Божья коровка. Книга 2

Анатолий Дроздов, 2023

Анатолий Фёдорович Дроздов – известный писатель-фантаст, работающий в разных жанрах. Представляем роман «Божья коровка», написанный в смешанном жанре «попаданчества» и альтернативной истории. Смерть ещё не конец. А для героя книги – это не просто начало новой жизни, но и возможность изменить жизнь другого человека, перевернув её полностью. Погибнув в наше время, герой оказывается в 1967 году, в Советском Союзе, в теле умственно отсталого юноши по имени Борис Коровка. Опекуны давно прибрали к рукам его имущество и полагающиеся от государства деньги, а сам парень не имеет никаких шансов на достойную жизнь. Однако теперь всё поменяется, ведь внутри него человек с умом, образованием, а главное, жизненным опытом и знанием истории. Борису чудесным образом отменяют диагноз, он идёт служить в элитные в ту пору погранвойска, а там, как знать, возможно, герою удастся изменить судьбу не только одного человека, но и целой страны. Во второй книге Коровка увольняется в запас, получив во время службы звание Героя Советского Союза. Вскоре он обретает известность как художник, музыкант, певец. Казалось бы, живи и наслаждайся, но знание о дальнейшей судьбе страны не даёт Борису покоя. Может ли песчинка постараться изменить ход истории, или лучше остаться в стороне и просто наблюдать за происходящим, обеспечив себе комфортные условия существования? Подробности – в книге.

4

«…На войне я был трижды ранен, и все три раза смертельно. Уважаемый редактор, сделайте меня инвалидом!..»

Ольга хмыкнула, взяла типографский бланк и стала заполнять его четким девичьим почерком. В исполком города Саранска. Направляем вам для реагирования письмо гражданина… Просим разобраться и о принятых мерах сообщить автору и редакции… Приколов к письму бланк скрепкой, она отложила его в сторону. Заведующая отделом завизирует ответ, письмо вложат в фирменный конверт «Известий» и отдадут в отправку. К концу дня таких конвертов по отделу наберется сотни. Пишут граждане в редакцию, просят разобраться и помочь. Газете доверяют больше, чем своим властям. Ни одно обращение в СССР не должно остаться без внимания, потому «Известия» содержит многочисленный штат отдела писем. В нем проходит практику Ольга Ковалева, студентка факультета журналистики. Да, работа ей досталась нудная, тоскливая, но зато — в «Известиях», а не где-нибудь в Саранске в городской газетке. Хотя там, возможно, было б интереснее. Ей бы поручили написать заметку, зарисовку, может быть — и очерк. В «Известиях» такого не дождешься. Журналисты здесь один другого знаменитее. Взять того же Аграновского.^[15] Публицист, писатель и художник — глыба, а не человек. Кто рядом с ним Ольга Ковалева? Пусть и перешла на пятый курс журфака МГУ, но всего лишь практикантка. Разобраться с почтой, подготовить на ее основе небольшой разбор для предпоследней полосы — вот и все, что ей доверили. А ведь хочется другого. Написать статью, которая заставит всколыхнуться общество, вызовет поток звонков, писем от читателей, сделает ее известной. Той, чье имя на слуху у всех…

Повздыхав немного, Ольга собралась и взяла новое письмо. «Уважаемая редакция! Я прошу заделать половую щель у моей соседки. А не то, когда у нее течет, у меня — капает…»

Ольга фыркнула и засмеялась. Улыбаясь, взяла бланк и заполнила его каллиграфическим почерком. Пусть там с этой щелью разберутся… Вновь хихикнув, протянула руку за другим письмом.

