Житейские истории. Юмористическая проза. Рассказы. Том 1

Анатолий Долженков

Сборник рассказов – веселые реальные истории, отобранные из великого многообразия жизненных ситуаций. Основной жанр – комическая новелла. Герои рассказов – люди с их житейскими проблемами. Характерные события и мотивы – бытовые, служебные и семейные неудачи обывателя, пути и способы их разрешения в стремлении реализовать свои житейские интересы. Если Вам грустно, а на душе мерзко и слякотно, или если Вас одолевает скука, грозящая перерасти в зеленую тоску, прочтите, Вам станет легче и веселей.

Цистерна

Случилось это знаменательное событие в небольшом городке, которому посчастливилось быть пересечённым оживлённой автомобильной трассой. Одной тех асфальтовых артерий, что соединяют между собой областные центры и крупные промышленные города. Населённых пунктов, подобных этому, приткнувшихся к дорогам-кормилицам, ещё не так давно обозначавшихся на всех дорожных картах как трассы Республиканского или Всесоюзного значения, великое множество в государстве нашем и кормится от них разный люд. То, что без автодорог давно бы вымерли гаишники — гибэдедешники — это понятно даже самому непроходимому тупице. Им без асфальта никак. Именно они, дороги эти, породили престижную профессию — инспектор ГАИ (ГИБДД). Стражам, следящим за правильным перемещением автопотока, нравятся дороги с интенсивным движением, с обязательным присутствием бензовозов, фур и обычных грузовичков с не всегда правильно оформленными проездными документами. А как же? Чем интенсивнее снуют машины, тем больше нарушений, а, вместе с ними, и рост благосостояния придорожных охотников. На глухих просёлочных дорогах эту человеческую разновидность в портупее и с полосатой палкой не встретишь. Легенды повествуют, что во времена Киевской Руси прародитель и первый сотрудник патрульно-постовой службы Соловей-разбойник по слабости ума и малой практике тридцать лет, где-то в глуши, в стороне от торговых путей поджидал, то ли редкого конного путника, то ли владельца гужевого транспорта. Чем всё это кончилось известно. Объезжавший с инспекционной поездкой захолустные места Киевской области инспектор службы внутреннего расследования Илья Муромец, состоявший при тогдашнем мэре города Киева — князе Владимире — Красное Солнышко, усмотрев нарушение устава несения патрульно-постовой службы, применил к нарушителю санкции, предусмотренные тогдашним законодательством. И, видно, памятуя печальный опыт своего далёкого предшественника, нынешние работники свистка и полосатой палки предпочитают нести службу на видном, хорошо просматриваемом месте.

Многочисленные базарчики и киоски, сулящие дорожным людям всякие дары природы, на которые богата та или иная местность — то ли рыбка копчёная, солёная или вяленая, от которой у приезжих слюнки текут и пиво мерещится; то ли грибочки маринованные плотно закатанные в стеклянные банки и намытые до блеска так, что каждый смотрелся, словно через увеличительное стекло — свидетельствовали о том, что и прочий люд, не столь щедро одаренный доверием государства, как владельцы полосатой палки, тоже кое-что с дороги имел. Малосольные огурчики, капустка квашенная, копчёное мясо и сало — мало ли, что может предложить житель сельской местности проезжим. Кое-кто, у кого, как говорится, руки пришиты там, где надо, весьма прибыльно торговал деревянными поделками и корзинами собственного изготовления. Сегодня это заработок и чуть ли не единственный источник существования для многих жителей придорожных городов. Люди в таких городках проживают тихие, непритязательные, стойко переносящие тяготы непростой периферийной жизни.

