Цицерон. Поцелуй Фортуны

Анатолий Ильяхов, 2020

Римская республика конца I века до н. э. Провинциальный юноша Марк Туллий Цицерон, благодаря своему усердию и природным талантам становится популярным столичным адвокатом, но даже самым талантливым не обойтись без удачи. Вот и тогда не обошлось без вмешательства богини Фортуны. Она благоволила Марку и оберегала, как могла, от бед и неприятностей, связанных с гражданской войной. А тот в свою очередь показал себя достойным таких хлопот и вписал своё имя в историю наравне с другими выдающимися личностями того времени – Суллой, Помпеем, Цезарем… К словам Марка Цицерона прислушивались, просили совета, поддержки, а Марк, помогая, бросал вызов несправедливости и полагал, что сил хватит, чтобы сделать жизнь в республике справедливой для всех категорий общества, как он это себе представлял.

Глава пятая

Наедине с философией

Нет нужды жить в нужде

В 90-х годах до нашей эры спокойная до этого обстановка в римском обществе начала меняться. В провинциях население италийских городов проявляло недовольство дискриминационной политикой официального Рима. Люди требовали отмены ограничений в гражданских правах. Начались вооруженные конфликты на местах, перераставшие в локальные восстания. Провинциалов поддерживали сторонники Гая Мария Младшего, сына полководца-реформатора Гая Мария. Разгорелась гражданская война. В это время Марк Цицерон как раз достиг призывного возраста. В составе кавалерии он отправился воевать на стороне республиканцев под предводительством консула Корнелия Суллы.

После ряда побед сулланцев над марианцами республика несколько успокоилась. Марк возвратился в Рим и… диву дался — все его сверстники были увлечены греческой философией. И Цицерона как прогрессивно мыслящего молодого человека это веяние не обошло стороной. Сразу по приезде он попал на занятие к Аполлонию Молону, уроженцу Родоса, которого позже назовёт наставником.

Знаменитый в Греции учитель красноречия, ритор, оказался в Риме в качестве переговорщика в Сенате, отстаивавшего интересы своих граждан. С поручением он блестяще справился и некоторое время давал римлянам уроки греческой декламации, которую здешние ораторы до сих пор игнорировали. Марк на этих уроках проявлял завидное усердие, и был замечен. На прощание Молон сказал ему дружелюбно:

— Если молодой человек окажется на Родосе, буду рад ещё раз его увидеть.

* * *

До описываемых событий большинству римлян занятие философией было чуждо. Их интересовали действия, результаты, а не отвлечённые понятия и мысли. Любую проблему они склонны были решать незамедлительно, руководствуясь при этом природными инстинктами и внешними обстоятельствами. Разве что со стоиками, ратовавшими за победу разума над болью и тревогами, которым подчинена человеческая жизнь, римляне были солидарны.

Никто даже и предположить не мог, что однажды в Риме станет столь популярным учение грека Эпикура, в основе которого — человек, способный преодолеть жизненные трудности и при этом «не теряющий гордости и не жертвующий внутренней свободой, а живущий одними чувствами». «Пока человек жив и тем счастлив, — говорил Эпикур, — смерти нет, а когда смерть приходит — человека уже нет. Следовательно, истинная цель человека в жизни — стремиться к наслаждению, к удовольствиям, избегая страдания». Такой подход устраивал римскую молодёжь.

И если в Греции учение Эпикура вызывало недоумение и даже осуждение, то в Риме зёрна эпикуреизма благополучно проросли в умах молодых людей. Вместо того чтобы в условиях гражданских войн и потрясений активно участвовать в событиях и решать проблемы, они «искали путь к достижению безмятежности и невозмутимости духа, отречению от городской суеты и отказу от государственных должностей».

Эпикурейцы призывали не выполнять законы и строгие правила предков ради чревоугодия, разврата и пьянства. Они отвергали семью, брак и деторождение. Отрицалась любовь «как источник излишних страстей, душевного смятения и страдания». Звучали призывы к отказу от служения Отечеству и труду во благо общества, поскольку исполнение этих правил нарушало праздное состояние души.

* * *

В те годы Цицерон поддался пагубному увлечению эпикурейством и уже не сопротивлялся свободному образу жизни. Молодость уходит — надо спешить жить! Лучше самому распоряжаться собственной жизнью, чем стремиться занимать государственные должности, служить неблагодарному обществу! Защищать Отечество? Для этого существуют наёмники! Добродетель и справедливость? Пустые слова! Ни в чём себе не отказывать, не воздерживаться ни от чего, что потребно в данный момент! Не запрещать для себя удовольствия, так как смерть когда-то всё у тебя отнимет…

Но традиции, усвоенные в родительском доме, и назидания отца не позволили Марку оставаться среди постоянных ценителей эпикуреизма. Однажды привитая мораль — честность и порядочность во взаимоотношениях между людьми, высоконравственные семейные отношения дали плоды. Пришло понимание, что все наслаждения, как утонченные, так и низменные, носят поверхностный характер. Они представляют собой лишь вереницу отдельных мгновений, ложное представление человека о счастье.

