Короли садов Мамоны

Анатолий Мусатов, 2000

Господа читатели! Перед Вами произведение, равному которому в этом жанре не появлялось в русской литературе со времён гениального романа «Двенадцать стульев». И вот оно! Случилось! Долгожданная реинкарнация произошла! Вернулся из небытия незабвенный Остап Ибрагим Берта Мария Бендер! И пусть этот образ сейчас воплотился в личности женщины, но от этого он только выиграл. Ибо к великолепным качествам гения Бендера прибавились черты, свойственные незауряднейшим представительницам прекрасного пола. Ничуть не умаляя достоинств окружения великолепнейшего Остапа, креатура гениальной «внучки» подстать «свите» знаменитого плута и пройдохи! Великий аферист отдыхает!.. Кто такой Остап Бендер?! Он чтил уголовный кодекс. Героиня же и ее сотоварки идут по жизни, оставляя за собой шлейф из разбитых судеб и трупы, – трупы загубленных ими людей! А полем их деятельности является всего лишь скромная районная поликлиника! Учитесь жить, господа!

Глава 2

Веря Великой книге, мы постигаем, что вначале всех дел было слово. Нам нет нужды оспаривать сейчас эту истину. Поначалу она даже не кажется нам сколько-нибудь пригодной для употребления в простых житейских ситуациях. Но, если вдуматься, осмыслить сии сакральные слова без спешки и суеты, откроется мысленному взору вся бездна их правды и пользы для нас, человеков мелких и праздных.

Началась эта история тем, что были произнесены между двух людей некие слова. Впоследствии истинный смысл этих слов был меркантильнейшим образом изъят из обращения. Их первоначальное значение было препарировано действующими лицами, в зависимости от нужд и желаний, самым беспардонным образом.

Метаморфозы джентльменского соглашения (что само по себе было роковой ошибкой нашего героя, учитывая наступившие времена и нравы), протекали стремительно и необратимо. Понять же истинное положение дел стало возможным только по прошествии некоторого количества времени, исчерпав лимит которого, поправить ничего уже было нельзя. Наступил период статус кво. Однако, соорудив эту простенькую интригу, поспешим рассеять туман вышесказанного и изложим всё по порядку.

День, задернутый льдистой, колкой моросью, не задавшийся с самого утра, быстро и неотвратимо скатывался в стылую февральскую ночь. Приемная главврача районной поликлиники была шестым, но не последним местом, которое Андрей рассчитывал обежать сегодня.

Он давно бы ушел, но какое-то предчувствие удачного исхода дела заставляло его терпеливо отмерять шаги по пустынному коридору. Секретарша, неопределённого вида и лет дама, чрезвычайно погруженная в процесс по извлечению чего-то там из компьютера, с мрачным видом гоняла подрисованные брови по наштукатуренному лобику. Робкий вопрос Андрея: «А что, главврач, не скоро еще?..», она пресекла жесткой канцелярской интонацией: «Тамара Витальевна задерживается…».

— «Ни хрена себе — задерживается», — раздражённо выдохнул Андрей. — «Три часа нет. Порядочки, однако, у них тут ещё те!..».

Выйдя в коридор, он снял очки и помассировал глазные яблоки. Затылок уже давно ломило тупой пульсирующей болью. За последнее время он привык к этому набору всех банкротов-неудачников. Скачущее давление, перебои в сердце и лишающее сил ощущение мелкого, поганенького страха, парализовывали волю, — всю, без остатка.

За прошедшие два месяца он не раз ловил себя на мысли, что вообще думает и действует как на автопилоте. Стремительно развалившийся кооператив, собранный из случайных людей, похоронил и развеял в прах надежды и годы изнурительного труда, изрядно сдобренных голодным вкусом нищеты. Оставшаяся в наследство куча проблем требовала немедленного решения.

Главной из них было спасение имущества в виде станков, оснастки и материалов. Подходил к концу срок аренды помещения, в котором хранилось кооперативное имущество. Андрей пробовал договориться с арендодателем, но всё было напрасно, — цены за наем помещений резко подскочили. Вполне понятно, что владелец не хотел терять своё.

За оставшиеся оплаченные две недели ему предстояло найти не только помещение, но и перевезти туда две с лишним тонны груза. Андрей кисло усмехнулся. Дефицит налички определял всё: грузчики, машина и всё такое требовали за перевоз отвалить изрядную кучку «деревянной щепы». Это была еще одна проблема. На данный, как, впрочем, и на любой другой момент времени, «деревянной щепы» у Андрея не водилось в принципе. Долги, займы и перезаймы, под залог, под честное слово и не очень уж такое честное, свели его кредиты к абсолютному нулю.

Сама по себе это уже была нерешаемая проблема! Но Андрей не хотел даже думать на эту тему. Её, эту проблему, вполне вероятно, и не придется решать, если он не сможет в ближайшее время найти помещение. И потому он с упорством и терпением сторожевого пса вымерял шагами коридор перед кабинетом главврача поликлиники.

Размышления Андрея были прерваны шумом подъехавшего лифта. Из него не вышла, а, скорее, выплыла заметных габаритов женщина в распахнутой роскошной шубе. На её круглом, со сглаженными чертами лице, необычным контрастом выделялись черные подвижные глаза.

Нетрудно было догадаться кто эта дама. Тем более, что одна из двух её спутниц, этакая маленькая, борзенькая с востреньким личиком, угодливо заглядывая ей в глаза, ласковыми интонациями выпевала знакомое Андрею имя главврача. Выжидая, когда вся троица скроется за дверями кабинета, Андрей едва не проворонил шуструю секретаршу.

Та, со скоростью фокусника прошуршав листками на столе, изобразила собой некое подобие миража. Еще мгновение, и она покрыла расстояние от своего стула до кабинета начальницы. Всё, что услышал Андрей, прежде чем та скрылась за дверью, было сакраментальное: «Подождите, я вас вызову…».

Последующие двадцать минут за дверьми кабинета главврача раздавались звуки, являющие уху стороннего посетителя характерные черты делового пульса солидного госучреждения. Возмущенно-гневная скороговорка, отдающая фальшивым привизгом в верхний диапазон, иногда прерывалась телефонным трезвоном. Всё умолкало, чтобы снова взорваться энергичной словесной перепалкой.

«Забавная вещь — бабский коллектив…», — усмехнулся Андрей. Чья-то громогласная тирада прервалась хохотом, в котором явно проскальзывали подобострастные нотки. Мгновение спустя раскрасневшаяся троица, игриво перебрасываясь междометиями, неторопливо показала свои спины в распахнувшихся дверях кабинета. «Ах-ах, Тамара Витальевна… конечно-конечно… да-да… как вы правы… обязательно утром сделаю…». Эта куча словесного расшаркивания тотчас же оборвалась, едва вышедшая последней секретарша осторожно прикрыла за собой створку двери.

