Есть зло, которое видел я под солнцем

Анатолий Дмитриевич Можаров

Заурядный репортаж журналистки Лизы Никольской оборачивается для нее кошмаром наяву. Ей пытается помочь художник Степан Нетленный. Чтобы противостоять убийцам, они вынуждены вникать в подробности истории… библиотеки русских царей, о которой что-то слышали, но ничего толком не знают. А таинственный убийца вовсе не собирается оставлять им времени на разгадывание исторических загадок…«Есть зло, которое видел я под солнцем…» – увлекательный детектив с неожиданными сюжетными поворотами.

Глава 2

— Алло, Стэн?

— Вы позвонили в студию великого русского художника Степана Эдуардовича Нетленного. К сожалению, его сейчас нет на месте. Вы можете оставить голосовое сообщение после двадцать четвертого звукового сигнала…

— Слушай, ты, художник с большой буквы Х…

— Надеюсь, Х — это аббревиатура от слова «хороший».

— Надейся, надейся…

— А как ты догадалась, что это я, а не автоответчик?

— У твоего монструозного телефона нет автоответчика, если ты не в курсе.

— А-а-а-а-а-а… Вот это я лоханулся, так лоханулся.

Разговаривая по городскому телефону, Стэн (а именно так он представлялся при знакомстве, так его называли друзья и, главное, этой аббревиатурой-псевдонимом он подписывал свои сугубо реалистические картины, почти не пользующиеся у эстетов от живописи спросом) закончил писать ключевые слова, убрал пальцы с клавиатуры компьютера и, установив мышкой стрелку на символе «Найти», заставил Yandex поработать на себя селектором источников информации.

— Э-эй, — оторвал его от компьютера женский голос из телефонной трубки. — Ты за компьютером сидишь? В интернете? И это в ту минуту, когда с тобой в кои-то веки разговаривает неотразимая Лиза Никольская?

Стэн знал Лизу уже не первый год, и их связь не была похожей ни на что, возникавшее у него раньше. Они были больше друзья, чем любовники. Она журналистка, пишущая для малотиражного еженедельника «Астрал», порой пропадающая на недели и совсем неадекватная в период творческой активности — в это время к ней лучше даже не звонить. Кроме того, Лиза тяжко переносит критику — с этим к ней лучше не соваться. Наконец Лиза — сторонник Greenpeace, вегетарианства и минимализма во всем, что касается окружающего ее пространства. Стэн был охотником, всю эту «чушь зеленую» даже не хотел обсуждать, а вообще его жизнь была жизнью одинокого волка. Впрочем, слово «волк» в его случае — просто затертый шаблон. В минуты откровения с самим собой он сравнивал себя с одиноким псом, причем непородистым псом-неудачником. Хотя в этом он был не совсем прав, поскольку случись у другого столько вовсе не романтических приключений, на которые судьба Стэна оказалась щедра, скорее всего, по этому другому уже давно отзвучала бы панихида. Стэну же удавалось всякий раз каким-то чудом выворачиваться, и уже одно то, что печально знаменитый возраст Христа не стал для него роковым, можно считать необыкновенной удачей. Но однажды ему, в виде исключения из правил, повезло не только вывернуться, но и стать вдруг сказочно (как ему тогда казалось) богатым. Грамотно подготовленный коварными злодеями на «заклание», Стэн не только не стал козлом отпущения, но и присвоил у неплохо организованной группы жуликов без малого миллион долларов США.

Факт обладания этой суммой Стэн совсем не спешил афишировать, но позволял себе реализовывать с ее помощью детские мечты о путешествии по миру. И не просто о путешествии — приехал с открытым ртом — сделал селфи — уехал с альбомом впечатлений. А о путешествии с возможностью узнать чужую страну и чужую природу изнутри, постепенно, смакуя каждый глоток тропического или арктического воздуха. Он то отправлялся добровольцем в национальный парк Гона-ре-Жоу на юге Зимбабве, чтобы помогать зоологам, изучающим носорогов; то летел в Камбоджу, чтобы участвовать в качестве добровольца в поисках все новых и новых храмов и дворцов комплекса Ангкор, некогда спрятанных джунглями от глаз людей; то отправлялся в экспедицию на Тянь-Шань искать остатки НЛО, разбившегося в урочище Шайтан-Мазур; то принимал участие в экспедиции на остров Беннетта в архипелаге Новосибирских островов для поиска следов экспедиции Эдуарда Толля. Тогда из Москвы надолго пропадал он.

Они с Лизой были просто идеальной парой — никаких притязаний на взаимную свободу и естественная потребность друг в друге, когда случайно оказывались вместе в Москве. Сейчас был как раз такой случай — Стэн уже несколько дней сидел в своей студии, рыская по интернету в поисках новых приключений на свой еще не отдавший дань радикулиту крестец, а Лиза только что вернулась из очередной командировки за высосанными из пальца сенсациями, позволявшими совершенно безбедно существовать не столько ей, сколько ее главному редактору и по совместительству владельцу «Астрала», Сергею Сергеевичу Ткаченко, за глаза которого сотрудники звали Астралопитеком.

— Стэнчик, милый, — вернул задумавшегося волонтера к реальности нежный голос трудящейся на почве журналистской поденщины Лизы. — Я стала забывать, какого цвета у тебя глаза…

— Карие. Но, судя по меркантильным модуляциям твоего голоса, цвет моих глаз — это только предлог… — Стэн оторвал взгляд от монитора и так заинтересованно посмотрел на телефонный аппарат, словно это был не старый, неуклюжий эбонитовый монстр черного цвета, а миловидная девушка, в нечаянном наклоне обнажившая грудь немного больше допустимого вырезом.

— С тобой неинтересно разговаривать. Ты сразу обо всем догадываешься.

— Подожди, я сейчас угадаю, о чем пойдет речь дальше.

— Попробуй, дедукт ты мой.

— Зная твою щепетильность в вопросе о деньгах, я вынужден их исключить. Заодно и мои связи исключаю, поскольку у тебя связей намного больше, чем у меня, да и мои знакомства не того профиля, который тебя мог бы заинтересовать. Остается… моя машина.

— А вот и не угадал! Мне нужен ты…

— О, Боги! Иль прозевал я тот момент, когда два полюса земных местами поменялись?

–…ты вместе с твоей машиной.

— Вам слава, завсегдатаи Олимпа! Конец света откладывается! И что же мы будем делать в моей машине?

— ЭТО самое…

— Звучит заманчиво! — Стэн нарочито громко сглотнул. — Но с чего вдруг такая фантазия, почему в машине?

— А на чем мы еще сможем добраться до Раменского?

