Заповедный омуток

Анатолий Шинкин

Вампир – «неживой» по определению, не боится смерти: потеряв физическое тело, переселяется в другое. Смерти боится человек и всячески старается оградить и направить вампира в своем теле на бережное, спокойное и долгое существование. Соглашается «лизать зады» вышестоящим, «толкаться локтями» с равными, «ходить по головам» подчиненных.

Глава 3 Заседание посвященных

«Стать Вампиром не «просто», а «сладко!»

Слоган из рекламногопроспекта «А ты уже записался в упыри?»

У вампиров только два состояния — сыт и голоден.

Мифы и реальность о вампирах

Гульфик встал за трибуну и внимательно просканировал зал на предмет отсутствия Ванхельсингов, Константинов и прочих охотников за вампирами, которые почему-то не могут жить спокойно, пока в мире существуют вампиры, то есть никогда не могут жить спокойно. Для верности внимательно вгляделся в каждое из пяти висящих по стенам зеркал. Зеркала отразили пустой зал и никем не занятые кресла. Принюхался острым, неожиданным для лепешкообразного лица, носом и, не уловив запаха чеснока, раскрыл записную книжку:

— Господа, у нас траур. Вчера загнали и два раза провернули осиновый кол в сердце нашего товарища — вампира первой категории Ржавого, «в миру» заместителя областного прокурора. Это сделали бандиты.

По залу волной прокатился ропот, и Кирюха озвучил общее недоумение:

— Бандиты все под нашей крышей…

— Мы? Да, чтобы мы! Фильтруй базар, брателло! — рванул на груди рубаху Колян.

— Не дергайся и дослушай. Они были уверены, что Ржавый оживет в ореоле борца с оргпреступностью: ведь мы бессмертны, что нам любая деревяшка. Они выломали штакетину из забора и воткнули Ржавому в сердце. Штакетина оказалась осиновой, одна на тысячу сосновых палок — несчастный случай. Помолчим.

Гульфик тяжело смотрел в зал, и ежились бессмертные в непреходящем страхе разоблачения. Полсотни особей, мужчин и женщин, отцов и матерей, друзей и добрых соседей «в миру», и злобных кровососущих тварей в своей настоящей ипостаси, обирающих, обсасывающих, унижающих, а порой и отправляющих на погост, сорок тысяч жителей Непряхина и Непряхинского района.

— Начну с главного: так называемый, народ начинает догадываться о нашем существовании. Многие министры и депутаты названы в интернете и печатных изданиях вампирами и упырями. Хочется думать, что это всего лишь полемический задор зарвавшихся журналюг. Однако по нашим каналам дошла весть, что охранникам нашего пострадавшего брата-олигарха выдают патроны с серебряными пулями, а вместо дубинок осиновые колы, — очень тревожный факт. Поэтому конспирация и еще раз конспирация. Ты что-то сказал?

— Нам придется отменить сюрприз-десерт на банкете, — Кирюха вспотел от напряжения. — Вы сказали «конспирация». Сегодня утром асфальтовый каток переехал голодного вампира — лепешка, и ни одной капли крови. Пришлось вылить весь запас на дорогу, чтобы создать видимость обычного ДТП.

— Интересная отмазка, каких только сказок не приходится выслушивать, выясняя причины непоступления крови в желудки старших товарищей. А жив ли наш брат? ДТП не осиновый кол.

По залу снова зашептались: не умел шутить Гульфик. Ответил Кирюха:

— Жив, и новое тело искать не пришлось. Очень перспективный стажер. Недавно из армии. Служил в «горячей точке», и довел местных жителей поборами и оскорблениями до того, что они весь блокпост — двадцать человек вырезали за одну ночь, а сам вот он. Районный рыбинспектор, он же охотинспектор, он же лесничий.

— Типа шампуня? Три в одном.

— Он привел веский аргумент — пачку баксов, что не надо платить зарплату троим, где справится один. Единоличный хозяин природных запасов района. Никому спуску не дает.

— Государственные интересы охраняет?

— Свои. Сейчас сам расскажет. Никитенко, ты где там?

В зал вошел рослый плечистый парень. Из ворота рубахи выглядывала тельняшка. Зло и нагло осмотрел зал и подошел к трибуне:

— Хочу…

— Т-ссс! Хотеть никогда не поздно, но, порой, вредно, — остановил парня Гульфик. — Отличная кандидатура. Жаден, зол, завистлив, противен. Умен? Хм. Можно расценить как недостаток. Так что ты хочешь?

— Все!

— Тогда по старой доброй традиции партийных собраний… Ха-ха! Ведь нас можно назвать партией? Партией избранных. Расскажи о себе.

