Иван Таранов

Анатолий Рубин, 2015

Иван Таранов – одна из самых ярких личностей начала ХХ столетия, бесстрашный авиатор, предприимчивый пивовар и романтический сердцеед. Его образ полюбился и стал использоваться в анимационных сюжетах, юмористических рекламных роликах и анекдотах. Но кем он мог быть в реальной жизни? Чудаком-помещиком, фабрикантом-пивоваром или поэтом-авиатором? В этой книге хотелось рассказать историю жизни этого человека, о его увлечениях и любовных приключениях, основанных на легендах о нем.

2. Тарановка

и ее обитатели

Утром Таранов проснулся довольно рано, часов около восьми. В доме уже слышались голоса и шаги. Жизнь оживала. Он встал и открыл окно спальни. Хлопнули ворота, послышался звонкий бабий голос, пробежала звучно по шатким мосткам под окнами босая девчонка с лохматою головою. Начиналась новая для него жизнь, какая она будет? Интересная или скучная, что она ему принесет?

День обещал быть солнечным и жарким. Он спустился на первый этаж в столовую.

— Доброе утро, барин, ― засуетилась Пелагея. — Как спалось на новом месте?

— Отлично.

— Кофею, когда подавать изволите?

— А как будет готово, так и подавайте.

— Хорошо барин. Я быстро.

— Да не торопитесь, у меня теперь много времени.

Минут через пятнадцать он был позван в столовую, где уже был готов легкий завтрак, и дымилась чашка кофе. Что же, жизнь ему нравится все больше и больше. Не надо теперь идти на службу, и вспоминались слова его батюшки, который часто говаривал: «Эх, ма, была бы денег тьма, купил бы себе деревеньку и жил бы себе помаленьку!» Мечта отца не осуществилась. Он рано ушел из жизни. А Таранов теперь стоял перед дилеммой, как лучше поступить: продать имение и начать жить на вырученные деньги или начать хозяйствовать.

И вот сейчас спокойно можно начать разбираться с делами. Таранов прошел в дядюшкин кабинет. Книжные шкафы и полки для книг занимали много места в кабинете. Письменный стол наполовину загромождали тетради и книги. Он стал перекладывать книги, многие из которых не были еще разрезаны.

Его занятие было прервано странным шипением, заставившим его сначала испугаться, а потом, взглянув на стену, понять, что звук исходит из больших стареньких часов, висевших на стене. После этого они вдруг стали издавать звуки, похожие на то, если бы по дну сковородки скребли ложкой. Так они сообщили, что уже десять утра. После этого они затихли, а маятник вновь стал отмахивать туда-сюда.

Между тем, он наугад взял одну из тетрадок в руки. Это были какие-то записи с цифрами. У дядюшки не было приказчика и все дела он вел сам. Иван Михайлович начал ее листать, читая сделанные записи. Они касались главным образом погоды и хозяйственной деятельности:

«День 1 марта был очень красивый, солнечный и теплый. От тепла на улицах появились лужи воды. В нашей местности нанимать пастухов пасти скот на одно лето, на хозяйских харчах, на хозяйской обуви и одежде, очень дорого.

В день святых 40 мучеников 9 марта была сильная холодная снежная метель. От снежной метели образовались большие сугробы снега. Через деревни с большим трудом проезжали. После метели 10 марта был мороз и достигал до 12 градусов.

10 марта купил у разносчика «О разведении вишневых садов», «Как водить пчел», «Табак ― как прихоть и несчастие человека». «Погода у нас стоит удивительная. Вчера термометр показывал днем ― 2 градуса, а к вечеру ―10 градусов. Днем же были ручьи. Удивительный климат, стоящий наблюдения. С 8 по 12 марта были морозы…»

Но дальнейшее чтение тетради было прервано приходом старосты, и он вместе с ним пошел знакомиться с Тарановкой.

Староста показал небольшую пивоварню, в которой дядюшка варил пиво.

Пройдясь по деревне, они тут же встретили странного человека, по всему видно, местного дурачка. Он нес ведро воды со стороны кладбища.