— А, вы ещё здесь, — сбрасывая с лица остатки радостно-влюблённой улыбки, недовольно поморщилась она. Снова распахнув дверь, небрежно доложила:

— Тамара Витальевна, к вам тут… какой-то мужчина.

Ответа Андрей не услышал. Но, судя по реакции секретарши, он понял, что посетитель он нежелательный. Коротко выдохнув, Андрей прошел в кабинет. «Совсем не хило», — подумал он, мельком бросив взгляд. С виду интерьер кабинета был неброским, но деловая респектабельность убранства, вкупе с дорогой мебелью и аппаратурой, выдавали неординарность вкуса его владелицы.

Демонстрируя великолепнейший образчик официально-деловой мины на лице, Тамара Витальевна мягким и тихим голосом произнесла:

— Добрый вечер, слушаю вас.

— Я прощу прощения за беспокойство, — начал Андрей не менее десятка раз произнесённую за последние пару дней заранее приготовленную речь. — Учитывая профиль вашего учреждения, я к вам пришел с не совсем обычной просьбой…

Остаток своей речи он произнес с какой-то вымученной, деревянной улыбкой и потухшим, скрипучим голосом застарелого пропойцы. Андрей понимал, что перегорел. Не стоило, наверное, столько времени пасти эту сытую, самодовольную бабу. Сейчас от ее милости зависело либо окончание его мучений, либо потеря ещё одного из оставшихся драгоценных дней. Ситуация, он чувствовал, была проигрышной по всем, мало-мальски значимым впечатлениям. Чтобы хоть как-то повлиять на настроение главврачихи, Андрей привел последний, самый веский аргумент:

— Тамара Витальевна, я готов работать у вас бесплатно. Текущий ремонт и художественное оформление поликлиники произвести за свой счет, только позвольте разместить где-нибудь в подвальном помещении свое имущество. Понимаете, ситуация у меня просто аховая и всё зависит от вашего решения…

Тамара Витальевна слыла женщиной умной, а потому осторожной и неспешной в своих суждениях. Особенно это касалось тех ситуаций, где дело, так или иначе, касалось любой, мало-мальской выгоды. К своим сорока двум годам она представляла собой вполне сложившийся тип удачливого администратора. Начинала Тамара Витальевна свою трудовую деятельность в этой же поликлинике гинекологом. Но вскоре, к великой своей досаде обнаружила, что на одной только благодарности своих пациенток, простиравшихся не далее стеклянных, под хрусталь, вазочек вперемежку с коробками просроченных конфет, благосостояния не достичь. Глядя на своих коллег, уставших сводить концы с концами и безропотно принимавших свою незавидную участь, она всем своим существом протестовала против уготованной ей самой подобной стезе.

Тамара Витальевна росла в семье, где бедность была нормой жизни. Имея невзрачную внешность, она рано поняла, что ей не удастся извлечь хоть какую-то выгоду там, где её более броские и яркие подруги имели успех. Малообразованные родители на фоне других являли для неё самый убедительный довод в пользу образования. Для девочки-подростка эта цель стала синонимом успеха и благополучия в жизни.

Тамара внимательно анализировала всевозможные толки и разговоры в пользу того или иного института. Слушая разговоры, которые вели её подруги, их родители, знакомые и просто случайные тетки и дядьки, в конце концов, выбор свой она остановила на медвузе. Правда, поначалу она поступала в Плехановский, но не попала. Так уж случилось, что её обошли по конкурсу более денежные соискательницы студенческих билетов сего вуза. Но Тамара не растерялась и не пала духом. Мигом сориентировавшись, она выбрала запасной вариант, подав документы в медицинский на гинекологический факультет. По сведениям, которые определяли её приоритеты в выборе учебного заведения, этот вариант тоже предоставлял немалые выгоды с точки зрения жизненных перспектив.

Первые же годы работы после окончания института быстро развеяли её иллюзии. Придя к неутешительному выводу, что уважаемая профессия ещё не является синонимом доходной, она не стала сожалеть о потерянных годах. С присущей ей рассудительностью, Тамара стала обдумывать всевозможные пути к исправлению сложившейся ситуации. И, как это всегда бывает, «господин великий случай», который, известно, чаще благоволит настойчивым, помог ей определить жизненные приоритеты. Услышав едва различимый голос судьбы, она смогла уцепиться за ту дорожку, в которой Трухнова ясно увидела реальное осуществление своей мечты.

Со свойственной ей энергией и чувством ответственности за порученное дело, Тамара Витальевна весьма активно и целенаправленно занялась профсоюзной деятельностью. Вскоре, как она и рассчитывала, ее усилия принесли свои дивиденды, и, причём, немалые.

Трухнова быстро оценила все возможности своего нового положения. Умело пользуясь ими, Тамара Витальевна тут же сделалась совершенно необходимой тем людям, от которых ждала известных благодарностей. Не зря же она прикармливала свой персонал льготными путевками, премиями, подарками к бесчисленным праздникам, юбилеям и торжествам! Всё случилось именно так, как она и предполагала. Бывший гинеколог тонко уловила основной инстинкт людской натуры. Уже через год с небольшим Трухнова пожинала плоды своей дальновидной политики. Высокое начальство сочло её кандидатуру, как подающего большие надежды молодого, но вполне опытного специалиста, единственно подходящей на должность главврача.

Первое время Тамара Витальевна не спешила предпринимать что-либо по осуществлению своих жизненных установок. Она зорко и тщательно присматриваясь к людям. Умело проведя своеобразную чистку кадров, она собрала около себя тех, кто успешно пал жертвой её искусительных сетей. И только тогда она приступила к главной цели своей жизни — строительству райских кущей. Раскидистое древо с пышной кроной из рукотворных вечнозелёных листочков стало в нем ее главным кумиром…

«На ловца и зверь бежит», — оформилось расхожей пословицей мимолетное впечатление. Для её острого, аналитического ума достаточно было и одного взгляда на стоящего перед ней уже немолодого мужчину, нервно мнущего в руках затёртую шапку: «Этот сломлен и ему уже не подняться». Вслушиваясь в его просительные интонации, Тамара Витальевна мысленно обдумывала один из вопросов, не дававших ей в последнее время покоя.

Месяц назад она была вынуждена уволить рабочего по обслуживанию здания. Горький пьяница был, к тому же, весьма болтлив на предмет некой тайной информации. Не помогали предупреждения, ни увещевания его жены, работавшей здесь же в поликлинике и весьма заинтересованной в дальнейшем пребывании своего мужа на этой должности.

