Знак Зевса

Анатолий Ильяхов, 2014

IV век до н. э. Македонский царь Филипп, умелый полководец и дальновидный политик, сватается к эпирской царевне Миртале. Царю нужен наследник царской крови, однако, несмотря на отсутствие видимых препятствий к браку, дело затягивается. Эпирский царь Арриба, дядя невесты, нервничает. Кажется, что брак вообще не состоится, однако великий бог Зевс уже принял решение и выражает свою волю через знамения. После свадьбы у Мирталы родится сын Александр, которого Филипп объявит своим, но ребёнка ждёт поистине великое будущее, так что многие призадумаются, кто же родился у супруги Филиппа – человек или полубог, сын самого Зевса…

Глава 1. Гонец из Македонии

Эпир (358 г. до н. э.)

Летняя ночь сошла на Эпир. Солнечный бог Аполлон увёл с небосвода уставших за день золотоволосых коней; город замер в ожидании Гекаты, Хозяйки Чёрного Света. Простому смертному богиню увидеть нельзя, но можно познать её силу через страх перед кромешной тьмой. Кажется, совсем недавно на небесных пастбищах бродили отары облаков, как вдруг они исчезли, уступив место мраку…

Небо продолжало оставаться темным, пока на нём не высветились блестки, которые, будто влюбленные светлячки, перемигивались холодным мерцанием. Это в жилищах обитателей Олимпа зажглись золотые лампадарии, ночные светильники; в их мерцающих отсветах боги устраивались на ложа в предвкушении пира с полными чашами нектара и амбросии, дающих бессмертие и вечную молодость.

Наступление ночи заставило жителей Эпира отложить незаконченные дела. С улиц исчезли прохожие. На город быстро сошла тишина, прерываемая звучными руладами цикад, скрывающихся в священных кипарисовых рощах.

У городских ворот несли охрану трое молодых воинов — пельтастов (от пельты — небольшого деревянного щита полукруглой формы, обтянутого кожей) во главе с пилартом, «запирающим ворота», боевым командиром, о чём свидетельствовал шрам на суровом бородатом лице. У воинов короткие копья и обоюдоострые бронзовые мечи в кожаных чехлах, перекинутых через правое плечо, более похожие на большие ножи, удобные для ближнего боя.

За полночь в глубокой тишине издалека послышался лёгкий перестук копыт. Дозорный у ворот, самый чуткий, вытянул шею, словно встревоженный гусак, в ту сторону. Когда звуки проявились явственнее, воин слегка толкнул плечом задремавшего от безделья пиларта. Тот настороженно прислушался, удивляясь — эпиряне знают время, когда запираются ворота, не рискнут задерживаться вне города. Это может быть только припозднившийся в дороге чужестранец…

Стук копыт стал настойчивей, громче, и вскоре с той стороны послышались возгласы; в нетерпении били копьём так, что дубовые плахи отозвались глухим стоном.

— Кого демоны несут в позднюю пору? — проворчал пиларт. Грозно откашлявшись, стараясь придать осиплому горлу необходимую силу, прокричал в небольшую прорезь: — Кто?

— Гонец из Македонии от царя Филиппа к царю Аррибе! — донесся сильный, уверенный голос.

Убедившись, что опасаться нечего — всадников двое, по команде пиларта стражники с натугой отодвинули огромное дубовое бревно, служащее надёжным засовом. В свете факелов воротная створка нехотя приоткрылась. Появился молодой человек, судя по золочёным латам и шлему, знатный воин. За ним на коротком поводу следовал конь, роняющий клочки пены; он устало кивал головой. Пиларт заметил, что конь породистый, по всем статьям очень дорогой. Вслед первому воину показался другой — по одежде, оруженосец, потому что на плече он нёс копье и бронзовый гипасп — щит полукруглой формы. На голове примятая кавсия — широкополая крестьянская шляпа; к тому же в отличие от первого всадника, обутого в котурны — сапоги из плетённых до колен кожаных ремней, на ногах у второго были грубые прочные ботинки-крепиды. Оруженосец вёл за собой низкорослого с густой чёрной гривой коня, нагруженного дорожной поклажей.