Это оказалась телеграмма — длинная, на нескольких бланках, схваченных железной скрепкой. «УВАЖАЕМАЯ РЕДАКЦИЯ ВСК ПО НАДУМАННОМУ ОБВИНЕНИЮ В МИНСКЕ АРЕСТОВАН ЗПТ ПРИВЛЕКАЕТСЯ К УГОЛОВНОЙ ОТВЕСТВЕННОСТИ ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ЗПТ КАВАЛЕР ОРДЕНА ЛЕНИНА БОРИС МИХАЙЛОВИЧ КОРОВКА ТЧК БОРИС МИХАЙЛОВИЧ ОТЛИЧИЛСЯ В СОБЫТИЯХ НА ОСТРОВЕ ДАМАНСКОМ ЗПТ ГДЕ БЫЛ ТЯЖЕЛО РАНЕН И ПРИЗНАН ИНВАЛИДОМ ТЧК ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ЗПТ СЛЕДСТВИЕМ СОВЕТСКОГО РОВД МИНСКА ОН ЗАКЛЮЧЕН ПОД СТРАЖУ И ПОМЕЩЕН В КАМЕРУ К РЕЦИДИВИСТАМ ТИРЕ УГОЛОВНИКАМ ТЧК В ОТНОШЕНИИ КОРОВКИ ТВОРИТСЯ НАСТОЯЩИЙ ПРОИЗВОЛ ТЧК КОЛЛЕКТИВ ГАСТРОНОМА НОМЕР… МИНСКА ЗПТ ГДЕ БОРИС МИХАЙЛОВИЧ ТРУДИЛСЯ ДО ПРИЗЫВА В АРМИЮ ЗПТ ВОЗМУЩЕН ПРОИСХОДЯЩИМ ТЧК ПРОСИМ ВАС ВМЕШАТЬСЯ И ПРИСЛАТЬ КОРРЕСПОНДЕНТА ТЧК АДРЕС… ТЕЛЕФОН ДЛЯ СВЯЗИ В МИНСКЕ… ВАЛЕНТИНА АЛЕКСЕЕВНА ТЧК»

Далее шли подписи, Ольга насчитала их почти три десятка. Несколько мгновений она смотрела на разложенные перед нею бланки, а затем схватила трубку телефона. Набрала на диске «07».

— Станция, вас слушаю, — раздалось в трубке.

— Герань, двести двадцать два, — назвала Ольга код редакции. По нему редакции предоставляют связь с другими городами СССР. Прочим гражданам нужно покупать талон на почте или же звонить в кредит с его последующим погашением. — Город Минск, номер телефона…

— Ждите… — в трубке раздались гудки.

В ожидании соединения Ольга вновь прочла текст попавшей к ней на стол необычной телеграммы. Удивительно, что ее не выделили сразу и не отнесли к заведующей отделом писем — наверное, в почте затерялась. Если сведения в тексте достоверны… Она едва не задохнулась от нахлынувших чувств. Это шанс для журналиста — редкий и заманчивый. Тот же Аграновский ухватился бы за него двумя руками. Только Ольга не отдаст. Разумеется, какой-то там студентке не доверят ехать в Минск разбираться в этом сложном деле. Только Ольга не простая практикантка. У нее отец — зам. заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Под его началом — сектора печати, телевидения и радио, издательств и торговли книгами. Именно они подбирают кандидатов в главные редакторы и других начальников, контролируют их деятельность. В редакциях об этом знают, потому имя Ковалева произносят с придыханием. Сам в прошлом журналист, Нил Семенович прекрасно разбирается в редакционной кухне. Ему пойдут навстречу. Один его звонок — и Ольга проходит в практику в авторитетнейшей газете СССР. Другой — и ей поручат ехать в Минск. Дадут ей статус специального корреспондента…

Трель телефонного звонка вернула Ольгу из мира грез. Она схватила трубку.

— Заказывали Минск? Соединяю…

Спустя несколько гудков в трубке раздался женский голос:

— Гастроном. Слушаю.

— Валентина Алексеевна? — спросила Ольга. Дождавшись подтверждения, заговорила: — Здравствуйте. Редакция «Известий». Меня зовут Ольга Ковалева. Получили вашу телеграмму. Я хочу спросить: подтверждаете изложенные в ней факты?

— Да, конечно, — оживилась собеседница. — Спасибо за звонок. Мы на вас надеялись. Приезжайте, разберитесь, очень вас прошу. То, что здесь творит милиция, не назвать приличными словами. Негодяи и подонки!

— За Коровкой точно нет вины?

— Ручаюсь! — подтвердила Алексеевна. — То, что он подрался с хулиганами, мне Борис сказал еще до того, как его арестовали. Никого не трогал, сидел, слушал музыку на пустыре. А эти налетели, радиоприемник разломали, попытались его бить. Есть несколько свидетелей, которые все это видели. Участковый даже протокол на алкоголиков составил. Но в Советском РОВД все переиграли — хулиганом сделали Бориса. Потому, что один из напавших на него — сын секретаря Минского горкома партии… А Борис — сирота, живет в квартире один, милиция хочет ее для своих забрать. У кого — у инвалида!