Получая оплату за полторы ставки, её муженёк расписывался за три. Остальная половина, как всегда, уходила «на хозяйственные нужды». По коллективу поползли крамольные слухи. Когда ситуация приблизилась к взрывоопасной, Тамара Витальевна распорядилась отсечь сию скверну. Никакая тень не должна упасть на ее садик. Неровен час, налетит саранча в лице всяких там проверяющих комиссий.

Благодаря её усилиям, правда, не очень значительным, ситуация благополучно разрешилась. Но на будущее Трухнова для себя решила как можно тщательнее подойти к кадровому вопросу. Этакая, казалось бы, ничтожная мелочь, а могла принести серьёзные осложнения там, где затронут финансовый вопрос. В таких делах мелочей не бывает! Этот кадровый аспект она решила проконтролировать лично. Месяц, минувший в просмотре кандидатур, не принес желательных результатов. Не было уверенности в надежности людей, приходивших на собеседования, — срабатывало никогда не подводившее чутьё.

Но на этот раз ёкнуло, встрепенулось ретивое Тамары Витальевны, давая знать своей хозяйке о возможной удаче. «Что ж, вполне возможно, вполне возможно… Судя по всему, мужик действительно попал в крепкий переплёт. С такими обстоятельствами ему трудно будет трепыхнуться, при условии, что все его россказни хотя бы наполовину правда. Проверить это нетрудно. Пусть завезёт свое имущество и всё, — птичка в клетке». Прокрутив всё это в качестве преамбулы, Трухнова встала с кресла и спросила:

— Как ваше имя, отчество? — и, услышав ответ, продолжила. — Сегодня уже поздно, Андрей Васильевич. Приходите завтра с утра, мы продолжим разговор. Я думаю, что у нас есть возможность вам помочь.

— Господи, Тамара Витальевна, большое вам спасибо. В долгу не останусь, вечный ваш должник. — Андрей с чувством ударил себя в грудь шапкой. — До свидания, Тамара Витальевна…

На следующее утро Андрей, не теряя времени, помчался к владельцу помещения. Арендодатель, человек покладистый и понимающий обстоятельства, в которых оказался Андрей, согласился дать ему свой грузовик и пару человек для погрузки. Теперь нужно было сделать главное, — не дать фортуне вильнуть своим разноцветным, большей частью в черно-белую полоску, хвостом. Главное — оформить с главврачом поликлиники окончательный договор. Андрею хотелось не просто пребывать в роли хранителя своего имущества, но и извлечь кое-какую пользу.

Эта сторона дела была для него не менее важна. Проку от вечного хранения своего добра Андрей не видел никакого. Сейчас его не очень интересовала зарплата, которая своим размером вызвала бы улыбку у любого нищего, где бы тот ни промышлял. Всю ставку на ближайший период Андрей сделал на запуск в работу своего оборудования. Он не сомневался ни на секунду в том, что сможет реализовать свои далеко идущие планы.

Проработав около десяти лет с деревообрабатывающим оборудованием, он приобрел приличный опыт в самостоятельной работе и наладке станков и инструментов. Он без труда мог изготовить любую необходимую оснастку и самое изощрённое приспособление, дававшие Андрею возможность свободно делать вещи, невозможные на любом промышленном станке. У него ни на мгновение не возникало никакого сомнения в своих силах. Идеальным был вариант с устройством куда-нибудь на работу, где он смог бы, пусть даже бесплатно, отрабатывать своим трудом за пользование парой десятков квадратных метров.

Сегодня Андрей постарался быть при параде. Секретарша, не узнала его. Узрев перед собой хорошо одетого представительного мужчину нервно засуетилась, не зная, как отнестись к сей личности.

— Вы по какому поводу? Тамара Витальевна у себя, я ей сейчас доложу.

— Вчера я приходил по поводу работы, если припомните. Тамара Витальевна просила меня подойти утром для окончательного разговора.

— Ах, так это вы. Подождите, я скажу.

Секретарша сняла трубку и скучно произнесла:

— Тамара Витальевна, к вам тут вчерашний мужчина по поводу работы.

Положив трубку, она кивнула Андрею:

— Подождите, сейчас она освободится и примет вас.

Ждать пришлось недолго. Когда из кабинета главврача вышла высокая стройная женщина с явными признаками неудовольствия на лице, Андрей понял, что главврач, вероятно, не в духе. Внутренне собравшись, он решил идти до конца. Отступать ему было некуда.

Сейчас Андрей жалел, что поспешил оповестить своего арендодателя о вывозе имущества. Кабы не пришлось ползти на коленях назад. Но, вопреки ожиданиям, он был принят если не весьма благожелательно, то, по крайней мере, довольно любезно. Пригласив его сесть Трухнова без всяких предисловий сказала:

— Андрей Васильевич, я бы хотела обговорить некоторые условия, на которых будет базироваться наше с вами сотрудничество. От того, насколько точно оно будет соблюдено, зависит ваше пребывание в этих стенах. Я люблю точность в соблюдении договорённостей между людьми, и сама придерживаюсь самого пунктуального их исполнения.

Трухнова внимательно взглянула на Андрея. Тот согласно кивнул головой. Чуть потянув паузу, Тамара Витальевна продолжила:

— Мне бы хотелось, чтобы наша договорённость была взаимовыгодной. Я принимаю вас на работу рабочим по обслуживанию здания. Зарплата, которую вы будете получать, будет состоять из нескольких частей, точнее, из двух. Одну из них вы будете получать на руки, за другую только расписываться в ведомости. Этого требуют наши обстоятельства, которые заключаются в расходах на хознужды поликлиники. Лимит денежных средств, отпускаемых нам на эти расходы, крайне мал. Я думаю, что вам не нужны дальнейшие пояснения моих условий.

— Конечно, Тамара Витальевна, я вполне всё понимаю. Собственно говоря, меня ваши условия ни в чем не ущемляют. Вы могли бы и не ставить меня в известность об этой стороне дела. Но, раз вы сочли нужным сказать мне об этом, то, как я понимаю, не стоит об этом нигде распространяться.

— Вот именно, вы меня правильно поняли. Если всё будет нормально, то вы и ваше имущество сможете находиться в стенах поликлиники столько, сколько вам потребуется.

— Тамара Витальевна, у меня к вам ещё одна существенная просьба. Иногда мне понадобится включать станки, чтобы сделать кое-какую работу. Вы понимаете, что на зарплату я прожить не смогу, а я снимаю квартиру и поэтому вынужден как-то прирабатывать. На станке я могу делать кое-что из деревянного погонажа, — вагонка, шилёвка, плинтуса ну и прочее.

