Запасной мир

Анатолий Дроздов, 2016

Айвен, герой далёкого будущего, приёмный сын императора нового государственного образования Земли, вместо светской жизни выбирает службу в армии, действующей в жаркой Африке. Там он становится жертвой провокации. Искалеченного взрывом, его осуждают за военное преступление, которого он не совершал. Наказание – ссылка в параллельный мир, что чаще всего равносильно смерти. Но Айвен не так прост: он не только выживает, но и активно действует как прогрессор в новом для себя мире, находящемся, по земным меркам, на стадии позднего Средневековья. В результате он становится советником молодой королевы, которой предстоит выдержать схватку за власть. Поэтому врагов у Айвена великое множество, а тут ещё оказывается, что «запасной мир» пытаются колонизировать неведомые силы из его настоящего. Как со всем этим будет разбираться наш герой, вы узнаете из книги.

Глава 4

Обедали мы втроем. К полудню проведать старшую сестру явилась Нэнси. Как нетрудно догадаться, истинной причиной ее прихода стало любопытство. Нэнси оказалась плотно сбитой, круглощекой девочкой с большими синими глазами под пушистыми ресницами. Таких детей изображают на обертках конфет: их вид вызывает умиление и желание потискать. Я это желание сдержал и ограничился тем, что усадил Нэнси за стол. Разлив лапшу, я бросил в миски девочкам поросячьи ножки, себе на правах хозяина забрал голову. Вдобавок каждому обедающему предложили по ломтю хлеба и деревянной ложке. Нэнси зажала ее в кулачке и погрузила в варево. Ела она сосредоточенно, не забывая дуть на горячее, и с хлюпаньем втягивала в ротик разваренную лапшу. После того, как варево кончилось, Нэнси отложила ложку и взяла поросячью ножку. Обгладывала она ее деловито, выгрызая острыми зубками хрящики. В этот момент на стол вспрыгнула Мирка.

Салли испуганно замерла, но Мирка не обратила на нее внимания. Она сходу направилась к Нэнси. Девочка подумала и протянула горностайке обглоданную ножку. Мирка фыркнула и, шагнув ближе, слизнула со щеки Нэнси потек жира. Салли испуганно открыла рот.

— Не бойся! — шепнул я. — Мирке нравится Нэнси. Она хочет подружиться.

В подтверждение моих слов Нэнси попыталась схватить Мирку. Та отпрянула и затанцевала, стрекоча и подпрыгивая. Затем спрыгнула на пол. Нэнси полезла следом.

— Доешь! — обеспокоилась Салли.

— Не хочу! — объявила Нэнси. Мирка поощрительно стрекотнула и устремилась за дверь. Девочка побежала следом. Покончив с едой, мы вышли во двор и застали веселье. Нэнси гналась за Миркой, а та, делая вид, что испугана, убегала. Оказавшись у забора, горностайка оборачивалась, выгибала спину и начинала грозно шипеть. Нэнси вскрикивала и убегала. Мирка, тявкая, гнала ее в противоположный конец двора, где роли менялись. Все это сопровождалось визгом, криками, стрекотанием и чириканьем. Наконец, Нэнси запыхалась и присела на чурбачок. Мирка вскочила ей на колени, и девочка принялась ее гладить. Горностайка зажмурилась и вытянулась.

— Видишь! — сказал я Салли. — Совсем ручная.

— На меня шипела! — не согласилась служанка.

— Она не знала, что ты своя. Больше не будет.

Салли поколебалась и подошла к младшей сестре. Горностайка открыла глаза и вновь зажмурилась. Салли осторожно коснулась ее спинки. Мирка поощрительно стрекотнула. Оставив девочек, я сходил в сарай и принес три пистолета. В мастерской я разобрал оружие и измерил детали кронциркулем. Размеры совпали. Не до десятой доли миллиметра, конечно, но в шестую — восьмую часть линии вписывались. Какой линии? Десятой доли дюйма. Откуда здесь дюйм? Да оттуда же, откуда и у нас — ширина большого пальца мужской руки. В дюймах и линиях были размечены линейки Клауса, я это вчера заметил. Что тут удивительного? Когда человеку понадобились единицы мер, он нашел их в себе любимом. Дюйм — ширина пальца, фут — длина стопы, локоть… Дальше объяснять?

