Самые страшные дни

Анатолий Юрьевич Костерин

Скорый поезд увозит девушку из родного города. Она надеется что-то изменить в своей жизни после несправедливого увольнения с работы. Что ждёт её впереди? Какие испытания выпадут на её хрупкие плечи? Кто враг, а кто друг – бывшей журналистке предстоит ещё разобраться

Редактор Тамара Кузнецова

© Анатолий Юрьевич Костерин, 2017

ISBN 978-5-4485-0830-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Состав поезда набирал ход после очередной станции, перестуком колёс навевая дрёму на пассажиров. За окном вагона мелькали дома и хозяйственные постройки, деревья, окрасившиеся в осеннюю позолоту.

Темноволосая девушка отложила книгу на столик, и с грустью смотрела на проносящийся мимо пейзаж. В душе ещё оставался горький осадок после несправедливого увольнения. Ей нравилась профессия журналиста, она отдавала всю себя, вкладывала все силы и способности в работу — а они плюнули в душу, растоптали…

На глаза невольно навернулись слёзы от нахлынувших воспоминаний. Девушка потянулась за платком, а в этот момент, дверь купе отъехала в сторону.

На пороге стояли два молодых парня. Первый, интеллигентного вида, в черном пальто, очки в золотой оправе. Под мышкой кожаная барсетка. Одним словом — весь такой аккуратный и деловой. Второй, типичный качок, высокий, коротко стриженный, в спортивном костюме, жующий жвачку. Интеллигент выглядел немного постарше спортсмена, а может это очки создавали такое впечатление.

На тонких губах качка при виде пассажирки появилась довольная ухмылка. Серые глаза игриво заблестели.

— Привет, красавица! Попутчиков пустишь?

— Остынь, Жук, — охладил пыл товарища очкарик, проходя в купе.

Он достал из кармана паспорт, в котором лежали билеты, и показал их девушке.

Журналистка отвернулась, чтобы смахнуть слёзы, и увидела в отражении на стекле, как деловой парень показывает кулак спортсмену. «Только таких соседей ей сейчас и не хватало для полного счастья», — промелькнула в голове девушки отчаянная мысль.

— Может, по рюмочке чайку за знакомство? — после небольшой паузы произнёс Жук, забрасывая дорожную сумку на третью полку.

— Правильно, сходи к проводнице, пусть принесёт нам кофе, — распорядился интеллигент и похлопал друга по широкой груди.

— Простите этого балбеса, — негромко сказал парень, когда за качком закрылась дверь. — Гормоны играют.

— Ничего страшного, повидала всяких ловеласов, — так же тихо ответила девушка.

— Евгений, — подал руку для знакомства нежданный попутчик.

— Наташа, — коротко представилась журналистка и пожала протянутую ладонь.

— Любите поэзию? — парень кивнул на томик Есенина на столе.

— Да. Отвлекает от серых будней, — кивнула девушка и поправила непослушный локон волос.

— Я тоже когда-то увлекался. Даже пытался сочинять свои стихи, — улыбнулся Женя и поставив на стол барсетку, снял пальто и повесил на крючок над своей полкой.

— А, я, не дружу с рифмами, — смущённо ответила Наташа, поправляя сползшее с бёдер одеяло. — Не складываются они у меня в единое целое.

— Да я тоже не особо преуспел — не вышел из меня поэт, — потирая ладони, непринуждённо рассмеялся Евгений. — Как, вы, насчёт кофе?

— Нет, спасибо. Я люблю зелёный чай, — поднимаясь с постели, произнесла девушка.

— Сидите, я схожу и закажу, — замахал парень руками.

— Не стоит, — журналистка отрицательно мотнула головой. — Сама справлюсь. Да и ноги уже пора размять.

Дверь снова распахнулась, Жук с тремя стаканами, исходящими парами с кофейным ароматом, светился от довольной улыбки на лице.

— Кушать подано — садитесь жрать, пожалуйста.

— Что жрать-то, шутник — кофе? — проворчал недовольно интеллигент.

Девушка протиснулась к выходу и направилась в сторону купе проводников.

