Темная Либерия

Ангелина Евгеньевна Крылова

Вторая книга из трилогии Ангелины Крыловой «История Филиппы» расскажет читателю о несчастье, постигшем загадочную страну Либерию. Прекрасный мир облачился в темные краски, и только спасительница может вызволить его из горького забвения. Что же стало с волшебным миром и всеми его жителями? Сможет ли Филиппа вернуться, вновь спасти своих друзей и вернуть Либерии прежнее очарование?

Глава 3

Проблемы

Кошмарный сон Сени несколько встревожил Филиппу и Ника, но в скором времени они забыли о нем и жили так же, как и раньше. Миновали новогодние каникулы. Для детей они олицетворяли волшебное, сказочное время. Семья ездила в Финляндию и там встречала новый многообещающий год. Дети побывали в стране Санта-Клауса, Лапландии, покатались на лыжах и получили много подарков. Хоть они каждый год ездили в канун Рождества в разные страны и встречали Новый Год не дома, эта поездка вселила в их души грандиозные впечатления, которые невозможно забыть. Даже после каникул у них присутствовало то чувство праздника и сказочности, которое обычно наполняет тебя в Рождество.

Это такое светлое и радостное ощущение. Чувство чего-то хорошего — приближающегося чуда. В твоих мыслях играют добрые песни о Рождестве, а за окном идет мягкий пушистый снег, и ты сидишь с кружкой горячего шоколада или глинтвейна у камина и смотришь на новогоднюю елку, под которой в ближайшее время будут лежать разноцветные красивые коробки с подарками. Тебе тепло, и с каждым глотком чудесного напитка по телу распространяется тепло и блаженство. Вот оно, то чувство, которое, несомненно, наполняет каждого человека при приближении этого волшебного праздника.

Однако зима подходила к концу, и эта новость не радовала детей. Конечно, скудный снег в Англии (если повезет, и он выпадет, что случается крайне редко) нельзя сравнить с сугробами в Финляндии. Но дети все равно ощущали тоску по уходящему времени года и, следовательно, по уходящему чувству праздника.

Весна потихоньку сменяла холодную зиму. Солнце все чаще освещало замерзшие улицы, и медленно, но верно сырые переулки оттаивали, и их наполняли теплые краски солнца. Пока еще не было тепло, как летом, но уже можно было убрать в шкафы большие, грузные пуховики и зимнюю обувь. Одно это, пожалуй, радовало Сеню и Мартина. Больше не надо было кутаться, как капуста, чтобы не заболеть. Была еще одна особенность весны — это день рожденья близнецов. С каждым днем эта дата стремительно приближалась, и дети уже начали отсчитывать дни до своего юбилея.

Время тянулось. Дети учились, родители работали, и все шло спокойно и однообразно. Последняя неделя марта выдалась трудной для всей семьи. Менялась погода, и дети, уже почувствовав приближение весеннего тепла, сбросили с себя теплые куртки и, конечно, подхватили простуду. Всю неделю они ели куриный бульон и сидели с градусниками. Филиппа и Нэнси кружились над ними, как две курочки, бегающие за своими цыплятами. Иногда у детей поднималась ночью температура, и Филиппа, бывало, подолгу не спала, ухаживая за ними.

Однажды, не спав всю ночь, хлопоча над детьми, она была очень усталой и разбитой. Ник уехал на работу, дети тревожно спали после тяжелой ночи. Из-за болезни детей Филиппа работала дома, и в этот день, изморенная, она нечаянно заснула, разгребая завал бумаг и документов. За эти несколько минут, которые она спала, ей приснился весьма тревожный сон, который потом занимал все ее мысли.

Филиппа была в Либерии на празднике в красивом пышном платье. Все сидели за маленькими столами, она ходила вокруг них и узнавала в лицах своих друзей. Они совсем не изменились, как будто в Либерии не прошло ни единой минуты с ее ухода, хотя на самом деле прошло более двадцати лет, ведь в Либерии время шло в два раза быстрее, чем в мире Филиппы. Все были веселыми, пили чай и разговаривали о разных мелочах. Либерия процветала, и Филиппа, лицезрев все это обилие радости, довольно улыбалась.