В моем мире расхождения в размерах, выявленные мной, вызвали бы ужас. Это ведь оружие! Оно не будет стрелять! Будет. У кремневого пистолета допуски в размерах деталей — плюс-минус лапоть. Я взял напильник Клауса и сточил наплывы на курках и шепталах — там, где они успели образоваться. Заодно заровнял образовавшиеся впадинки. После чего перемешал детали и заново собрал пистолеты. У всех трех курки встали на боевой взвод и послушно высекли из огнива искры.

Оставалось определить причину осечек: не из-за курков же все? Имплант, помедлив, выдал мне список. Подмокший на полке порох — это раз. Его сдуло ветром — два. Из-за этого кремневое оружие нельзя использовать в дождь или в ветреную погоду. Подумав, эти причины я отверг. В непогоду пистолеты не стали бы испытывать. Здесь другое. Плохие кремни? Я осмотрел их. Слегка оббиты, но не настолько, чтоб подвести. Огнива в норме. Что остается? Запальное отверстие. На крючке рядом с кронциркулем я увидел шило — видимо, специально сделанное для этой цели — и проверил им запальные отверстия. Чистые.

Сходил в сарай, где взял еще семь пистолетов. По пути заметил: Мирка гоняет Салли. Увидев меня, девочка замерла и попыталась изобразить озабоченный вид, но Мирка, подскочив, вцепилась зубами ей в подол. Салли прыснула и подхватила горностайку. Я оставил их и пошел в дом. Там проверил другие запальные отверстия. Чистые. Я вышел во двор.

— Салли?

Девочка подбежала с Миркой на руках.

— Вода в горне согрелась. Помоешь посуду и можешь идти домой.

— А ужин? — удивилась Салли. — Надо приготовить.

— Лапша осталась, — отмахнулся я. — И вот еще что. Когда придет Тибби, скажи, чтобы забежал.

Девочки ушли. Я разобрал пистолеты, подправил детали и ссыпал их в металлическую корзинку — у мастера Клауса нашлась. После чего поставил ее в горн. Привод привел в действие меха. Угли запылали. Корзина с деталями вскоре стала малиновой. Я выхватил ее щипцами и погрузил в емкость с растительным маслом. Отсчитав шесть секунд, перебросил в воду. Выждав с минуту, извлек. Такой способ закалки порекомендовал имплант. Детали оказались теплыми, но пальцев не обжигали. Я обтер их ветошью — Салли, как пообещала, ее принесла — и собрал первый пистолет. Извлек из губок кремень — зачем попусту оббивать? — и десять раз взвел и спустил курок. Механизм работал без сбоев. Я разобрал пистолет. Наплывов не наблюдалось, лишь воронение в соприкасавшихся местах обтерлось. Что и требовалось доказать. Смазать механизм, и он сотню выстрелов выдержит. Больше не нужно. Здесь, чтобы выстрелить сто раз, две войны пройдешь. Можно, конечно, тренироваться, да только кто это делает? Порох — он денежек стоит, и свинец для пуль — тоже.

Это подтвердил заглянувший ко мне Тибби.

— Порох стоит пять силли за фунт. Это зерненый. Пылевой дешевле, но его плохо берут: нагара много. Чистить оружие после него трудно. К тому же пылевой тянет влагу: если зарядил, нужно сразу стрелять. Если помедлить, порох может не загореться.

Стоп!

— Каким порохом испытывали пистолеты?

— Пылевым. Мастер Зак сказал, что так дешевле. Арсенал не дает пороха для испытаний.

— Стреляли сразу, как заряжали?

— Да, мастер!

Значит, не во влаге дело.

— Когда происходили осечки?

— На четвертом — пятом выстреле.

— Когда чистил пистолеты, запальные отверстия были забиты?

— Да, мастер, — прямо пробки. Ковырял чисткой. Но это было потом. Во время испытаний чистить пистолеты нельзя.

Вот и ответ! Что мы имеем с гуся? Жадного лавочника, который сэкономил на порохе и сорвал сделку. Таких людей нужно лечить. Хотя… В его возрасте бесполезно.

В глазах Тибби мелькнула догадка.

— Вы думаете, мастер?..

— Именно! — подтвердил я. — Плохой порох и незакаленные детали. В остальном пистолеты хорошие.

— Вы их исправите?

— Хоть завтра.