***

Когда Наташа вернулась, парни уже успели накрыть на стол. На одноразовых тарелках лежали бутерброды с копчёной колбасой, свежие огурцы и помидоры с болгарским перцем. Евгений и Жук с серьёзным видом уставились на попутчицу, ожидая её реакцию. Только блестевшие искорками задора глаза выдавали их нетерпеливое ожидание.

— Шустрые, вы, однако, — улыбнулась девушка, взглядом выискивая место для своего стакана.

— Ага, мы такие, — отодвинув тарелку с красным перцем, ответил Женя.

— Присоединяйтесь, — широко улыбнулся спортсмен.

— У меня самой куча припасов, не съесть одной, — Наташа подняла свою полку и достала увесистый пакет. — Так что помогайте.

Поверх зелёных огурцов легла кура-гриль, к окну была поставлена коробка с апельсиновым соком, к помидорам добавились бананы.

— Под такую-то закуску не грех бы и за знакомство по чарочке, — Жук со вздохом оглядел натюрморт.

— Обойдёшься, — сказал, как отрезал, Евгений.

— Не романтик вы, босс, — пробормотал качок и, сложив на груди руки, уставился в окно.

— Всему своё время, Жук, — назидательно ответил интеллигент. — Ну, что — заморим червячка?

Ближе к ночи, девушка общалась с парнями, как со старыми знакомыми. Ей с ними было легко и вполне непринуждённо. Все горести и печали остались за пределами поезда. Евгению и Жуку удалось шутками и увлекательными историями отвлечь Наташу от насущных проблем. Она была искренне рада, что ей попались такие весёлые попутчики.

— Может, ещё чайку на сон, грядущий? — предложил Жук.

— С удовольствием, — ответил Женя и взглянул на девушку.

— Честно сказать, не особо хочется, но за компанию выпью, — улыбнулась Наташа и прикрыла рот ладошкой, чтобы скрыть зевок.

— Я мигом, моргнуть не успеете, — пообещал спортсмен и выбежал из купе.

— Вы, смотрю, уже спать хотите, — произнёс наблюдательный Евгений. — А мы со своим чаепитием пристали.

— Ничего страшного, — девушка махнула ладошкой. — Мне ещё сутки трястись в поезде, высплюсь. Это вам рано вставать.

— Мы привыкшие к утренним подъёмам, — парень встал и достал пачку сигарет. — Пойду покурю. Не желаете?

— Нет, спасибо. Бросила и не тянет. И давай уже на ты, Жень.

— Без проблем, — белозубая улыбка озарила его лицо. — А я вот никак не могу завязать с этой привычкой.

Через минуту вернулся Жук с тремя стаканами чая. Расставив их на столе, он отправился вслед за своим другом.

Наташа аккуратно взяла поставленный перед ней горячий напиток и сделав осторожный глоток, стала смотреть на проносящийся за окном тёмный лес. Она снова поверила, что всё у неё будет хорошо. Что помимо разных сволочей есть много добрых, отзывчивых людей.

***

Перед глазами всё плыло, взгляд никак не мог сфокусироваться на окружающей обстановке. В животе закипала ноющая боль, разливаясь потоками обжигающей лавы по всему телу.

Меня всю трясло, тошнота подкатывала к горлу. Голова кружилась, как после сумасшедшей карусели. Перед глазами деревья устроили невероятный хоровод — берёзки кружились в одну сторону, пушистые ели — в противоположную.

Чтобы прекратить этот адский танец, я прикрыла веки, и меня тут же стошнило. Вонючий поток фонтаном вырвался наружу, как наждачной бумагой пройдя по горлу.

Спасительная темнота с мириадами звёзд стала засасывать в свой омут, и я снова отключилась от реальности.

Кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо, лил на лицо холодную воду, бил по щекам. Но я никак не хотела открывать потяжелевшие веки, не хотела возвращаться в мир боли и предательства. Я чувствовала какую-то заторможенность, слабость и ту же противную тошноту. Воздух с трудом проникал в лёгкие.

Мне сильным рывком придали сидячее положение. Боль в животе стала стихать, что не могло не радовать. Но всё равно я хотела послать настойчивого возмутителя спокойствия куда подальше. Но язык едва ворочался, и из горла вырвался только хриплый вздох.

— Давай, просыпайся, зараза! — услышала я, как сквозь вату, чей-то незнакомый, сиплый голос. — Все петухи уже пропели, а ты дрыхнешь, как сурок.