— Когда Ваши довели всех до ручки…

— Уже можешь говорить Наши.

— Когда Наши довели всех до ручки, и жители перешли на подножный корм: грибки, ягодки собирать, кору драть с деревьев, рыбу ловить, чтоб с голоду не подохнуть, я начал охранять от них рыбные запасы. Гонял с водоемов, отбирал снасти и рыбу, выбивал в водоемах электроудочкой все живое. На жизнь хватало: дом построил, машину купил, магазин открыл, с Нашими подружился. Вместе районные пруды-миллионники спустили, рыбу продали, деньги поделили, наверх отстегнули. Вода и немножко рыбы осталось только в речке, но мало, так как снесенные паводками плотины мы не восстанавливаем, малька не запускаем. Горожан, если у воды встречаем, штрафуем на всю катушку как расхитителей государственной собственности, в газетенке на весь район пропечатываем, позорим.

— Достойно. Молодец. Давить людей под покровительством самой надежной «крыши» — государства. Заслужил. Получишь бессмертие. Как там нашего брата бестелесного зовут?

— Мнимозина.

— Баба что ли?

— Серединка наполовинку. Начинал как женщина-вамп, был Катериной первой, Жорж Сандой или Сандом: черт их разберет, сменил ориентацию и в разных обличиях возглавлял районные и областные подразделения от ВЧК до КГБ. До вчерашнего дня обретался в Регистрационной палате. Половину района обобрал. Четыреста лет от роду.

— Уроду. Хха-ха! Пошутилось в рифму. Ну, а теперь обсуждение. Демократия — это власть народа, а не хрен собачий! Давай, народ, ругни претендента, преследований не боясь.

— Козел? — Козетта взметнула с места свое кривое короткорукое тело, замахала маленьким синеватым кулачком, слюна полетела вокруг. — Козел! Ты что мне обещал, скотина, когда я тебе помогала половину городских строений в собственность оформить, на улицу людей выкидывала, участки у них обрезала? Где кровавый и красивый секс, с элементами садо-мазохистского разврата? Где плетки, наручники и меховые стринги с кожаными веревочками? Где бурные ночи без сна, в оргиях и порнографических откровениях двух изощряющихся в любовном томлении душ? Где…

Легкие смешки в зале перешли в хохот, сидящие в задних рядах приподнимались посмотреть на злобную фурию и падали на сиденья, едва взглянув на обманутую в лучших чувствах чиновницу. Кирюха вытер слезы, провел ладонью по губам, стирая смех, и поднял руку, с крупным родимым пятном на предплечье:

— Есть еще мнения?

— Принять, чего там…

— Годится. — Гульфик вновь взял инициативу. — Отличная характеристика от госпожи Козетты. Нарекаю тебя Мнимозиною… Стоп! Подойди к зеркалу. И жить тебе до…

Никитенко стоял перед зеркалом, глядя на собственное отражение. Вот оно, заветное действо. Скольким ближним и дальним отравил, искалечил жизнь, воровал, бил, врал, гадил в прямом и переносном смысле, по душевной к злу предрасположенности, а теперь получает в награду бессмертие и прошлое некой Мнимозины, и будущее, которое будет строить сам, и ближние становятся дальними, и зло человеческое оборачивается благом рыцарей Ордена Тихого Омута. Никитенко последний раз смотрел на свое отражение и уже знал, как будет строить свое будущее.

Не вставая с места, Гульфик протянул пробирку, и родимое пятно на предплечье растянулось в перевернутое окончание молитвы: «Ин номине патрис, эт филии, эт спиритус санкци. Амен.» Вампиры подались назад, схватились за подлокотники. Рука, вытянувшись над рядами кресел, влила кровь в приоткрытый рот новоиспеченного брата. Грохнула и ссыпалась стеклом на пол пластиковая створка окна. Медленно вплыл и ослепил упырей кроваво-красным сиянием искрящийся чуть более бильярдного размером, шар. Вжимаясь в сиденья, следили кровососы заворожено, как переместилось огненное видение над головами, опаляя жаром, и повисло над головой Гульфика.

Упали на щеки вампира тени бровей, занавесили темнотой глаза, превратив лицо-лепешку в маску злого глумливого Джокера, и голос Гульфика донесся, как гром через вату:

— И жить тебе до… Ты, говорят, любишь по людям стрелять? — глумливый Джокер усмехнулся криво. — Жить тебе до серебряной пули. Ха-ха-ха! — Гульфик резко вскинул руку в сторону зеркала, сверкнула молния, и треснуло наискось стекло. Померкло, расплылось и растворилось в нем изображение Никитенко. Следом затянулась кривая трещина, плавным вихрем закружились и вернулись в раму осколки окна.