— Не спешите! — замотал головой Тибби. — Зак решит, что вы ничего не делали — просто отобрали десяток лучших, поэтому не заплатит.

Нет, все-таки гадский дедок!

— Отдайте через неделю, как договорились.

Я кивнул.

— И еще, — Тибби потупился. — Мама просит вас не кормить сестер.

— Почему?

— Мы не нищие.

Разумеется! Всего лишь бедные, и по этой причине очень гордые.

— Я не кормлю их, Тибби, а угощаю. Имею право?

— Да! — согласился мальчик.

— Так что не надо мне запрещать. Я мастер или где?

Тибби не понял вопроса, но на всякий случай закивал.

— Вот! — он протянул корзину. — Мать просила передать. Там одеяло — Салли сказала, что у вас его нет, и рубашка покойного отца. Она чистая, не беспокойтесь. Мать говорит, что куртка почти новая, из нее выйдет платье для Нэнси.

— Благодарю! — сказал я, беря корзинку.

Тибби убежал, и я рассмотрел подарки. Одеяло сшито из лоскутов — по летнему времени сойдет. Рубашка коротковата, но носить можно. Свою я постираю и оставлю на выход.

Я запер ворота и сходил в сарай. Днем я обнаружил там моток проволоки. Судя по диаметру, ее использовали на шпильки для крепления деталей. В мастерской я откусил щипцами три куска, разогрел их в горне и выковал рыболовные крючки. Навязав их на короткие поводки, прикрепил к купленному шнуру. К концу снасти прицепил свинцовое грузило. После чего сходил в погреб и принес сердце разделанного поросенка. Для наживки хватит.

Забросив донку, я прикрепил свободный конец шнура к водяному колесу. И в глаза не бросается, и рыба не утащит. Вернувшись, я умылся, постирал рубашку и завалился спать. Мирка последовала за мной.

— За мышами пойдешь? — спросил я.

Горностайка зевнула и устроилась на моей груди.

— Правильно, — одобрил я. — Нечего детей пугать. Продукты я спрятал — не доберутся. К тому же, думаю, ты их распугала.

Мирка стрекотнула в подтверждение, и мы уснули.

⁂

Встал я затемно. Быстро справив нужду, побежал к реке. В рассветной мгле было видно, что шнур вытянут в струну. Я встал на опору рядом с колесом и попытался снасть вытащить. Шнур не поддался — едва ладони не порезал. Это кто ж там у нас сидит? Подумав, я сбегал в дом и вернулся с кочергой — заменит багор, если нужно — и стал медленно вращать колесо. Оно скрипнуло и потащило шнур. Тот взрезал водную гладь и заметался из стороны в сторону. Я ослабил нажим, шнур успокоился. Я надавил на спицу — шнур заметался. Так повторялось несколько раз. Наконец над водой показалась широкая голова с выпученными глазами. Я подтащил ее поближе, подвел кочергу и подцепил рыбу крюком за жабры. Глотнув воздуха, она ослабила сопротивление. Склонившись с опоры, я вытащил из зубастой пасти крючок и рывком перебросил добычу на берег. Упав на траву, рыба запрыгала, но я, подскочив, успокоил ее ударом по голове. После чего рассмотрел.

Налим, как его определил имплант, оказался длиною около метра и примерно килограммов в пять весом. Темная, почти черная кожа с большими желтоватыми пятнами. Я бросил рыбу к забору и вернулся к колесу. К моему удивлению, снасть не пустовала. В этот раз тащить было легче. Я стал обладателем еще одного налима поменьше и окуня. И как только шнур выдержал?! Рыбы в этой реке — хоть веслом мешай. А чему удивляться? Запретительный налог в действии.

Я отвязал донку и спрятал ее в траве. Если найдут, открещусь. Мое то, что внутри двора, снаружи — чужое. Окуня и одного налима я оттащил в ледник, после чего занялся оставшимся. Отрезал голову, выпотрошил и почистил. Привлеченная моим занятием, явилась Мирка. Я предложил ей налимью печень, но Мирка презрительно фыркнула. Вот привереда! Это же деликатес! Не любит моя горностайка рыбу, а я так — наоборот.

К приходу Салли куски рыбы, обвалянные в муке, шипели на сковороде. Растительное масло в доме было — осталось еще от Клауса, и процесс шел. По мастерской плыл одуряющий запах. Салли, шагнув за порог, застыла.