Они еще поговорили. Минут Ольга не экономила — редакция заплатит. «Известия» — богатая газета, и денег у нее много.

— Хорошо, — сказала, наконец. — Я обязательно приеду.

— Поспешите! — попросила собеседница. — Заседание суда тридцатого июля — три дня осталось, считая и сегодняшний.

— Постараюсь, — сообщила Ольга. — Перед отъездом позвоню. До встречи!

Покончив с разговором, она направилась в редакционную библиотеку. Там взяла номера «Ведомостей Верховного Совета СССР», начиная с третьего. Пролистав их, обнаружила указ, датированный 21-м марта. Борис Михайлович Коровка в нем значился. Герой Советского Союза… «Бинго!» — как воскликнул бы американец, но Ольга такого выражения не знала, потому лишь хмыкнула. Телеграмму она бессовестно стащила, сунув ее в сумочку, и увезла домой.

Нил Семенович возвратился со Старой Площади, как обычно, поздно — Ольга еле дождалась. Подождав, пока отец покончит с ужином, заглянула в кабинет.

— А, студентка-практикантка, — улыбнулся Нил Семенович. — Как успехи на работе?

— Вот! — Ольга положила перед ним на стол стащенную телеграмму.

Нил Семенович ее внимательно прочел, перевел взгляд на дочку.

— Факты достоверные?

— Я звонила этой женщине, — сказала Ольга. — Мы о многом с ней поговорили. Не похоже, чтобы врала. Вся причина в хулигане, напавшем на Коровку. Он сын секретаря горкома партии. Потому Герой Советского Союза, награжденный за Даманский — это, кстати, я проверила, — превратился в обвиняемого.

— Да они там, в Минске, охренели! — возмутился Нил Семенович. — Ладно бы, отмазали сыночка от тюрьмы — это сплошь и рядом. Но шить дело невиновному, да еще Герою? Предлагаешь мне вмешаться?

— Нет, — сказала Ольга. — Я хочу поехать в Минск как спецкор «Известий».

— А сумеешь разобраться? — поднял бровь отец. — Дело непростое. Аграновскому под силу, но тебе — не знаю.

— Справлюсь, — поспешила дочка. — Скажешь, будут мне мешать? Я приеду в Минск инкогнито и соберу материалы до суда.

— Не получится, — покачал головой отец. — Чуть заселишься в гостиницу, мгновенно разузнают. Ты предъявишь там командировочное удостоверение — без него ведь номер не дадут. А администратор тут же позвонит начальству. Не успеешь вещи разложить, как оно примчится. Как же, прибыл в Минск спецкор «Известий»! Станут спрашивать тебя: зачем приехала, а потом потащат в ресторан, попытаются споить. Знаю.

— Жить в гостинице не собираюсь, — сообщила Ольга. — Валентина Алексеевна предложила мне отдельную квартиру. В ней Коровка жил перед тем, как его арестовали. Говорит, что он будет только рад. Обещала, что накормит и напоит, лишь бы в деле помогла.

— За других бы так же заступались! — покрутил головой отец. — Да, похоже, что Коровка этот — человек хороший. Перед армией у них трудился, а они и спустя два года не забыли, на защиту поднялись. Ладно. С Толкуновым^[16] я поговорю.

— Папка! — Ольга бросилась ему на шею…

Когда дочка убежала, Нил Семенович проводил ее довольным взглядом. Ольга вся в него! Острый нюх на сенсационный материал, смелость и решительность. Не боится трудной темы и начальников, которые ей могут помешать. Он когда-то тоже был таким. В областной газете смело раскрывал в статьях факты нерадивости и головотяпства. Было много недовольных, в том числе партийное начальство, только Ковалева это не смутило. И его заметили, для начала пригласив работать в «Правду». За пять лет он сделал там блестящую карьеру, заняв должность заместителя главного редактора. Но пробыл на ней совсем недолго — пригласили в аппарат ЦК КПСС, сходу предложив стать заместителем заведующего отделом пропаганды. Время было на дворе такое — первый секретарь ЦК^[17] энергично вычищал сталинские кадры, ставя на их место молодых. Вот и Ольга может повторить его судьбу. Хотя супруга будет недовольна: хочет видеть дочку женою дипломата. Жениха ей отыскала — молодого, перспективного, сына заместителя министра иностранных дел. Нил Семенович не слишком возражал — если Ольга хочет замуж за Геннадия, значит, так тому и быть. Парень только что МГИМО закончил, в МИД распределили, ожидает назначения в посольство за границей. Только холостому путь туда заказан, вот и суетился вокруг Ольги. Дело продвигалось к свадьбе, но внезапно между молодыми будто кошка пробежала — встречи прекратились. На вопросы Ковалева и его супруги Ольга зло ответила, что Геннадия не хочет больше знать. Мать пытается их помирить — ей Геннадий очень нравится, да и партия блестящая, — только у нее пока не получается.

