобы подать знак поисковикам, а во-вторых — темнело быстро, а с костром всё-таки веселее.

На стенах зала возникли ели, тёмные наверху, а снизу освещённые пляшущим тёплым светом. Потянуло дымом. Позади статуи Венеры замелькали языки пламени, в небо и в зал полетели искры. Три человека подтаскивали к костру сухие стволы и хворост, рубили сучья и бросали их в огонь.

Справа от них, на длинной ровной проплешине с тонкими деревцами, растущими вкривь и вкось, лежал округлый предмет, похожий на завалившийся на бок огромный бидон с раскрытой крышкой. В мигающем свете костра предмет казался то ржавым, то угольно-чёрным. Рядом с ним протянулось на снегу большое красно-белое полотнище, вздыбленное двумя-тремя поломанными ёлками.

— Вон он! — громким шёпотом вскрикнул кто-то из пацанов.

— Это чего, спускаемый аппарат?

— Да!

— Тихо вы!

Костёр сильно разгорелся, пламя взметнулось, ярко осветив людей и всю поляну. Вдруг справа что-то затрещало, будто рушился деревянный дом. Все обернулись. Там, где раньше лежал на снегу огромный бидон с откинутой крышкой, теперь зияла чёрная дыра. Из дыры виднелся край парашюта, похожий на красно-белый полосатый хвост. Под землёй что-то глухо стукнуло, зашипело, и парашют соскользнул внутрь. Из ямы взметнулось облако пара и пыли.

Загряжцы ахнули.

Изображение исчезло, в зале стало светлее. Поэт Селиванов, зажмурив глаза, стоял возле Венеры и держался одной рукой за цоколь.

— Кто-нибудь, воды принесите! — Крикнула Наталья Ивановна и бросилась к Селиванову. Тот медленно сел на пол, покорно подставил лоб под незнакомую маленькую ладонь и подал руку запястьем кверху.

— Ему бы не воды, а чего покрепче, — усмехнувшись, сказал Митя Корбут, — а то он первый день как приземлился, не оклемался ещё.

— Помолчите, а? — брезгливо сказала Наталья Ивановна и снова стала считать Васин пульс.

Таисия принесла кружку с квасом и поставила на пол.

— Всё, на сегодня хватит! — обернувшись ко всем собравшимся, объявил Корбут, и загряжцы, вполголоса обсуждая удивительное представление, потянулись к дверям, одни влево, другие вправо.

К Наталье Ивановне подошёл Шевлягин.

— А я вас узнал! — Игриво сказал он, — Это же вы мне в больнице уколы делали? Я в вашем отделении лежал.

— Да-да, припоминаю, — женщина безразлично посмотрела на него, — седьмая палата, пневмония… левосторонняя, кажется?

— Точно! — бодро подтвердил Шевлягин. Он ещё немного постоял рядом, но никаких знаков внимания не дождался и пошёл к выходу.

Наталья Ивановна отпустила Васину руку.

— Голова не болит? — спросила она.

— Нет, — сказал Вася. Он взял кружку с квасом и осторожно поднёс к губам. Пена на поверхности мелко дрожала. Наталья Ивановна деликатно отвела взгляд.

Дверь отъехала в сторону, и в зал вошёл улыбающийся Юрочка в мокрой плащ-палатке. В руках у него была охапка клевера.

— Эй, где ты там? — негромко позвал он и кинул охапку на пол. В зале сразу запахло росистым лугом, сумеречной летней прохладой.

Из тьмы выбежала овца. Она опустила морду, понюхала клевер и начала есть, аккуратно собирая губами травинки.

Юрочка, глядя на неё, засмеялся — «животное…» — и, обернувшись к Васе и Наталье Ивановне, сказал:

— Там борщ. Горячий. Таська Боркут сварила. Будете?

Вася растерянно улыбнулся и пожал плечами. Наталья Ивановна согласно махнула рукой.

— Давай! Это ему сейчас в самый раз.

Юрочка принёс котелок и две ложки.

Борщ оказался не таким уж горячим, но необыкновенно вкусным, тёмно-бордовым, густым. Сварен он был на домашней свиной тушёнке, томлёной в печи до полного развара, и приправлен чесноком и свежим укропом.

Наталья Ивановна хотела отказаться, но, почуяв аппетитный запах, не выдержала, взяла ложку и начала есть. Они с Васей переглядывались и поочерёдно черпали из котелка, это было странно и весело. Вася ожил, его нервная сосредоточенность исчезла, лицо разгладилось, порозовело. Он радостно вздыхал и говорил:

— Хорош борщец…

— Ага, отличный просто, — торопливо соглашалась Наталья Ивановна.

Заметив на полу отсыревшие письма, она спросила:

— Это ваши?

Вася кивнул.

— А что там? — продолжала любопытствовать Наталья Ивановна.

— Там… примерно то же, что я сейчас рассказывал. — Вася замялся, — только в стихах.

— Правда? Как интересно!

— Да это плохие стихи. Ну их…

Наталья Ивановна отложила ложку, сказала сидящему неподалёку Юрочке «спасибо большое, очень вкусно!» и опять обратилась к Селиванову:

— А почему вы именно на телевидение письма отправляли?

Вася удивился:

— А куда их отправлять? Я больше ни одного адреса не знаю, а этот с детства помню.

— Ой, и правда! Я его тоже с детства помню. Мы с вами, наверное, ровесники. Вы местный?

— Нет, я сюда приехал после армии, на работу устроился, женился…

— Понятно. А что это за история про космонавтов, откуда вы всё это знаете?

— Откуда? — Вася отложил ложку, вытер ладонью губы и на всякий случай огляделся, но никакой подсказки на стенах зала не возникло.

— Да просто знаю и всё! — сказал он.

— Иной раз забуду, совсем не думаю об этом, долго могу не вспоминать, может месяц, а может и полгода, а оно вдруг как накроет, будто кто сказать хочет: что ж ты молчишь, сволочь?! Ведь людей спасать надо!

Наталья Ивановна, слушая Васю, всё время одобрительно кивала, улыбалась, и вдруг отстранилась и взглянула недоверчиво, искоса.

— Погодите… Каких людей? — осторожно уточнила она.

— Как «каких»? — удивился Вася и серьёзно пояснил: — Космонавтов.