Отдушины. Повести и рассказы о детстве и юности в Стране Советов

Анатолий Звонов

Повседневная вполне обеспеченная жизнь в Советском Союзе, наполненная трудом или учебой, требовала хоть каких-то отдушин. Летом детей вывозили за город, заодно и родители проветривались. Взрослые устраивали для себя охоту, рыбалку, спортивные игры. Уважали застолья в честь праздников – годовщин революции, женского дня. В сопровождении самодеятельной песни молодежь с удовольствием проводила каникулы в трудовых отрядах или путешествиях по огромной родной стране. О таких отдушинах эта книга.

Когда мушка в глаз попадает

рассказ

Москва в середине двадцатого века была городом индустриальным. Серый дым заводских труб дополняли сизые выхлопы большегрузных машин. Пылинки и соринки, поднятые ветром, иногда попадали в глаза. Мать частенько предостерегала Димку: «Береги глазки! Острая песчинка может глазик проколоть, все из него вытечет, и будешь кривым». При этом она закрывала один глаз и изображала на лице ужасную гримасу, от которой Димке становилось страшно. Вот и прибегал он к матери, как бы далеко ни находился, когда в глаз попадала малюсенькая мушка или пылинка. Мать укладывала его голову к себе на колени, приподнимала пальцами веко и удаляла помеху кончиком носового платка.

В самом конце мая, лишь только начинались школьные каникулы, все семейство выезжало на дачу, подальше от московской гари, где воздух был свежий и жилось свободней. Примерно за неделю до этого события Димке покупали клетчатые ковбойки, летние брючки с пуговками ниже колен, тюбетейку, сандалии, носочки и трусики. Балкон заполнялся банками с тушенкой, сгущенкой, лапшой и крупами в больших бумажных мешках. За день до намеченной даты из шкафов и комодов вынималось и увязывалось все постельное белье. В день отъезда Димке делалась модная стрижка: наголо или челочка.

Димка гордился тем, что его отец имел право брать любую свободную машину на автобазе КГБ СССР, поскольку имел соответствующую должность и удостоверение водителя первого класса. В день переезда на дачу он приезжал к дому на грузовике. После погрузки комната в Москве становилась совершенно пустой. Увозилась вся мебель, посуда, продукты, и только кучка зимних вещей оставалась в уголке на полу. А как было радостно сидеть рядом с отцом, у матери на коленях с котом на руках и считать километры.

Сразу за двадцать пятым километром Варшавского шоссе отец повернул налево, на узенькую асфальтированную дорогу. Примерно через километр, около указателя «ПОЛИГОН» — еще раз налево, на дорожку со шлаковым покрытием. Через двадцать метров остановился, пошел открывать ворота. За ними была просторная площадка, покрытая свежей травой. Дом справа из-за нескольких пристроек и надстроек оказался широким и двухэтажным. Отец кивнул на дом слева похожий на длинный барак:

— Там начальство живет.

Затем он подогнал грузовик задним бортом к пристройке двухэтажного дома.

— Вот здесь будем жить мы, — объявил он, открывая амбарный замок, висевший на дощатой двери, — сыровато, придется разок печку натопить.

После крепкого и сладкого сна Димка вышел на лужайку перед домом, протирая глаза обоими кулаками. У соседнего одноэтажного дома невысокий лысый старичок делал зарядку с приседаниями и наклонами. Слева, сразу за большими воротами, в которые вчера Димка въехал в кабине грузовика, стоял туалет. Буква «М», нарисованная с одной его стороны, ясно указывала, куда ему надо идти — очень писать хотелось.

После утреннего моциона мать вручила Димке трехлитровый бидон, десять рублей и отправила в магазин, купить три литра молока и большой батон хлеба.

— Сдачи дадут 60 копеек, посчитай! — Кричала она вслед.

А Димка уже, выбежав из калитки, мчался вдоль яблоневого сада, огороженного колючей проволокой, мимо, желтых штукатуреных домов. Мальчишки и девчонки с бидонами и авоськами спешили в магазин, перегоняя друг друга. Старушки, не спеша, шли в том же направлении. Покупатели оказывались у магазина раньше, чем приезжали машины с хлебом и молоком. Было время занять очередь, поговорить со знакомыми уже ребятами, познакомиться, приобрести новых друзей. Две старушки коротали время, беседовали.

— Откуда эти ребятишки? — Спрашивала одна другую.

— А это — дачники! Живут на объекте, что раньше пустовал. Василий Михайлович помер. Вместо него сейчас Иван Ильич. О своих работниках заботится, дачи для них там оборудовал.