Внезапно все обратилось в серые краски, небо больше не светилось ярко-голубым светом, листья деревьев почернели, а трава стала сухой и жухлой. И даже воздух стал недоброжелательным. Холодный, неприятный ветер окутывал Филиппу, дрожь пробирала все ее тело, и чувство обуреваемого страха находило с новой силой. Она шла по темному лесу, полянки были пустынны — ни единого звука, ни пения птиц — эта тишина угнетала, и Филиппе становилось все страшнее и страшнее. Она тихо звала хоть кого-нибудь из знакомых, шепотом произнося их имена, но никто не откликался, и казалось, она была одна во всей Либерии.

Филиппа пришла на то место, где впервые увидела Артоса. На деревьях все еще были зазубрины от ножей и стрел. Она встала на середину маленького поля, окруженного деревьями, где когда-то тренировался ее друг, и ностальгировала по былым временам. В душе у нее смешивались чувство грусти и сожаления, она видела плачевное состояние Либерии, но не могла понять, что же случилось. Она боялась, что по какой-то неизвестной причине все ее друзья, мама и папа погибли, но тут же отклоняла эти мысли.

Позади нее хрустнула ветка. Филиппа вздрогнула от страха, но тут же обрадовалась появлению живой души. Она обернулась, позади нее стоял Артос.

Он был в военной форме: доспехи, меч за поясом и лук с колчаном стрел за спиной. Он был все тем же хорошо сложенным подростком, в глазах темнилась ярость, но и одновременно в них присутствовала усталость, которую до этого Филиппа никогда в них не видела. Что-то изменилось в Артосе. Внешне он был все таким же, как и в день их первой встречи, но в душе чувствовалось, что он изменился, и эта перемена не совсем понравилась Филиппе. Он стоял и строго смотрел на нее, не отрывая взгляд.

Сначала она была радостной, но когда она увидела строгое лицо Артоса, веселость потихоньку начала уходить. Она не могла выговорить ни слова, она боялась его реакции. К счастью, он заговорил первый, но это совсем не прибавило в ней уверенности. Его голос был холоден и строг, Филиппу пробивала дрожь.

— Филиппа, где ты была?

— Артос… я… ты же знаешь, нам надо было уйти, — с дрожью в голосе отвечала она.

— Ты не представляешь, какой урон вы нанесли Либерии.

— Но… мы не знали.

— Из-за вашей беспечности вы погубили страну!

— Что тут произошло?

— Война, стихийные бедствия, болезни… у нас не было защитников, чтобы уберечь людей. Половина погибла.

— О Боже! — хрипло вскрикнула она. — Неужели ничего нельзя сделать?!

— Можно, но это не очень хороший исход для тебя.

— Что ты имеешь в виду?

Артос вытащил из-за спины лук и три стрелы, две воткнул в землю, а одну натянул на тетиву и направил в Филиппу.

— То, что ты умрешь.

— Но ты же… ты не сможешь убить меня! — жалобно воскликнула она.

Артос спустил стрелу, и та вонзилась Филиппе в грудь, но к счастью, не попала в сердце. Он схватил еще одну стрелу, и та пришлась Филиппе в живот. Третья ударила в плечо. Она упала на землю, но боли не было, она не чувствовала ее. Филиппа схватила стрелу в груди и попыталась вытащить, и тут ее пронзила нестерпимая боль, она закричала, но крик был глухим и еле слышным. Девушка почти хрипела, жалобно произнося: «Ник». Артос подошел к ее окровавленному телу и презрительно взглянул на нее. Она бросила на него взгляд, умоляющий о помощи, но он с отвращением сказал ей слова, которые ранили ее больнее, чем стрелы.

— Ты и сейчас выбираешь его. Глупая Филиппа, если б ты осталась в Либерии со мной, все было бы хорошо. А теперь страдай за всех нас, за тех, кто умер, кто прошел весь этот ужас, почувствуй нашу боль.

Из ее глаз катились слезы, из ран текла кровь. Артос развернулся и ушел. Она осталась одна. Тело ее холодело, и с каждой минутой жизнь покидала ее, но Филиппа не переставала звать Ника, она была уверена, что он придет и спасет ее.