— Да-да, понятно, — взглянув на часы, оборвала его Трухнова. — Я не вижу в этом никаких для нас неудобств, так что можете заниматься своими делами в свободное от работы время. А сейчас, извините, Андрей Васильевич, я тороплюсь. Как мне кажется, мы всё обговорили и в дальнейшем никаких недоразумений не предвидится. Разыщите Зину Ивановну, нашего завхоза, она вам скажет, у кого и где оформляться. До свидания.

— До свидания, Тамара Витальевна! Можете надеется, у вас со мной хлопот не будет.

Он встал и, откланявшись, направился к двери. Когда Андрей вышел из поликлиники, от февральской хмури не осталось и следа. Порывы ветра разогнали с просиневшего неба остатки грязно-серой пелены. Ярко блеснувшее солнце, казалось, разделяло его настроение, ободряюще подмигивая ему. Андрей распахнул пальто и сдернул с головы шапку. Подставив лицо под изливавшие тепло солнечные лучи, подумал: «Жить можно!..».

Вот тут самая пора обратить внимание читателя на историю, которую ему предложил автор. Особенно на уточнение в подзаголовке романа, значащееся как «административная поэма». Согласен, одна эта пара слов может вызвать зевоту у любого. И если к этому моменту сия история не смогла хоть сколько-нибудь заинтересовать вас, господа, особенно тех, кто в силу своей кипучей, любознательной натуры балдеет от вороха стрельбы, погонь и прочих атрибутов убойных детективов и фантастики, то самое время сказать «баста» и отбросить эту нудную книжонку куда-нибудь в угол!

Но, право слово! Признайтесь честно, ведь иногда вдруг охватывает вас некая душевная истома. Хочется покоя, хочется застыть хоть на минуту этаким соляным столбом. Нестерпимое желание заставляет вас забиться в дальний уголок, чтобы пребыть на краткое мгновение в состоянии нирваны. Уловить на себе тонкий лучик умиротворения, отдышаться от дел и забот, которые словно железными обручами стиснули всё ваше свободолюбивое существо. Рука невольно тянется к приготовленным на сей случай ярким обложкам, наивно полагая найти в них то самое отдохновение.

И тут перед вашим взором назойливой мошкарой взвиваются тучи моднючих, написанных суконной прозой полицейских отчетов пополам с воспалённым бредом неугомонных стряпчих от кухни «фэнтези». С досадой вы отбрасываете от себя сии творения. Не то, не то!.. Душа просит иного, какого-нибудь простого бытописания, в незамысловатом сюжете которого вы смогли бы сопереживать герою в его исканиях простых, житейских истин. Самое время вспомнить о небрежно отброшенной в угол книжонке, в которой, может быть, автору удастся затронуть несколько струн вашей души.

Так не медлите, раскройте её и удивитесь тому, насколько в жизни все похоже на ваш собственный опыт, ну, хотя бы и не на ваш, но тех, кого вы знаете! И если наш герой покажется вам ничтожным лохом, радуйтесь, ибо миновала вас чаша, уготованная ему.

И еще небольшое отступление, которое, как кажется автору, совершенно необходимо. Сюжет нашей истории может показаться на первый взгляд несколько отступающим от литературных канонов. Случилось это по многим, не зависящим от автора причинам, о которых мы упомянем позже.

В качестве пояснения можно указать на то обстоятельство, что он, то есть сюжет, складывался совершенно стихийно, по мере поступления рабочего материала. Вначале автор имел естественное намерение собрать весь материал в стройную историю. Но впоследствии, перечитывая отпечатанное, было решено оставить всё как есть. Ему показалось, что такая манера изложения больше соответствует тем событиям, о которых автор пытался рассказать беспристрастно и правдиво.

Кроме того, обязательно нужно упомянуть ещё одно немаловажное обстоятельство, которое, может быть, и определило в главной мере стиль нашего повествования — это полная секретность описываемой истории от её рассказчика. Оставаясь в неведении относительно намерений своего собеседника, рассказчик (то бишь, Андрей), излагал события своей жизни, как его душе заблагорассудится. И, поверьте, изменить сложившийся стиль общения с ним было совершенно невозможно.

В противном случае, наш рассказчик не произнес бы и слова на эту тему. Андрей словно бы остерегался чего-то. Как показалось автору, он испытывал весьма заметную неловкость, видимо, оттого, что оказался героем этих, не лестных для его гордости, событий…

Вот и сейчас, возвратясь от дарового кладезя информации Владимир (считайте этого персонажа внедренной ипостасью самого автора), поспешил за стол. Сегодня ему удалось разговорить Андрея больше, чем обычно. Стараясь не забыть интересные подробности, Владимир застрочил на машинке с истовостью монаха, в экстазе отбивающего поклоны. Не будем же и мы отвлекать нашего бытописателя от праведных трудов. Но, перед тем как уйти, заглянем потихоньку через его плечо и полюбопытствуем, что же за история стряпается на сей раз…

Спустя несколько месяцев после знаменательного события в жизни поликлиники все страсти, связанные с переездом и обустройством на новом месте, вошли в спокойные берега рабочих будней. Наконец-то Андрей смог приступить к главной цели своего пребывания в сем достойном месте! Изнемогая от пристального внимания неугомонной Зины Ивановны, он едва выкраивал время на разборку своего имущества.

Часто задерживаясь в своем подвале Андрей невольно становился свидетелем бурной деятельности своей начальницы. Поначалу он не замечал, что это вызывало раздражение у Зины Ивановны. Но, заметив такие настроения с её стороны, в дальнейшем Андрей старался не показываться ей на глаза. Чуть заслышав скрежетание ключа во входной двери, он стремглав бросался к выключателю. Вырубив свет, он замирал в своей каморке, словно набедокурившая мышь.

Благодаря таким предосторожностям Андрей частенько становился свидетелем любопытнейших сцен и разговоров, которые вели между собой Зина Ивановна и её многочисленные посетители. Многих он не знал, но те некоторые из обитателей шестого этажа, которых он видел там, нимало не церемонились. С бурного одобрения достопочтенного завхоза, они умыкали из её кладовок немереное количество ценных для личного хозяйства предметов. Различная утварь, сантехническое оборудование, мешки со стиральным порошком, ящики мыла и шампуней, — все было впрок! Услужлива и щедра была Зина Ивановна в своем стремлении порадеть родному человечку.

Впрочем, грех жаловаться, но и Андрею иногда перепадало от сих щедрот. Иногда, после разгрузки очередной партии закупленного на хознужды товара, Зина Ивановна, остановив его на пороге кладовой, царственным жестом протягивала Андрею пару кусков хозяйственного мыла. И уж совсем не в силах сдержать проявления своей высокой милости, в припадке душевного порыва одаривала коробкой «Мифа».