— Солнце мое, если я задам глупый вопрос, ответь мне саркастическим хохотом: почему для ЭТОГО нужно добираться до Раменского?

— Потому что там дача одной нашей читательницы, вырвавшейся, судя по всему, ненадолго из «Канатчиковой дачи». Она позвонила в редакцию, и попросила, чтобы именно я, как лучший журналист всех времен и народов, приехала к ней и убедилась, что у нее на даче барабашки с чебурашками в пятнашки играют на чердаке, а НЛО черпают энергию в «туалете типа сортир». Стэнчик, я только что вернулась из Барнаула, куда сама напросилась. Снежный человек, которого там застрелили и заморозили охотники, оказался орангутангом, сбежавшим из гастролирующего зооцирка. Наш Астралопитек был просто в бешенстве. Вместо сенсации пришлось писать идиотскую статью, наполненную недомолвками и сомнениями: а вдруг это все-таки нэ облизьяна…

— Сочувствую.

— И еще, — Лиза решила, что пора поднимать ставки, — Астралопитек сегодня рассказал анекдот. Грязный такой бомж подсел в парке на скамью к симпатичной девчушке, посмотрел на нее и предложил ей надкусанное яблоко с прилипшими к нему собачьими волосами. Она с отвращением отпрянула, а он такой с обидой говорит: «Я так понимаю, что о сексе не может даже речи идти?»

Стэн усмехнулся.

— Все, кроме меня, заржали, а он смотрел как раз на меня. Этаким сентябрем. И вдруг говорит: «Шеф дает вам, Лиза, шанс реабилитироваться». Стэнчик, поехали, ты меня туда свозишь? А уже пот-о-о-о-ом…

— Лиз, — нарочито жестко отчеканил Стэн. — У меня есть одно условие. Ты не впутываешь меня…

–…ни в какую историю! Стэн, ну, какая история?! Съездим на дачу к чокнутой тетке, и все!

— В прошлый раз ты говорила практически то же самое…

— Значит, завтра сутра ты за мной заедешь! Ну, пока, целую тебя в курносый кончик…

— Кончик чего?

— Пока что носика.

Пока Лиза говорила со Стэном, она успела выбраться из ванной, накинуть махровый халатик, вытереть полотенцем голову, сесть за стол в гостиной, отхлебнуть горячего кофе из маленькой чашки и в завершение всего вычеркнуть фломастером три мужских имени в блокнотике — Матвей, Василий и Кирилл. Невычеркнутым осталось четвертое в списке из четырех имен — Стэн.

Свет утреннего солнца, пробившегося сквозь молодую листву яблоневых деревьев и занавески из тонкого синтетического тюля, холодно очертил скульптурно выразительное лицо Никиты. Он еще тяжело дышал, и появившаяся минуту назад испарина над верхней губой пока не сошла. Форма рта многое может сказать о его владельце сведущему человеку. Но о том, что в уголках губ Никиты скрываются признаки самых разнообразных пороков, понял бы даже несведущий. Мила Львовна, опершись на локоть, с приятным чувством владелицы породистого жеребца, смотрела, улыбаясь на Никиту, и ей было совершенно невдомек, о чем он думает теперь, сразу после секса, и что просчитывает в уме, задумчиво глядя в потолок.

— Пора, — наконец проронила она нехотя. — А то скоро приедут эти… из газеты. И муж звонил…

Упоминание о муже сразу вернуло Никиту к действительности.

— Милуша, ты обжигаешь мне сердце, когда вспоминаешь в такой момент о нем. Пропади он пропадом! Я не хочу делить тебя с ним!

— И что же нам делать? — равнодушно проговорила Мила, не меняя выражения красивого, но, увы, стареющего лица. — Я не хочу разрушать то, что создавала с таким трудом. Квартирный вопрос, дележ моего бизнеса… Нет, не хочу даже думать об этом.

Никита сбросил с себя тонкое одеяло, легко приподнялся и сел, повернувшись к Миле спиной.

— Иногда мне кажется, что я готов его убить! — совершенно искренне произнес Никита, немного переиграв только в интонации.

На самом деле даже хорошо знавшему его человеку было бы непросто понять, что от Никиты можно ждать — только подлости и хитрости, или же способности пойти на преступление ради денег, на убийство. Мила Львовна тоже не знала этого наверняка.

— Не говори глупостей, — словно ребенку, то ли отговаривая его, то ли подначивая, наставительно выговорила Мила Львовна. — Во-первых, он брат твоей матери, твой близкий родственник, дядя.

— А, во-вторых?

— Во-вторых, нам и так хорошо. Вадим ни о чем не догадывается…

При последних словах Никита резко повернулся, бросив на Милу полный вызова взгляд, но увидел, что она уже стоит в пеньюаре у зеркала и не видит этого всплеска эмоций. Никита, отвел глаза, вспомнил о своих проблемах и, заметив, что ремень на джинсах все еще не застегнут, аккуратно подтянул им начавший округляться животик.

— Милуша, я хотел тебя попросить… Мне нужно где-то срочно занять немного денег… тысяч двести и…

— Я купила тебе подарок, — Мила Львовна произнесла это так, словно и не слышала слов любовника. Разглядывая себя в зеркало трюмо, она легко решила важный вопрос — нанести макияж не сейчас, а немного попозже. После чего достала из стоявшей перед зеркалом шкатулки ключ, открыла им верхний шкаф трюмо и достала из него бархатную коробочку. Никита, скосив глаза, заглянул в открытый шкафчик и заметил пачку пятитысячных купюр толщиной в палец. «Тысяч пятьсот», — прикинул он.

Когда Мила обернулась к Никите, он уже с улыбкой, очень удающейся ему наивной улыбкой, смотрел в глаза своей Милы. Поступью королевы она подошла к нему, обвила руками шею и страстно поцеловала любовника в мягкие, полные губы. Бархатная коробочка оказалась у самых глаз Никиты, он взял ее, с любопытством открыл и с удивлением увидел дорогую зажигалку.

— Милуша, это же Каран дэ Аш! Она же стоит не меньше полусотни тысяч!

— Милый, я готова дарить тебе дорогие подарки, но не хочу платить за секс деньгами, как в публичном доме.

— Милуша, я же прошу взаймы. Я обязательно отдам… потом.

— Мы уже проходили это «потом».