Повеяло холодом, раненная девушка оперлась на дерево и села. Вокруг нее был туман, но это был не обычный туман и не ветер нишери, это было что-то враждебное, недоброжелательное. Она увидела лицо, знакомое до боли. То была Вирельга. Выражение лица ее было такое же суровое, как и у Артоса.

— Ви! Вирельга! — хрипло сказала Филиппа. — Помоги!

— Ты видишь, что ты сделала?! Филиппа, я мертва! Я умерла по твоей вине!

— Нет, нет, нет! — Филиппа зарыдала, и каждый всхлип сопровождался болью. Внезапно из тумана появились еще много прозрачных лиц, и все бранили и осуждали ее.

— Ты всех нас убила! Это твоя вина!

Среди них она увидела Джереми, Эвелин, Рьетту, Вулпа, Лорелей, Парельо, своих родителей, родителей Вирельги и еще много либеров. У всех у них были злобные лица, они всем видом говорили ей о своей неприязни, и это было для Филиппы последней каплей. Она собрала последние скудные силы и закричала: «Ник!»

Филиппа проснулась от того, что ее кто-то теребил за плечи. Она открыла глаза и увидела тревожное, озабоченное лицо мужа.

— Филиппа, Филиппа! Что случилось? Ты кричала!

Девушка не выдержала и разрыдалась. Ник нежно обнял ее и начал успокаивать. Через всхлипы она пыталась рассказать ему все, что с ней случилось во сне.

— Ник, Ник! Я видела их! Они… они все мертвы! Артос… он убил меня… стрелы… в груди, — она всхлипнула и разразилась новым приступом рыданий.

— Филиппа, все прошло. Это всего лишь сон. Успокойся и объясни по порядку, что там было.

Она вздохнула-выдохнула и попыталась объяснить все Нику.

— Либерия умерла, там все было по-другому, тишина, как на кладбище, и атмосфера такая же, ни единой души, я шла и увидела Артоса, он не изменился… только в душе стал суровее. Он сказал, что все погибли, что на них напали, что были стихийные бедствия и болезни, что все умерли из-за меня… он убил меня, надеясь, что этим все изменит или… хотел отомстить мне. Он выпустил три стрелы: в грудь, в живот и в плечо, — она показала на теле, куда пришлись стрелы, — я лежала в крови и звала тебя, и тут я увидела их… — она закрыла рот рукой, и из глаз покатились слезы, — Вирельга, Джереми, Рьетта, Эвелин, мама, папа — они все были мертвы… из-за меня! — она уткнулась Нику в плечо и зарыдала.

— Тише, тише! Это же сон, Филиппа!

— Нет, Ник, подумай! Он мне неспроста снился! Помнишь, Сене приснился сон? Он говорил, что на Либерию напали, и Артос сказал, что на них напали… все это не просто так… что-то там случилось.

Она взглянула на него жалобными, красными от слез глазами, ища поддержку. Ник вытер слезы с ее щек и нежно обнял.

— Филиппа, даже если твой сон… вещий, мы не в силах помочь им. У нас нет фауксов, и мы не сможем попасть в Либерию, пока они сами не придут за нами. И сама посуди, если никто до сих пор не объявлялся, значит у них все хорошо.

— А вдруг они не могут найти нас? Мы же переехали!

— Филиппа, наша фамилия довольно известная, ее можно увидеть в любой газете, и если они захотят, то найдут.

— Но как, Ник? Они ни разу не были тут! Как?! Они не знают этого мира!

— Вряд ли они направят кого-то, кто ни разу здесь не был, скорее всего, это будет твоя мать, ведь она жила тут.

Филиппа замолчала. Конечно, это логично, Мильдрет знает, где они живут, и, несомненно, направили бы ее. Но что-то все равно тревожило ее, что-то не давало покоя.

— Мама? Почему ты плачешь? — встревожено спросил Мартин.

Лицо его было бледным, глаза красными и слезящимися от болезни, губы серыми и как будто безжизненными. Он выглядел разбито и устало, но одновременно его глаза были испуганы плачевным состоянием матери.

— Все хорошо, родной, — она вытерла слезы и улыбнулась, — просто устала и плохой сон приснился.

Он стоял в дверях и тревожно смотрел на нее. Филиппа встала и подошла к сыну, он весь был в поту, она потрогала его лоб, тот горел.