Царь Арриба

Царь Эпира Арриба лежал в супружеской постели, погружённый в невесёлые размышления. Ему пятьдесят лет — возраст, когда пора оглянуться на прожитые годы. Не так давно он женился на двадцатилетней Троаде, дочери старшего брата, Неоптолема. С супружескими обязанностями пока справляется, но чувствует, как теряет остатки акмэ — бодрого состояния мужчины в расцвете физических и духовных сил. Если послушать придворного врача, причина — пристрастие к вину и обильной пище…

Молодая супруга сейчас беззаботно смотрит незамысловатые сны, тихонечко сопит под боком, а он, смежив усталые веки, никак не отвлечётся от дневных забот. Завтра он собирает ближайших советников, чтобы послушать и решить, кого следует опасаться Эпиру в ближайшее время. Повсюду в Греции неспокойно: эллины конфликтуют между собой по любому поводу, убивают друг друга — из-за клочка пахотной земли, морской гавани или горных недр, объединяются в союзы, чтобы навязать волю тем, кто проиграет войну. Нет, в такой ситуации Эпиру не отсидеться в стороне…

Сейчас Эпир слаб, эпиряне с трудом противостоят враждебным иллирийским племенам, протоптавшим дорогу на земли эпирские. И фракийцы, как голодные волки, в любой момент готовы напасть на царство, пограбить и пожечь селения. Афины обещали Фракии поддержку деньгами и войском взамен уступки им земли для устройства афинских поселений. Вот и разберись теперь, кто Эпиру друг, а кто — враг!

С досады Арриба резко повернулся на постели, потревожив супругу. Троада произнесла что-то недовольным голосом и вновь затихла. Он постарался успокоиться, время шло, но сон всё не приходил. В голову лезли мысли, одна мрачней другой:

…Спарта, Афины, Фивы — каждый город претендует на гегемонию в Греции, но Эпиру нужно выбрать, с кем удобнее будет ему, безопаснее?

…Персы могут вновь объявиться на греческой земле. Они не могут простить грекам своё поражение при Марафоне и Саламине, не успокоятся! Эпир окажется на пути персидской армии, и тогда Аррибе придётся выбирать — идти ему с персами на единоверцев, эллинов по крови, или воевать против персов вместе с Грецией. Нужно подумать — персидские цари всегда щедро платили за измену…

…Нет, у персов сейчас большие проблемы с престолонаследием. Скорее всего, война случится между Афинами и Македонией. Но если победа будет за афинянами, что выиграет Эпир? Или проиграет? Да, проиграет, потому что Фракия при поддержке Афин обязательно устремится на эпирскую территорию. Тогда Эпиру выгоден союз с Македонией…

Определившись, Арриба немного успокоился и попытался оказаться в спасительных объятиях Гипноса. Он решительно прижался к привлекательному изгибу спины безмятежно спящей Троады; подсунул руку ей под грудь, другой начал гладить упругую плоть живота, призывая в помощь Эроса. Троада во сне отозвалась, шевельнулась телом. И тут Арриба некстати припомнил Мирталу, младшую сестру Троады, свою племянницу. Он отвлёкся на неё и снова расстроился — разве сравнить Троаду с Мирталой? Кроткую овечку со зловредной лисицей? Миртала совсем не похожа на покорную обитательницу гинекея — женской половины семейного дома. В глазах у неё всегда угольки тлеют — характер вздорный, непредсказуемый. Скрытная, мстительная, обиды не прощает. Лучше отдалить её от дворца, куда-нибудь в горное селение — и пусть там тешит гордыню свою, пока женихи не объявятся. А там — прощай, Миртала…

Мысли о дерзкой племяннице окончательно расстроили Аррибу. Он вспомнил своего брата Неоптолема. Эпиряне хвалят его до сих пор, при нём Эпир процветал. Ещё он был отменным грубияном, пьяницей — об этом все знали. Арриба был младше Неоптолема, немало унижений натерпелся от него, и никогда не стал бы царём, да случай помог. Ушел Неоптолем с войском на иллирийцев, и в первом сражении сложил голову. Совет старейшин назначил Аррибу опекуном малолетнего сына царя, наследника престола Александра, заодно и его сестер — Троады и Мирталы, они были старше Александра. Арриба недолго таил желание видеть себя первым человеком в царстве. Заручившись поддержкой жрецов, влиятельных эпирских князей и военачальников, он женился на Троаде. Вскоре она родила сына, которого Арриба назвал Эакидом — «Происходящим от Эака», поскольку род молоссов, откуда были Неоптолем и Арриба, происходил от легендарного героя Троянской войны Ахилла, внука Эака. После рождения сына Арриба пренебрёг законными правами Александра на престол и объявил себя царем Эпира, а Эакида — наследником. Троада, супруга Аррибы, не возражала против его действий, но Миртала затаилась…