Староста махнул в его сторону рукой:

— Это у нас Колюнька, с детства ушибленный. Когда ему было около десяти лет, он переболел тяжелой болезнью. По милости Божией выжил, но так и остался на всю жизнь Колюнькой.

Таранов поздоровался с юродивым:

— Здравствуй, Колюня!

— Здравствуйте! — ответил тот и остановился, поставив ведро на землю.

— Куда это ты ведро несешь?

— Надо цветы полить у дома.

Староста, наклонившись к Таранову, объяснил:

— На кладбище есть большие бочки, в которые собирается дождевая вода.

Таранов удивился:

— Так зачем же ты воду с кладбища несешь? Ведь ведро-то тяжелое, а тебе его придется вниз с горы тащить. Набрал бы воды у дома, да и поливал бы цветы.

Дурачок заговорщически засмеялся:

— Нет, та вода не годится.

— Вы, Иван Михайлович, не подумайте, что Колюня совсем такой уж дурачок, ― посетовал староста, ― он может такие вещи объяснить. Вот я его сейчас спрошу, к примеру:

— Колюня, а что самое главное в жизни?

— Вера. Православная вера, ― отвечал тот уверенно.

— А неправославные спасутся?

— Не знаю.

— А как спасаться?

— Мячиком.

— Мячиком?

— Мячик будет катиться по дороге и прикатится прямо в Царствие Небесное.

Произнося последние слова, местный дурачок добро заулыбался. Колюня имел на зависть ровные и белоснежные зубы. И когда он смеялся, запрокидывая голову назад, они сверкали как жемчужины. Его светло-прозрачные глаза в эту минуту казались темно-карими, глубокими. Взгляд пронзал душу. Но это только на мгновение.

Про себя Таранов подумал, вот и пойми его: то ли дурачок, то ли… Хотя на Руси люди издревле делились по социальному положению на три категории: господа, холопы и юродивые. В любой русской деревне всегда есть свой дурачок. Дело не в том, что на эту роль обязательно кто-то попадает. Он может быть действительно психически не совсем полноценным, а может и совсем нормальным. Но его делает дурачком деревня, он ей нужен. И он говорит, как правило, то, что думает, или то, что хотят слышать другие.

Таранов осмотрел деревенскую водяную мельницу и кузницу. В одном подворье мужики строили баньку. Староста, показывая на Таранова, представил его.

— Вот молодой барин приехал из самого Петербурга.

— А что, барин, с просьбой к вам, как просвещенному человеку можно обратиться?

— Что за просьба?

— Не посоветуете, как лучше полок ложить, из струганных досок или не струганных? Мы тут спорим промеж собой. Один говорит, что на не струганных лежать будет приятнее, и они оботрутся. Другой же говорит, что и струганные доски будут хороши.

Таранов был не готов к такому каверзному вопросу, но он ловко ушел от прямого ответа. И подумав некоторое время, посоветовал:

— Можно и не струганные, но, перевернув, чтобы они были внизу.

Ближе к вечеру к Таранову пожаловал батюшка из церкви, которая располагалась в соседней Березовке. Таранов пил чай, а отец Онуфрий пожелал выпить квасу.

— Я, как только прослышал, что вы вчера пожаловали в Тарановку, дай думаю, съезжу к новому хозяину, познакомлюсь, ― говорил отец Онуфрий.

–Правильно сделали батюшка.

— Мы ведь с вашим покойным дядюшкой очень дружили. Простой был человек, мы с ним вели всякие споры. Говорил мне, вот помру, оставлю имение Ивану ― племяннику, пусть хозяйничает в фамильном имении.

— Спасибо дядюшке, я ему очень благодарен за наследство.

–Ваш дядюшка любил пиво, а я вот уважаю квасок.

–Палаша, принеси батюшке квасу, ― попросил Таранов кухарку.

— Спасибо, не откажусь.

— Пиво ― это наше фамильное. Еще наш прадед, когда сюда переселился, варил пиво и даже, говорят, возил его в Москву.