Утренняя Рязанка сразу за виадуком МКАД оказалась неожиданно свободной, и Люберцы удалось проскочить за считанные минуты. У московских дорог есть свои дни и часы пик, благодаря которым они становятся похожими на кровеносные сосуды или муравьиные тропы, движение по которым не иссякает, кажется, никогда. Чтобы выбраться летом из столицы в пятницу вечером по дорогам, заносчиво относимым дорожниками к разряду автострад, нужно рассчитывать, по крайней мере, на часовую пробку. С субботы на воскресенье въезд и выезд из Москвы самые свободные. Вечером же в воскресенье и утром в понедельник пробки обязательны на въезде. В прочие будние дни они могут и не образовываться, хотя легкий «поцелуй» двух и более транспортных средств легко собирает на ровном месте кучу машин, и об этом бодро оповещают стоящих в этих самых пробках всегда веселые ведущие «Авторадио».

Был будний день, среда, и отсутствие выезжающих из Москвы машин делало дорогу нереально пустынной, особенно по контрасту с соседней частью, по которой спешили прорваться в столицу многочисленные легковушки и автобусы из ближних и дальних пригородов — на работу ехали жители Подмосковья, и москвичи-дачники, надышавшиеся кислородом, нехотя возвращались в смог мегаполиса.

Глядя на медленно ползущую трехкилометровую вереницу машин параллельной полосы, Стэн эгоистично радовался оттого, что для него и Лизы начало пути оказалось удачным — до Быково пролетели, нигде не притормозив.

В Жуковском начался дождь, асфальт мгновенно потемнел, и шины автомобилей зашумели так, словно кто-то отрывал длинную ленту скотча, приставшего к стеклу. Летние дожди желанны, сильны и стремительны — вскоре Стэна ослепило солнце, игравшее в каждой повисшей на растениях капле влаги, и асфальт запарил, словно только что вынутый из печи.

Услышав через приоткрытое окно внедорожника какой-то знакомый шум, Стэн поднял глаза и увидел спортивный самолетик, словно бы повисший в небе.

— Вспомнил! Я бывал здесь как-то, на авиашоу «Макс».

Плавно крутанув руль, Стэн добавил:

— А в дачный кооператив, по-моему, нужно сворачивать сюда, на Кратово.

Машина въехала на территорию дачно-садового кооператива с ностальгическим названием «За индустриализацию».

Попетляв среди разномастных заборов из профнастила или сетки-рабицы, в каждом переплетении ромбов которой все еще поблескивали искрящиеся капли, дорога привела их на улицу Чехова. За заборами возвышались сосны и старого «покроя» дачные дома «на две семьи». По замыслу проектантов, по-видимому, развитие чувства собственничества, порождаемое индивидуальными участками, должно было компенсировать коммунальное по своей сути жилье.

Дом Вахмистровых совершенно не бросался в глаза. В отличие от новостроек он сохранил, судя по всему, свой исходный облик. Стэн проехал мимо, потом вернулся, ориентируясь на номера домов, но снова проскочил нужный. Наконец, они с Лизой решили оставить машину в тени сосновых крон и отправились на поиски пешком.

Хозяйка, Мила Львовна Вахмистрова, ждала гостей на веранде.

— А я смотрю, незнакомая машина туда-сюда ездит под окнами… Уж не ко мне ли? Вы не из газеты? — промурлыкала она, спускаясь по ступеням крыльца навстречу Лизе и Стэну. — Вы Лиза?

— Да, я вам звонила. А это Степан. Мой…

— Я понимаю, — вывела из затруднительного положения замешкавшуюся Лизу Мила Львовна. — Бой-фрэнд, как сейчас говорят. Пожалуйте в наши апартаменты, в «Сумасшедший дом», как говорит мой муж.

«Она знает, — подумал Стэн, — что „эпатмент“ на английском означает „садовый домик“, или так шутит про свой домишко?».

Внутри «Сумасшедший дом» выглядел очень уютно. В отличие от модного нынче дизайна «под старину», здесь историю не имитировали, а реально проживали люди, и эти люди имели весьма разные вкусы.

— Может быть, чайку с дороги? — предложила гостеприимная хозяйка.

Миле Львовне очень шло ее имя — так и хотелось произнести «какая милая женщина». Ее густые каштановые волосы придавали улыбчивому лицу с проницательным взглядом карих глаз выражение солидности. Что как-то не вязалось с некоторой суетливостью в поведении.

— Спасибо, — возразила Лиза. — Мы добирались до вас не больше часа, так что дорогой это назвать нельзя. И хотелось бы сразу увидеть главное… Мы вообще-то немного торопимся…

— Ну, без чая я вас все равно не отпущу, — категорично заявила Мила Львовна. — В кои-то веки из любимой газеты… А главное… Главное у нас на чердаке. Вот сюда пожалуйте, по лесенке…

Женщины стали подниматься первыми по крутым ступенькам. Идя за ними вслед, Стэн по инерции взглянул вверх и уткнулся взглядом в обтянутые белыми брюками ягодицы Лизы, после чего фантазии мгновенно унесли его в медленно приближающееся «а уже пот-о-о-о-ом…».

— Мила Львовна, а когда кооператив получил такое интересное название «За индустриализацию»? — решила поддержать беседу Лиза.

— А-а-а-а… Это давно, в тридцатых годах. Здесь давали участки рабочим от завода имени Серго. Тогда же ценили рабочий класс — вон сколько, по двадцать соток давали. Ну, не только рабочим… Здесь и артистам дачи давали, и ученым, и из органов некоторым. А теперь вот новые русские поскупали чуть не все…

— Занятно.

— Вот, посмотрите, — Мила Львовна открыла старый зеленый сундук с металлическими наугольниками, отчего в проникающем через слуховое окно луче заклубилась пыль, и вытащила из него кипу бумаг и конвертов. — Вот, здесь есть такие загадочные послания, какие-то шифры, планы… Я думаю, ОНИ охотятся за этими бумагами.

— Кто они? — наивно поинтересовался Стэн.

— Как кто? — удивилась Мила Львовна, слегка поджав губы. — ОНИ!

— Ах, да… — поправился Стэн, но было поздно. Больше Мила Львовна к нему не обращалась, демонстрируя свои «сокровища» исключительно Лизе, проявившей полное понимание того, кто такие ОНИ.

— А вы разрешите мне это сфотографировать? — спросила Лиза так, словно уже никуда не торопилась и боялась только одного — ответа «нет».

— Конечно, Лизонька! Можно, я буду вас так называть? Ведь ради этого я вас и пригласила сюда, — радостно объявила Мила Львовна, раскладывая на крышке сундука конверты, письма и планы, которые Лиза щелкала, держа на вытянутых руках перед собой цифровую мыльницу. Вспышка на мгновенье озаряла комнату, и женщины согласованными движениями, словно сообщницы, убирали одни и раскладывали на крышке сундука другие бумаги. В их слаженных, целеустремленных действиях было что-то от шпионов из старых советских фильмов.