«Эка невидаль, нашел, чем удивить! Да это всем известно, что завхоз по своей должности может заниматься левыми делишками!», — так, или, вероятно, так воскликнет многомудрый читатель и тысячу раз будет прав. Автор не может спорить со столь очевидной истиной. Уж больно лихо заправляла этими левыми делишками энергичная Зина Ивановна! Её кладовые больше напоминали Андрею перевалочную базу где-нибудь на бойком перекрёстке междугородних трасс.

Конечно, результаты такой кипучей деятельности не могли не сказаться на каком-либо участке обширного хозяйства нашего уважаемого завхоза. Бесконечные просьбы и жалобы на отсутствие мыла, тряпок, щеток, швабр и прочей мелочи, она пресекала самым безжалостным образом. Должным образом отчитав ничтожных просителей, этих бездельников и растерях, не умеющих сохранять и экономить выданное им государственное имущество, она отсылала их вниз, в подвал, к такому же нерадивому разгильдяю рабочему. Тот, «ихнего поля ягода», также не желал поддерживать инструментарий в надлежащем виде.

Никаких возражений по поводу невозможности ремонта по причине износа или поломки она не принимала. Изливая гневным взглядом вселенское негодование, она объясняла тупоумной уборщице, что срок эксплуатации этого изделия ещё не вышел. А посему работнику, не сумевшему сэкономить, сохранить, подержать и так далее, Зина Ивановна советовала приобретать всё необходимое для работы за свой счёт. И пока Андрей, чертыхаясь, прилаживал полусгнившие ручки швабр к основаниям, бедные женщины непроизвольно изливали свою скорбь и негодование. Изрядно отводя душу в справедливых укорах, они невольно обогащали его обильной информацией о частной жизни их обидчицы.

Особенно тёплые отношения у Зины Ивановны были с главной медсестрой, дородной, крупной женщиной. Как и все больших габаритов люди, Надежда Сидоровна представляла собой добродушную, немного неповоротливую особь. Редко можно было увидеть на её лице тень неудовольствия. Но, боже! Горе тем, кто этого добился! Добродушное выражение, по мере накопления гневных эмоций, сменялось на непроницаемую маску, больше похожую на какой-нибудь дурно намалёванный портрет на заборе. Это действительно были два разных лица.

Если первое из них являло собой воплощенную благожелательность и доброту, то второй лик мог походить на что угодно, но только не на человеческое лицо. И в такие минуты Надежда Сидоровна, теряя самообладание, могла высказаться в адрес предмета своего неудовольствия весьма резко и недвусмысленно. Но хуже всего было то, что в такие моменты она, по-видимому, теряла не только самообладание, но и способность к рассудочному осмыслению ситуации. В такое время ей можно было приводить любые, самые убедительные доводы и аргументы, но всё было тщетно. Её мыслительный аппарат заклинивало наглухо.

Андрей не раз был свидетелем таких сцен, но сам счастливо избегал подобных ситуаций. Это было тем более трудно, что по сути дела, все, кто имел кабинет на шестом этаже, были его начальниками. Отсюда проистекало много недоразумений. Порой, получая противоречащие друг другу приказания, он невольно становился жертвой какой-либо из недовольных сторон.

С Надеждой Сидоровной ему приходилось встречаться довольно часто. Многие их контакты касались работы, но сюда частенько вклинивались и просьбы личного характера. Бурная деятельность главмедсестры вне стен поликлиники, в общем и целом, как и следовало домовитой хозяйке, полностью ограничивалась домашними заботами.

Андрей, не смея отказать своему боссу, часто совершал выезды к ней на дом. Занимаясь там тем, чем следовало бы заниматься её мужу, а именно; навешивать карнизы, исправлять перекосившиеся дверные коробки и оконные рамы, подключать осветительные приборы, наклеивать обои или кантовать крупногабаритные предметы в виде шкафов, диванов или холодильников, он не ждал благодарностей. Эта черта характера полностью отсутствовала в арсенале свойств натуры уважаемой главмедсестры. Но услуги, предоставляемые даровым рабочим, этим не ограничивались. Надежда Сидоровна, как подобает рачительной хозяйке, заботясь об отдыхе своей семьи, развивала бурную деятельность по строительству дачи. Это оборачивалось для Андрея погрузкой и разгрузкой обширного ассортимента строительных материалов. Здесь он мог лицезреть главу достопочтенной семьи.

Достопочтенный глава семейства сопровождал каждый раз на внедорожнике последней модели очередной грузовик с партией стройматериалов. Едва появившись на заднем дворе поликлиники, он давал длинный, продолжительный гудок. И если на шестом этаже в тот же момент не открывалось окно, и высунувшаяся по пояс Надежда Сидоровна не отвечала ему приветственным кликом, он разражался по этому поводу пространной речью. Всему ближайшему окружению сразу становилось понятно, кто здесь хозяин. Этого любителя обсценной лексики не смущало его нахождение в публичном месте. Самым спокойным и нейтральным эпитетом в озвученной им речуге было выражение «где шляется этот клок ссаных волос». Остальные не поддавались никакому цивилизованному переводу.

Вообще-то, муж главмедсестры был добрым малым. Ему нисколько не было жалко угостить Андрея после трёх-четырех часов погрузочно-разгрузочных работ стаканом водки с солёным огурцом. Видно, это была фамильная черта этой славной семьи. Надежда Сидоровна, воодушевленная благородным поступком мужа, не отставала в щедрости от своего благоверного. После очередного заезда она в конце работы непременно приглашала его к себе в объёмное хранилище медикаментов. С доброй улыбкой на лице благодарная Надежда Сидоровна вручала Андрею припасенный пакетик с парой пузырьков йода, несколькими штуками бинта и линиментом стрептоцида, чтобы он смог своевременно залечить свои саднившие, все в царапинах и занозах, руки.

Зина Ивановна, конечно же, никак не могла пропустить возможность что-нибудь куда-нибудь подбросить, перевезти или просто воспользоваться прочими услугами, предоставляемыми подвернувшимся под руку бесплатным транспортом. Уж какой-нибудь увесистый мешочек с картоплей, либо лучком, привезенных в своё время для известных обедов, сам бог велел заныкать. А чтобы всё было «тип-топ», в смысле лишних разговоров, Зина Ивановна скромно отмеряла столько же и своей товарке, нашедшей в себе силы не отказаться от законной платы за транспорт. Так всё и шло, мирком да ладком, пока в эту идиллию не вторглось некая посторонняя личность в образе Андрея.