Вася Шкоркин на рынке не торговал. Там промышляла женская составляющая его семьи — жена да тёща. Торговали, в основном, грибами и рыбой. Грибы на продажу поставлял он, глава семьи, собирая их в огромных количествах в окрестных лесах. Места знал заветные, грибные. Баловался и ловлей рыбки. Браконьерствовал сетью понемногу. Но это так, побочный заработок. Василий Шкоркин был одним из немногих счастливцев, имеющих постоянную работу, что в подобном городке — великая редкость. Пару лет назад дельцы из областного центра открыли в старой заброшенной школе небольшой колбасный цех. Почему именно здесь? А кто их нынешних бизнесменов поймёт. Места тихие, недвижимость дешевле, да и народу трудовому меньше платить можно. А поскольку работы здесь днём с огнём не сыщешь, недовольных не будет. Опять же ближе к селу, а значит и к крупному рогатому и безрогому скоту. В общем, выгодно со всех сторон. Сюда-то ему и подфартило втиснуться сторожем. Кум помог. Заступал Василий на сутки и следующие сутки был свободен как птица в полёте. Красота! А что такое сторож в колбасном цехе? Это же надо понимать. Целые сутки вертеться у колбасы и мяса и ничего не украсть? Кто тебя умным назовёт? Тут хоть социализм, хоть капитализм назначай, хоть к рабовладельческому строю возвращайся — ничего не поможет.

В тот роковой осенний вечер Шкоркин вышел из дому пораньше. Были кое-какие делишки по ходу перемещения к месту работы. В киоск должок занести за выпитые вчера в долг сто грамм и так — кое-что по мелочи. Заботы — хлопоты по жизни. Он не торопясь пересёк трассу и по просёлочной дороге вышел на лесную поляну, дабы скостить путь, и вдруг прямо перед собой увидел её. Огромная автомобильная цистерна, неизвестно как оказавшаяся в стороне от дороги, маячила чёрной пузатой тенью на фоне могучих стволов сосен.

— Откуда она здесь взялась? Надо же…, — в недоумении описывая круги вокруг необычной находки, бормотал Василий. — Да тут авария, — наклонился он, рассматривая разбитый задний мост. — Ох, эти городские…. Это они подумали, что надёжно спрятали. Ну, ей-богу, как дети. А вообще-то, кому она нужна, бандура эта. Не спрячешь, не укроешь от нескромных глаз бывших владельцев.… Будет торчать, что твоя ракета на полигоне. Что же они её у дороги-то не бросили? Видно, не пустая ёмкость-то. Надо же…

Он забрался на прицеп и с хозяйской дотошностью осмотрел находку. Осторожно постукивая по круглым бокам цистерны, убедился, что она отнюдь не пуста.

— Кажись полная. До краёв залита, — задумчиво проронил он. — Полная чего? Говна? И такое может случиться в отечестве нашем. Тогда зачем так тщательно прятать? У нас своего девать некуда.… А вот и крантик имеется…. Открыть, что ли? А вдруг ядохимикат или ещё чего похлеще…. Нельзя так сразу… Экологическая катастрофа и каюк всему ходящему, прыгающему и ползающему. Да нет, ничего такого предупреждающего на цистерне не обозначено…

Он извлёк из сумки гранёный двухсотграммовый стакан и тщательно его протёр куском газеты, в которую был завёрнут «тормозок». Стакан этот он постоянно таскал с собой на работу, поскольку оставлять его на службе не рекомендовалось. Хозяева предупредили сразу — за пьянство на рабочем месте выгонят без долгих разговоров и пререканий. Надо было соблюдать предосторожность, чтобы не попасть на глаза завистникам и стукачам. Он нашёл подходящий кусок дерева, установил на нём стакан, задвинув его под самый кран, и принялся осторожно раскручивать вентиль. Тот не поддавался. Василий приналёг.

— Надо же, как затянули, варвары…, — кряхтел он тужась. — Ничего, мы люди мастеровые, умелые…. Как-нибудь управимся и без подручных средств.

После долгой возни кран наконец-то поддался. Натужно скрипнув, вентиль медленно провернулся.

— Ещё немного, ещё чуть-чуть… поднажмём.… Никуда ты, родной, от нас не денешься. Вот так, — удовлетворённо крякнул он, заметив, как в стакан закапала жидкость. — Пожалуй, для эксперимента будет достаточно, — возвращая вентиль в первоначальное положение, решил он. — Что же мы имеем из этой таинственной ёмкости в качестве жидкости?