По окончании съемок компания спустилась вниз в том же порядке, в котором поднималась, и Мила Львовна принялась хлопотать с самоваром на веранде, чтобы напоить гостей чаем. При этом она ни на секунду не умолкала, сообщая подробности того, чем обнаруживали себя ОНИ. Оказалось, что однажды ОНИ перерыли весь чердак, но, видимо, открывать сундуки их цивилизация еще не научилась, и все бумаги остались в целости. В результате ОНИ взяли старый алюминиевый таз, в котором когда-то Вадик, муж Милы Львовны, использовал для промывки фотографий после фиксажа. Их заинтересовал и большой моток медного провода, которым Вадик хотел заменить алюминиевую проводку в доме.

Расставлять на столе чашки хозяйке помогала Лиза, а Стэн пристроился на краешке дивана, возле этажерки, на которой лежали подшивки «Астрала». Некоторые фразы и даже целые абзацы лежащей сверху «передовицы» были подчеркнуты разноцветными фломастерами.

— Я заметила, что ИХ интересуют только цветные металлы, — доверительно сообщила о своем наблюдении Мила Львовна.

— Как вы думаете, — испытующе прищурившись, спросила Лиза. — Чем это можно объяснить?

— Я думала над этим, — дежурная улыбка исчезла на время с лица Милы Львовны, она явно ожидала подобный вопрос. — Вполне возможно, что у НИХ проблемы с тарелкой.

— С какой тарелкой? — поинтересовался Стэн, почти не слушавший Милу Львовну, и тут же пожалел, что встрял в разговор, поймав испепеляющие взгляды двух пар женских глаз.

— С летающей, разумеется! — голосом директора гимназии заявила Мила Львовна. — ИМ нужен стройматериал, запчасти и топливо.

— А что с топливом? — испуганно спросила Лиза, оторвавшись от чашки чая, ароматизированного вялым листом бадана.

— С топливом — самое таинственное! — перешла вдруг на громкий шепот Мила Львовна, которая даже не успела из-за разговора притронуться к своему чаю. — ОНИ, по-видимому, пользуются таким топливом, для активации которого необходим спиртовой раствор. Дело в том, что на веранде у нас стоит тумбочка с аптечкой, так вот все спиртсодержащие препараты…

— А можно воспользоваться туалетом? — перебил рассказ о самом таинственном Стэн.

И снова дамские глаза метнули в него по снопу искр, прежде чем Мила Львовна объяснила, что туалет за домом.

Услышать продолжение загадочной истории Стэну было не суждено, но зато в туалете ему попались на глаза аккуратно нанизанные на гвоздик в стене прямоугольные газетные куски размером чуть больше ладони. Стэн сразу же узнал в них «Астрал».

— В самом деле сумасшедший дом, — прошептал Стэн. — А Лизка пишет свои статьи для душевнобольных.

Провожая гостей, Мила Львовна вышла на веранду, и попросила сфотографировать ее на фоне дома, что Лиза незамедлительно сделала, выставив в меню фотоаппарата самое высокое разрешение.

— А эту фотографию вы поместите в газету?

— Обязательно, Мила Львовна, — бодро отрапортовала Лиза. — Думаю, она пойдет на титул, во всю полосу!

— Ой, смотрите, а вот и Вадик приехал из Москвы, — с наигранной радостью сообщила Мила Львовна, напряженно глянув куда-то за спины гостей.

Будто по команде Лиза и Стэн обернулись. По улочке к дому шел нагруженный сумками мужчина лет пятидесяти с лишком. Одинокую прядь седых волос, очень приблизительно маскировавшую обширную лысину, ветерок то откидывал с его лица, то закрывал ею мужчине глаза, и тогда он вертел головой, как собака, чтобы убрать волосы с глаз — руки были заняты.

— Как он, бедный, волок все это? — жеманно пожалела мужа Мила Львовна и, уже обращаясь к мужу, громко добавила с нотой сожаления в голосе: — Ты мой верблюдик, я тебя совсем заждалась…

Стэн взглянул на Милу Львовну, и в этот момент маленькое облачко буквально не секунду закрыло солнце. Но и этого мгновенья было достаточно, чтобы Стэн поразился тому, как игра света и тени изменила приветливо улыбающееся лицо немолодой женщины. Она уже не выглядела добродушной домохозяйкой. Жесткие складки по углам ее губ вдруг заставили Стэна подумать о том, что в действительности Мила Львовна может быть женщиной весьма решительной. Такая женщина не могла пригласить корреспондента для того, чтобы показывать и рассказывать ему всякую ерунду про инопланетян. Тогда зачем? Стэн задумался и снова взглянул на подошедшего уже «верблюдика».

Поправив движением мышц лица совсем сползшие на кончик носа очки и скорчив при этом нелепую гримасу с открытым ртом, мужчина заметил гостей и сокрушенно произнес:

— Отец попал в больницу.

— Да, что ты! — протянула Мила Львовна таким голосом, что не оставалось сомнений — ее это известие не особенно тронуло. — Что с ним?

— Предынфарктное состояние, — покачал головой «верблюдик». — Я скорую вызвал.

Снова посмотрев на гостей, мужчина вдруг спросил, словно они не могли его слышать:

— Это из газеты, что ли?

— Да, — радостно подтвердила Мила Львовна, — Из «Астрала»…

«Верблюдик» диковатым взглядом уставился на «газетчиков».

«Да здесь просто заповедник придурков, — подумал Стэн. — Наверное, это на них так самолеты действуют».

А самолеты и в самом деле разошлись не на шутку, тарахтели и верещали над самой головой, словно их задача сводилась прежде всего к тому, чтобы сделать дачников невротиками.

— Извините, что я вмешиваюсь, — вдруг произнесла Лиза. — Ваша жена рассказала такие интересные вещи, которые происходят на вашей…

— И вы поверили во всю эту чушь? — перебил Лизу Вадик.

«Похоже, не такой уж он и придурок», — подумал Стэн.

— Не важно, поверила ли я, — с улыбкой ответила Лиза. — Важно, чтобы поверили читатели.

Мужчина молча уставился на Лизу, вдруг в его лице что-то неуловимо изменилось, и он предостерегающе понизил голос:

— Вы знаете, девушка, на этом доме лежит проклятье…

«Нет, все-таки я тороплюсь с выводами, — пришла Стэну мысль в порядке самокритики».

— И это проклятье, — продолжал между тем мужчина, — неминуемо падет на вас, если вы решите опубликовать этот материал. Не делайте этого, пожалейте себя…

— Я подумаю над вашими словами, — уклончиво ответила Лиза, и кивнула головой, прощаясь.

