Водители

Анатолий Рыбаков

Это книга о шоферах и шоферском труде, о радостях и горестях рабочего человека. Ни материал, ни сюжет, ни стиль романа нисколько не напоминает трилогию Кортик-Бронзовая птица-Выстрел. И только имя героя «Водителей», молчаливого начальника автобазы – Михаил Григорьевич Поляков, – выдает внутреннее намерение автора дать картину судьбы поколения, начавшего свой путь при свете первых пионерских костров и принявшего на свои плечи главный груз великой войны. За роман "Водители" А.Рыбаков в 1951 году удостоен Государственной премии СССР.

Глава вторая

Наступил тот поздний час, когда в конторе никого нет, помещение убрано, на столах чисто и телефон мирно дремлет, поникнув черной трубкой.

Из-за стены, отделявшей кабинет от гаража, слышалось рычание моторов, из диспетчерской доносились голоса шоферов, сдающих путевки, и кондукторов, считающих выручку. Машины возвращались с линии, и в окне то и дело возникали молочные полосы света. Они освещали склонившуюся над таблицей голову Полякова, его твердо очерченный профиль, карандаш в сухих крепких пальцах. Он рассматривал отчет о работе автобазы.

Экономист Леонид Иванович Попов сидел в знакомом уже читателю кожаном кресле. Стекла больших очков в роговой оправе не могли скрыть напряженного и беспокойного взгляда, следившего за карандашом Полякова. Весь его вид как бы говорил: «Делайте как вам угодно. Я человек подчиненный, и я молчу».

Попов считал главным достоинством экономиста умение составить отчет «вовремя и хорошего качества», то есть представить работу своего предприятия в наилучшем виде. Он не извращал цифр, но умел подчеркнуть лучшие, не скрывал недостатков, но акцентировал успехи. И теперь, когда автобаза перевыполнила апрельский план, Леонид Иванович построил отчет так, чтобы он отвечал на вопрос: «Каким образом автобаза достигла такого результата?» Для этого он на все лады анализировал работу пассажирского транспорта, по которому план был перевыполнен, оставляя в тени грузовой, едва-едва вытянувший программу.

Поляков поступил наоборот: все внимание он уделил грузовым перевозкам, и Леонид Иванович понял — отчет придется переделывать. Он представил себе картину заседания в тресте. Канунников скривит губы в злой усмешке: «Опять себя для битья выставляете?! Что ж, получайте». И получат! И поделом, раз сами напрашиваются!

Его мрачные мысли были прерваны коротким замечанием Полякова:

— Из ста пятидесяти машин в среднем работало только сто двадцать.

— Новые машины не стояли бы.

Этот ответ означал: «Надо не возиться со старым барахлом, а добиваться новых машин».

— Машины слишком долго стоят под погрузкой и разгрузкой, — продолжал Поляков.

Что мог возразить Леонид Иванович? Разве Поляков сам не понимает? Машины работают в городе, на коротких расстояниях, вот и стоят много времени под погрузкой и разгрузкой.

Но напоминать об этом Леонид Иванович счел бесполезным. Только заметил:

— Зато обратите внимание, Михаил Григорьевич: семьдесят два процента с грузом. Это же неслыханно на городской работе!

Поляков отложил в сторону карандаш и посмотрел на Попова.

— Вы видите семьдесят два процента груженого пробега, а я вижу двадцать восемь процентов порожнего. Отчет — это не мармеладка, а пилюля: чем она горше, тем лучше действует.

Он встал, собрал со стола испещренные заметками ведомости, протянул их Попову.

— Берите. Послезавтра на производственном совещании доложите весь материал. Покажите каждому, сколько убытку приносит его плохая работа.

Леонид Иванович, расстроенный, вернулся в контору. Начальник эксплуатации Степанов кивнул на дверь кабинета:

— Один?

В ответ Леонид Иванович буркнул:

— Иди.

— Будет концерт, — сказал Степанов, поднимаясь и подбирая бумаги.

— Что такое?

— Тракторсбыт шесть машин прогнал порожняком!

Тревога Степанова оказалась напрасной.

Поляков молча прочел докладную записку шоферов, а утверждая разнарядку, красным карандашом вычеркнул Тракторсбыт. Не давать машин!

— Как бы скандал не вышел, Михаил Григорьевич, — предупредил Степанов.

— Не давать машин! — коротко произнес Поляков.

— Слушаюсь.

Взгляд Полякова задержался на одной строчке ведомости:

— Почему включен Стройтрест? Он расплатился?