Зина Ивановна, сильно досадуя на это обстоятельство, ничем существенным помешать вселению Андрея в святая святых её хозяйства не могла. Трухнова, довольная тем, что новый рабочий не претендует на помещения наверху, облегчённо вздохнула, когда Андрей сказал ей о своём желании обретаться в техподвале. Все негодующие и тревожные возражения Зины Ивановны, по поводу опасности нахождения человека в помещении, безраздельно отданном неизвестно кому, были отвергнуты категорически. Своим приказом по наложению ответственности за оное помещение на нового рабочего Тамара Витальевна сняла единым росчерком.

Не будем гадать, правильно ли она поступила или нет по отношению к своим подчинённым. С точки зрения мудрого руководителя она знала, что делала. Столкнув лбами своего завхоза с рабочим, Трухнова доказала, что принцип «разделяй и властвуй» ею применяется диалектически. Особенности такого подхода в полной мере скоро ощутил на своей шкуре бедный Андрей.

В арсенале каждого начальника, в зависимости от его положения всегда найдется подходящее средство для нужного воздействия на строптивца. Зина Ивановна, ничтоже сумняшеся немедленно начала обработку Андрея своими средствами. Лишняя пара глаз, которая принадлежала Андрею, сильно сковывала её маневры по оприходованию и манипуляций с материальными ценностями. Зина Ивановна не была бы завхозом изначально, если бы она не владела всеми тайнами закулисных интриг. Если проанализировать разговоры технического персонала, раздосадованного беспределом завхоза, который тот доводил до Андрея, то ничего удивительного в этом не было.

Из всего штата поликлиники только двое-трое трудились в её стенах со дня основания сего медицинского учреждения. Надо всё же обладать какими-то данными, чтобы удержаться на том святом месте, какое представляла собой должность завхоза. Конечно, личные качества человека многое определяют в его соответствии занимаемой должности. Но Андрею что-то не верилось, что это могли быть какие-то положительные черты характера уважаемой Зины Ивановны. Слишком разителен был бы контраст между воображаемым положительным персонажем и тем набором действий, которыми орудовала наш высокого полета деятель-завхоз.

Как впоследствии оказалось, наиболее полюбившимся методом борьбы с внутренним врагом у Зины Ивановны было воздействие на предмет своих гонений путём шельмования. Поначалу Андрей никак не мог разобраться, откуда на него время от времени вдруг образовывался большой зуб у кого-либо из сослуживцев. Постоянное беспокойство, вызываемое этим обстоятельством, становилось всё неприятнее. Но поначалу эти разборки всё же кончались более-менее благополучно, переходя в ранг случайных недоразумений. Одни со временем забывались, некоторые из подобного ряда «казусов» запоминались надолго. Но только по истечении определённого времени, выстроенные в единый ряд, они создавали цельную картину, открывшую Андрею, кто есть тайный недруг его.

Как-то раз, после очередного завоза в подвал главмедсестрой своего имущества, спустя три дня он был вызван к Надежде Сидоровне. Заборный вариант выражения лица главмедсестры не предвещало ничего хорошего. Она, не тратя времени на пустые предисловия, начала с места в карьер.

— Андрей Васильевич, у меня в подвале лежит разобранный шкаф. От него пропала дверная створка. Вы не могли бы сказать, куда вы ее дели?

Андрей опешил. Ничего подобного он не ожидал. А посему едва смог найти, что ответить:

— Надежда Сидоровна, странный вопрос вы задаёте. Мне лично ничего не известно об этой пропаже. Меня удивляет, что вы спрашиваете меня об этом.

— Я знаю, кого спрашивать! У меня точные сведения, что это вы воспользовались дверью от шкафа. Так что верните её мне, а не то мы будем разбираться с этим у Тамары Витальевны.

— Да вы что, Надежда Сидоровна, кто вам такое мог сказать? За каким чёртом сдалась мне ваша дверца!

— А вот за таким! Вы там у себя всё мастерите из дерева. Вы её взяли! Верните её лучше по-хорошему, не то вам будет хуже.

— Так, Надежда Сидоровна! Давайте сначала разберемся, что к чему. Вы не могли бы спуститься со мной в подвал и показать, от какого шкафа пропала дверь. А то слишком много вашего добра находится там, чтобы можно было вот так сразу всё найти. Возможно, она лежит где-нибудь в другом месте.

— Нечего мне туда спускаться! — рявкнула взвинченная, вся в красных пятнах на лице, Надежда Сидоровна. — Я только что была там с Зиной Ивановной! Она сказала мне, что дверь взять кроме вас некому.

— Даже так, не больше и не меньше?! Тогда вам тем более надо спуститься туда со мной, так как вы обвиняете меня в краже. Иначе, если я сейчас окажусь там один, вы скажете, что я её подбросил дверь и тогда мне уж точно не отмыться.

— Я там была, сколько можно повторять, и не нашла никакой двери от шкафа.

— Надежда Сидоровна, я прошу вас все-таки спуститься туда ещё раз, не то я это сделаю при других свидетелях. Если дверь найдется, то вам будет действительно стыдно за этот оговор. Об этом поневоле узнают все, и тогда не мне, а вам будет нехорошо.

Главмедсестра некоторое время, перебирала лежавшие на столе бумаги. Затем, не глядя на Андрея, встала и крикнула в открытую напротив её кабинета дверь комнаты завхоза:

— Зин, я на минуту выйду, если кто будет звонить, пусть перезвонит позже.

Величественно переваливаясь, она проплыла мимо успевшего посторониться Андрея. В подвале она молча проследовала к месту, где лежал злополучный шкаф. Вытянув руку по направлению к нему, Надежда Сидоровна, выплеснув на Андрея парой коротких слов кубометры арктического холода, произнесла:

— Вот он.

Андрей также молча начал снимать верхние части объёмного шифоньера. Перетащив почти всё, он, наконец, наткнулся на искомую дверцу. Он приподнял её и поставил рядом с двумя другими. Затем обернулся к насупившейся главмедсестры и сказал, как можно более спокойно:

— Вот они, все три двери. Больше вам не нужно?

— Откуда я знаю, сколько здесь дверей! Когда его соберут, тогда будет видно, всё ли на месте!

Приведя свой убийственный аргумент, Надежда Сидоровна, более не удостаивая Андрея своим вниманием, пошла к выходу. Андрей усмехнулся и окликнул её.

— Надежда Сидоровна, мне кажется, что вы что-то забыли.

Успевшая прошествовать к двери главмедсестра, развернулась и надменно спросила:

— И что же я забыла?

— Вы забыли извиниться, что, мне кажется, совсем не помешало бы сделать.

Ответа Андрей не дождался. Только распахнутая настежь дверь красноречиво говорила о поспешном бегстве его обвинительницы.