Стэн с Лизой пошли к машине, а Вахмистровы стояли и смотрели им вслед. Мила Львовна улыбалась, а Вадик морщился и тяжело дышал. Его седую прядь разметал ветер и пронзили солнечные лучи. Он чем-то напоминал в этот миг библейского пророка. Когда мотор негромко заурчал, и Лиза помахала в открытое окно внедорожника рукой, мужчина вдруг вскрикнул:

— Запомните мои слова: проклятье падет на вас!

— Вот, идиот! — прошипела Лиза, закрывая окно.

— А ты будешь писать про эту дачу?

— Стэн, я тебя умоляю… Ты думаешь, Астралопитеку интересно, падет на меня проклятье или нет? Оно на меня падет как раз в том случае, если я не напишу статью. Он сразу вспомнит мне деньги, потраченные на поездку в Барнаул, а заодно сегодняшний день посчитает, как отгул за мой счет… Разумеется, я напишу статью. И напишу так, чтобы у читателя захватило дух. — Лиза выпалила все это с некоторым раздражением, но потом с нотой оптимизма в голосе добавила больше для себя:

— Я по опыту знаю, что самые эффектные статьи получаются из самого слабого материала. Вроде сегодняшнего… Кстати, фотки нужно перекинуть.

Лиза вынула из сумки ноутбук, открыла и включила его. Пока компьютер загружался, она достала из фотоаппарата карту памяти и вставила ее в подходящий порт ноутбука. Ей потребовались несколько минут, чтобы скачать снимки на жесткий диск компьютера.

— Вот, черт! — воскликнула она, покопавшись в сумке. — Нет свежей флешки.

Просмотрев пару флешек на компьютере, она выбрала одну с семейными фотографиями и скопировала туда последние снимки.

— Но ты же поняла, — продолжал между тем Стэн, — что ее муж категорически против публикации…

— Муж не хочет, а жена хочет, — продолжая заниматься со снимками, отшутилась Лиза. — Их, Вахмистровых, не поймешь…

— Это у нас такие принципы?

— Что ты, милый, — вдруг холодно возразила Лиза, закончив возню с компьютером и закинув все на заднее сиденье, — позволить себе такую роскошь, как принципы, из нас двоих можешь только ты, поскольку ни от кого не зависишь в финансовом плане, а я завишу. И мне нужно выжить в этом волчьем мире, в котором принципиальных нищих съедают первыми.

Стэн хотел было извиниться, но передумал, и больше они не разговаривали до самой Москвы.

Внедорожник встал у дома Лизы, она собрала вещи в сумку, молча выбралась из машины и уже завела руку, чтобы громко хлопнуть дверкой.

Исключительно для того, чтобы потешить оскорбленное самолюбие, Стэн подумал, что она могла бы сказать «спасибо», но вместо этого вдруг произнес:

— Как я понимаю, о сексе не может быть даже речи…

Голубые глаза Лизы становились почти белыми, когда она злилась не на шутку. Именно такими глазами она посмотрела на Стэна, спокойно захлопнула дверку машины и ушла. Стэн смотрел ей вслед еще минуты три — пока Лиза не исчезла из вида — но она так и не обернулась.

Статья никак не шла. Лиза сидела над ней уже второй день, а текста набралось всего на страницу, да и тот не ахти… Время от времени она выводила на монитор ноутбука фотографии, сделанные на даче у Вахмистровых, вчитывалась в переснятые документы из сундука и снова открывала вордовский файл, чтобы записать пару-тройку предложений. После чего зевала, и все мысли сводились к одной — а не сварить ли кофейку. Только раз она остановила взгляд на снимке, где был изображен улыбающийся чему-то Стэн. Лиза смотрела на фото добрыми, почти фиолетовыми глазами и не могла вспомнить, чему же он улыбался. Потом она вдруг встряхнула головой и, закусив нижнюю губу, продолжила писать статью.

А в это самое время Стэн, сидя в своей мастерской, рисовал на листе бумаги карандашом нож, торчащий между ушей. Точнее не рисовал, а копировал с картины Босха «Сад земных наслаждений». Рисунок был сформирован уже в общих чертах, когда грифель от сильного нажима вдруг сломался, и Стэн с досадой швырнул карандаш в угол. Сцепил пальцы рук на затылке, закрыл глаза и так сидел, ни о чем не думая и ничего не желая.

Небольшой кабинет Астралопитека был насквозь прокурен. Правда, надо отдать должное, он был прокурен дорогим, ароматным табаком — главный редактор «Астрала» курил трубку и даже коллекционировал курительные трубки, как Жорж Сименон. Правда, на этом их сходство заканчивалось.

В подражание кому-то еще он завешал все стены кабинета разнокалиберными портретами Троцкого, Ленина, Сталина, Кирова, Молотова, Булганина, Кагановича и иже с ними. Когда Астралопитек вызывал к себе на ковер, чтобы сделать выговор или оштрафовать, деятели российской революции смотрели на вошедшего строго, с укором и даже презрением. И кабинет казался подвалом испанской инквизиции. Если же наоборот, приглашенного ждало поощрение, Берия, Хрущев и Маленков, казалось, радостно улыбались и только не подмигивали игриво. Ну, и кабинет тогда выглядел уютно и приветливо.

Еще не зная, зачем ее вызвал Астралопитек, Лиза на всякий случай приняла «боевую стойку» и решительно отворила пластиковую дверь с надписью «Главный редактор» на стекле. И только заметив улыбку на лице главреда, уткнувшегося в разворот газеты с Лизиной статьей, она не столько увидела, сколько почувствовала доброту в глазах вождей революции.

Через пару минут она уже шла, сияя, по коридору редакции и набирала номер Стэна.

Складывая в сумочку разную женскую мелочь, Мила только на секунду задержала взгляд на муже и с удивлением отметила, что он лежит точно так же на спине, как лежал Никита несколько дней назад. Лежит на том же самом месте, где лежал Никита, и точно так же задумчиво смотрит в потолок.

— Не понимаю, чего ты так злишься, — капризно произнесла Мила. — Никаких семейных скелетов эта статья на свет не вытащила. Чем ты так недоволен?

— Я не злюсь и всем доволен, — проворчал Вадим так, чтобы было понятно, что он недоволен и злится.

«Нашел повод губы дуть, — подумала Мила. — Вот знал бы ты про нас с Никитой…»

Автомобильный гудок за окном заставил Милу отвлечься от пустых мыслей и откинуть в сторону занавеску.

— Сейчас, сейчас, уже иду! — Мила помахала водителю рукой и повернулась к мужу.