Звонкая пощёчина откинула мою голову назад, и я бы наверно упала на спину, если бы чья-то сильная рука не придержала меня за свитер, который жалобно затрещал.

— Отстань, — с трудом, едва слышно, прошептала я незнакомцу.

— Сдохнешь, дура, — прошипел он мне в лицо. — Открывай рот и пей.

Мне захотелось плюнуть в заботливую рожу, чтобы оставил меня в покое. Но во рту пересохло, как в пустыне, и я всё же открыла рот. Глоток воды будет как нельзя кстати.

После нескольких жадных глотков, меня снова вывернуло. Головокружение набирало новые обороты.

— Вот, хорошо, — подбодрил меня неведомый доброжелатель. — Пей, милая. Тебе это жизненно необходимо.

Я всё ещё не могла его разглядеть — веки будто налились свинцом, да и не было желания и сил их открывать. Осторожно кивнув, я снова разомкнула потрескавшиеся губы и, судорожно сглотнув подступивший к горлу комок, стала пить живительную воду.

Не знаю, сколько продолжалась эта мучительная процедура, я просто потеряла счёт времени. Казалось, что мой желудок вывернут наизнанку. Под конец этой экзекуции, незнакомец заставил меня съесть две упаковки активированного угля и, уложив на что-то мягкое, чем-то заботливо укрыл.

Сон не заставил ждать, и я провалилась в царство Морфея, который с ехидной улыбкой поманил меня за собой.

***

Мне снилось что-то жуткое и до ужаса противное — я от кого-то убегала, слыша за спиной хриплое, тяжёлое дыхание. Душераздирающий скрип-визг преследовал на протяжении всего забега. Страх, ледяной коркой, сковывал моё тело, а к ногам, как будто привязали пудовые гири, мешавшие бежать изо всех сил. Но я сумела добраться до спасительной лестницы и с облегчением стала карабкаться куда-то вверх — туда, где так маняще светились звёзды на ночном небосводе. И только я ухватилась за последнюю ржавую скобу, чтобы выбраться наконец-то на свободу, как чьи-то сильные мохнатые лапы дёрнули меня вниз и я, с воплем ужаса, полетела в пугающую пропасть.

Отчаянно дёрнувшись всем телом, я вырвалась из объятий сна. Сердце бешено колотилось в груди, как загнанный в клетку зверь. Меня бил озноб, а кожа покрылась липким потом.

С трудом разлепив веки, наконец-то смогла оглядеться, хотя взгляд ещё плавал. Я лежала на грязном полосатом матрасе в углу какой-то небольшой комнаты, слабо освещавшейся огарком свечи, стоявшем в блюдце на деревянном ящике. Рядом с ним располагался какой-то то ли небольшой шкаф, то ли сейф на низкой деревянной подставке с колесиками, около которого валялась пара старых утюгов. Разглядеть что-либо ещё не представлялось возможным из-за окутавшего помещение полумрака.

Попытавшись подняться, я задела таз, стоявший рядом со мной. Он предательски звякнул.

Шкаф неожиданно протянул руку к свече и медленно развернулся с ней ко мне.

— Очнулась, бедолага? — поинтересовался знакомый голос благодетеля.

На вид ему было далеко за сорок. Густая борода с проседью, короткий ёжик русых волос на голове и внимательные голубые глаза в обрамлении морщинок. На нём был расстёгнутый черный морской бушлат и тельняшка. На шее веревочка с деревянным крестиком.

Я изумлённо перевела взгляд вниз и тут же смущенно отвела его. У незнакомца было тело атлета, а вот ноги выше колен были ампутированы.

— Как себя чувствуешь? — участливо спросил он, не обратив внимание на мою реакцию.

— Как пьяный пингвин в пустыне, — охрипшим голосом поведала я. — Воды, пожалуйста.

Заботливый дядя развернулся к ящику и что-то налил в железную кружку из закоптившейся кастрюли и аккуратно протянул мне.

— Что это? — настороженно интересуюсь, глядя на тёмную жидкость, исходящую паром.

— Травяной отвар. Пей, не отравишься, — улыбка озарила его лицо. — Тебе, для вывода токсинов, самое то.

