Колокола весны

Анатолий Никифорович Санжаровский, 2023

Роман «Колокола весны, или Герой из книги рекордов Гиннесса» посвящён горькой судьбе талантливого деревенского парня. Этот роман «Литературная газета» от 26 июля 2017 года назвала «гимном русскому характеру».

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Колокола весны предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

8

9

Намечтал я шатнуться в сельский институт да вернуться в Синие, как мамушка, агрономом. Свой растить хлеб горел.

А дружки и подкуси:

— Или ты, товарисч, пупканутый?[23] Ну какой из тебя студент прохладной жизни? Да иди ты пустыню пылесось![24] Тебя ж по здоровью к институту не подпустят на ракетный выстрел!

Я и фукни им всем в глаза:

— Ёшкин кот! На спор! Да я в любой амансаран[25] без звука промигну! По здоровью вломлюсь даже в само ракетное военное училище!

И проскочил, курий мой лоб! Не ударил в грязь яйцом.

Делать нечего. Надо учиться, курсант Липягин[26]!

В грамоте я был не в последних. В школе на второй год не отсаживали. Трояков не хватывал. Из четвёрок да из пятёрок никогда не выпрыгивал.

То да сё.

Вот уже на носу и распределиловка.

Первый раз в жизни задумался я, горелый колышек. За голову схватился.

Мамушка родная! Да какой из меня вояка?! Какой из меня службист? Воротничок вечно застёгнут! Встань по команде! За стол по команде! Ложись по команде!.. Даже, пардонушко, на горшок и то по команде! Всю житуху по команде! Не-е… Не гожо… Не хлебать мне эти щи!

Ёшкин кот! Что же предпринять?

Сесть за рапорт? Глупо. Отстегнут, отчислят под фанфары ни с чем.

А мне надо слиться с военной сцены красиво. По лавру. С почётом. С дипломом то есть.

Надо схитрить.

Через месяцок выпускные. Сдам. Дождусь присвоения лейтенанта и тогда, с поплавком, непотопляемый, просись, пожалуйста, в запас!

Экзамены я сдавал ни шатко ни валко. Это был мой манёвр. Начальству после легче будет отпустить меня домой.

На экзамене по литературе любопытный дедок пристал, как мокрый лист, с дополнительным вопросом: «Что вы скажете о замужестве Татьяны Лариной?» Не стал я распинаться по учебнику. Из своих запасов отломил:

— А что я новенького доложу? Надоело ей неизвестно где, когда и с кем, она и порх замуж.

Думал, лебедя врежет. А он трояк на вздохе отстегнул.

Своих не топим!

На физподготовке надо было перепрыгнуть обложенную кирпичом яму в два с половиной метра. Лоб мне свой ещё дорог. Я предусмотрительно обежал яму.

Дальше заскакиваешь на лестницу.

С неё идёшь по доске.

На земле хватаешь ящик с песком, бежишь по траншее. Дальше окоп, там две имитационные гранаты. Швыряешь в пулемётное гнездо. Первой гранатой я попал в цель. А вторая с моей помощью сорвалась и надёжно улетела в гости к госкомиссии.

Гордая комиссия благопристойно разбежалась.

Ни в кого я не попал.

И вот экзамены позади.

Приказом министра обороны Малиновского мне присвоено звание лейтенанта. Диплом в кармане!

Теперь можно и за рапорт.

Я припомнил родной армии всё!

И то, что зимой курсанты ходили без верхней одежды. На морозе зуб по зубу автоматной очередью строчил! По всяк день почки настукивали мне о себе!.. Припомнил и то, что тайком от товарищей я носил под гимнастёркой тёплый свитер и обливался холодной водой. Этим и спасался. Больше, писал я, не могу я скрывать свою болезнь.

Раскипелся — целую тетрадь измазал рапортом. Так раскатал себя, такой пасквиль навёл на своё здоровье, что министр без звука уволил.

Мамушка не знай как обрадовалась моему приезду.