— Проходи! — пригласил я. — Умеешь жарить?

— Где вы взяли рыбу, мастер?

— Купил.

— Ходили на рынок?

— Нет. Постучали в ворота, открыл — человек с мешком. Предложил купить рыбку — по пенни за штуку. Как думаешь, не переплатил?

— Вы заплатили за это пенни? — изумилась Салли, глядя на сковороду.

— За остальные — тоже. Взял три рыбки. Они на леднике лежат, можешь посмотреть.

Салли убежала и вернулась задумчивой. Предложенный ей кусок жевала без аппетита. Зато я не стеснялся — вкуснота! Никакого сравнения с выращенным в садках лососем. Хрен знает, чем там рыбу кормят. Здесь все естественное и поэтому необыкновенно вкусное.

— Скажите, мастер, — спросила Салли после того, как мы позавтракали. — Этот человек… Он еще придет?

— Обещал. А что?

— Купите рыбы для нас. Мы заплатим.

— Ладно! — согласился я. — А пока возьми себе с ледника и отнеси домой. Мне много — пожадничал. Завтра куплю свежей.

— Сколько вам заплатить?

— Отдам в плату за шитье. Идет?

— Да, мастер! — радостно вскочила Салли.

— Только положи рыбу в мешок. Не нужно, чтоб видели. Думаю, тот человек — браконьер.

— Вы же ее купили, — возразила девочка, — так что вашей вины нет. Отвечает тот, кто ловил. Любой стражник подтвердит.

— И все же спрячь! — настоял я.

Салли подчинилась. Как мне показалось, из других соображений. Зачем сдавать рыбные места? Услышат, что здесь такие налимы, — толпой набегут. Пока Салли бегала, я накормил Мирку. Получив кус поросятины, она недовольно глянула на меня.

— Печенка кончилась! — просветил я. — Надо было есть налимью. Она, между прочим, полезная.

Мирка фыркнула и утащила мясо. Вернулась Салли.

— Мать передала вам бобов! — объявила, показав тощий мешочек. — Сварю похлебку. Добавлю мяса — у вас оно есть, будет вкусно.

Я кивнул и отвернулся. Не нужно, чтоб видели мое лицо. Я улыбался. Гордая мать Салли не примет дар, а вот плату… На рынке налим с окунем потянули бы два силли. Вдова заплатит шитьем. Ей это ничего не стоит. А горстка бобов — знак. Дескать, мы не нищие.

Знакомый священник говорил: «Врать грешно! Но если во благо, то можно…»

⁂

В ворота стукнули после обеда. Сначала раздался топот, затем створки затряслись под ударами. Стража? Кто-то видел, как я таскал рыбу? Плохо… С другой стороны, улик нет. Налима мы доели, остальное унесла Салли.

Напустив на себя гордый вид, я открыл ворота. Это была не стража. Передо мной стоял слуга, с которым я подрался у съёрда. Коричневая рожа, меченная шрамами, выглядела хмурой. В поводу слуга держал оседланных лошадей. Это зачем? Свести счеты и увезти готовенького? Я напрягся.

— Меня послала черра Элтисисьютибет, — поспешил сказать меченый. — Едем со мной, мастер!

— Зачем?

— Съёрду плохо. Второй день, как не приходит в себя. Черра сказала: вы доктор.

Мгновение я колебался. Спасать феодала? Извините, не подряжался! С другой стороны, пока съёрд жив, можно ссылаться на его покровительство. Не станет Оливера — стража заинтересуется чужаком. Что тогда? Бежать? Без денег и приличной одежды? К тому же не факт, что в других городах лучше. Здесь вроде бы освоился…

— Подожди меня здесь! — велел я слуге.

В мастерской я торопливо умылся и сменил рубаху. Бросил в сумку мультитул, пистолетный шомпол и шприц-тюбик.

— Закрой ворота и присмотри за Миркой! — велел Салли.

Она закивала. Мы взгромоздились в седла и поскакали в город. Верхом я не ездил давно, но тело вспомнило. Даже протезы не помешали. «Пожалуй, следует купить лошадку, — подумал я. — Путешествовать на ней — в самый раз. Если с пистолетами выгорит, денег хватит. Рысак не нужен, сойдет и кляча…»

Нас встретили у ворот. По лицам слуг читалось: заждались. Коней забрали, и меченный шрамами слуга повел меня вверх по лестнице. На втором этаже он постучал в высокую, украшенную позолоченной резьбой дверь, толкнул ее и крикнул в приоткрытую створку: «Привел, черра!» После чего уступил мне дорогу. Мне ничего не оставалось, как войти.