— Боже, Мартин! У тебя опять поднялась температура! Ну, сколько можно мучить моих детей?! — она вскочила и пошла за градусником и таблетками.

— Почему мама плакала? — спросил Мартин у Ника.

— Мама устала, она не спала ночь, и ей приснился дурной сон.

— Так плакать из-за сна?

— Это был очень страшный сон.

— Там были монстры?

— Нет, кое-что похуже.

— Хуже монстров?! — вскрикнул Мартин с ошеломленным видом. — Наверно, это самый страшный сон.

Филиппа вернулась и засунула Мартину электронный градусник под язык. Пока градусник мерил температуру мальчика, Филиппа поставила чайник, чтобы сделать сыну лекарство.

— Надо проверить Ассентия. К счастью, у него иммунитет сильнее, и он уже начал выздоравливать, — механично говорила она.

Мальчик пил лекарство и боязливо поглядывал на мать. Ник тоже с опаской и заботой смотрел на Филиппу и думал, не тронулась ли она умом. Однако с ней все было хорошо. Бессонная ночь, тревожный сон, все это сказалось на ее психике. Впервые за столько лет она чувствовала страх — страх за тех, кто остался в Либерии, страх за детей, страх, что придется вернуться, — она не хотела этого, более того, она этого боялась.

Филиппа зашла в комнату Сени, воздух там был тяжелый из-за того, что окна были закрыты. Она открыла окно, и в комнату ворвался свежий воздух. Молодая мать подошла к сыну и присела на край кровати. У Сени лицо было светлое и здоровое, во сне он чуть-чуть посапывал, было видно, что мальчик поправился, а когда она дотронулась до его лба, то убедилась, что температуры нет, и улыбнулась, довольная, что хотя бы один ребенок вылечился.

— Филиппа? — в комнату вошел Ник. Лицо его было встревоженное и озабоченное состоянием жены. — Как ты?

Она встала, подошла к мужу и крепко обняла. Он успокаивающе погладил ее по голове.

— Ник, вдруг нам придется вернуться? Вдруг они придут за нами? Что будет с детьми? Мы не оставим их тут одних… нет… кому-то одному придется вернуться, а кому-то остаться, — ее лицо потемнело, а глаза потускнели, в голове проносились не очень приятные мысли.

— Филиппа, успокойся, это просто сон. Никто за нами не придет, все будет хорошо. Ты, главное, не думай об этом.

— Я не могу не думать об этом, Ник! Я боюсь… вдруг, в Либерии случилась беда, и мы должны помочь…

— Но мы не можем ничем им помочь! Как ты не понимаешь?! — Ник потряс ее за плечи, переходя на гнев. — Мы не сможем попасть в Либерию, пока за нами сами не придут! — он отпустил ее трясущееся от волненья тело и сделал суровый вид. — Так что перестань об этом думать… пока с ума не сошла.

Он холодно развернулся и вышел из комнаты сына. Филиппа закрыла лицо руками и всхлипнула. С кровати вскочил Сеня, который проснулся от голоса отца, подбежал к матери и бросился к ней в объятья. Филиппа пыталась успокоиться, но как на зло, тело вздрагивало и не желало ее слушаться. Сеня тоже заплакал, он перепугался из-за ссоры родителей.

— Мама, почему ты плачешь? Что случилось в Либерии?

Тут Филиппу пронзила ярость. Она выбежала из комнаты, что повергло Сеню в еще больший страх. Мальчик стоял в недоумении, из глаз катились слезы. Филиппа догнала Ника и резким движением его развернула, тот удивленно взглянул на нее и в ступоре начал ждать продолжение вспышки гнева.

— Как ты смел кричать на меня в присутствии сына?! Совсем уже из ума выжил?! Дети не должны об этом знать!

— Да ты сама начала свою истерику! Это был просто сон! Всем снятся сны! Мне тоже снилась Либерия, и что?!

Она удивленно уставилась на него и ошеломленно открыла рот.

— Тебе снилась Либерия… и ты молчал?!

По коридору пробежал Мартин прямиком к Сене в комнату. Ник резко взял Филиппу за руку и потащил к выходу, чтобы их ссору никто не мог слышать.