— Не хочешь ехать, оставайся! А у меня запись в салон. И в кулинарию необходимо наведаться. Я пошла. И прибери на столе, на веранде.

«Да, да! Вы правильно подумали, наши любезные читатели. В этом странном пиратском сундуке, на чердаке этого странного дома с привидениями мы обнаружили сенсацию — план, зовущий нас в хранилище библиотеки русских царей — знаменитой Либереи».

Прочитав эти строки в только что купленном в киоске у метро номере «Астрала», Стэн криво усмехнулся и медленно покачал головой. И было трудно понять: то ли он восхищается уменьем Лизы превратить абсолютно провальный материал в увлекательный очерк, то ли осуждает ее за слишком вольную трактовку фактов.

Звонок по мобильному телефону прервал так и не сформировавшееся мнение Стэна по поводу Лизиных талантов.

— Стэн, ты сильно на меня обиделся? Я, честно, ругаю себя последними…

— Лиз, прости! Это я не должен был так говорить и…

— Стэн, давай «проехали»! Приходи ко мне сегодня часов в шесть. Больше никаких приключений, обещаю. Просто побудем вдвоем.

— Я почти прочел твою статью. Ты знаешь, мне… понравилось! Неожиданно как-то…

— Шефу тоже понравилось. Хвалил. Правда, без намеков на премию. А уж Мила как довольна! Она звонила. Стэн, приходи. Я буду ждать.

После кулинарии, где у Милы был небольшой кабинетик, как у владельца этого заведения, и общения с главным бухгалтером, которой Мила не очень-то доверяла в финансовых делах, она отправилась в модный салон. Здесь она как бы невзначай вспомнила о том, что наконец-то разрешила надоевшим ей уже журналистам взять наконец-то у нее интервью, достала из сумочки газету и развернула на нужной полосе. У парикмахерши, с которой Мила знакома уже лет пять, глаза расширились в радостном удивлении, она подозвала подруг, и все с завистью закачали головами и едва ли не хором принялись поздравлять Милу. Довольная не столько вниманием, сколько обилием завистливых взглядов, подсмотренных в зеркале, Мила самоуверенно улыбнулась и достала из сумочки телефон.

— Никита! А что ты не звонишь? Я в столице.

— Милуша… Ты знаешь… Я не в Москве, — как-то неуверенно пророкотал в трубке голос Никиты. — Мне пришлось срочно уехать. По делам.

— По каким еще делам?! Какие у тебя могут быть дела? Ты опять во что-то вляпался?

— Ни во что я не вляпался! Я потом тебе все объясню. Не могу говорить.

В автомобиле, припаркованном у зеленого забора из профнастила, сидели четверо. Сидевший на переднем пассажирском сиденье Никита с досадой отключил телефон и сунул в карман куртки. Из разбитой, распухшей губы сочилась кровь, и Никита слизывал ее время от времени, не решаясь повернуться к тем троим, которые молчали и осторожно посматривали по сторонам.

— Ну… я пошел, — произнес Никита так, словно спрашивал разрешения.

Не поворачивая головы, водитель машины, который явно был за старшего в этой компании, презрительно процедил сквозь зубы:

— Да иди уже, козел.

Никита вышел из машины и вдоль забора пошел к перекрестку. Задержавшись на секунду у края забора, он нервно потер вспотевшей ладонью о ладонь, потом ударил в ладонь кулаком и шагнул на дорогу, отделявшую его от дачи Вахмистровых.

С букетом любимых Лизой белых гиацинтов Стэн в легком бежевом костюме быстро поднялся к лифту, перепрыгивая через две ступеньки небольшой лестницы первого этажа, усыпанной выпавшими из почтовых ящиков рекламными проспектами, словно осенними листьями. Пока лифт шумно спускался откуда-то сверху, Стэн успел узнать о том, что Кострян, Шпотя, Стилус и еще несколько пацанов плюс Нелли равняется «love», и что сам он, Стэн, лох, поскольку прочел надпись черным фломастером на бирюзовой стенке: «Кто это прочел, тот лох». Успев заметить матерный эпитет, относящийся к Нелли и выцарапанный, судя по всему, ее ненавистником-анонимом, Стэн шагнул в раскрывшиеся с неохотой дверки темного после солнечной улицы передвижного «гробика», заносчиво именуемого в нашем отечестве кабиной лифта. Наощупь найдя какую-то кнопку и надавив на нее, Стэн задрожал вместе с гробиком и почувствовал, что его поволокло вверх. На седьмом этаже, хорошенько подумав после остановки, лифт решился-таки распахнуть со скрежетом двери, и уже привыкший к темноте Стэн нажал кнопку с сожженной, как и прочие, цифрой, которая, по его расчетам, должна была соответствовать десятому этажу. Спустя полминуты, в течение которых Стэн непрерывно сожалел, что не прошел оставшиеся три этажа пешком, дверки, в очередной раз помедлив, решительно разошлись в стороны. Выходя на площадку, Стэн мысленно возблагодарил «лифтового» за то, что гробик так нигде и не застрял.

Дверь в квартиру Лизы оказалась приоткрытой, и Стэн тихо толкнул ее плечом. Она легко подалась, и глазам Стэна предстала прихожая, залитая вечереющим солнцем, свет которого проникал через открытую дверь гостиной. В прихожей пахло духами, и было тихо. Вообще Стэну очень нравилась квартира Лизы за лаконичный, практически лишенный деталей интерьер. Минималистика — когда декором квартиры является практически полное отсутствие всякого декора — это было у Лизы в крови. Стэну нравилось бывать у нее дома, он чувствовал себя в аскетичных, маленьких, с мебелью из многослойной фанеры, но в то же время просторных комнатах легко и свободно. Однако для своей мастерской, где, собственно, Стэн и жил, он никогда не выбрал бы подобный стиль. Он просто не мыслил повседневной жизни без полок, полочек и стеллажей, заполненных книгами и безделушками, мелкой пластикой, посудой, гипсами, папками с рисунками, деревянными шкатулками, коробками с нужными и ненужными мелочами. По-настоящему комфортно он ощущал себя только в своем довольно неряшливом, пыльном, но хорошо им изученном мире.

«Мертвая тишина, — подумал Стэн. — Наверное, она в ванной, и когда она выйдет…».

Тут Стэн заметил в углу двери в гостиную что-то, что не должно было бы там быть или не должно было находиться в таком положении, и от недоброго предчувствия у него засосало под ложечкой. Стэн понимал, что ничего ужасного произойти не могло — просто не с чего. И при этом какой-то неведомый импульс подсознания сжал мозг: ты же был готов к ЭТОМУ.