Жидкость пахла вином. Да так смачно пахла, что не оставляла никаких сомнений в характере содержимого цистерны.

— Вот это лотерея! Стоит в лесу цистерна с винищем, и я один как рыцарь на распутье — выпить, не выпить, — он ещё раз обонял содержимое стакана. — Ну, вино же, честное слово, вино.… Выпить, что ли? А вдруг нет? Так ведь запах же.… Нет! Опасно, боязно.… Думай, думай, Вася, не ленись, а то останешься трезвым. Придумал.

Он трясущимися от возбуждения руками извлёк из сумки двухлитровую полиэтиленовую бутылку с чаем и, быстро свинтив крышку, вылил безалкогольное содержимое в траву. Бутылку до краёв наполнил из цистерны. Расстояние от цистерны до проходной пролетел за считанные минуты.

— Петрович, Петрович, отвори, — крикнул он сменщику, проникая в открывшуюся дверь.

— Ты что, Василий, гонятся за тобой? — спросил удивлённый старик, рассматривая тяжело дышащего сменщика поверх очков.

— Тут такое дело, Петрович… Братан двоюродный с севера на одну ночь приехал.… А у меня того… дежурство…. Двадцать лет не виделись, сам понимаешь.… А я не с пустыми руками.… Вот он, Валерка, винца привёз разливного. Это не та бурда, что в магазине… стоящее винцо. Так как, подменишь до утра.… Я в накладе не останусь…, — он с мольбой посмотрел на сменщика.

— Чего же не помочь хорошему человеку, когда ему требуется помощь. Все мы люди православные, а значит, на помощь отзывчивые. Только ты не пей много, да и утром долго не задерживайся. Не тебе говорить, какие у нас хозяева — бывшие работники ОРСа, — согласился Петрович, отвинчивая крышку. — Что за винище-то?

— Не знаю, ещё сам не пробовал. Поди — знай, договоримся, нет…, — не сводил он глаз со старика, припавшего к горлышку бутылки. — Ну, как винцо-то?

— Портвейн. Отличный марочный портвейн из прежней жизни, — крякнул старик, вытирая ладонью мокрые губы. — Давно забытый вкус. Будет мне удовольствие на всю ночь.

— Чувствуешь-то себя как — хорошо? — осторожно спросил Василий, впившись взглядом в раскрасневшиеся щёки старика. — Ничего не болит,… не тошнит?

— А что мне станется? После войны на восстановлении народного хозяйства по три смены вкалывали ещё пацанами будучи, так что мы к этому делу привычные. Иди — не беспокойся.

— Я ведро возьму то, старое. Оно здесь никому не нужно, а я братану грибочков маринованных… в дорогу….

— Бери, не жалко. Ничейное оно…

— Ну, давай, Петрович, до утра, что ли?

— Беги, не теряй время.

Шкоркин подхватив ведро, выскочил в темноту.

— Хороший парень, отзывчивый, — проворковал Петрович, закрывая дверь на засов, не без удовольствия припадая к бутылке.

Посвистывая, Василий приблизился к заветному месту, рассчитывая таким нехитрым манёвром привлечь внимание хозяев цистерны, если таковые объявились. Дабы не попасть впросак. У цистерны никого не было. Нервно оглядываясь и вздрагивая от малейшего шороха, он до краёв наполнил ведро и двинул в направлении трассы. Ведро оттягивало руку, но он не замечал неудобств, торопясь уйти подальше от злачного места.

Шёл он не домой. Дома, конечно, обрадуются удаче, но ведро отберут, вино разольют по бутылкам и будут выдавать по стакану на праздники или по случаю дня рождения. Нет уж, спасибо за заботу. Он шёл к куму, твёрдо зная, что жена его, Ленка, укатила к матери на село и будет никак не раньше завтрашнего дня. За это время много великих дел совершить можно.