Встав у порога, я осмотрелся. Большая комната с огромной кроватью посередине. Кровать завешена балдахином, края которого собраны у витых стоек.

— Проходите, мастер! — раздался женский голос.

У кровати стояли двое. Рыжая дочка съёрда и неизвестный мне грузный мужчина в камзоле и парике. Я подошел ближе. В комнате было сумрачно, но я разглядел: лицо рыжей — измученное. Тип в парике смотрел на меня неприязненно.

— Это доктор Боу, — представила Элизабет.

— Айвен! — кивнул я.

— Вы где учились? — внезапно набросился на меня Боу. — Черра утверждает, что вы врач, но я слышал, что оружейный мастер.

— Врач тоже, — сказал я. — Меня учили лечить. В Москве.

— Не знаю такую! — буркнул Боу.

— Зря! — заметил я. — Много потеряли. В сравнении с Москвой Иорвик — деревня. Даже сарай.

Боу вспыхнул, а я ухмыльнулся. А ну, скажи что-нибудь еще! Рыженькая нахмурилась.

— Моему отцу плохо, мастер!

Я пристыженно опустил глаза. Нашел время задирать хвост! Откуда им знать про Москву? Хотя меня там действительно учили. Правда, больше убивать, чем лечить…

— Отдерните шторы! — велел я. — И принесите свечи. Здесь темно.

Свечи явились скоро. По моей команде со съёрда сняли рубашку, повязку я размотал сам. Оливер на это никак не отреагировал. Он лежал без сознания и хрипло дышал. Так… Края раны — синюшно-багровые, на бинте — следы гноя. Я потрогал лоб старика. Сухой и горячий — температура под сорок. Что имеем? Внутренний абсцесс — воспаление, проще говоря. Клинки у шпаг разбойников были гранеными. Нанесенные ими раны заживают плохо. В моем мире из-за этого запретили игольчатые штыки. Клинок вдобавок занес внутрь грязь, а возможно, что и клок ткани. Рану следовало почистить, а этого не сделали. Этот Боу… Бычков ему холостить, а не людей оперировать!

— Что скажете? — поторопила рыженькая.

— Рану следует вскрыть и почистить.

— Внутрь попадет воздух, и съёрд умрет! — возмутился Боу. — Больному следует пустить кровь. Дурные соки выйдут, и съёрд поправится.

— Почему думаете, что выйдут? — спросил я.

— Это все знают! — отмахнулся толстяк. — Для того и отворяют кровь.

— Это лучший способ лишить съёрда жизни.

— Я настаиваю!

— Черра! — повернулся я к рыженькой. — Зачем меня звали? Смотреть, как убивают вашего отца? Доктор Боу справится сам.

Толстяк возмущенно засопел. Лицо рыженькой выглядело растерянным. Не хотел бы я сейчас оказаться на ее месте. С одной стороны, всеми уважаемый местный эскулап. В том, что уважаемый, можно не сомневаться. Другого бы не позвали. И сала сколько за счет пациентов нагулял! С другой стороны, я — бродяга, от которого неизвестно, чего ждать. Решай, девочка! Откажешься — CID сэкономлю…

— Ваше лечение поможет отцу, мастер?

Не глупа…

— Обещаю. Более того, съёрд придет в себя, и вы сможете с ним поговорить.

— Делайте! — тряхнула она головой.

Ага! Толстяк, как видно, гарантий не давал.

— Мне понадобятся чистые бинты, иголка с ниткой, желательно шелковой (шелк в этом мире есть — чулки из него были), таз с водой, чтобы помыть руки, мыло или щелок… — Я задумался. От раненого пахло уксусом. Тот, конечно, дезинфицирует, но все же не спирт. — Есть у вас напитки крепче пива и вина?

— Торч! — хмыкнул Боу. — Гонят из ячменя. Та еще дрянь!

— Значит, бутылку торча.

— Лэнс! — крикнула рыженькая.