Наконец, тяжкие мысли начали оставлять Аррибу. Ему показалось, будто он медленно погружается в ванну с теплой водой и лепестками роз… Где-то вдали приятно запела свирель… Веки склеивались, голова тяжелела — это Морфей, добрейший сын Гипноса, сжалился над царем, опустив над ним два чёрных крыла…

Ночной визит

В дверь супружеской спальни несмело постучали, будто мыши поскреблись. Тревожить царя глубокой ночью мог позволить только один человек — постельничий, да и то по самым безотлагательным делам. Арриба, недовольно кряхтя и сопя, встал, накинул легкий хитон. У двери спросил негромко:

— Кто? — Хотя был уверен, кто нарушитель его сна. Услышав знакомый голос, откинул металлическую щеколду — он всегда запирался на ночь.

В полутёмную комнату бесшумно проскользнул человек в короткой тунике — Завкр, надежный слуга, верный пёс. Склонив голову, он прошептал:

— Мой царь, прибыл гонец из Македонии. Утверждает, что с важным посланием от царя Филиппа.

Арриба приподнял густые брови, отчего лицо с крупным носом выразило нескрываемое изумление. Усмехнулся про себя: «Надо же, вспоминал македонян, а они уже здесь!» Вслух сказал:

— Проводи в зал приёма. Пусть ожидает.

* * *

Посланник Филиппа в сопровождении Завкра оказался в просторном зале, где царь обычно принимал чужестранные делегации. Гонец присел на клисмос — стул с изогнутыми ножками и высокой спинкой, — со вниманием огляделся. От двух настенных светильников-лихнионов, которые, видимо, только что зажгли, пахло прогорклым маслом, и света было недостаточно. Углы зала тёмные, не проглядывались. Судя по воздуху, какой встречается в непроветриваемом помещении, здесь давно не было приёмов.

Мимо македонянина тенью проскользнул человек. Используя заострённый крючок на длинной палке, ловко снял с фитилей нагар. Стены, покрытые алебастровой штукатуркой, посветлели, обнаружив места с росписью сцен охоты на кабана и медведя. На торцовой стене виден старый дождевой подтёк от прохудившейся кровли. По внешнему виду зала и мебели ночной гость отметил, что эпирский царь к роскоши не стремится.

Дверь, через которую его проводили сюда, выглядела, судя по закоптелым дубовым доскам, очень древней; едва заметно проглядывала незатейливая резьба. Дверь, что напротив, выглядела парадно, за счёт инкрустации слоновой костью и золоченых медальонов. Видимо, она служила для выхода царя к послам. Часть «царской» стены занимала большая картина, изображавшая легендарный эпизод из жизни богов. Поверх каменных плит пола лежали два шерстяных ковра с меандром — дорогим для каждого эллина орнаментом из простых геометрических линий. Возможно, в летнюю пору ковры смотрелись не совсем уместно, а в зимнюю непогоду они приходились кстати. Арриба ценил домашний уют, и по этой причине ковры имелись почти в каждом дворцовом помещении, все больших размеров.

Продолжая осмотр, посланец царя Филиппа отметил вниманием старинное оружие, развешенное позади царского троноса: три медных круглых щита, два копья и огромный лук со спущенной тетивой — священные реликвии царей Эпира. По углам на низких постаментах покоились большие вазы светлого мрамора. Они вносили приятное разнообразие в мрачноватую обстановку помещения.

Молодой человек начал скучать, как «царская» дверь открылась. Появился Арриба. Македонянин поднялся, с аристократическим достоинством кивнул головой, приветствуя царя. В Греции низкопоклонство не было принято.

Арриба прошёл к возвышению с креслом-троносом, удобно расположился и стал разглядывать посланника македонского царя. Тот оказался вызывающе молод, если судить по небольшой, хорошо ухоженной курчавой бородке; роста он был невысокого, голова опрятная с длинными вьющимися тёмными волосами. Бледное узкое лицо.

Царь внимательно посмотрел на грудной панцирь македонянина: из бронзы, с большой серебряной эмблемой — знаком родовитости; доспехи закреплены на плечах скобками, на животе широкий пояс с серебряной бахромой. Кожаные нарукавники, набедренники и наколенники плотно, упруго облегали руки и ноги. Шлем с позолотой и фалерами — накладными фигурными украшениями; для сбережения щёк от ударов с обеих сторон шлема имелись кожаные продолжения, обложенные чешуйками из металла. На груди ещё одна круглая фалера, большая, которую македонские цари обычно дают военачальникам за отличие в сражениях.