Входная дверь кумовой квартиры долго не открывалась. Вася Шкоркин давил на кнопку звонка пальцем с такой силой, будто хотел протолкнуть её вглубь стены. Наконец, где-то глубоко в недрах помещения заскрипело, загремело, закашляло и из-за приоткрытой двери показалось заспанное лицо кума Андрюхи.

— Ну, ты и здоров спать, — недовольно проворчал поздний гость, отодвигая плечом хозяина и проникая в квартиру. — Минут двадцать пришлось под дверью торчать.

— Ты же вроде как на работе находиться должен или я что-то перепутал? — безразлично спросил кум, беспрерывно зевая.

— Должен, должен, — раздражённо перебил пришедший. — Мало ли, я что кому должен. Тут такие брат дела, что не до работы теперь. Хлебни-ка из ведра для быстрого осознания важности момента и сокращения времени на длинные разговоры и увещевания.

Схватив со стола кружку и зачерпнув ею из ведра, протянул хозяину квартиры.

— Причащайся. Ну как? — нетерпеливо спросил он, заметив, что содержимое кружки полностью перелилось в лягушачий рот кума.

Неплохо, — отозвался тот, понюхав рукав пижамы, — натуральный портвейн. У тебя, что там, полное ведро?

Ведро, — пренебрежительно хмыкнул Василий. — Цистерна. Цистерна с первоклассным напитком скучает здесь неподалёку и требует к себе особого внимания.

Зачерпнув половину кружки, он наконец-то, решился подвергнуть напиток дегустации лично. Удовлетворительное состояние двух подопытных кроликов опасений по поводу качества напитка и последствий приема уже не вызывало.

— Как цистерна? — не поверил кум, вновь погружая кружку в ведро. — Какой это дурак будет цистернами с вином разбрасываться?

— Этого я тебе сказать не могу. Слава Богу, хозяев видеть не пришлось. Повремени пока, Андрюха, — вырвал он кружку из рук кума, попытавшегося в очередной раз нырнуть в ведро. — Успеем ещё. У тебя, сколько вёдер дома имеется?

— Да кто же его знает? Этим у меня Ленка занимается…. Вёдрами, банками, посудой всякой…

— Довольно философствовать. Ленку ему подавай.… Сам ищи, да побыстрее. Нам сегодня в ночную смену ох как славно потрудиться придётся.

Две серые тени, гремя пустыми вёдрами, словно древние рыцари доспехами, приближались к цистерне.

— Ну, где она, твоя ёмкость? — нетерпеливо прохрипел кум Андрей.

— Вот она перед тобой. Смотри нос не разбей. По-моему, никого нет. Никого не видишь, Андрюха?

— Никого вроде.

— Тогда за дело.

Первая ходка была не совсем удачной. Уже у дома, практически у подъезда, наткнулись на старуху Матвеевну из восемнадцатой квартиры.

— Вот где хозяева-то, не то, что мой зятёк — урод. О семье заботятся. Что, мужики, воды, что ли в кране нет? Издалека носите.

— А то не знаешь? До чего же ты любопытная старуха, Матвеевна, — поставив вёдра на землю, с удовольствием потянулся Андрей.

— Ты что, Матвеевна, фиксируешь перемещение потока жильцов? Перепись проводишь? — остановился рядом Василий.

— Какая там перепись? Зятёк — забулдыга опять до самых краёв налился. Сами знаете, когда он выпимши, на глаза ему лучше не попадаться. Подожду, пока заснёт, зараза, тогда и я в дом войду.

— Это ты мудро рассудила. Видишь Андрюха: ни разговоров, ни увещеваний. Один пропущенный Матвеевной прямой левый в нижнюю челюсть, в рейтинговом поединке с зятем за звание чемпиона кухни в одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году — и какие замечательные результаты. Не тёща — золото. Учись у людей, как надо правильно строить отношения в семье.

Подхватив ведра, кумовья устремились наверх по лестничному маршу.

— Сорок литров, — любовно глядя на стоящие посреди квартиры четыре полных ведра, промурлыкал Василий. — И ещё одно, что я раньше принёс. Итого пятьдесят.

— Не расслабляйся. Маршрут надо повторить, — веско сказал Андрей, о чём-то напряжённо раздумывая.