Андрей не спеша прошёл в свою мастерскую. Весь оставшийся рабочий день он обдумывал сложившуюся ситуацию. В этот раз Андрей ещё не смог увязать причину происшедшего со следствием, но присутствие некой тайной силы, буквально дышащей ему в затылок, он ощущал почти физически. Потом, несколько позже, Андрей начал словно бы прозревать.

Эта неведомая ему тайная сила постепенно начала приобретать реальные черты и оформляться в уверенность, что все его неприятности почему-то так или иначе связаны между собой одним человеком. Где бы ни случилось с ним какая-нибудь казусная ситуация, непременно третьим лицом в ней всегда присутствовала вездесущая Зина Ивановна. Неприятности случались разные. Некоторые из них, как фиговые листочки, прикрывали огрехи самой Зины Ивановны. Но она была великой мастерицей по части заметания следов и потому крик «держи вора» был её излюбленным приёмом.

Странное чувство овладевало иногда Андреем. Ему казалось, что его начальница то ли боится, то ли стесняется его. Сам Андрей впоследствии охарактеризовал такие отношения «скрытым комплексом неполноценности». Зина Ивановна как будто не могла взять в толк, почему такой мужчина, имеющий два высших образования и видом смахивающий на университетского профессора, подвизается в незавидной роли разнорабочего в заштатной поликлинике. Она не понимала этого и потому инстинктивно боялась его. Этот страх заложен в недалёких амбициозных особях на генетическом уровне.

Борясь за своё место под солнцем, они отторгали от себя всё, что не укладывалось в рамки их восприятия. Потому каждый человек, с которым им приходилось общаться, воспринимался как враг, покусившийся на их благополучие и счастье. Этот антагонизм проистекал не от недостатка образования, воспитания, либо каких-нибудь иных причин. Вовсе нет! Сознание того, что этот человек умнее, более приспособлен к продвижению вперёд в достижении своих целей, действовал как самый сильный раздражитель, заставляя изыскивать любые средства для борьбы с этим потенциальным врагом.

Андрей ежедневно видел вокруг себя многих представителей этого клана. Не только Зина Ивановна, но и все обитатели шестого этажа в той или иной степени принадлежали к самому грандиозному и необъятному племени серого люда. У этого племени нет ни национальности, ни убеждений, ни иных достоинств, отличающих их от другой породы людей, для которых интеллект есть первейшее и необходимейшее орудие труда. Но инстинкт самосохранения заставлял таких людей сбиваться в тесные, связанные генетическим отбором, кучки.

Собирая обрывки своих, несколько путаных размышлений в единую картину, Андрей осознавал расстояние между ним и этой серой, безликой массой. Но менять сложившийся «статус кво» он не собирался. Он принял единственную линию поведения в такой обстановке, — возвести вокруг себя некий энергетический кокон из равнодушной осмотрительности и трезвого расчета. Это давало шанс не втянуть себя в нелепую историю по эмоционально-глупой подвижке чувства.

Боже мой! Сколько таких благих намерений погибло, так и не успев реализоваться хоть на малую свою толику! Ну куда ему было тягаться с закаленными в интриганских боях чудо-богатырками! Он и рта не успевал раскрыть в своё оправдание, как его фигурально сажали на такой славный кол, что чувство казни было совершенно реальным…

— Андрей Васильевич, у меня опять на вас лежит докладная. Я хочу, чтобы вы её прочитали.

С этими словами Тамара Витальевна протянули ему листок исписанной бумаги. Андрей недоумённо пожал плечами. Взяв из рук главврача эпистолу, углубился в изучение.

Ещё не вникая в суть текста, он узнал корявый, малопонятный почерк Зины Ивановны и понял, что разговор предстоит не из лёгких. Прочитав, Андрей, внутренне содрогнувшись от чувства гадливости, протянул листок назад. Воззрившись на Трухнову, он, скривившись, спросил:

— Тамара Витальевна, неужели вы в это верите? Есть же пределы, которые нельзя переступать. Вместо того чтобы сказать мне об этом, Зина Ивановна накатала вам вот эту мерзость! За такое, если бы она была мужиком, я набил бы морду!

— Так, Андрей Васильевич, оставим эмоции и давайте по сути. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Я уже сказал! Но если хотите знать правду, то походите по подвалу и обнаружите ещё не одну такую залежь. Мне приходилось засыпать эти экскременты землёй. А в тех помещениях, где были замки, естественно, они остались с тех пор, как оттуда ушли строители.

— Вы хотите сказать, что в подвале всё загажено строителями?

— Да, я хочу сказать именно это. В своей мастерской мне пришлось выгрести несколько носилок, но запах стоит до сих пор.

Трухнова хмыкнула. Взяв трубку телефона, она сказала:

— Татьяна Израилевна, разыщите Зину Ивановну и вызовите её ко мне. А, она здесь? Скажите, чтобы вошла.

Зина Ивановна, несомненно, знала, что Андрей у Трухновой. Как только ей было разрешено войти, Зина Ивановна сделала это с энергией и напором маленького боевого танка. С ходу стрельнув в упор глазами на Андрея, она выпалила:

— Я слушаю, Тамара Витальевна!

— Зина Ивановна, я сейчас разбираю с Андреем Васильевичем вашу докладную…

— Тамара Витальевна, а чего её разбирать…

Трухнова поморщилась и махнула рукой:

— Да погоди ты! Тут возникли некоторые вопросы, которые нужно прояснить. Ты мне скажи, проводились ли субботники по уборке подвальных помещений?

— Тамара Витальевна, да когда же успеть-то! — взревела завхозиха. — Вот-вот переехали только, делов по поликлинике невпроворот, руки не доходят.

— А с чего ты решила, что ты измазались, как тут написано, «свежим калом?».

— А как же не свежий! — вскинулась Зина Ивановна. — Я, почитай, часа два оттирала туфли от этой гадости. Да ещё сверху всё было прикрыто газетами. Я, как стала разбирать в кладовой, так сразу же и влетела.

Трухнова, выслушав её, помолчала немного, а затем спросила:

— На кладовой есть замок?

— А как же! Только под потолком над стеной есть широкая щель, — там свободно пролезть можно!

Трухнова кивнула головой.

— Значит, ты решила, что туда проник Андрей Васильевич и устроил себе нужник.

— Так а кто? Больше некому, он там один, да и всё это там свежее…

Андрей не сдержался и ехидно спросил:

— А что, часто приходилось в свежее вступать?

— Молчал бы уж! — взревела Зина Ивановна. — С тобой одни только хлопоты да неприятности! Уж точно это ты наделал!