Посланец держался уверенно, обнаруживая знатное происхождение, что было и так понятно — Филипп не мог доверить личное послание человеку не из своего окружения. Наконец, царь Арриба спросил, сохраняя в голосе безразличный тон:

— С кем имею дело? И какая спешность у твоего дела для царя Эпира в столь поздний час?

— Моё имя Леоннат, я из Пеллы, рода древних македонских князей. — Гонец заговорил уверенно, словно зная цену своему визиту. — Мой царь поручил передать тебе, царь Арриба, личное письмо. Просил дать скорый ответ. Вот почему я осмелился потревожить твой покой и отправлюсь сразу, как дашь ответ царю Филиппу.

Арриба протянул руку. Леоннат извлёк из кожаной дорожной сумки круглую тубу, открыл крышку и достал папирус. Передал, сделав несколько шагов. Арриба снял со свёрнутого в трубку листа шерстяную нитку красного цвета с восковой печатью. Собираясь развернуть лист, сказал Леоннату:

— Тебя отведут в комнату для гостей. Тебе пришлют молодую служанку — смой дорожную пыль, поешь, выпей хорошего вина. Отдыхай, у тебя была трудная дорога. А я ознакомлюсь с посланием твоего царя. Будет надобность, дам ответ. Ступай.

Арриба вяло хлопнул в ладоши. Словно тень из подземного мира, явился Завкр. Пригласил македонянина следовать.

Оставшись один, царь развернул послание. Обратил внимание, что папирусный лист был высокого качества, египетский, потому что цвета закатного солнца, плотный и пластичный, с гладкой поверхностью. Письмо написано меланом — особыми чернилами; заглавная буква выделена пурпурной краской, принятой у царей. Арриба поднес свиток к глазам. Показалось, что света было недостаточно. Громко хлопнул в ладоши. Появился слуга. Царь махнул рукой в сторону лампадария.

Двое слуг с заметным усилием внесли напольный канделябр, состоявший из высокой бронзовой стойки на четырёх ножках, изображавших мощные лапы льва; на золочёных цепях висели четыре глубокие чаши с оливковым маслом, которое подавалось из небольших емкостей произвольно, без участия человека. В зале сразу намного посветлело, будто сюда ненароком заглянули солнечные лучи.

Когда за слугами закрылась дверь, царь начал медленно читать, вслух — в Античности не знали, как можно читать «про себя». Осилив письмо, задумался. Хлопнул три раза в ладоши. Немедленно появившийся Завкр услышал:

— Зови Каллиппа!

Советник Каллипп

Каллипп по годам своим был самым пожилым из придворных советников; возможно, поэтому царь доверял ему больше всех. Эти обстоятельства позволяли Каллиппу чаще других приближённых встречаться с Аррибой, давать советы, многие из которых принимались без возражений. Хотя у царя были ещё основания.

Во-первых, Каллипп — не эпирянин, а уроженец Аргоса, древнейшего города пеласгов на Пелопоннесе. Достаток отца, торговца пшеницей, позволил ему получить в юности хорошее образование. С домашними учителями он усвоил естественные и математические науки, философию, полюбил греческую литературу, поэзию. Но когда отец потребовал стать его компаньоном, сбежал. Подался в Афины, где вступил в наёмное войско, как многие молодые люди в Греции, отказавшиеся от семейных традиций. Физически сильный, крепкий здоровьем, Каллипп воевал за интересы своих нанимателей, благо заносчивые афиняне одновременно враждовали, чуть ли не со всей Грецией. Побывал в нескольких сражениях, где вёл себя храбро, но был ранен в ногу, после чего оставил надежды на военную карьеру. Но это печальное обстоятельство позволило ему осуществить давнишнюю мечту — путешествовать, чтобы увидеть мир людей, определить своё место в обществе. Он побывал в Египте, Вавилонии, Финикии, где в этих центрах древнейших знаний впитал в себя, как податливая морская губка, тайные и явные науки, которыми с подозрительной осторожностью делились с ним жрецы, маги и божественные провидцы. Каллиппа как бывшего воина не страшили расстояния и препятствия на пути, поэтому хождение по миру дало его пытливому уму необыкновенную возможность познать чужие языки, а через них древние культуры, своеобразные религиозные верования, оригинальные нравы и обычаи чужих народов, которых греки по своему убеждению называли язычниками, варварами.