— А куда лить-то? — недоумённо посмотрел на кума Шкоркин. — Прежнее ведро еле-еле разместили. Ни одной пустой банки в доме нет, даже майонезной.

— Думать надо. Такой случай раз в жизни бывает — и то не у каждого. А ты говоришь, куда лить?

— Что тут думать? Остались унитаз да ванная — окна в открытую природу. Не туда же портвейн сливать?

— Именно туда! — радостно закричал Андрюха. — Именно!

— В унитаз, что ли?

— Какой там унитаз, в ванную. Целая ванная вина! Представляешь, на сколько дней хватит? Пробочку, что слив прикрывает, обернём целлофаном, чтобы ни одна капля не просочилась, ни одна… Ванную вымоем с содой, ополоснём для гигиены.… Всех делов-то — три-четыре ходки.… До рассвета должны успеть.

— А как мыться-то? Грязью зарастёшь…

— Господи, о чём думает человек в такой судьбоносный момент?

И началось движение, которое без ложной скромности можно было назвать стахановским. Ноги гудели, руки дрожали, с трудом удерживая вёдра, казавшиеся уже многотонными. Голова от винных паров кружилась так, что теряли ориентацию во времени и пространстве. Но они вновь и вновь, преодолевая трудности, собрав остатки воли в кулак, заставляли себя возвращаться в цистерне.

— Ну вот, — выливая очередную порцию напитка в почти полную ванную, прохрипел Андрей. — Ещё одна ходка и все.… Всё. Только одна ходка…

— А может быть, ну её, — раскачиваясь, словно молодая берёза под шквальным ветром, предложил Василий. — Вон сколько натаскали.… Пить, не перепить…

— Это только кажется. Хорошего много и долго не бывает. Запомни эту истину, друг мой.

Последний маршрут кумовья преодолевали в четыре раза дольше, чем предыдущие. Пот катил градом, выжигая глаза. Майка прилипла к телу так плотно, что казалось, будто это задубевший верхний слой кожи. Колени дрожали, а руки, оттянутые вёдрами, были длиннее, чем у орангутангов из программы «В мире животных».

— Всё, — поставив вёдра на пол, блаженно закатил глаза Андрей. — Финита ля комедия, как говорят где-то за бугром. Эх, и оторвёмся же….

— Что это у тебя шумит? — спросил Шкоркин настораживаясь. — Вода, что ли?

— Похоже на то… Видно в кухне кран забыл завертеть. Воду-то дают на пару часов в сутки. Вот и забываешь — открыт кран, закрыт…

— Точно на кухне, не в ванной? — забеспокоился Василий.

— Сейчас проверим.

Усталость сняло как рукой. На кухне было всё в порядке, зато в ванной дверь оказалась запертой изнутри.

— Ничего не пойму, — дёрнув ручку двери, изумился Андрей. — На запах кто-то просочился, что ли?

— Подожди не шуми,… дай послушаю, — припав ухом к щели Шкоркин замер. — Плещется кто-то в ванной… и шампунем разит. Андрюха, ей-богу там кто-то купается.

— В вине? Это ты того, загнул…

— А вот и пальтишко чьё-то на двери висит. Прежде его не было…

— Ленкино это пальто… Ленка от матери вернулась.… Надо же, как не вовремя, — проронил Андрей, исследуя пальто жены. — Её это пальто, точно её…

— Надо же какой нюх, — изумился Вася. — Не успела пальто сбросить и сразу же в ванную. Ещё и закрылась изнутри, зараза. Чего это она закрылась, кум? Ей же столько не выпить.

— Да не пьёт она вовсе. Не употребляет совсем… Она, дура, и не поймёт, что в ванной налито.

— Не пьёт…. Ты смотри какая. Может она купается… в марочном портвейне. Аристократка.… Нет, аристократы — те больше шампанское предпочитают для мокрых процедур.

Четыре кулака загрохотали по двери.

— Открой, — орали благим матом кумовья, напирая на дверь. — Сейчас же открой, зараза.