— Как я здесь очутилась, и вообще, где мы? — в голове крутилась ещё масса насущных загадок, которые не давали мне покоя, помимо боли, терзавшей тело.

— Как тебя звать, кареглазая? — вопросом на вопрос ответил гостеприимный хозяин.

Казалось бы, чего проще? Я уже было открыла рот, чтобы ответить незнакомцу. И тут с ужасом понимаю, что не помню не только своего имени, но и вообще ничего из прошлой жизни. Чтобы скрыть замешательство и охватившую меня панику, делаю большой глоток из кружки. Горячий отвар обжигает губы и язык с нёбом, но я усердно пью эту горькую гадость. Лишь бы отсрочить время, а вдруг память вернётся в мою бедную голову.

— Чего молчишь, красавица? — благодетель обрывает затянувшуюся паузу и внимательно смотрит на меня. — Я, Боцман, а ты?

— Необычное имя, — усмешка непроизвольно появляется на губах. — Называй тогда меня русалкой.

— Русалкой значит? — он недоверчиво покачал головой. — Жаль, моря поблизости нет, только обмельчавшее озеро, в котором даже утопиться теперь не получится.

— Прости. Просто ничего не помню из прошлого — как будто стёрли грязной тряпкой.

Подхватив с пола по утюгу в каждую руку, он оттолкнулся ими и подкатился на тележке ко мне вплотную. Бесцеремонно ухватил меня за подбородок и обеспокоенно заглянул в глаза, потом осторожно проверил пульс.

— Значит я не ошибся, подумав, что ты стала жертвой клофелинщиков. Амнезия — последствие отравления.

— Как я сюда попала? — повторила свой вопрос, ёрзая на матрасе.

— Тебя принесли мусорщики, — Боцман забрал опустевшую кружку и вернулся к ящику, заменявшему ему стол.

— Кто? — я недоумённо смотрела в спину моряка.

— Местные бомжи, обитающие на окраинах этой задницы, бывшей когда-то провинциальным городком.

— Час от часу не легче, — прошептала я и обхватила плечи руками. — А как город назывался?

— Накинь, — заботливый дядька кинул мне фуфайку, увидев, как я поёжилась от холода. — На развалинах автовокзала чудом сохранилась облупившаяся табличка — Плюсинск.

Внезапная леденящая волна ураганом обожгла организм. В мозгах, как будто включили рубильник, и лавина воспоминаний обрушилась на моё сознание потоком информации.

— Вспомнила чего, русалка? — Боцман с тревогой всматривался в моё лицо. — Ты чего так побледнела?

— Наташей меня зовут. Бывшая журналистка, — представилась я и, вжавшись в холодную стену, прикрыла глаза.

«Вот значит, куда меня занесла ирония злой судьбы», — пронеслась в голове шальная мысль. Хотя что-то мне подсказывало, что неспроста я тут оказалась.

***

Боцман разжёг в буржуйке огонь и стал не спеша, подкладывать дрова, изредка бросая на меня заинтересованный взгляд.

А я, оглушённая воспоминаниями, молчала и нервно теребила ворот фуфайки. У меня наконец-то сложилась картинка мрачной мозаики.

Именно журналистское расследование про город Плюсинск стало отправной точкой в моих злоключениях. Сначала последовало предупреждение, но моя гордая и свободолюбивая натура не вняла инстинкту самосохранения. Я продолжила копаться в этой зловонной истории.

Год назад я была в этих краях в командировке. Писала очерк о ветеранах Великой Отечественной войны. И до меня случайно дошла информация, что есть такой город Плюсинск, огороженный от посторонних взглядов высоким забором с колючей проволокой под электрическим напряжением. Охраняется, как президентская резиденция — мышь не проскочит. И будто там проводятся жуткие эксперименты. Это всё поведал один из охранников засекреченного объекта, которого замучила совесть, и он решил рассказать народу правду.

Когда я пришла на место оговоренной встречи с этим парнем, ко мне подошли люди в штатском, козырнули корочками государственной спецслужбы. И запихнув в подъехавший автомобиль, отвезли в местную психбольницу. Показали больного парнишку, брызгавшего слюной и мочившегося прямо в свои пижамные штаны.

Я с большим трудом узнала жизнерадостного юношу с фотографии, которую мне показали перед встречей. Его безжалостно превратили в живого овоща.