То, «чего не может быть», оказалось носком тапочки, который виднелся из двери так, как он не мог бы виднеться, если только не был надет на ногу лежащего в гостиной человека. Продолжая движение, Стэн, словно со стороны видел себя, заглядывающего в гостиную все дальше и видящего уже не только тапочку, но и женскую ногу, на которой эта тапочка держалась.

В распахнутом на обнаженной груди халате Лиза с закрытыми глазами лежала на спине так, словно ей внезапно стало плохо, и она сползла на пол, придерживаясь за дверь. Поверх разбросанных по комнате листов бумаги валялся опрокинутый пластиковый стеллажик из-под DVD-дисков.

Положив на пол цветы, Стэн сглотнул вдруг пересохшим горлом и приблизился к Лизе. Он уже хотел протянуть руку к пульсу девушки, как вдруг увидел бьющуюся под нежной кожей голубенькую жилку.

«Жива! Скорее. Где нашатырь? Что произошло? Сердце? — мысли вихрем проносились в голове. — Нужно позвонить в «скорую».

Что-то не вязалось, не складывалось в голове, пока Стэн доставал из второго сверху ящика кухонного стола, где лежали лекарства и бинты, нашатырный спирт. И когда он уже протянул к носу сморщившейся от резкого запаха Лизы смоченную нашатырем ватку, Стэн понял, что не складывалось: «Почему разбросаны бумаги? На Лизу напали! Кто? Зачем?».

Долго теряться в догадках Стэну не дала Лиза. Она быстро пришла в себя, сморщилась теперь уже от боли, раскалывавшей голову на части, и прошептала:

— Он удрал?

— Кто?

— Ну… этот гад…

Стэн поднял Лизу на руки и положил на тахту. Распахнутый халат, такая знакомая в других обстоятельствах тахта вдруг вызвали у Стэна совсем не к месту теплую волну влечения, которая, не успев сформироваться, обернулась трогательной до слез нежностью к этой хрупкой девочке с голубой пульсирующей жилкой под такой беззащитной, такой ранимой кожей.

— Сейчас, потерпи, я принесу таблетку, — сказал Стэн, бережно укладывая на подушку голову Лизы.

Когда он вернулся из кухни со стаканом кипяченой воды в руке, где билась о стекло и пузырилась большая таблетка анальгетика, Лиза лежала на спине, запахнув халат и положив ладонь на лоб.

— Шишка будет! Дотронуться больно…

— Сейчас я позвоню в полицию и в «скорую», нужно показаться врачу…

Морщась, Лиза приподнялась на локте, выпила лекарство и снова легла.

— Не нужно никакой полиции. И так понятно, кто это сделал. И я хочу отомстить этому гаду, а полиция только помешает.

— Лиз, ты собираешься заняться бандитизмом? Послушай, Лиз…

— А то, что у меня легкое сотрясение мозга, это я и без врача знаю…

Стэн решил пока не спорить.

— Ты лежи, я приберусь. Что нужно было от тебя «этому гаду»? У тебя здесь где-то были спрятаны сокровища Рашида Аль-Гаруна?

Как только Лиза смогла встать, она начала помогать Стэну собирать бумаги на стол. Когда удалось привести в порядок комнату, Лиза окинула ее взглядом и вдруг застонала.

— Компьютер украл, сволочь!

Она выдвинула ящик письменного стола, словно надеясь, что ноутбук окажется там, но в ящике были только бумаги.

— О, господи, — воскликнула она несколько минут спустя, — и фотоаппарата нет! Меня же убьет Астралопитек…

И только поставив на стол расколовшуюся стойку из-под дисков, Лиза осознала, что самих дисков тоже нет. Нет и флешек.

— Вот, гад, а!.. Ну, я не знаю, что с ним сделаю…

— Лиз, кто на тебя напал? Ты его узнала?

— Конечно узнала. То есть… я догадалась. Больше просто некому.

— Что же все-таки произошло?

— Он позвонил в дверь, и я решила, что это ты пришел. Открыла. А там, вообрази себе мой ужас, стоит мужик в маске…

— В какой маске?

— Урода какого-то с треснутым черепом. Я даже закричать не успела, как он ударил меня под дых. Я согнулась пополам. Хочу убежать, вздохнуть, и не могу ни того, ни этого сделать. Ноги сами понесли меня в комнату, я ухватилась за дверь, а он как-то сзади и сбоку от меня идет, и тут искры из глаз полетели… А потом… ты с нашатырем.

— Так ты его узнала?

— Да! Вадик это был, Вахмистров, верблюдик чертов…

— Ты видела его лицо?

— Да нет. Просто больше некому.

— То есть ты его не узнала, а только думаешь, что это он?

— Да он это, наверняка он. За последние пять лет, что я работаю в «Астрале», первый раз сталкиваюсь с тем, что кто-то не хочет, чтобы статья была напечатана. Все только и мечтают, чтобы про их бредни узнали такие же идиоты, как они, и лопнули от зависти. А Вахмистров уперся, как бык. Ты сам видел. Поэтому и пришел, чтобы похитить материалы.

— Но статья-то уже напечатана. Какой смысл ему махать кулаками после драки?

— Значит, он не знал, что напечатана.

— Ты же говорила, что Мила Львовна уже ее читала.

— Вообще-то да… Она позвонила и сказала, что просто счастлива была прочесть мою статью и увидеть себя на фотографии — чуть не во всю полосу, а Вадик, как она сказала, зубами скрипел…

— Стало быть, он знал, что статья напечатана…

— Все равно это он. Решил отомстить, и вот…

— Если бы он решил отомстить, то ударил бы по щеке, плюнул в лицо…

— Спасибо!

— Но зачем грабить? — не обращая внимания на иронию Лизы, продолжал Стэн. — Зачем так сложно и криминально все делать?

Лиза и Стэн на некоторое время замолчали. Стэн принялся осматривать снова стеллаж, стол, бумаги.

— Нет, — минут через десять уверенно заявил он. — Грабили тебя с умыслом, и похитили все материалы, касавшиеся какой-то статьи.

— Наверное, это были зеленые человечки, которых интересуют цветные металлы и спиртовые настойки. Стэн, я же не копаю под чиновников и депутатов, не выясняю, куда делось золото партии. Кому нужны мои статьи, кроме Милы Львовны и таких же дур, как она?

— А, может быть, позвонить Вахмистровым? Если они в городе, то есть повод к подозреньям, а если сидят на даче, то вряд ли это был Вадик. Да и по голосу можно попытаться определить его состояние. У тебя есть их телефон?