Дачницы на Полигоне

Димка из этой беседы понял, что тот лысый старичок и есть отцовский начальник. Мать его называла «Антонов», а другие женщины почему-то шутливо звали Дедей.

После утренних походов в магазин мать всегда говорила одно и то же:

— Мой руки и садись завтракать.

Завтрак чаще всего состоял именно из ломтя свежего ароматного хлеба и кружки молока. Сосед Сашка Новиков уже прохаживался по тропинке, ожидая Димку. Поэтому напутствие матери:

— Обедать вовремя приходи! — Димка слышал уже на бегу.

Вдвоем мальчишки убегали к прудам. В июне, когда купаться еще холодновато, они ловили рыбу, лягушек с болотистых берегов загоняли в воду ореховыми прутиками.

После обеда и сна деревенские подростки ждали их в дубках, на футбольном поле. Они презрительно называли Димку с Сашкой дачниками, но мяч у них забирали, делились на команды и играли до пота, грязи, а иногда и крови. В перерывах Димке и Сашке позволялось с разбегу бить по воротам, тренировать вратаря.

Дубки — это лес, где, кроме мощных дубов и лип, рос еще орешник. Из него делали прекрасные гибкие и прочные удилища. Ближе к осени в зарослях этого кустарника местные жители и даже приезжие набирали огромное количество орехов.

Там можно было для секретных дел спрятаться от посторонних глаз, а можно и наоборот, будучи незамеченным, подглядывать из-за куста или с дерева, что там делают взрослые, уверенные, что их никто не видит. Через дубки пролегала широченная тропа, по которой взрослые и дети ходили от Полигона к Варшавскому шоссе, а оттуда к станции «Бутово». Но по вечерам Димка тащил Сашку к узенькой асфальтированной дороге, чтобы не пропустить родителей-отцов, которые приезжали домой на служебной машине. Это мог быть черный ЗИМ, бежевая Победа или военный цвета хаки ГАЗ-69.

Когда машина останавливалась, Сашка проходил к своему отцу на заднее сидение, а Димка устраивался на коленях у своего, который сидел за рулем. Отец не просто держал сына на коленях. Он учил его управлять автомобилем: отдавал Димке руль, убирал правую руку с рычага коробки передач, уступая сыну менять скорости. С ногами все мудрёнее: они были у семилетнего парнишки еще коротковаты, до педалей не доставали, приходилось нажимать на отцовские стопы — и они подчинялись. Так Димка научился трогаться с места, ехать прямо, поворачивать и останавливаться.

Летним вечером после короткого ужина мужчины собрались с лопатами на площадке между домами. Они смотрели оценивающе на закатное солнце, мерили шагами расстояния, делали отметки, вбивали колышки. Потом взялись за лопаты, выкопали две ямы, метра по полтора глубиной, вставили в них заранее привезенные пятиметровые столбы. Расстояние между столбами — метров десять. В ямы засыпали куски кирпича, добытые во время вскапывания огородов, и землю. Утрамбовали. Волейбольную площадку закончили размечать, когда уже стемнело.

Зато со следующего вечера дачники: мужчины, женщины, дети и подростки, — все собирались около нее. Мужчины натягивали между столбами сетку. Когда желающих играть набиралось не меньше шести, они делились на две приблизительно равные по силе команды. Народ прибывал. Команды становились укомплектованными — по шесть игроков в каждой. Кому-то приходилось стать судьей, болельщики собирали команду, чтобы сменить проигравших. Мяч, то нежно отбитый упругими пальцами переходил от одного игрока к другому, то быстро пролетал над самой сеткой, когда по нему ударяли со всей силы. Димка и Сашка были еще маловаты для игры с взрослыми. Они становились по разные стороны от площадки. Когда под крики болельщиков мяч улетал на огороды или к забору, ребятишки с радостью бегали за ним и передавали подающему игроку. Заканчивались игры, когда темнело.

Как-то в воскресный день июля отец сел на скамеечку у завалинки бревенчатой пристройки, вытащил из кармана новенькую записную книжку с алфавитом и спросил у Димки:

— Скажи, сынок, что бы ты хотел получить в подарок на букву «А»?

Димка моментально отреагировал:

— Аккордеон! Только не такой большой, как у тебя, а маленький.

У отца был полный трофейный Paolo Soprani. Иногда по вечерам он показывал сыну ноты, написанные на бумаге, предлагал их отыскать на клавишах. При этом сам он укладывал аккордеон боком и растягивал меха, чтобы сын слышал звуки написанных и названных нот.