«Будь, что будет, — заключил в итоге Нил Сергеевич. — Помирится Ольга с женихом — попляшу на свадьбе молодых. Нет — пусть делает карьеру в журналистике. Если справится с заданием — прогремит на весь Союз. Тема-то какая благодатная! Аграновский желчью изойдет, что досталась не ему. Ничего, он и без того большая знаменитость. Нужно двигать молодых. Ну, а Ольгу я немного подстрахую — неизвестно, что там будет в Минске. Девочка совсем неопытная…»

* * *

В аэропорт Ольгу отвезла редакционная «Волга». Подхватив свой чемодан, она поспешила к зданию аэровокзала — время поджимало. Нужно выкупить билет, забронированный редакцией, регистрация, посадка… Не хотелось опоздать. Этого, однако, не случилось: скоро Ан-24 с собкором на борту разогнался по бетонной полосе и поднялся в воздух. По пути к столице Белоруссии Ольга вспоминала прошедшие события. Для начала у нее случилась беседа с Толкуновым. Главный пригласил ее к себе с утра. Прочитал пришедшую в редакцию телеграмму, расспросил, как будет действовать, на прощанье пожелал удачи. Ольге скоренько оформили удостоверение спецкора, а еще — командировку. Выплатили деньги на расходы. Не сказать, чтоб Ольга в них нуждалась — папа дочку не обидел, но сказали, что так положено. С этим провозились до полудня, потому в аэропорт пришлось спешить…

В Минске ее встретили. Из редакции Ольга позвонила Валентине Алексеевне, сообщила номер рейса и время прибытия. Поэтому, войдя в аэровокзал, быстро разглядела среди толпы встречающих женщину в белой блузке и джинсовом, на пуговицах, сарафане. Свой наряд ей Валентина Алексеевна подробно описала. Рядом с ней стоял немолодой мужчина в костюме и сорочке с галстуком. Подойдя ближе, Ольга разглядела на его пиджаке орден и медаль.

— Здравствуйте, — сказала, ставя чемодан на пол. — Валентина Алексеевна? Я Ольга Ковалева из «Известий».

— Здравствуйте, — заулыбалась директор гастронома. — Спасибо, что приехали.

— Приветствуем вас в столице Белоруссии, — поддержал немолодой мужчина. — Разрешите, я представлюсь. Коган Матвей Моисеевич, адвокат. Буду защищать Бориса Михайловича в суде.

— Рада познакомиться, — Ольга протянула ему руку. Коган ее с почтением пожал. — Идемте! — подхватил он чемодан спецкора. — Нас ждет такси.

По пути, будто сговорившись, дела не касались: болтали о погоде и архитектуре Минска. В столице Белоруссии Ольга прежде не бывала, поэтому разглядывала с интересом помпезные дома вдоль проспекта Ленина, аллеи лип на тротуарах, парки, скверы… Центр Минска походил немного на Москву, но еще более — на Ленинград.

— Оттуда архитекторы после войны приехали, — подтвердил ее догадку Коган. — Минск лежал в руинах — его, считайте, строили с нуля. Отлично помню эти времена. После трудового дня люди выходили разбирать развалины, всем нам доводили строгие задания: где сколько кирпичей собрать. Из них и возводили новые дома. Они ведь потому под штукатуркой, что выглядели неприглядно: кирпич-то разномастный. Где-то старый, а где и новый уложили. А чтобы был однотонный, как до революции, так таких домов, считайте, нет почти.

Такси отвезло их на улицу Седых. Там они зашли в подъезд, поднялись на второй этаж. В квартире Валентина Алексеевна ушла на кухню ставить чайник и резать бутерброды, а Ольге Коган предложил присесть за стол в просторном зале.