А батон (отец) — высоко себя ставил! — даже руки не подал.

Побелел. Набычился. Желваки дрожат.

— Хоть ты моё рожёное дитё… Руки я тебе не дам… Ещё мараться… Ты дезертир! Ты дезертировал не только из армии… Из самой из жизни дезертировал! Государство панькалось с тобой. Так утратилось! Всё учило, учило, учило! А ты?

— К твоему сведению, я по болезни пришёл.

— По дурости да по лени! У тебя ж планка съехала! На таких больных целину пахать! Испугался труда, ответственности. Лодыряка! Привык гонять вальта! Попомни моё отцово слово. До те, пока ты не вернёшься назад, в армию, я не считаю тебя своим сыном.

— А я и без твоих условий вернусь солдапёрить[27]. В том твоём училище совсем задолбали науками. Отдышусь, отосплюсь, откатаюсь, откупаюсь, отбегаюсь, отгуляюсь, отлюблюсь, отразведусь раза три, ещё женюсь и с семьёй сам вернусь тащить службу. Мне необходима семья, чтоб снять всякие подозрения на болезнь. Я считаю, женат человек — здоров, а не женат — нездоров.

Жизнь у нас не заладилась.

Батюня не разговаривал со мной. В презрении вообще не видел меня, топтал под пяткой.

Я исправно платил ему той же звонкой монетиной.

Бедная мамушка слабым огонёчком на ветру металась меж нами, ловчила присмирить нас с отцом и день ото дня всё гасла, гасла, гасла…

С полгода я на измор косил изюмишко да прилежно читал храпницкого. Плотно отдохнул и прикопался в школе в воеводах.[28] В серпентарии[29] только у меня не было своего стола. Подоконник заменял мне стол.

А через неделю пристегнули мне и уроки по труду. Бывший трудила серьёзно заболел. Впрягли меня сразу в две тележки. Ну, впрягли, я исправно тащу свои возки. Видит директор такое моё пионерское прилежание и говорит: «Бог любит троицу. А чем ты хуже Бога? Кидаю я тебе и кнутик. Будешь ещё и погонщиком ослов.[30] Чего тебе? Денежки не нужны?» Я ничего принципиального не имел против шуршалок.

Месяцок так отпустя дуректор Баян Баяныч (этот бугор вёл музыку) великодушно воззывает меня на первую подковёрную бучу.

— Липягин, lumen mundi[31] вы наш! Если желаете in perpetuum[32] остаться in optima forma[33] в школе, hiс et nunc[34] прекратите с учениками здороваться за ручку да потрудитесь уж заставить их величать вас не Валеркой или Валерио-холерио, а Валерием Павловичем. Что за панибратство? Ещё чего доброго — такова, увы, natura rerum[35] — станут просить закурить!

— Не выпросят. Я не куритель.

— Ну станут угощать. Вы же не откажетесь!

— Может быть.

Я смотрел на дурика, не понимал его и думал, тёмная лошадка чиновничье начальство. К чему оно? Чтоб держать в вожжах подчинённых? Чтоб-с портить людям жизнь? Чтоб бить по протянутой детской руке только потому, что ты учитель, а он ученик? Глядя на старшого, не примется ли он по нашему образцу обижать младших, слабых? Кого мы так воспитаем?

Эха! Сеем, сеем вроде разумное, доброе… А нивка-то камень, вечно не пахана! Что взойдёт-то, господа сеятелёчки?

Тут, конечно, не нужно большого ума, чтоб уловить существенную разницу в моих и директорских взглядах на педагогику.

И мы, понятно, расстались без горьких слёзолитий.

«Обида как ни тяжела, а поскулила и ушла».

Я переметнулся на почту.

Правда, не ямщиком. Прилип письмоносцем.

— Э-эх… Был учителем и — несчастный почтальонишка! — Гордей солоно выматерился. Обругал меня круглым слоф фрайером.[36]

Я был, естественно, другого мнения о себе. Не мог согласиться с Гордеем и снова залез в спор.