Отец играл по праздникам «застольные» песни, когда у них в комнате или на воздухе собирались соседи. Еще играл старинные вальсы и несколько народных плясок. Отец мечтал, чтобы сын превзошел его в этом и, выучившись, играл со сцены, стал музыкантом.

На букву «Б» Димка заказал бинокль. На «В» — велосипед, на «Д» — духовое ружье.

Отцовская щедрость была связана с его повышением в должности. «Для детей живем, — вздыхал он иногда, — нам в их возрасте только война да голод достались, пусть хоть они порадуются!» Вспомнив, что у Димки плохо удавалась стрельба в тире, через пару недель отец купил и привез на дачу простенькое отечественное пневматическое ружье. Выстрелы из него были слабенькие: пробить маленькой свинцовой пулькой можно было, например, лопух метров с пяти или с трех метров картонку.

Вечером отец показал, как надо делать «перелом» ружья, чтобы вставить в ствол маленькую свинцовую пульку. У него-то хорошо получалось: в одной руке — ложе, в другой — ствол, раз, и обнажилось отверстие. Вставил пульку, выпрямил ружье — и стреляй. Как прицеливаться и стрелять Димка уже знал. Надо смотреть через прорезь, совместить ее с мушкой и целью, а потом плавно нажать на спусковой крючок. Вместе с Сашкой они стреляли по лопухам и даже по нарисованным бумажным мишеням. А вот заряжать ружье было тяжеловато. Димка пробовал переламывать ружье через колено, потом зажимать ложе между ног и двумя руками дожимать ствол, чтобы в рабочий цилиндр качнуть и сжать воздух, который при выстреле выталкивал пульку.

Однажды вечером, Димка именно этим и занимался, когда взрослые с азартом оканчивали последнюю игру. Была суббота. К Антонову приехала дочь Валентина с мужем и детьми. Младший пятилетний Юрик, катаясь на маленьком импортном велосипеде, то и дело звал:

— Дедя, дедя!

Вот оказывается, кто дал отцовскому начальнику такое прозвище.

Старший сын Шурик парень высокий спортивный в двенадцать лет выглядел на все пятнадцать. Муж, Звездёнков Валентин, хоть и полноват, но играл в паре с сыном мастерски. Они всем семейством были на дальней стороне. Шурик подал сильно над самой сеткой, но Димкин отец принял подачу. Мяч перелетел опять к нападающим. Пара пасов, Валентин со всей силы ударил. Мяч перелетел через сетку. Кто-то крикнул: «Уйдет!». И мяч действительно пулей улетел далеко за площадку и попал прямо сзади, между Димкиных ног, где торчало ложе духовушки.

В общем шуме болельщиков никто не услышал тихого хлопка пневматического ружья. Все увидели, однако, упавшего на траву Димку. Он не вставал, лежал ничком, с зажатой между ног духовушкой. Отец в два прыжка оказался около сына, поднял его и с ужасом увидел, что левый глаз Димки закрыт и откуда-то оттуда сильно течёт кровь. Мать мигом принесла вату, сестра побежала в медпункт за фельдшером.

Серьезная и озабоченная дежурная медсестра обработала рану и сделала повязку в пол головы, велела прийти к ней завтра. Рана оказалась глубокой.

Когда Димка уже согнул до конца ствол и вставил пульку, от удара мяча ружье выпрямилось, и произошел выстрел, но пулька пролетела вдоль лба мимо. Острая мушка, находящаяся на конце ствола, угодила Димке прямо в бровь между костью и глазным яблоком.

От досады отец взял ружьё за ствол и с размаху ударил ложе о деревянный столб волейбольной площадки. Ложе разломалось, и его куски разлетелись в разные стороны.

Кто-то из соседей сказал с укоризной:

— Зачем же ты, Петро, хорошую вещь сломал?

Отец тихо выругался и так же не громко ответил:

— Из-за этой вещи мой сын чуть глаза не лишился!

Утром Димка посмотрел в зеркало. Повязка, конечно сползла. Левая часть лица опухла и кое-где посинела, так что глаз казался щелочкой. Вспомнилась похожая гримаса матери, когда еще в Москве она наставляла сына беречь глаза.

На перевязке Димке большущий тампон посадили на специальный клей. А медсестра, уже веселая, доброжелательно, шутила:

— Видишь, Дима, что бывает, когда мушка в глаз попадает! Хорошо, что мимо прошла, в бровь!

Через пару недель от раны остался маленький шрам. Отец привез настоящий полевой бинокль. За маленьким аккордеоном они вместе ездили в комиссионный магазин, подростковый велосипед купили в «Спорттоварах» тоже вместе.