Боги уберегли Каллиппа от многих злоключений, не позволили сгинуть на чужбине. Волей богов однажды он оказался в Эпире. Страна небогатая, вокруг нагромождение скал и ущелий, народ скрытный, недружелюбный. Но эпиряне имели всегреческое святилище в Додонах с оракулом Зевса и священным дубом. Это обстоятельство давало жителям Эпира возможность считать себя частью великой эллинской нации, хотя большинство греков воспринимали эпирян полуварварами, как их соседей-македонян. Ручей, истекавший из-под корней дуба Зевса, в любую жару не иссякал, а вода в закрытой посудине не портилась годами, имела чудотворную силу: исцеляла безнадёжно больных. Сюда стремился попасть каждый грек, и Каллипп после странствий по миру подался сюда, чтобы услышать оракул со своей судьбой. Когда узнал, что остаток дней проведёт на этой земле, удивился.

В тот день у священного дуба оказался и Арриба; тогда ещё он не был царём. Арриба обратил внимание на пожилого незнакомца, выделявшегося среди паломников благородной внешностью, а когда разговорился с ним, прочувствовал мудрость в речах. Арриба спросил Каллиппа, есть ли у него, брата царя Неоптолема, надежда на престол. Услышал ободряющие слова:

— Всякому плоду время вызревать — твоё время скоро придёт.

А потом оракул сказал Аррибе то же самое:

— Терпи и жди!

Вскоре Неоптолем погиб, его брат Арриба стал у власти, правда, пока опекуном детей убитого царя. Тогда он и вспомнил о провидце-аргосце, велел разыскать. С тех пор царь Арриба не примет важного решения без его подсказки. Но главный советник при этом никогда не злоупотреблял доверием царя.

Послание Филиппа

Каллипп появился, припадая на левую ногу. Худощавый телом, словно юноша, одетый в наспех накинутую хламиду, он поспешно направился к троносу, поприветствовал царя. Встревоженные глаза в сетке морщин и вспотевшая лысина выдавали озабоченность, хотя подобные ночные вызовы советника случались часто.

— Что случилось, мой царь?

— Каллипп, ты знаешь, что своему царю ты нужен днем и ночью. Тогда чему ты удивляешься?

Арриба хитро прищурился, после чего рассыпался сиплым смешком. В ответ Каллипп улыбнулся уголками рта.

— Ночь — неподходящее для дел время. Но если царь вызывает меня, для этого есть важные обстоятельства.

— Да, это так, Каллипп. Поэтому я призвал тебя, прервав сон твой.

— Пусть это не беспокоит тебя, царь! И хотя сон был для меня интересен, я досмотрю его позже, когда позволят обстоятельства.

Арриба оживился. Он любил расспрашивать приближённых об их снах, пытаясь угадать в них собственное будущее, поэтому доверял психомантии — предсказаниям по вещим снам. Каллипп владел этим редким, столь ценным искусством разгадывания сновидений, обычно предсказывал важные события по сновидениям царя. В этом деле Арриба ему полностью доверял.

— Расскажи, Каллипп, что видел в своём сне. Мне не терпится узнать.

— Сегодня ночью мне приснился молодой лев, который ласкался к тебе, будто дворовая собачонка. А дальше что с ним случилось — не знаю: меня разбудил слуга, и вот я здесь.

Арриба недоверчиво посмотрел на советника.

— Видеть во сне льва — хорошо или плохо для меня?

— Лев, известно, могучий зверь, он не угрожал тебе, вёл себя дружелюбно. Это значит, что кто-то из молодых царей будет просить тебя о дружбе, не иначе.

Арриба удовлетворённо хмыкнул. Не имея больше терпения молчать о том, ради чего он призвал советника среди ночи, царь протянул папирус, на который с любопытством поглядывал советник.

— Каллипп, твой сон оказался вещим: вот послание молодого македонского царя Филиппа. Читай!

Каллипп с почтением принял свиток. Царь, как обычно, по невниманию своему, забыл, что советнику необходимо присесть. Пришлось ему стоять, переминаясь и сберегая увечную ногу. Он принял позу, какую всегда делал при чтении царских документов: распрямил грудь, прокашлялся. От важности момента голос его слегка задребезжал:

— Филипп — Аррибе: Хайре! Царь Македонии приветствует царя Эпира!

Царь махнул рукой, прервав советника:

— Приветы и пожелания пропусти. Не так важно.