Разумеется, римляне извращали мудрость Эпикура по незнанию, это Марк Цицерон вскоре понял. Он нашёл в его философии нечто своё, ценное, что помогало ему в жизни:

— «Нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо… Жить в нужде плохо, но только нет нужды жить в нужде».

Воспитание нравственности

Знакомство Марка Цицерона с греческой философией началось в шестнадцать лет, когда в Риме объявился известный эпикуреец Федр из Афин. На волне неожиданного интереса молодых римлян к новомодной философии он открыл собственную школу. Федр поразил Цицерона умеренностью взглядов, очевидной добротой к людям и готовностью доказывать правоту того, кто истинно прав. Затем было увлечение философией Филона. Он призывал к обнаружению каждым человеком у себя «совершенных знаний о Природе, Мироздании», на которых базировалась общественно полезная деятельность. От него Марк впервые услышал о Платоне, после чего пожелал прочитать труды знаменитого основателя афинской академии.

Учение стоика Зенона заставило юношу изумиться тому, что «миры существуют, пустоты же нет; природа всего сущего произошла из теплого, холодного, сухого и влажного, превращающихся друг в друга; люди же произошли из земли, а души их — это смесь вышеназванных начал, в которой ни одно не преобладает». У Зенона Марка привлекло высказывание «в речах называть вещи своими именами, не избегая бранных слов». По этому поводу у него произошёл спор с Помпонием, который возразил против непристойностей в речах оратора. На том основании, что «рот есть преддверие духа, помыслов и слов… Для человека, соблюдающего приличия, непристойнее всего иметь грязный рот».

Марк с горячностью возразил:

— Что пользы от рук, закованных в кандалы, от ног, стиснутых колодками? Я убеждён, что язык, осужденный на молчание, приносит мало пользы — как ноздри, постоянно страдающие насморком, как и уши, забитые грязью, и глаза, затянутые бельмом. Как из клетки неволи выпускается пойманная ловцом птица, так оратору невыносимо сдерживать уместное слово. Иначе речь приведёт за собой вялость, а за вялостью идет дряхлость мысли и бесславие оратора.

Помпоний покачал головой:

— И всё-таки для умелого оратора существуют слова, запретные для слуха тех, кому они предназначены.

* * *

В изложении учений греческой философии Цицерона затрагивала категория нравственности. В этом смысле ему повезло, когда он стал посещать школу Диодота, которому в искусстве спора и убеждения не было равных. Учитель заметил усердие Марка; они подружились, а когда Диодот стал терять зрение, ученик предложил поселиться в своём доме. С этого дня наставник и ученик ежедневно обсуждали философские книги, а после занятий Диодот играл на лире — так поступали ученики Пифагора.

Жизнь Марка наполнилась радостью чудесных познаний, у него не было повода для огорчений или жалоб на неустроенность или неопределённость. Он охватывал любое новое направление в философии, вычленяя из каждого естественные признаки истины. Услышав от Диодота, что «нет ничего ослепительнее греческой математики», увлёкся математикой, затем астрономией. Однажды Диодот показал не знакомую для Марка конструкцию из разновеликих размерами шаров, подвешенных на бронзовых кольцах.

— Так выглядит небесная сфера, — пояснил Диодот. — А вот так Луна сменяет Солнце. В течение стольких же оборотов ночное светило сменяет дневное на Небе. От этого явления происходит затмение Солнца.

Он сделал несколько оборотов одной сферы вокруг другой, более крупной.

Пораженный зрелищем «планетария» и услышанным от Диодота, Марк узнал имя создателя этого чудесного сооружения — механика Архимеда из Сиракуз.

Ежедневные беседы с Диодотом по вечерам помогали Цицерону разобраться с учениями других философов. Однажды в доме у своего друга Пизона Марк слушал лекцию Стасея из Неаполя, последователя Аристотеля. Стасей говорил о совершенно неожиданных для восприятия вещах:

— Нашу Землю окружает Космос, внутри которого существует Бог. Он находится вне нашего мира и над ним. Люди не могут увидеть Бога, Бог слишком возвышен, чтобы увидеть его или услышать. Но Он заботится обо всех сразу, наполняет Мироздание силой и действием, а не единичными проявлениями Себя.

В годы взросления Марка Цицерона и становления характера философия добавила ему немало полезных качеств. Главными из них были стремление к познанию окружающего мира, справедливость и благотворительность, крепость духа и уверенность в себе. Помимо того в философии Марк нашёл «утешительницу от душевной скорби», она помогла ему сделать ещё один важный вывод — что «всё требуется оспаривать и ни о чём не стоит высказывать определённого мнения».

От греческой философии Марк также пришёл к пониманию того, что адвокату полезно знать историю собственного народа и государства. Потому что человек, не знающий своих корней, не помнящий предков и дел их, не связывающий день сегодняшний со славными и горькими событиями минувших лет, становится жалким существом. Чтобы не уподобиться таковому, Марк нанял учителя, с которым изучал римские анналы — записанную жрецами историю Рима от момента его основания.