— Извините, Ольга Ниловна, — начал разговор. — У меня такой вопрос. Ковалев Нил Семенович, зам. заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС — ваш отец?

— Как узнали? — удивилась Ольга.

— Догадался, — довольно улыбнулся адвокат. — Просто сопоставил факты. Валентина Алексеевна сказала: к нам приедет журналист «Известий», молодая женщина, Ковалевой Ольгой Ниловной зовут. Тут я и задумался: тема непростая, почему же ей доверили? С журналистами дружу и неплохо разбираюсь в вашей кухне. Знаю, о делах судебных пишут люди с опытом, а они, как правило, мужчины. Позвонил знакомому из БелТА.^[18] Уникальнейший специалист! В официальных сообщениях чрезвычайно важно перечислить руководство в правильном порядке — кто за кем идет. Например, секретарей в ЦК довольно много, и вот кто из них главнее, не считая первого, конечно? Тут непросто, ошибешься — и получишь неприятности. Мой знакомый их и расставляет — для того и держат. Всех руководителей знает и еще ни разу не ошибся. Он мне и сказал: в ЦК КПСС работает Нил Семенович Ковалев, он курирует дела печати. И вполне возможно, что его дочь трудится в «Известиях».

— Я на практике, — призналась Ольга. — Студентка, пятый курс журфака. Но вы правы: если б не отец, то меня сюда не прислали бы. Наверное, это плохо?

— Что вы! — покачал Коган головой. — Это просто замечательно. Вот теперь я полностью уверен в исходе дела.

— Почему?

— Суд подумает, что дело на контроле у ЦК КПСС, и не решится вынести неправосудный приговор.

— Как они узнают, чья я дочь?

— Найдутся люди, просветят, — уклончиво ответил адвокат. — У меня к вам просьба, Ольга Ниловна. У вас ведь есть блокнот?

— Конечно, — удивилась Ольга. — Даже не один.

— Завтра суд. Мы туда поедем вместе. Я попрошу вас занять стул на первом же ряду. Сесть там и на виду у суда записывать происходящее в блокнот. Судья заметит, непременно спросит: кто вы, почему ведете запись. Вы ему представитесь, покажете удостоверение спецкора… — Коган улыбнулся. — Вот и все. Сделаете?

— Да, — кивнула Ольга.

— Спасибо, — Коган поклонился. — Буду вам обязан. Вы замечательная девушка! Красавица и умница.

Ольга засмущалась. Тут, к счастью, появилась Валентина Алексеевна с подносом. Поставила на стол три чашки, сахарницу, чайник и тарелку с бутербродами. Все трое принялись чаевничать. Бутерброды оказались вкусными: с икрой, колбаской, сыром, ветчиной. Ольга ела с удовольствием. Не отставал и Коган — все больше налегал на те, которые с икрой. Перекусив, он встал и распрощался, сославшись на дела.

— Валентина Алексеевна, — попросила Ольга, — расскажите о Борисе. Мне нужно для статьи.

— Давайте так, — сказала ей директор. — У меня дела, я отлучусь, но вечером приду — и не одна, с сотрудницами. Вот вместе и расскажем. Вы пока располагайтесь, разложите вещи. Примите душ, горячую воду недавно дали. В шкафу лежат альбомы с рисунками Бориса. Полистайте их. Он у нас талант, в Суриковский институт зачислен без экзаменов. Захотите есть — так холодильник полон. Не скучайте, буду скоро.

Она собрала со стола посуду, помыла и ушла. Ольга притащила чемодан, достала вещи, сложила и развесила в шкафу — места там хватало. Кое-что пришлось отгладить: благо, электрический утюг и принадлежности к нему нашлись. Разобравшись с этим, Ольга сняла сарафан и с халатиком в руках посетила ванную. Поплескалась в душе, смыв с себя дорожный пот. Ванная в квартире оказалась чистой, мыло и шампунь — на полочке. Бедненько, но аккуратно, как и во всей квартире. Будущий герой статьи убирает здесь сам? Женского присутствия в квартире не ощущалось. Нет вещей, косметики и прочего. А на окнах — простенькие занавески, женщина повесила бы шторы. Странно. Парень-то с квартирой, такие быстро обзаводятся подругами.