— Да это я знаю. Но я люблю больше квас и — батюшка, отпив несколько глотков напитка, блаженно произнес, ― У-у, ква-сок… дю-же хорош квасок… Знатный квасок. Хотя и пиво у вашего дядюшки приходилось попивать…

— Квас тоже хорошо. Но что такое квас? Это бедный алкоголем и свободный от дрожжей напиток, приготовленный при помощи одновременно кислого и алкогольного брожения.

— Вот что значит ученый. Мы-то тут в деревне и не задумываемся об этом. Пьем квасок и пьем.

— Отец американской государственности, ― Таранов несколько распалился, ― автор конституции США Бенджамин Франклин утверждал, что пиво является прямым доказательством того, что Бог любит нас и желает видеть нас счастливыми.

— А я смотрю, вы батенька, софист. Ишь, как закрутили. Я по поводу пива вот что скажу. Как часто я слышу от сельских хозяев жалобы, что они не знают, чем поить рабочих во время летних работ в поле: водой люди недовольны, притом она часто приносит с собой различные болезни, а пиво слишком дорого, и рабочие от него слабеют, тяжелеют и делаются ленивыми. А вот квас очень дешев и не производит ни одного из вредных действий, которые свойственны алкоголю.

— Нет, я с вами все-таки не согласен, ― пылко возразил Таранов, ― пиво это пиво, а квас ― это квас.

— Не будем спорить, ― примирительно произнес батюшка и минуту помолчав, спросил: ― Как вам тут, нравится?

— Нравится.

— И я вот здесь с удовольствием живу. У нас высокое небо с такими восходами и закатами, аж сердце замирает! А как поют птицы! По утрам они меня будят: встань, посмотри, как под лучами солнца просыпается земля. А вечерняя перекличка цикад? На огороде у меня целая аптека. Работаю на земле, выращиваю овощи, фрукты, словом все, что требуется для здоровой жизни.

Отец Онуфрий вдруг сделался серьезным и стал молиться:

«Притечем к Господу и помолимся. Боже, Владыко Благой, приведи мир к покаянию, облегчи страдания страждущих и посрами козни лукавого.

Сними одну за другой все печати греха и удали от непосильных искушений и скорбей. Да омоется слезами плоть многооскверненная и предстанет картина греха перед оком сердца. Да возрадуемся до последних дней и испросим милости у Царицы и Госпожи нашей Богородицы.

Господи, даруй нам истинное покаяние и свидетельство перед Тобой. Да покается вся вселенная, да возрыдают города, вздохнут горы и прослезится небо».

Таранов тоже перекрестился.

— В следующий раз заезжайте запросто, ― провожал он отца Онуфрия.

***

…Прошло еще несколько недель. Таранов потихоньку обустраивал свой быт, начал вникать в хозяйственные дела, накопившиеся после смерти дядюшки. Съездил пару раз в город с хлопотами о вступлении в дядюшкино наследство.

Осмотрел винокурню, но особенно был восхищен трудом вязальщиц пуховых платков, которые изготовляли почти в каждом доме Тарановки.

Вязка платка от начала и до конца производилась на стальных спицах, похожих на те, посредством которых обычно вяжут чулки, только более длинных. На одном конце спиц насаживается шарик из сургуча, чтобы петли не спускались. На вязку одного теплого платка вязальщица в среднем затрачивала около 20 дней.

После стирки платок натягивали на специально приспособленную раму и просушивали в натопленном помещении.

Вязальщицы сами были авторами рисунков, которыми украшается платок. Узоры на платках были весьма разнообразны и носили названия: «кошачьи лапки», «паутинка», «елочка», «шашечки», «цепочки», «тройная ягодка», «круглая малинка», «пшенка», «змейка», «змейка с отростками»…

Оренбургские пуховые платки не имели равных себе по тонкости работы, оригинальности узора, красоте отделки, эластичности, прочности и способности сохранять тепло. Особым изяществом отличались ажурные платки, так называемые «паутинки», несмотря на большой размер их можно было легко уложить в скорлупу гусиного яйца или пропустить через обручальное кольцо.