Забайкальские Кара-Кумы

Анатолий Музис, 1985

Интересно спросить, откуда эти пески?Каждый раз, когда я слышал этот вопрос, я чувствовал себя в затруднительном положении. Геологу приходится объяснять процессы и события, имеющие мало сказать вековую – доисторическую давность. Дерево может вырасти на глазах человека и человек поверит в то, что деревья растут, даже не наблюдая за их ростом. А поверит ли человек, если я скажу ему, что «растут» горы, течет лед, движутся пески?

Забайкальские Кара-Кумы

Из озера Большое Леприндо берет свое начало река Чара. Свыше ста километров течет она на восток, а затем, подобно Витиму, прорывает горы и выходит на соединение с Олекмой.

Выйдя с Большое Леприндо и следуя за течением реки Чара, мы вступили в Чарскую котловину. Торная тропа вела нас через холмы и гряды морен, через заболоченные площадки речной поймы, через многочисленные ручьи и речушки, сбегающие с гор. К северу от нас по-прежнему возвышалась черная громада хребта Кодар. Его крутые, подчас отвесные скалы поднимались над днищем котловины на высоту до двух километров! С юга тремя иссиня-черными грядами окаймляли Чарскую котловину горы Удоканского хребта. Одна над другой поднимались они, укутанные голубой дымкой, темным барьером закрывая горизонт.

Мы шли как бы по дну гигантского коридора и казалось, что на этой однообразной, окруженной со всех сторон горами, плоскотине ничего иного и не может быть кроме бесконечной мокрой зеленой мари.

Тем разительнее был эффект, когда нам вдруг открылся обширный массив дюнных песков, обозначенный на карте как «Урочище Пески». Это был клочок песчаной пустыни, Кара-Кумы, невесть каким чудом очутившиеся здесь, в Забайкалье, среди высоких гор и бесконечных болот.

Пески ослепительно сверкали на солнце. Их поверхность покрывала мелкая рябь, а сами дюны, как желтые волны, пересекали пески — от края и до края. И чем дальше мы углублялись в это песчаное «море», тем выше становились волны-дюны. В центральной части массива они достигали уже пятнадцати метров! Гребни наиболее высоких дюн были острые и легкий ветерок временами над ними поднимал небольшое пылевое облачко, козырьком наклоненное в наветренную сторону.

Пески поражали своей экзотичностью. Они казались живыми. Песчинки под лупой походили на бусинки, до того они были хорошо обкатаны, отшлифованы.

Но первая радость от знакомства с этим поистине удивительным явлением природы была для меня омрачена мелким, досадным происшествием. Немыслимо представить себе как это получилось, но я вышел на Пески с незаряженным фотоаппаратом. Вернее аппарат у меня был заряжен, но для съемки оставалось в нем не более 6—8 кадров.

Я шел за караваном и мои горючие слезы жгли песок. Если бы он не перевевался ветром — я уверен — на месте нашего маршрута зияли бы глубокие ямы. Но именно потому, что я на большей части перехода не мог сделать ни одного снимка, я отчетливо запомнил и как будто накатывающиеся на нас желтые дюны; и цепочку оленей, затерявшихся в ней, как щепка в море; и крутой, как воронье крыло, теневой изгиб песчаного гребня, по которому торопливо карабкается маленькая человеческая фигурка — это Леша Спиркин выбирает точку для фотографирования; и поразительный контраст желтых песков с черным Кодаром; и чахлые редкие кустики, засыпаемые песком; и след многочисленных копыт, уводивший темной полосой по желтому белесому песку на восток, туда, где намечена наша стоянка.

Конец ознакомительного фрагмента.