Воротившись в комнату, Ольга извлекла из шкафа толстые альбомы, разложив их на столе, принялась листать. Очень скоро увлеклась. Рисовал Коровка замечательно. Люди на его портретах выглядели как живые. Улыбались, чуточку грустили, некоторые смотрели вдаль задумчиво. Их характеры читались влет. Были жанровые сценки из армейской жизни, в большинстве своем смешные. Обнаружился автопортрет. То, что это сам Коровка, Ольга догадалась по наградам на пиджаке героя. Борис изобразил себя сидящим за столом, перед ним стояли две раскрытые коробочки и лежала грамота. Взгляд задумчивый и грустный. Он как будто вспоминал тот бой, за который был удостоен звания Героя, и то, чего он ему стоил.

«Удивительно красивый парень, — промелькнула мысль у Ольги. — Он такой на самом деле или же себе польстил?» Среди вытащенных ей альбомов один был с фотографиями, Ольга принялась его листать. На снимках большей частью наблюдались женщина и мальчик. Вот он кроха, вот уже подрос, вот стоит почти что вровень с матерью. Черты лица как на портрете, но немного странные — в них как будто не отражался разум. Нашлись в альбоме и фотографии с границы. Вот на них Борис похож на свой портрет, хотя, конечно, на листе альбома он красивее. Подумав, Ольга разыскала ножницы и вырезала ими из альбома автопортрет Бориса. Сунула его в свой чемодан. Замечательная выйдет иллюстрация к ее статье! Себе Коровка новый нарисует…

В дверь позвонили. «Валентина Алексеевна пришла», — решила Ольга и направилась в прихожую. Однако на площадке оказался незнакомый парень — высокий, симпатичный.

— Вы Ольга Ковалева, спецкор «Известий»? — спросил, когда она открыла.

— Да, — подтвердила Ольга. — А вы кто?

— Друг Бориса, на одной заставе с ним служили. И воевали вместе. Меня зовут Сергей. Нам позвонила Валентина Алексеевна и сказала, что вы приехали. Хотел бы рассказать вам о Борисе.

— Заходите! — предложила Ольга…

С Сергеем засиделись. Он говорил, она писала. Затем явилась Валентина Алексеевна и привела с собой сотрудниц. Снова говорили. Блокнот у Ольги скоро кончился, она взяла второй. За окном сгущались сумерки, когда все разошлись, оставив Ольгу в одиночестве. Она прибрала со стола — чай пили постоянно, — посетила ванную и, расстелив постель, устало растянулась на диване. День выдался на редкость суматошный, но очень плодотворный. Материала ей наговорили на пять статей. Не страшно — лишнее отбросит.

«Неужели этот парень впрямь такой хороший? — размышляла Ольга, смежив веки. — Нет, понятно, почему его Сергей так хвалит. Служили вместе, да еще Борис его от смерти спас. Но работники торговли… Телеграмму-то они прислали. И ведь сообщают факты. Был комсоргом на заставе, командиром отделения. На Даманском бился храбро и умело. Спас раненого офицера и бойцов, сам был ранен. Он не пьет, не курит, до призыва добросовестно трудился в гастрономе. А еще талантливый художник, сочиняет песни, сам играет и поет. Не могу поверить. И такого захотели посадить… Повезло, что ко мне попала эта телеграмма! Ну, держись, товарищ Аграновский! Обзавидуешься!

С этой мыслью и уснула…

* * *

Настроение у Савчука было хуже некуда. В судебном заседании предстояло рассмотреть дело, которое ему не нравилось. Нет, на первый взгляд повода придраться не имелось. Для типичной хулиганки расследование проведено добросовестно и полно. Показания свидетелей и потерпевших, протоколы очных ставок и осмотра места происшествия… Обвиняемый не согласился с доказательствами и представил свою версию события? Что ж, бывает. В заседании ее придется огласить? Ерунда. Савчука тревожило совсем другое. Первое — защитник обвиняемого Коган. Чтобы знаменитый адвокат согласился защищать простого хулигана? Что-то не вязалось. И в распорядительном заседании Коган вел себя довольно странно: никому не возражал и не заявлял ходатайств. А ведь мог бы, если б что-то знал, ходатайствовать о дополнительном расследовании. В его практике хватало дел, прекращенных на этой стадии. И Савчук ему вряд ли отказал бы: иметь дело с Коганом ни один судья в республике добровольно не захочет. Только Коган промолчал. Это означало, что он намерен развалить дело в судебном заседании, где добиться оправдательного приговора.