— Хочешь, тупак, в твой СХИ я на спор поступлю!? И будет тики-таки!

— Ха! На рак бы не сел!..[37] Да ты, мозгодуй, хоть бы в морковкину академию[38] впрыгнул! Тебе даже наш нижнедевицкий кембридж[39] не светит!

Я доказал, что я вовсе не какой там дурилка картонный, не глупей него. На спор жикнул именно в тот СХИ, где уже заочно мучился Гордей.

И мы вместе стали ездить в Воронеж на сессии.

Будущие агрономы…

Гордей уцелился разводить сады. Метил во внука Мичурина.

Да снесло во внуки Обломова.

Как-то на маслозавод привезли саженцы киевских каштанов. Три саженца оказались лишние. Выбросить жалко.

Стали просить Гордея, возьми да возьми воткни у себя на пустом подворье.

Гордей вроде и не против каштанов под окнами. Да лень нести саженцы. Лень рыть ямки. Лень поливать.

Ребята с завода воткнули-таки ему под окном те каштаны.

Под кроной дальнего каштана темнеет курятник. Прямо из крыши курятника льётся радостный стан раскидистой яблони. И по весне, в пору цветения, бело-розовое облако плывёт над сараем и никуда не уплывает. Лишь одну эту яблоню и можно отнести на счёт Гордея и то с большой натяжкой.

Однажды после лесных яблок Гордей поленился бежать в ночи далеко в бундесрат на огороде, присел — такого совесть не убьёт! — меж закутками.

И поднялась-возросла на том месте яблонька.

Понадобилось место под курятник. Глухой простор забили досками, надёрнули толь, оставив в крыше дыру для яблонева тела.

И растёт яблоня из курятника. Густо цветёт. Только яблоки её никто ни разу не пробовал.

Червивые, гнилые яблоки опадали быстро. Даже кабану Гордей не осмеливался их давать…

Вот такой выплавился из Гордея садовод.

А я мечтал растить хлеба.

Да ни колоска у меня не поднялось.

Эхма, мечты, мечты… Так и манит пустить лихими стишатами уличного варева:

Мечты, мечты, где ваша сладость?

Мечты ушли, осталась гадость…

Весь ералашка в том, что, кончив институт, я не стал агрономом.

Парадокс.

Видишь ли…

Покуда я заочно мучился именно на агронома, дома меня постоянно крутило в учениках, будто щепку в омуте, и потом уже, как самостоятельно хватнул дело в руки, — во всякую работу я был въедливый! — кем только ни терпужил! И пекарем, и каменщиком, и маляром, и стропальщиком, и плотником, и слесарем, и токарем, и охранником, и милиционером, и лесником, и линотипистом… За шесть институтских лет я добросовестно изучил-прощупал до глуби все эти рукомёсла. Ну не богатство ли это моё?

Tyт нужно немного отшагнуть назад.

Как я уже говорил, после матери отец поджанился на другой, и я отбыл из дому чужие считать углы. Наверно, совестно стало батыю. Выкупил мне отдельную поганенькую хатёшку. Так, одно название. Под соломенкой. Всеми ветрами прожигалась.

Навалилась зима.

Мне и вовсе худо.

Была у меня тоскливая постель, как у курсанта. Ни пуха ни пера. Даже тёплого одеяла не заводил. Конечно, я б наискал тугриков на одеяло. Но я из принципа не покупал его. Ещё разоспишься в тепле. А долго спать вредно. На стенке у изголовья у меня сидели рядышком под ржавыми кнопками вот эти две газетные вырезки. Это мои иконки.

(Первую заметку я показал Глебу, но он её выбросил.)

Врачи признали длительный сон опасным для жизни

Сон, длящийся более рекомендуемых 7−8 часов, повышает риск преждевременной смерти.

Это установили исследователи из Килского университета в Великобритании. Работа была опубликована в журнале Journal of the American Heart Association.