Каллипп согласно кивнул, продолжил почти с середины свитка:

— Царь Арриба, ты ведёшь род свой от Ахилла, героя войны с троянцами. Мой род исходит от Геракла, сына Зевса. Поэтому боги Олимпа покровительствуют нашим царствам. Лучезарный Аполлон щедро посылает свет и тепло земле Эпирской, равноценно, как и земле Македонской. Поля, сады и пастбища эпирян и македонян дают богатые урожаи, а домашний скот — хорошие приплоды. Наши горы богаты строительным камнем, корабельным лесом и полезными рудами.

Каллипп остановился и посмотрел на царя. Арриба, склонив голову набок и прикрыв глаза, слушал со вниманием. Слова царя Филиппа, видимо, доставляли ему огромное удовольствие. Советник продолжил чтение:

— Я говорю о достатке народов Эпира и Македонии, благополучии наших царств. У тебя, царь Арриба, и у меня, в сокровищницах есть золото и серебро. И всё-таки у меня нет драгоценности, которая есть у тебя, царь Арриба — я говорю о Миртале, дочери Неоптолема, твоей племяннице, которая живёт под твоей заботливой опекой. Вот почему я прошу у тебя Мирталу себе в супруги.

У Каллиппа перехватило дыхание. Царь счастливо улыбнулся, он был рад видеть своего советника в таком состоянии.

— Читай, читай дальше! Чего медлишь?

Советник справился с удивлением, продолжил читать послание:

— Если ты отдашь Мирталу мне в супруги, Македония и Эпир объединятся в дружественном союзе, и тогда ни один враг не осмелится притязать на наши земли. Потому что я буду другом тебе, ты — другом мне. Когда Миртала родит сына, он станет наследником македонского престола. Да сохранишь ты здоровье своё на многие годы, и пусть покровительствуют тебе боги Олимпа, сопутствует удача в твоих делах! Будь здоров, Арриба, царь Эпира.

Каллипп поднял глаза на царя. Арриба, посерьезнев, деловито спросил:

— Каллипп, тебе придётся хорошо подумать, прежде чем ответить на мой вопрос: отдавать ли мне любимую племянницу за этого варвара.

— Мой царь, я готов сразу сказать, что от твоего решения зависит не только судьба Мирталы, но ещё Эпирского царства.

— Ты прав, Каллипп, — сдержанно согласился Арриба.

— Тогда, царь, прояви терпение и выслушай мою правду.

— Всегда ценил тебя, Каллипп, за это качество! Говори!

Старый советник начал осторожно, взвешивая каждое слово:

— Я осмелюсь сказать тебе, царь, что лучшего мужа для твоей племянницы не найти.

Арриба не сдержался, вознегодовал не на шутку:

— Вздор! Миртала из рода Ахилла, она достойна лучшего мужа, чем малоизвестный дикарь Филипп! Её браком должен возвыситься Эпир, а здесь вся Греция будет смеяться надо мной — Арриба выбрал варвара в мужья племяннице!

Советник смиренно откашлялся.

— Позволь объясниться, царь!

Приняв молчание Аррибы за разрешение, продолжил:

— Миртала становится взрослой, строптивой женщиной. Скоро с ней будет трудно управиться. Женщина иногда превращается в неукротимую фурию — а она склонна к этому своими непредсказуемыми действиями. Стоит вспомнить её увлечение вакхическими обрядами.

Каллипп, заметив, что царь слушает со вниманием, продолжил смелее:

— А Филипп, женившись на Миртале, не потерпит её строптивости, быстро обуздает её гонор. К тому же, когда она родит ему наследника, забудет про отчий дом. В таком случае чего тебе желать лучшего, царь? Я думаю, чем скорее ты отдалишь Мирталу от двора, тем будет лучше для тебя и Эпира.

Арриба задумчиво покачал головой, в итоге, видимо, соглашаясь. Это вдохновило Каллиппа:

— Но я посмею предположить, — сказал он, — что Миртала не захочет расставаться с младшим братом, Александром. Она его любит, заменив умершую мать. Царь, отправь Александра с ней, и в Эпире надолго воцарится покой. Зачем твоему сыну Эакиду нужен соперник на эпирском престоле?

Лицо Аррибы исказила кривая гримаса, это Каллипп успел заметить. Царю явно не понравился намёк, но он сдержался, поскольку хотел узнать дальнейший ход мыслей советника.

— Я слушаю тебя, Каллипп. Продолжай убеждать меня о пользе брака Мирталы с Филиппом.