Ну, и хрен бы с ним — Савчуку плевать на милицейских следователей, недовольство их начальников. Только председатель, поручая ему это дело, строго-настрого предупредил:

— Этого Коровку нужно посадить — года на два минимум.

— Почему? — спросил Савчук.

— Мне звонили из горкома. Там один из потерпевших — сын секретаря Григоровича. Понял?

— Да, — сказал Савчук, забирая тоненькую папку.

Он подобных «указивок» не любил — впрочем, как и другие судьи. Нет, конечно, мог не согласиться. Но тогда с работой нужно попрощаться: на новый срок не изберут, даже выдвигать не станут.^[19] Это в лучшем случае. При особом отношении отстранят от дел еще и раньше. И куда потом ему идти? В адвокаты? Там коллегия решает, принять или нет, ну а председателю, конечно, позвонят… Повезет — устроишься юрисконсультом на заводе, станешь там листать бумажки, получая скромную зарплату. Только если вдруг в горкоме на него обидятся всерьез, то и должность юрисконсульта бывшему судье не светит. Слесарь или токарь. Но когда тебе за 40, поменять профессию совсем не тянет.

Наверное, чтобы он не передумал, заседателей по делу подобрали соответствующих: Тимофея Карповича с Таисией Григорьевной. Два пенсионера. Первый — старый большевик, начетчик, сталинист, хулиганов люто ненавидит, постоянно требуя для них лишения свободы. И Таисия Григорьевна, в прошлом школьная учительница, постоянно ему вторит. Наверное, натерпелась от своих учеников. С ними, если и захочешь, никого не оправдаешь. Скажут: «Посадить!» — и выполняй.^[20] Надо же было этому Коровке повстречаться с сыном Григоровича…

Мрачные мысли Савчука прервала заглянувшая в кабинет секретарь.

— Станислав Адамович! — выпалила с порога. — Там, там…

— Что? — насторожился судья.

— Полный зал народу, — наконец, собралась секретарь. — Мест всем не хватило, многие стоят в проходе.

«Это с чего вдруг? — впал Савчук в недоумение. — Подсудимый — сирота, близкий родственников не имеет. После армии не работал. Не должно быть у него много знакомых, да еще решивших поддержать его в суде. Странно, очень странно…»

— Пусть стоят, — сказал секретарю. — Если им так хочется. Отправляйся в зал, мы скоро начинаем.

Бросив взгляд на часы, он набрал на телефоне номер дежурного Советского РОВД.

— Из районного суда вас беспокоят, — сообщил поднявшему трубку офицеру. — Я судья, Савчук Станислав Адамович. Через пять минут начнется заседание, а у нас набился полный зал желающих его послушать. Многие толпятся в коридоре. Попросил бы вас прислать наряд — присмотреть, чтоб не случилось беспорядков. Вышлете? Спасибо!

Положив обратно трубку, он взглянул на заседателей, примостившихся на стульях у стены.

— Что ж, товарищи, пора нам начинать…

Примечания

15

А.А. Аграновский — популярный советский журналист, очерки которого в СССР зачитывали до дыр. Старший брат не менее знаменитого В.А. Аграновского, работавшего в газете «Комсомольская правда».

16

Лев Николаевич Толкунов возглавлял в то время редакцию «Известий».

17

Н.С. Хрущев. Он действительно проводил такую кадровую политику. Для примера. Главным редактором главной партийной газеты БССР «Советская Белоруссия» в 60-е стал А.К. Зинин, которому на момент назначения на эту должность было 28 лет. Редактором, к слову, он был замечательным.

18

БелТА — Белорусское телеграфное агентство. Во времена СССР и в настоящее время — ведущий информационный ресурс Беларуси.

19

Судьи основного звена советской судебной системы — районного (городского) народного суда — избирались населением. Но формально. Фактически же судей назначали. Народных заседателей избирали на собраниях трудовых коллективов и ветеранских организаций. Среди них было много пенсионеров.

20

Приговор в советском районном (городском) суде выносился большинством голосов трех судей, участвующих в процессе: председателя — профессионального судьи — и двух народных заседателей. Права у всех были одинаковыми, так что, если заседатели настоят на своем мнении, судье придется выполнить их волю. Хотя ситуация, прямо скажем, редкая. Не случайно зэки называли заседателей «кивалами» — от слова «кивать», соглашаться.