Приходя в себя, начали дышать и осматриваться упыри. Каждый из них переживал подобное не раз, при каждой смене тела, но трепет огненного обновления вновь и вновь повергал в ступор их полуживое существование.

Гульфик «держал паузу», презрительно разглядывая сидящих «братьев», толстомордых, жадных, злых полулюдей-полувампиров. А ведь вначале идея объединения упыря и человечка в одном неплохо работала, способствовала увеличению численности населения и, соответственно, расширению кормовой базы. Не боящийся смерти вампир направлял человека в самую гущу событий, понуждал руководить, направлять, отвечать за сделанное.

В переднем ряду, свесив до полу толстое брюхо, сидел Витюха-мент. Гульфика передернуло отвращение. Всего полтора века назад Витюха не боялся погибнуть мальчишкой на Парижских баррикадах, двадцатилетним быть расстрелянным на Сенатской площади, тридцатилетним комиссаром быть раздавленным убитой лошадью в кавалерийской атаке в Гражданскую, а вот сейчас толстый мерзавец помышляет только о деньгах и власти, и мечтает подольше продлить земное существование своей безобразной туши. Человек победил вампира. «Недолго вам радоваться, братья…» — усмехнулся Гульфик.

— Садись. Живи с нами, Новый Мертвый, и жди обещанную пулю, — гулкий хохот Гульфика снова сотряс воздух, закачались, звякнув подвесками, люстры.

Смущаясь, пошел Никитенко, получивший добавку Мнимозина, между креслами неровной походкой, присел в задних рядах. На него оборачивались сочувственно и молча: ох, как зло и некрасиво шутил приезжий.

Уставший сглаживать неловкости Хватаев Кирюха взял слово:

— Нам приятно доложить гостю о своем ноу хау…

— Ноу чего?

— Хау — изобретение, технология. Каждый из братьев должен ежедневно выпивать от пятидесяти граммов крови до полулитра. Где брать, когда всех аборигенов по несколько раз перекусали, а на донорском пункте выпито все и даже посуда вылизана? Нашли мы одного умельца пчеловода. Хитрован скрестил пчел с комарами, отсасывают кровь и в улей стаскивают. Откачивай и пей в удовольствие. Хотели Вас сегодня угостить, да вот неприятность с Мнимозиной.

— Интересно. Интересно. А знаете ли вы господа вампиры, что вместе с преимуществами, которые мы получили от ордена: не спать днем, жить человеческой жизнью, заимели гадкую донельзя проблему. Теперь мы можем заразиться человеческими болезнями, стать людьми и умереть в положенный человеческий срок от туберкулеза, рака, дизентерии или сифилиса. Как Вам перспективка? Подобные случаи уже наблюдались в Европе и Америке. Нас пока Бог миловал, — не надо корчиться: шучу я так. Инициатива кажется интересной, потому что ульи можно ставить в сравнительно чистых местах: детсадах и школах, а кровь из улья подвергать анализу. Пошто, Никитенко, прижурився?

— Спросить хочу. Как узнать, если опять в человека?

— Перед зеркалом встань. Как отразишься… Ха-ха. Давайте заканчивать. Банкет, я понимаю, отменяется?

— Нет, как же? — засуетился Кирюха. — Икра, рыба, фрукты в ассортименте. Стриптиз и упражнения с бананом госпожи Козетты.…

— Силос, он и в Африке силос! — отрезал гость. — Закрывай лавочку. Да не забудьте зеркала убрать в кладовку, недотепы. Колян, Мнимозина, в машину. Покажете вашего пчеловода.

Гульфик зашагал к двери. План по изъятию вампиров из тел зажравшихся чиновников начал осуществляться. На первом этапе следовало убедить людей-вампиров, что теряют бессмертие по своей глупости и жадности.

За областным вором разочарованной толпой потянулись Непряхинские вампиры. Успевшая сбросить юбку Козетта, перебирая на месте тонкими кривыми ножками, нервными движениями рвала кожуру с банана, сверлила взглядом спину Гульфика. Совершенно поникший Кирюха, сознавая, что его дни в должности главы города и района сочтены, огляделся потеряно, вырвал у архитекторши полу очищенный овощ, откусил, выплюнул и поплелся к своему кабинету.

По мановению кончился дождь. Ветер легко разгонял излившие бремя воды тучи. Освобождали площадь, увозя по вотчинам упырей, тяжелые темные автомобили, и в бампере последнего отразился луч выглянувшего из-за облаков солнца.