— Мой царь, выскажу ещё довод. Эпиру следует опасаться не Фив и не Афин, а Македонии. Я давно слежу за действиями молодого царя Филиппа. Намерения его могут быть опасными для всей Греции, как и для Эпира. При воцарении он обещал своему народу вернуть македонские земли, утерянные прежними царями. А это прежде всего война с соседями. Выходит, с Эпиром тоже. А если Македония становится другом Эпира, такой союз тебе выгоден, тогда Иллирия и Фракия не предпримут военных действий против эпирян. Не осмелятся.

Каллипп выжидающе посмотрел на Аррибу.

— Тебя слушать, все враги испугаются, если Эпир и Македония объединятся в союзе.

— Да, мой царь, я осмелюсь подтвердить свои слова. Эпиру будет лучше видеть в македонском царе плохого друга, чем хорошего врага. Но если откажешь Филиппу, получишь верного врага. Согласишься — брак с твоей племянницей тебе обернётся огромной выгодой.

Каллипп умолк, вытащил из-за пазухи платок, пережидая, вытер вспотевшее лицо и лысину. Арриба спросил его:

— А как поступит Персия с Македонией, если решится напасть на Грецию? Персы не такие, чтобы устрашиться Филиппа?

— Ты мудр, мой царь. Эпир обязательно окажется на их пути, если персидские цари надумают пойти на греческие города. Но Македония может помешать их планам, потому что будет стоять на их пути. Нет, Эпиру лучше иметь Филиппа союзником.

Арриба хрустнул пальцами рук, это означало, что он устал. Советник предусмотрительно умолк. Наступила тишина. Где-то на хозяйственном дворе прокукарекал ранний петух. Неожиданно Арриба встал и подошёл к десертному столику, который только что занесли слуги: во дворце знали привычку царя трапезничать по ночам. На широком блюде из кованой бронзы источали запахи жареные дрозды. Хлебная лепёшка с кусками сыра, листья зелени. Ваза с фруктами и бисквитами, которые Арриба любил поглощать сколь угодно… В деревенском кувшине, орке, красное вино, густое и терпкое; оно немного горчило, но Арриба знал, что необыкновенный привкус передавался от кистей вяленого винограда во время брожения сусла.

Царь с завидным аппетитом утолял внезапно распалившийся голод, словно не так давно хорошо поужинал. Каллипп терпеливо пережидал неожиданную трапезу, он знал, что царь не имел привычки разделять с кем-либо стол. При этом царь старался не вспоминать слова придворного лекаря о том, что ночная еда сильно утомляет желудок и мешает сну. И Гиппократ говорил: «Кто ест много на ночь, того ожидают неизлечимые болезни». Насытившись, царь сунул головку чеснока в тмин, смешанный с солью и какой-то зеленью, целиком съел. После выпил подряд два кубка-канфара вина.

Советник, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо ожидал, когда царь отпустит его. Но Арриба, перейдя опять на тронос, пожелал слушать дальше.

— Послушай, Каллипп, — сказал он умиротворённым голосом, — я хочу узнать о Филиппе столько, сколько ты знаешь о нём.

— Да, мой царь, я готов! — покорно согласился советник.

Царь наконец обратил внимание, что Каллипп всё это время стоял перед ним, хотя для подобных встреч строгих правил не существовало. Он вяло махнул рукой, указав на стул у стены. Подождал, пока советник присел, и стал с облегчением потирать увечную ногу.

Каллиппу было что рассказать о Филиппе. Он собирал сведения о нём и Македонии с того момента, когда младший сын царя Аминты затеял смертельную возню с кандидатами на престол. Сведения добывались по разным каналам — от разговоров с торговцами и путешественниками, при встречах с паломниками и наёмными воинами, служившими в войске македонских царей. Советник откашлялся, отметив про себя, что неплохо бы промочить горло хорошим глотком вина. Но царь, увы, не предложит ему.

— Филипп не варвар, как говорят в Греции. Его род действительно происходит от потомков Геракла, которые когда-то были царями на Пелопоннесе.

— Как они оказались в Македонии?

— Я слышал, что последний царь из рода Гераклидов правил в Коринфе, пока недовольные жители не изгнали его. Он и члены его семьи были вынуждены покинуть Пелопоннес, пройти путь в Македонии. Освоились в богатейшей области Линкестида, где обрели влияние среди местных жителей. Однажды один из членов царской семьи стал во главе племени линкестов, и с этого времени их представители непременно становились царями Македонии.

— Выходит, Филипп, если он потомок Геракла, — эллин?