— Замолчишь ты наконец или нет?! Что разоралась?!

— Отпусти меня! Лгун! Ты скрывал!

— Скрывал, потому что не вижу в этом ничего серьезного!

— Ничего серьезного?! Ник, ты жил там! И тебе все равно, что там происходит?!

— Моя жизнь теперь здесь, и единственное, что занимает мои мысли — это благополучие собственной семьи!

— Но в Либерии тоже твоя семья!

— Все! Я больше не хочу об этом разговаривать! Я тебе объяснил, что переживания за Либерию — это глупость! Если бы у них случилась беда, они пришли бы за помощью! Вот только не могу понять, почему ты этого не понимаешь?!

— Какой же у тебя узкий ум! Ты не думал, не раскидывал своими «блестящими» мозгами, что на них могли напасть, отобрать фауксы, или с ними могло случиться что-то более ужасное!

Он молчал и только злобно смотрел на нее. Слова Филиппы ударили по его самолюбию. Он сделал равнодушный вид, сухо бросил: «Прекрасно!», развернулся и ушел. Она осталась одна стоять в коридоре и смотрела на удаляющуюся фигуру мужа. В душе у нее кипела ярость, но постепенно она начала сменяться сожалением. Сожалением, что сорвалась на крик, что была груба, и что у них случилась ссора. Она не винила себя за сказанные слова, ей было неловко, в какой форме они были преподнесены, но виноватой она себя не считала.

Она простояла так еще несколько минут, думая о случившимся, затем успокоилась и пошла проведать детей, те, должно быть, были дико напуганы повышенным тоном родителей. Филиппа зашла в комнату, улыбаясь, будто ничего не случилось, но дети не воодушевились ее оптимистичным видом. Они молча и грустно сидели на кровати, теребя каждый что-то в руках. Девушка подошла и села между ними. Ей надо было как-то объяснить детям их ссору с Ником, но нужные слова не приходили в голову. Филиппа обняла их и попыталась начать разговор.

— Марти, Сеня, не переживайте. Просто иногда у нас с папой не сходятся мнения, и мы ссоримся по этому поводу. Но ничего серьезного не случилось.

— Раз ничего серьезного, тогда почему вы кричали? — спросил Мартин.

— Ну, просто иногда надо выпустить пар. Все накопилось, и каждый из нас не выдержал.

— А что случилось с Либерией, мама? — жалобно спросил Сеня.

Филиппа замялась. Ожидающие ответа глаза Ассентия уставились на нее, и тут она хотела что-то сказать, но Мартин перебил ее:

— Сеня, когда ты уже поймешь, что Либерия не настоящая?!

— Отстань, Мартин! Вот ты не веришь в нее, и тебе не разрешат туда попасть! А я верю! Мам, ты же веришь? — его красноречивые глаза просили поддержки, которую Филиппа не могла оказать.

— Это сказочная страна, Сеня…

Как только мальчик услышал ее слова, ударившие его по самому сердцу, он вскочил и выбежал из комнаты. Филиппа выкрикнула его имя, но Сеня не удостоил ее внимания. Она печально вздохнула и опустила глаза. С минуту она думала, потом встала и пощупала лоб Мартина.

— Температура сошла. Иди к себе, отдыхай.

— Мам, не волнуйся из-за Сени. Он потом поймет все.

Она кивнула и медленно вышла из комнаты. Ей было трудно врать, она хотела им рассказать все, но толку от этого видно не было. Зачем вселять мечты в мысли детей, которые все равно не осуществятся? Ну а если им и выдастся шанс посетить Либерию, то тогда уж они все и расскажут. Однако Филиппа не хотела, чтобы они все узнали, чтобы они покинули ее. Ведь, скорее всего, дети выберут Либерию, а не их мир, но Филиппа, да и Ник тоже, вряд ли решится вернуться.

Тем временем Ник сидел в баре и пил дорогой виски. На лице его была изображена озабоченность и удрученность. Он думал о случившемся, он жалел о сказанных резких словах, но чувства его менялись ежеминутно. То он чувствовал ярость, то сожаление. Ему хотелось поехать к Филиппе и извиниться, но что-то его останавливало. Мужчина сидел в раздумьях и медленно потягивал виски за барной стойкой.