Потом был кабинет главврача. Мрачный тип в белом халате, от которого за версту разило гэбэшным прошлым, показал мне состряпанную в попыхах историю болезни. У меня сдали нервы — я послала его на три буквы и выскочила в коридор. Где меня благополучно схватили и вернули обратно. Дядя в халате больше не изображал радушие, он в ультимативной форме предупредил меня о последствиях разглашения секретной информации. Заставил расписаться в какой-то бумажке и отпустил восвояси.

Меня посадили на поезд и отправили под присмотром домой. А через несколько дней уволили из редакции, так как я продолжила расследование на свой страх и риск.

Я хотела сначала уехать к морю, подлечить расшатавшиеся нервы, но на вокзале увидела, что за мной следят. И неожиданно купила билеты снова в этот край. Так и очутилась в том поезде, в купе с весёлыми попутчиками, которые с любовью и заботой подмешали в чай клофелин.

Вот и добилась того, чего так хотела. Прямо в эпицентре событий нахожусь, расследуй — сколько душе угодно.

— Аппетит не проснулся? — вопрос Боцмана оборвал мои мрачные мысли и воспоминания. — Может, поужинаем?

— Чаю бы выпила с лимоном, а еда боюсь не полезет, — прошептала я в ответ.

— Тут магазинов нет, так что не избалованы фруктами — не обессудь. А чайку сейчас заварю и налью.

— Хороший ты мужик, моряк, — я благодарно улыбнулась. — А как тебя занесло в эту дыру?

— Это мой родной город, я тут родился, — грусть и тоска слышались в интонации его голоса.

— Не обидишься, если я задам…

— На войне потерял ноги, на фугасе подорвался БМП, на котором ехал мой взвод, — словно прочитав мои мысли, Боцман ответил раньше, чем прозвучал вопрос.

— Что тут вообще творится? Слухи про жуткие эксперименты ходят, — поинтересовалась я, наблюдая, как проворно хозяйничает моряк.

— Знаешь, как сейчас называют мой бывший город? — увидев, как я отрицательно мотнула головой, Боцман продолжил: — Жопа. К сожалению, не могу оспорить сей факт.

— Что же тебя здесь до сих пор держит? Что ты забыл в этой заднице? — принимая кружку с ароматным чаем, задаю я очередные вопросы. Любопытство — первый порок журналиста, оно и сгубило любопытную Варвару, которой нос на базаре оторвали.

— Ты думаешь, что отсюда легко выбраться? — в его глазах затаилась жизненная мудрость, опыт прожитых лет — отражался в морщинках и седине. — Да и без ног особо не побегаешь. Когда я вернулся в город, здесь ещё кипела жизнь. Я даже устроился на работу. А потом началась перестройка, рухнула и развалилась страна на отдельные куски. Дерьмократы стали без зазрения совести грабить народ, прихватизировать заводы, газеты, пароходы… Единственный, градообразующий завод в городе обанкротили и закрыли. И горожане стали потихоньку уезжать в поисках лучшей доли.

Боцман налил себе в гранёный стакан крепкий чай и, сделав большой глоток, продолжил:

— Пять лет назад на заводе случилась авария, произошёл выброс химических веществ. Население стали эвакуировать. Город постепенно обнесли забором и колючей проволокой, выставили блокпосты с охраной. Но ни в прессу, ни на телевидение информация о трагедии не просочилась. Всё засекретили. Отделались какими-то общими отговорками. О жертвах ни слова. Сожгли в печах и нет проблем. Нет тела — нет дела.

— Да, у нас это умеют, к сожалению, — я поставила опустевшую кружку на матрас.

— То-то и оно. Я сначала собрал пожитки, собираясь уехать вместе со всеми. А на сборном пункте какой-то депутатишко отпихнул меня от автобуса — типа потом уеду, калеки и подождать могут. Не сдержавшись, уронил его, да заехал в морду несколько раз. Меня с трудом оттащили от этого урода. Дубинками приласкали по спине и, кинув в кузов машины, отвезли на пустырь и бросили. Больше не пытался эвакуироваться.

— А что за слухи нехорошие ходят? — спросила и, затаив дыхание, смотрела на рассказчика.

Конец ознакомительного фрагмента.