— Звонил Жуков…

— Он расплатился?

— Нет.

— Почему вы включили его в разнарядку?

— Вас как раз не было, Михаил Григорьевич, звонил Жуков — председатель горсовета, потом товарищ Канунников звонил. Приказывали обязательно занарядить Стройтресту десять машин.

— Ну и что же?

Степанов развел руками:

— Председатель горсовета…

Поляков вычеркнул в разнарядке Стройтрест. Раздался телефонный звонок. Поляков поднял трубку, узнал голос управляющего Автотрестом Канунникова.

— Михаил Григорьевич? Здорово!

— Здравствуйте, Илья Порфирьевич.

— Как дела?

— Ничего.

— Ничего, говоришь?

— Ничего.

— Слушай, Поляков, сам проследи. Машины Стройтресту чтобы без всякого опоздания подать! Что, брат, сегодня на облисполкоме было! Я говорю: «Закидаем машинами, только возите». Приказано десять машин им выделить.

— Не могу, Илья Порфирьевич. За ними сто восемнадцать тысяч задолженности.

— А… До сих пор не расплатились?

— Нет.

— Вот черт, совсем упустил из виду. Закрутишься с делами, забудешь, как самого зовут. Ну ладно. Завтра мы им машины дадим, а послезавтра посмотрим. Доложу облисполкому.

— Не могу, Илья Порфирьевич. Есть приказ: должникам не возить.

— Знаю, знаю, но ничего на этот раз не попишешь. Придется выделить.

— Не могу.

— А я приказываю!

— Дайте официальный приказ: «Несмотря на наличие задолженности, машины Стройтресту выделить».

— Страхуешься?

— Страхуюсь. И кстати: Тракторсбыту машин завтра тоже не даем.

— Это почему?

— Опять не дали загрузить машины в обратный рейс. Прогнали порожняком.

— У них запчасти к тракторам, тут судом пахнет.

— Знаю.

— Знаешь, так смотри. А вот Стройтресту чтоб машины были.

— Если дадите приказ.

— То, что я говорю, и есть приказ.

— Разрешите записать его телефонограммой?

— Никаких телефонограмм! Нечего бюрократизм разводить! Вот мое последнее слово. Чтоб завтра машины Стройтресту были. Всё. Точка.

Канунников бросил трубку. Поляков спокойно положил свою на рычаг.

Предприятие, которое возглавлял Поляков, выросло из маленького гаража Союзтранса, имевшего в 1929 году всего три автобуса, три старых громоздких «лейланда», отслуживших свой век на московских улицах.

За двадцать лет парк загряжской автобазы вырос до ста пятидесяти машин. Пассажирские линии покрыли город и тракты, где до войны можно было видеть многострадальные «лейландовские» кузовы, приспособленные под автобусные стоянки. Они были малонадежным укрытием от дождя и зноя. Зато любая остановившаяся возле них машина служила наглядным свидетельством прогресса автомобильной техники.

Но размещалась автобаза в том же гараже, что и двадцать лет назад. Машины стояли во дворе, а мастерские ютились в тесных, неприспособленных помещениях.

Теперь Поляков ждал звонка технорука Любимова, который поехал в Москву добиваться в министерстве разрешения строить новые ремонтные мастерские.

Поляков надеялся, что строительство разрешат, хотя в полной мере представлял себе трудности: строить придется за счет собственных накоплений, значительная часть времени упущена, и Канунников, конечно, будет мешать.

Снова раздался телефонный звонок. На этот раз Москва. У аппарата Любимов.

— Алло! Любимов! Здравствуй. Как дела?

— Мастерские строить разрешено. Стоимость первой очереди — семьсот тысяч рублей; все освоить в этом году. С проектом ознакомился: проект хороший… В министерстве предупредили: если не освоите, не берите.

— А ты как считаешь — брать?

— Такой случай упускать нельзя.

— А если завалим?

— Не думаю. Коробка простая. Дадут кирпич — в два месяца выгоним.

— Как бы нас с тобой раньше не выгнали.

— Кто-нибудь после нас достроит, зато мастерские будут.

— Это ориентир неважный. Ну ладно! Бери проект и выезжай. Остальное брось. Пошлем Смолкина, он доделает. Послезавтра к вечеру жду.

Как все просто и быстро делается! Уже завтра нужно начинать хлопоты о кирпиче, лесе, камне, стекле, кровле, о рабочих, о деньгах. Мастерские станут реальностью. А он их добивался столько лет!