Рядом с ним грациозно присела молодая девушка. Она была длинноногой блондинкой в коротенькой юбочке, и из-за юбки ее ноги казались еще длиннее. Беленькая тесная майка обрамляла ее пышную грудь. На руках у нее висело множество браслетов, и сама она буквально светилась от всего этого обилия блесток и побрякушек. Хотя вечер только начинался, глаза ее были ярко накрашены, и на пухлых губах блестела розовая помада. Весь ее вид буквально говорил, что она настроена на мимолетное увлечение, что она ищет жертву и, присаживаясь на стул рядом с Ником, она поняла, что она нашла ее. Неестественно голубые глаза светились желанием и кокетливо стреляли в сторону Ника. Конечно, она понимала, что перед ней состоятельный мужчина, более того, это было очевидно по стоящей перед выходом дорогой машине. Она увидела кольцо на его пальце, но это только разгорячило ее пыл. В руках у нее был коктейль, девушка соблазнительно взяла вишенку и съела ее, вызывающе смотря на Ника.

— Еще не ночь, а вы уже взялись за виски, — игриво сказала она высоким, певучим голосом.

Ник не мог не заметить ее интереса, сдержанно улыбнулся и ответил:

— Виски — напиток аристократов. Не важно, в какое время суток ты его пьешь, главное, как и по какому поводу, а иногда и повода совсем не требуется.

— Что-то мне подсказывает, что у вас есть повод, и по-моему, он не совсем веселый.

Ник потускнел и отпил немного виски.

— Может быть, я смогу разжечь огонек вашего потухшего настроения? — кокетливо спросила она и придвинулась к Нику ближе. Он усмехнулся и выпил последние глотки напитка.

— Как же вы собираетесь меня веселить?

— Ну, я знаю много разных способов, — она соблазнительно посмотрела на него, явно намекая на очевидное, но Ник не очень-то этому поддавался, — расскажите мне, что с вами случилось, и я смогу вылечить вас от вашей меланхолии.

Он рассмеялся, позвал бармена и заказал еще виски. Тот наполнил треть его стакана, как и положено.

— Вряд ли вам будет интересно.

— Я хочу погрузиться в ваши проблемы… и отдать вам свои советы, — страстно сказала она.

Ник сглотнул, и его глаза забегали. Он не хотел изменять Филиппе, но все шло именно к этому.

— Ладно. Я поругался с женой.

— М-м. И что же за повод?

— Просто разногласия, ничего особенного.

— Я не понимаю, как женщина может огорчать такого замечательного мужчину, как вы! Она должна во всем соглашаться с вами…

— Не думаю, иногда я бываю тираном и деспотом.

— О, вы, должно быть, такой сексуальный, когда злитесь! — она положила свою руку чуть выше коленки Ника, и это вогнало его в жар.

— Не знаю, какой я, но это точно не приносит мне успеха. Я поступил неправильно, я обидел жену, напугал детей…

— Может, ты не будешь думать об этом сейчас, а подумаешь о чем-то более расслабляющем?

Она погладила его ногу и собралась уже поднять руку выше, но Ник тут же вскочил, осушил стакан, бросил на барную стойку несколько фунтов и попрощался с коварной соблазнительницей.

— Куда же ты? Я не узнала твое имя!

— Уверен, ты давно его знала, — ухмыльнулся Ник и лихой походкой ушел прочь.

Он был доволен собой. Мало кому удастся устоять перед натиском симпатичной дамы, Ник тоже поддался, но он не пошел дальше. Он не видел в этом смысла, он любил Филиппу и не хотел ее обманывать, тем более, он так тяжело добивался ее любви.

Ник направился домой. Хоть он и выпил почти стакан виски, его это мало волновало. Мужчина лихо мчался по дороге, спеша помириться с женой и успокоить детей. Когда он зашел, дома было тихо. Хотя было всего девять часов вечера, все уже находились по своим комнатам. Ник вбежал по лестнице на второй этаж и ворвался в спальню. Филиппа лежала на кровати с банкой мороженого и смотрела фильм. Как только Ник вошел в комнату, рука Филиппы с ложкой остановилась на полпути ко рту. Она удивленно уставилась на него. Ее муж подбежал к ней, убрал лакомство, схватил ее на руки и начал кружить по комнате. Филиппа смеялась, как маленький ребенок.