— Зина Ивановна, успокойся. Я разобралась в этом. Вся гадость осталась от строителей. Собери в ближайшую субботу людей и проведи в подвале субботник. Вычистите всё, весь строительный мусор и прочее. И потом, у тебя в кладовой ничего не пропадало?

Тамара Витальевна задала этот вопрос так, как бы между прочим, вдогонку предыдущей фразе. Но он произвел на Зину Ивановну такой эффект, словно она в этот же миг собралась прыгнуть в холодную воду. Зина Ивановна вдохнула воздух и, раскрыв широко глаза, застыла как изваяние. Через мгновение она отошла от столбняка. На её лице отобразилась столь явная гримаса сожаления, что стало понятно, какую блестящую возможность она упустила.

— Нет, ничего не пропало. Там у меня только оборудование и мебель. Они под потолком не пройдут.

— Ну, хорошо. Андрей Васильевич идите. Зина Ивановна, постой…

Выдержав паузу, Тамара Витальевна спросила напрямик:

— Говоришь, что у тебя там ничего не пропадало? Ты в этом уверена?

— О чём спрашиваете!

Тамара Витальевна, задумчиво постукивая своим пухлым пальчиком по столу, воззрилась на Зину Ивановну и сказала, как бы рассуждая вслух:

— Говоришь, что в той кладовой приличная щель под потолком? Вполне возможно, что ты могла не заметить какой-нибудь пропажи из этой кладовой… Надо будет тебе ещё раз просмотреть всё внимательно. Вдруг что-то из имущества, на несколько тысяч пропало, а ты вовремя не заметила. Теперь, конечно, и концов не найти. Подготовь акт о пропаже и на списание… что-нибудь из старой мебели. Хорошо бы уложиться тысяч в восемнадцать-двадцать. Кто у нас там работал первые два месяца, — вентиляционщики?

— Тамара Витальевна, да кого там только не было за это время, и все больше со своим транспортом. Разве ж я могу за всеми углядеть! Один Андрей Васильевич торчит там целыми днями!

— Андрея Васильевича сейчас не трогай, — строго произнесла Трухнова, — он мне нужен для другого дела.

Но строгость Трухновой была явно напускной и фальшивой. Зина Ивановна поняла, что её начальница довольна её догадливостью. Желая укрепить её в этом, она таинственным шепотом протрубила:

— Там у меня хороший кафель лежит. Я его приберегла на всякий случай. Мало ли что.

— Пусть лежит, а мне нужен срочно акт о списании и твоя докладная о пропаже имущества. Ты меня поняла?

— Ну! Только вот каким числом оформить документы? Я недавно проводила ревизию и в бухгалтерии все акты в ажуре.

Трухнова, нервно вертя карандаш, спросила:

— Когда ты проводила ревизию?

— Да когда мы диваны новые получали с базы, тогда и проводила, — с полмесяца назад будет.

— Понятно. Зина Ивановна, ты говорила, что где-то на этажах новые диваны уже порвали или проковыряли. Надо будет сделать вот что, — переписать, где, какие повреждения, сколько диванов и кушеток порвано и срочно принести мне эти данные.

Отпустив Зину Ивановну Трухнова задумалась. Идея, возникшая у неё в ходе разговора, показалась ей столь заманчивой, что Тамара Витальевна только покачала слегка головой, как бы говоря этим: «Что ж ты, мол, голубушка! Где же ты была раньше? Прекрасная идея! Черт с ней, твоей кладовкой… Здесь кое-что наклевывается пожирнее…». Легкий прерывистый вздох и мимолетная улыбка, скользнувшая по её лицу, дали понять, что она собой осталась довольна. Трюк, который Тамара Витальевна задумала был прост, как колумбово яйцо. И, вместе с тем, нельзя было не восхититься изящностью решения этого, довольно мудрёного в своём роде, вопроса.

Первоначальное намерение о списании якобы пропавшей мебели из кладовой имело свои преимущества, но и изъянов в нём было предостаточно. Во-первых, эти действия до мельчайших подробностей становились известны ещё одному лицу, хоть и верному и многократно проверенному. И все же, это не могло полностью устроить нашу великую комбинаторшу. Во-вторых, Тамаре Витальевне не хотелось никаких усложнений рабочего процесса, если особенно он был с криминальным душком.

Теперь же простая перетасовка имеющегося в наличии имущества давала ей в руки искомые двадцать тысяч, имея при этом и скушанную птичку, и свое прочное и очень приятное для женщины положение на одном известном предмете. Мебель, которой была уготована участь исчезнувшей таинственным образом при переезде, благополучно оставалась там, где и находилась сейчас. Пару обойщиков для перетяжки и ремонта найти не составит никакого труда. Бумагу, то бишь смету-калькуляцию и акты на произведённые работы они подпишут не глядя, лишь бы получить работу. Время сейчас такое, что не больно-то покочевряжишься. А с теми диванами, которые лежат в подсобке вполне может справиться и рабочий. Они потом пригодятся, — кому-нибудь на дачу пойдут по дешевке.

Весь основной процесс в ходе подготовительных работ по осуществлению задуманной операции Трухнова, ничтоже сумняшеся, перевалила на плечи Зины Ивановны. В результате получалось полное впечатление самоличной инициативы рьяного зама. И трудовой договор с обойщиками заключала Давилина, и рабочий производил ремонт мебели в подсобке по её распоряжению, и сметы-калькуляции на требуемый объём работ составляла она же.

В свое время Тамара Витальевна позаботилась о том, чтобы в «интересах дела» некоторые документы, минуя её подпись, визировались самолично её замами. С этой целью даже был издан соответствующий приказ. Столь дальновидный и блестящий ход давал возможность всегда проконтролировать любое дело. В самых уязвимых моментах Трухнова всегда оставалась над схваткой. Хорошо натасканные подручные туго знали свое дело, мёртвой хваткой вцеплявшихся в очередных партнёров по бизнесу.

Случалось, что её креатура допускала промахи. Случившаяся проверка выявляла факты финансового либо материального нарушения. Вот тогда, держа в руках своевременно заготовленный документ, на сцену выступала главное лицо разыгрываемого спектакля. Потрясая оной индульгенцией, Тамара Витальевна заверяла аудиторских лиц в непременнейшем наказании виновных по всей строгости силами местной администрации. Заверения подкреплялись дружеским обедом. А скромные сувениры, которые, впрочем, могли быть расценены иными, как значительная материальная ценность, завершали столь приятно закончившееся недоразумение. Вульгарное слово «взятка» было как-то не в ходу среди участвующих с обеих сторон в деле уважаемых людей. Вот потому Тамаре Витальевне всегда удавались такие благополучные концовки. Тем самым её авторитет оставался на недосягаемой высоте и, соответственно, вне всяких посягательств на него с чьей бы то ни было стороны.