Вскоре дверь отворилась и на пороге ванной появилась раскрасневшаяся Ленка с намотанным на голову полотенцем.

— Вы что озверели, варвары, — набросилась она на кумовей. Чуть дверь не вышибли…

— Хорошо попарилась? — полюбопытствовал Василий, заглядывая через Ленкино плечо и пытаясь на глаз оценить степень убытков.

— Не очень, — грубо ответила та, оттесняя нахала круглым плечом вглубь коридора.

— Оно и понятно, — согласился тот, пятясь, — семнадцать градусов всего.… Даже не сорок… Сахара там, правда, девять процентов… Ничего не слиплось?

— Тебя не касается. Где уже глаза залили, алкоголики? Раннее утро на дворе.

— Вот, вот. Она там ещё и кое-что сполоснула… трусишки, прочее нижнее бельё… Чистоплотная у тебя супруженица, Андрюха.

— Отчего же не сполоснуть, если воду дали? Теперь это событие редкое…

У Василия оборвалось сердце и остановилось дыхание. Оттолкнув возмущённую хозяйку, он бросился к ванной. Ванная была безобразно пуста, тщательно вымыта и пахла шампунем. Андрей боялся переступить порог ванной комнаты, предчувствуя непоправимое. Страшное известие парализовало его, превратив в монумент всем скорбящим. Губы побелели, стеклянные глаза смотрели в пустоту. Хозяйка, плохо понимая остроту момента, набросилась на мужа с упрёками, пытаясь восстановить в семье свой пошатнувшийся авторитет и показать этим, потерявшим страх мужикам, кто в доме хозяин.

— Тебя на пару дней на хозяйстве оставить нельзя, — наседала она на невменяемого супруга. — Уж, казалось, чего проще…. Запас воды в ванной и то по-человечески сделать не можешь. Ржавчину со всего водопровода собрал, бестолковый.

— Какой воды, дура? — визжал впавший в слепую ярость Василий. — Какой воды? Портвейн это был, поняла…. Ты спустила в канализацию марочный портвейн по три доллара за бутылку.… Господи, — застонал он, вознеся руки к небу, — ты же всё видел. Накажи её. Только сейчас накажи, не откладывая. Я не кровожадный, но очень хочу взглянуть, как ты будешь вершить правосудие…

— Что ты мелешь, — не поверила Ленка, проведя в уме несложный подсчёт и получив в итоге невероятную сумму. — Откуда у вас, голомыдников, приличное пойло возьмётся? Портвейн марочный, — иронично хмыкнула она. — Давай, выметайся отсюда. Не успеешь за дверь, а они уже кучкуются.

— А-а-а-а-а! — вдруг заорал дурным голосом невменяемый Андрюха. — Убью суку…

Огромный волосатый кулак опустился на Ленкину голову. Шкоркин закрыв от страха руками голову, присел на корточки. Раздался стук падающего тела. Первое, что он заметил, когда вновь обрёл способность видеть и воспринимать реальность, вернувшуюся к нему в его ощущениях, распростёршуюся на полу Ленку с заплывшим глазом и нависшего над ней кума-мстителя. Пятясь, он покинул Куликово поле, выйдя в подъезд, нервно закурил.

Когда он возвратился в квартиру, успокоившиеся супруги сидели за обеденным столом друг напротив друга. Ленка, как ни странно, была жива. Но любящая жена и достойная мать, на независимый взгляд Василия, как-то сразу утратила свою женскую привлекательность и врождённую красоту. Огромный синяк практически полностью закрыл её левый глаз. Распухшее ухо наоборот, приобрело малиновый оттенок. Голова, болтаясь из стороны в сторону, как пришитая, не в состоянии была утвердиться в вертикальном положении. Превентивные воспитательные меры помогли понять заблудшей овце степень её вины. Под тяжестью предъявленных обвинений, стороной потерпевшей убыток, она полностью утратила присущую её полу агрессивность, признав, что «… её, поганку, следовало бы вообще удавить за то, что она натворила».

Конец ознакомительного фрагмента.