В дверь заглянул меченый — дежурил в коридоре. Вполне возможно, чтоб разобраться с чужаком, если дела пойдут не так.

— Принеси торч! Немедленно!

Лэнса как ветром сдуло. Пока он и служанки бегали, я отошел к окну, отщелкнул ножнички мультитула и как можно короче остриг ногти. Они отросли и обзавелись траурной каемкой. Нам же операцию делать…

Лэнс явился с бутылью в руках. Та была заботливо оплетена. Гадость не гадость, но в доме держат. Значит, употребляют. По знаку рыжей Лэнс протянул мне бутыль. Я вытащил пробку и понюхал. М-да… «Сивуха мерзостная», вот как это называется. Выдохнув, я взял бутыль и отхлебнул. Бр-р-р! Однако язык щиплет, процентов двадцать спирта в этом самогоне есть.

— Сгодится!

— Можешь идти, Лэнс! — сказала рыженькая.

— Пусть останется! — возразил я. — Понадобится, чтобы держать съёрда. Черр Оливер может метаться.

Рыженькая кивнула. Пока кипятили инструменты, мы с Лэнсом вымыли руки, закатав предварительно рукава по локоть. Было видно, что Лэнсу это в диковинку. Однако он не роптал и послушно повторял мои движения. Боу глядел с изумлением. Ну да, его этому не учили. Пусть перенимает, кабан — может, хоть кого-то спасет.

После мытья мы протерли руки торчем. Лицо Лэнса выражало изумление. Ну да, торч предназначен для другого применения… Смочив салфетку, я обработал сивухой операционное поле. Запахло так, что захотелось чихнуть. Тем временем принесли инструменты — в кипятке, как я и просил. Слив воду из кастрюли в таз, я взял мультитул. Тот был горячим. Дав указания Лэнсу, я отщелкнул лезвие и сделал глубокий разрез. Из раны вытекла перемешанная с гноем кровь. Я промокнул ее салфеткой, отложил мультитул и взял зонд. Тот вошел в рану, и старик замычал и задергался. Лэнс держал его крепко. Из раны хлынула кровь, выплеснув наружу темный сгусток. Вот он, источник воспаления! Я убрал его салфеткой и вновь поработал зондом. Сгустков более не оказалось, гноя — тоже. Вытекающая из раны кровь выглядела здоровой. Я бросил зонд в кастрюльку. Теперь — иголка. Полностью зашивать рану не нужно, оставим сток. Забинтовать…

Закончив перевязку, я наклонился над раненым и потихоньку вколол ему CID. Никто этого не заметил. Лэнс отошел, а рыженькая с доктором стояли за моей спиной. Лекарство подействовало мгновенно. Щеки Оливера порозовели, и он открыл глаза.

— Айвен?

— К вашим услугам, черр!

— Папа!

Рыженькая метнулась к раненому, едва не сбив меня с ног.

— Бетти… — Съёрд поднял руку и погладил дочь по щеке.

— Я пригласила мастера Айвена лечить тебя! — стала объяснять рыженькая. — Он помог.

— Умница! — одобрил старик. — Хорошо, что не обратилась к Боу.

Толстяк за моей спиной засопел. Я усмехнулся и отошел в сторону. Пусть съёрд полюбуется! Ополоснув руки в тазу, я вымыл окровавленный инструмент и сложил его в сумку. Все. Более не нужен.

…Рыженькая догнала меня внизу.

— Мастер!

Я обернулся.

— Вот! — она протягивала мне тяжелый кошелек.

— Сколько здесь? — поинтересовался я.

— Пятьдесят силли.

— Это очень много, черра!

— Боу требовал сто. Папа сказал: ему и пяти много. Решили заплатить поровну.

И, главное, по справедливости! Один лечил, второй смотрел, а перед этим пытался больного убить. Ладно, мы не гордые. К тому же деньги не помешают.

— Благодарю, черра!

Я взял кошелек.

— Храни вас Спаситель, мастер! Я не забуду, что вы сделали!

Она всхлипнула и убежала. Хм! А девчонка-то не конченая. Наверняка сидела ночами у постели отца. Хоть какие-то чувства у них есть.

Я повернулся и вышел во двор. Там никого не было. А где Лэнс с лошадьми? Мне топать пешком? Ладно, дойду. Мавр сделал свое дело — пусть катится. Нечего привередничать. Тем более, я теперь богатый.