— Господи, что с тобой? — весело спросила она.

— Я понял, как сильно я люблю тебя! Прости, Филиппа, я не должен был кричать.

— Ничего, Ник, я тоже была не во всем права, — она погладила его по щеке, тот блаженно выдохнул, и до нее донесся запах алкоголя. Она нахмурилась и недоверчиво спросила у него: — Где ты был?

— В баре. Я хочу кое-что рассказать тебе…

Девушка подозрительно взглянула на него и, ожидая ответа, сложила на груди руки.

— Я слушаю, — сурово сказала она.

— Я там сидел, пил виски, и тут ко мне подсела девушка…

У Филиппы сузились глаза, и она буквально впилась в мужа взглядом.

— Она была молодой и вызывающе одетой…

— Всю ее успел разглядеть? — раздраженно выпалила она.

— Нет, Филиппа, пожалуйста! — жалобно начал Ник. — Я пытаюсь рассказать тебе, а ты перебиваешь.

— Ладно, продолжай, что там она?

— Она приставала ко мне всеми возможными способами, — Филиппа начала постукивать ногой по полу, он взял ее за руки, чтобы хоть немного успокоить нарастающую вспышку гнева, — и тут, я понял, понимаешь? Она ведь почти соблазнила меня, и я подумал… я ведь так тяжело добивался твоей любви, сколько трудов и нервов это мне стоило, и вот так вот просто взять и предать тебя ради какой-то легкодоступной девушки?! Я понял, что это не придаст мне ни ума, ни уважения к себе. Тем более, ей, скорее всего, нужны были мои деньги… так что я встал, расплатился и вышел из бара.

Филиппа молча стояла и смотрела на мужа. Лицо ее уже не выражало гнев, но и радости на нем не было видно. Ник смотрел на нее красноречивыми глазами и ожидал хоть слова с ее стороны.

— Все ясно, — сказала она.

Он нахмурился, но тут же улыбнулся и обнял ее. Ник понимал, что не услышал бы от нее ничего подобного «молодец» или «как я за тебя горда», нет, его обязанность — не изменять ей, как и ее тоже. И похвала выглядела бы в этом случае так, как будто вас хвалили бы за то, что вы ходите в школу или на работу. Это ведь является вашей обязанностью? Вот и у замужних пар не изменять любимым есть их обязанность.

— Как дети? — спросил он.

— В норме. Немного напугались, переволновались. Сеня опять начал говорить про Либерию.

— А Мартин?

— Мартин считает ее выдуманной страной. Меня это и радует, и огорчает.

— Почему?

— Мальчик быстро растет… и мы ведь были рождены там… а он не верит в нее, даже не чувствует ничего. Вот Сеня чувствует, он верит в Либерию, ему даже сны снились, а Мартину нет.

— Но ты ведь родилась здесь, а Мартин больше в тебя пошел… поэтому он такой умный, — улыбнулся Ник.

— Что-то с ним не так…

— Филиппа, с ним все нормально! Он хороший, добрый, здоровый мальчик, и у него будет блестящее будущее! С его талантом изобретать! Да он горы свернет! — воодушевленно говорил муж. — А вот с Сеней надо что-то думать. Не может же он всю жизнь боксом заниматься, все-таки, это для мозгов нехорошо, — рассмеялся он.

— Пусть он сам выберет, что делать. Не будем за него решать.

— Филиппа, нашим детям через несколько недель уже десять! Мы больше десяти лет вместе! Сколько всего мы сделали, через сколько прошли! А еще через десять лет они покинут этот дом и уйдут каждый своей дорогой! — мечтательно говорил он.

— Да… если они раньше не уйдут, — шепотом сказала Филиппа, но Ник ее не слышал, он придавался мечтаниям и планам на будущее. В какое учебное заведение отдать детей и как спланировать их жизнь.

После некоторых неудач все встало на свои места. Дети полностью выздоровели и начали ходить в школу, но каждый был в ожиданиях предстоящего праздника, который, к сожалению, мог оказаться трагедией.