В Батум, к отцу

Анатолий Никифорович Санжаровский, 2023

В основу повести положен рассказ мальчика о том, как он в войну, в свои пять лет, ездил с мамой на последнее свидание с отцом, чья часть прибыла на передышку и пополнение в Батум. Вскоре после этой встречи отец погиб на фронте.

6

Ничего нет трудней,

как носить пустой желудок.

По шпалам, потом по седым от пыли кривым и тесным проулкам с малорослыми в садах домами, там, там и там повитыми царским виноградом по верх окон, а то и по самое темечко красных черепичных крыш, правимся к центру города, справляясь про дорогу у встречных.

Шли мы с час, а может, за компанию и все два, только замечаю я, что с устали бредём мы все медленней, всё тяжелей, и чувствую я, явственно так чувствую, как с проголоди кишки у меня с лёгкими перепутались. Не до разбору, кто на кого рыкает, только эти рыканья беспрестанные, чистые тебе мотогонки под рубахой. Да что мотогонки! Как громыхнёт, как громыхнёт — искры из глаз горстями!

Вязанка посмеивался, посмеивался да ка‑ак ахнет во всё горло:

– Ррревела э буррря, гггроом гррремел,

Во мрраке э ммолнии блистааалиии…

— Кончай блистать, — толкаю его локтем в грудки. — Это у меня первый гром. А первый гром весною — признак наступающего тепла.

— Тепло нам не в беду. Только я знаю от тебя и другую примету: гром долго гремит — ненастье установится надолго.

Сказал он это, когда уже отсмеялся, сказал совсем серьёзно и в печали задержал на мне глаза.

— Не каркай, ворон чёрный.

А Вязанка и впрямь черней чёрта, перечернел на солнце, загорел так.

В молчании одолели проулка ещё два. Поглядывать поглядывали друг на дружку, а все так, без речей. Не тянулись больше его слова к моим словам.

Наконец я громко спросил:

— А ты есть хочешь?

На удивленье, он не расслышал:

— Чего?

— Ушки по утрам мой… Есть, говорю, хочешь?

— А кто не хочет? — заинтересовался Никола.

— А что будем?

— Что угоним.

— Ну‑у… Я так не хочу.

— А как иначе, долговязик? Мандаринов тебе никто через забор не кинет. Моя правда.

— Правда, может, и твоя‑то, а всё одно я…

— Заладил: не хочу да не хочу! Я‑то что? Колхоз — дело доброволькое… Не хочешь, ну и не хочешь. Пустой курсак тебе судья! По мне, ешь тогда хоть плакаты о вкусной и здоровой пище. Да не забывай тщательно пережёвывать!

В городе впервые проводится неделя здоровой пищи. Вдоль и поперёк на улицах плакаты — как правильно питаться. Даже узнаешь, сколько калорий в одном кочане варёной кукурузы. Целый университет для голодного!

— Арматор,¹ — мягко взяв меня за локоть, вельможным тоном говорит Вязанка — театралить, выкобениваться он спец, — вы изволите пребывать на улице Молочной.

— Откуда вы взяли, почтенный наварх?² — ломаюсь и я под его марку, показываю, что и для меня небесследно прошло чтение «запрещённых» морских книжек его отца, старого морского волка.

— Извольте поднять взор. «Пей молоко — будешь прыгать высоко». Бесподобно! А вот… «Мы поздравляем каждый дом, где угощают не водкой, а молоком». Но мы благоразумно воздержимся от поздравления. Очень жаль, что угощение ограничивается домом. Что ж не начать угощать и на улице? Что ж хорошему делу не дают размаха, простора?

Вязанка с такой укоризной смотрит на меня, будто именно я во всем том и виноват.

А это уже прямо лекция. На ходу не прочтёшь. Надо остановиться, что мы и делаем.

Товарищи! Луковая рубашка не отход. Настой из неё может оказать лечебный эффект при гипертонической болезни и атеросклерозе. Он благотворно влияет на работу сердца, обладает мочегонным действием и способствует удалению из организма излишков натрия и хлоридов.

— Видал — излишки! Да не у нас… В балласте мы…

— Почтенный, вы правы. У меня нет слов…

— А у меня на те излишки нет финансов ни луковки. Ни копейки!

— А у кого они есть?

— У печатника Монетного двора, например!

— И то, может, покуда печатает.

— Мда‑а…

Послышались звуки, будто пронёсся мимо по булыжной мостовой невидимый тяжёлый танк.

— Ого! — покосился я на Вязанку. — У тебя в желудке свадьба, а в моём нет даже и помолвки.

— И сам помолчи, не возникай. Надоело с голодухи тали травить!

Никола насупил брови, руки в карманах.

На секунду он оживает, в голос читает новый плакат про «жиры — хорошие поставщики некоторых противосклеротических веществ». Читает и фыркает.

— А подумать если, — философствую я с завистью, — в крыловские времена Бог был куда добрей. Даже вороне не забывал послать сыру.

— Ё‑моё, конечно, — упавшим голосом соглашается Никола. — Раньше вот да! А теперь одно из двух. Или Бога нет, или у него вышел весь сыр. Проблема! На этой улочке нам ничто не светит, а от сатанинских глаз у барбосов, что покушаются из подворотен на наши штанишки, навар негуст. Чую, везде за заборными частыми пиками спеют гранд обеды, а никакая самая рассознательная мамзелька не потащит нас за стол. Бу спок, как в санях. Что делать? Этот настенный лирик и то знает, что делать!

Никола злорадно ткнул указательным пальцем в нацарапанный гвоздём на стенке поражающий своей ясностью, конкретной целеустремлённостью стишок. Пошёл читать с подвывом. Как поэт:

– Люблю тебя, как булку с маком,

И даже больше двух котлет.

Готов в любви тебе признаться,

Но опоздаю на обед.

— А мы ещё и не завтракали, — напоминаю я.

Это напоминание подстёгивает Николу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Арматор (морское) — хозяин судна.

2

Наварх — командующий флотом у древних греков.