Ученые проанализировали данные 74 исследований, участниками которых стали более трех млн. людей. Оказалось, что те из них, кто спал около 10 часов в день, на 30 % больше были подвержены риску преждевременной смерти, чем те, кто спал около восьми.

Также десятичасовой сон на 56 % повышал риск смерти от инсульта и на 49 % — от сердечно-сосудистых заболеваний. Плохое качество сна повышало риск развития коронарной недостаточности на 44 %.

Отклонение от существующей нормы сна в большую или меньшую сторону повышает риск развития болезней сердца, поясняют исследователи. Они рекомендуют врачам обращать больше внимания на качество и количество часов сна при консультации пациентов.

Здоровый крепкий сон приводит к тяжёлым заболеваниям

Крепкий здоровый сон всегда считался источником новых сил. Однако любопытные британские ученые опровергли эту теорию. Как сообщает газета Daily Mail, именно во сне человек может приобрести целый букет болезней.

Если человек спит на спине, у него есть все шансы заполучить астму и проблемы с сердцем — объясняется это пониженным содержанием кислорода в крови.

Спящим на боку тоже не стоит радоваться. Им придется чаще обращаться к косметологам, поскольку при такой позе появляются морщины.

Если человек спит с подогнутыми коленями, ему понадобится помощь сразу нескольких врачей — боли в шее и мигрень практически обеспечены.

Шея пострадает и при сне на животе. Вдобавок будут неметь руки, а в определенных случаях можно свернуть еще и челюсть.

Что касается пар, любящих спать в обнимку, то у них спустя некоторое время начинают болеть и спина, и шея, и ноги, и руки.

Других вариантов сна у британских ученых не нашлось.

Плохо искали. Даже у себя дома. А у них же под носом, в Лондоне, дорогой товарищ Маркс вон нашёл. Сидячий. Но это, правда, всё равно его не спасло. Помер ведь вседорогой товарисч Маркс как отпетый тунеядец. Весна. Солнце. Народ кто где. Кто в поле. Кто у станка. А дорогой товарисч Маркс немного почитал за столом свою нудяшку «Капиталишко» и потянуло его накоротке отдохнуть. Прямо в кресле неосторожно сидя задремал, а там роковая дрёма плавно перетекла в сон, и товарисч неосмотрительно уснул. На минутку, как думалось. И то ли поленился проснуться, то ли просто забыл проснуться. И досвидос!

А ведь жутковато.

В каком же варианте спать безвредно?

Только в одном. Совсем не спать!

Совсем не получится. Ну, по минимуму надо ехать.

А минимум удобств гарантировал минимум сна.

Унырну под одеяла — у меня было целых два байковых! — обложусь для согрева всеми пятью кошками и до утра бедное сердце с холода дрожит. Дрожью я грелся и не давал себе разоспаться. Берёг себя для долгой жизни.

Воскресенья я ждал. Как Пасхи!

По воскресеньям были мужские банные дни.

В эти дни прилетал я в баню к открытию. К десяти. Уходил последним.

И так всю зиму.

Делал я это не потому, что был большой чистоха, а потому, что я не мог вынести дома морозину.

Конец ознакомительного фрагмента.

8

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Колокола весны предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

23

Пупканутый — с серёжкой в области пупка.

24

Идти пустыню пылесосить — просьба оставить в покое, перестать надоедать глупостями.

25

Амансаран (армянское) — университет.

26

Липяг — небольшой лесок в степи.

27

Солдапёрить — служить в армии.

28

Воевода — учитель начальной военной подготовки.

29

Серпентарий — учительская.

30

Погонщик ослов — учитель физкультуры.

31

Светоч мира (латынь).

32

На вечные времена.

33

В наилучшей форме.

34

Здесь и сейчас; тут же; немедленно.

35

Природа вещей.

36

Слоффрайер — дурак.

37

Сесть на рак — потерпеть неудачу.

38

Морковкина академия — сельскохозяйственный техникум.

39

Кембридж (здесь) — профтехучилище.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я