— Да. У него греческое имя: «Фил-гиппос» («Любящий коней»), а кони для греческих аристократов были всегда предметом гордости. Конные состязания — удел только знати. Молва говорит, что Филипп крепок здоровьем, жизнерадостен и неутомим во всём — в походах, кутежах и в общениях с женщинами.

— Тебя слушать, Каллипп, так мне выпала большая честь породниться с ним?

— Но с Филиппом следует быть осторожными, царь, — он сам себе на уме, и что ни замышляет — всё у него получается.

Каллипп осторожно посмотрел на Аррибу, не хмурится ли тот, слушая восхваления чужому царю. Не заметив ничего подозрительного, продолжил:

— Филипп, несмотря на молодость, успел жениться три раза: наверно, в подражание своему предку Гераклу — тот был женат трижды.

Лицо Аррибы изобразило искреннее удивление: брови приподнялись дугами, сухой рот дёрнулся в гримасе.

— О, интересно узнать, когда он успел? Ему ведь только двадцать пять лет, как я слышал!

— Да-да! В первый раз Филипп женился на Филе, сестре князя Дерды, заносчивого и влиятельного в Македонии правителя Элимиотии. Тогда ему исполнилось девятнадцать лет, и он только что вернулся из Фив, где жил шесть лет в заложниках.

— Так-так. А где его жена сейчас? — Арриба увлёкся рассказом советника.

— Фила умерла от лихорадки.

— Ах, вот в чём дело! — Эта новость была не так интересна. Царь заторопил советника: — Кто вторая жена?

— Вторая жена у него была иллирийка. Он привёз её из похода как военную добычу.

Арриба, похоже, удивился ещё больше. Его настроение, кажется, вдохновило советника, и он с упоением, словно сам был очевидцем тех событий, стал рассказывать, как Филипп получил от старшего брата, царя Македонии, в управление область Эги. Набрал наёмников за свой счёт и повёл их на соседнее иллирийское племя, досаждавшее македонянам. Иллирийский царь Бардил попытался воспрепятствовать его затее со своим войском, но погиб в первом сражении. Филипп не торжествовал победу и не разорял поверженную Иллирию. Он женился на дочери царя Авдате, а в качестве приданого забрал себе лучшие земли Иллирии. На шумной свадьбе вместе гуляли македоняне и иллирийцы.

В браке Авдата назвалась греческим именем — Евридика. Она родила дочь Кинапу, но умерла в послеродовой горячке.

— Это боги наказали македонского выскочку! — не удержался Арриба.

— Наверно, так и есть, мой царь, но Филипп, когда стал царем, решился на третий брак. Ему очень был нужен наследник!

— Да, конечно. И кто же была его избранница?

— О, этим браком он всех удивил: женился на Филинне, танцовщице и простолюдинке из Фессалии. Говорили, правда, Филинна была необыкновенная красавица. Поэтому можно понять молодого царя — глупая страсть толкнула его на безрассудный шаг. Филинна родила сына Арридея, но вслед умерла.

Арриба не удержался от смешка:

— Злой рок гонится за Филиппом.

— Да, похоже, мой царь.

— Но тогда выходит, что у Филиппа есть наследник? Зачем ему Миртала?

Каллипп замялся, развел руками:

— Арридей с рождения оказался… не совсем здоров, слаб на голову.

— Так он — маргит? — советник не понял, удивился или обрадовался Арриба.

— Судя по всему, вмешалась богиня помутнения разума Ата, поскольку боги Олимпа были недовольны его последним выбором жены.

— Теперь мне понятно, почему Филипп прислал гонца. Ему нужен наследник царской крови.

— Это так, царь. Ахилл является предком твоей племянницы Мирталы по материнской линии. Македонянин понимает, с кем нужно породниться.

Арриба оживился. Ему были приятны упоминания о легендарном герое Троянской войны Ахилле.

— Я понял из твоего рассказа, Каллипп, что Македония для Эпира может быть опасна, и только по этой причине мне нужно выбрать из двух зол одно — или держаться от него в стороне, или иметь союзником.

— Уверен, царь, ты поступишь мудро.

— Я выбираю второе.

Каллипп вздохнул с облегчением.

— Это правильный выбор, мой царь.

Арриба показал рукой на розовеющий прямоугольник окна в стене.

— Смотри, богиня утренней зари Эос подаёт нам знак. Пора заканчивать. Я пойду отдыхать, а ты готовь ответ Филиппу. — Арриба неожиданно замялся. — И ещё… сообщи о моём решении Миртале. Пусть готовится к отъезду. Сам понимаешь, возражений я не приму.