Лиза нашла в записной книжке домашний телефон Вахмистровых, и Стэн набрал номер. Длинные гудки в трубке прозвучали как-то гулко, словно раздавались в большом пустом зале. Впрочем, Стэн это скорее почувствовал, чем услышал.

После шестого звонка трубку сняла Мила Львовна, и Стэн передал трубку Лизе.

— Добрый день, Мила Львовна, — начала Лиза, не зная, о чем спросить. — Это Лиза Никольская беспокоит.

— Ой, Лизонька! Как я рада тебя слышать!

— А Вадим…

— Вадим Андреевич, — подсказала Мила Львовна.

— А Вадим Андреевич тоже в Москве?

— А что у вас к нему за дело? — после паузы, выдавшей некоторую настороженность, в свою очередь спросила Мила Львовна.

Стэн, стоявший рядом с Лизой и слышавший то, что говорила Мила, метнул испуганный взгляд на Лизу — он понятия не имел, что можно на это ответить.

— Это, собственно, не у меня, — не моргнув глазом, сообщила Лиза, — у моего друга есть к вашему мужу предложение, которое может Вадима Андреевича заинтересовать. Помните того недотепу, с которым я приезжала к вам прошлый раз?

— Увы, помню. Как вы можете терпеть такое сокровище рядом с собой? Вы такая чуткая, чувственная, а ваш друг, извините, валенок деревенский, и не достоин даже тапочки вам подавать.

— И не говорите, Мила Львовна, — Лиза с ядовитой улыбкой посмотрела в глаза опешившему Стэну. — Но любовь, как говорится, зла, полюбишь и… такое сокровище.

— Как я вам сочувствую!

— А когда вы собираетесь на дачу возвращаться?

— Часа через полтора-два.

— Давайте созвонимся, и мы вас подбросим прямо до дома.

— Мне неловко вас обременять…

— Пустяки. Как освободитесь, звоните. Это и в наших интересах, чтобы Стэн встретился с Вадимом… Андреевичем как можно раньше.

— Ну, если это в ваших интересах, то я с удовольствием…

Через два часа Стэн остановил джип на Таганке, в машину забралась не обремененная сумками и баулами радостная Мила Львовна с новой прической и первым делом рассыпалась в любезностях: на ее взгляд, Лиза и Стэн такая замечательная пара! Молодые люди просто созданы друг для друга, и это такая удача, что две половинки нашли друг друга в этом огромном мире, где большинство в последнее время только расходятся. Стэн не слушал банальностей, пораженный не столько смыслом сказанного, сколько энтузиазмом, с которым Мила Львовна все это говорила.

Нижегородская совершенно незаметно перешла в Рязанский проспект, а вот пробка на выезде из столицы задержала машину минут на тридцать. Оказалось, что не далее, как в километре от кольцевой девятка догнала фольксваген-пассат, и машины перегородили две полосы.

До самого домика Вахмистровых Мила Львовна живо обсуждала с Лизой, периодически щурившейся от головной боли, необыкновенно удавшийся выпуск «Астрала», и Стэн время от времени кивал в знак «согласия» и произносил «угу», если женщинам было недостаточно молчаливого его участия в разговоре. Только иногда Мила Львовна пыталась поинтересоваться тем, какое именно дело у Стэна к Вадику, но Стэн отговаривался ничего не значащими фразами.

— Я хотела бы только предупредить, что Вадик очень болезненно относится к упоминаниям о его… отце. Это связано с годами сталинских репрессий… Они до сих пор очень мало общаются…

По дороге Стэн решил, что скажет Вадиму что-нибудь о возможности написать его портрет с разметавшимися волосами, от чего Вадим Андреевич, надеялся Стэн, категорически откажется. Поэтому с уверенностью ответил:

— Наш разговор никак не коснется его отца.

— Мое дело предупредить…

Припарковав машину рядом с домом, Стэн двинулся вслед за ушедшими вперед попутчицами, и, взбежав, по ступенькам крыльца, испытал странноватое чувство, сродни дежавю — ему показалось, что он когда-то давно уже взбегал так на это крыльцо, и тогда тоже было лето, и тоже вечерело.

В доме Мила Львовна уже окликала куда-то запропастившегося супруга, а Лиза молча с выражением смотрела в глаза Стэна, убежденная в том, что Вадима Вахмистрова в доме нет, как нет его и вообще в Раменском, а находится он в Москве, либо по пути из Москвы на дачу. Стэн уже не знал, что и подумать, как вдруг истошный крик Милы Львовны взорвал сумеречную тишину старого дома. Обеспокоенный Стэн и испуганная Лиза бросились на крик. В коридорчике, выходившем на задний двор, спиной к ним стояла Мила Львовна. Ее крик уже сорвался на сипение, спина ссутулилась, а руки были подняты ладонями вверх, словно она собиралась играть в волейбол, и заметно дрожали. Стэн первым подскочил к ней и увидел чуть впереди, в свете приоткрытой двери заднего крыльца лежащего на полу человека. Вадим Андреевич с неестественно вывернутой шеей смотрел застывшими глазами в никуда, дужка его разбитых очков торчала в сторону, кусочек стекла воткнулся в кожу под глазом, а спутанные волосы седой шевелюры приклеились к полу вытекшей изо рта и давно уже застывшей черной кровью. Из основания его шеи торчала рукоятка кухонного ножа.

Заплаканные, красные глаза Мила Львовна то и дело вытирала душистым носовым платком, и с трудом понимала, о чем ее спрашивает следователь. По комнате ходили туда-сюда полицейские, на стульях у окон сидели понятые. К столу, за которым следователь заполнял протокол, подошел судмедэксперт и начал барабанить пальцами, чтобы привлечь внимание следователя. Тот наконец оторвался от бумаг и вопросительно вскинул голову.

— Где-то между полуднем и двумя часами дня. Точнее — после вскрытия.

Следователь кивнул и продолжил заполнять бумаги.

— Мила Львовна, были ли у Вадима Андреевича враги? — задал он стандартный вопрос, не отрываясь от протокола.

— Ну, какие враги… Он на кафедре зоологии беспозвоночных работает… Работал.

Губы у Милы Львовны задрожали, и она снова поднесла к глазам платок.

— Мила Львовна, — следователь наконец поднял взгляд на вдову. — Я понимаю, что вам тяжело. Но нужно взять себя в руки.

Вдова закрыла глаза, сделала над собой усилие и посмотрела на следователя.

— Да, хорошо. Я постараюсь. На кафедре беспозвоночных. Занимался глистами домашних животных. У него были договорные работы, и он получал немного больше других сотрудников. Говорил, что ему завидуют.

— Насколько больше? Кто завидует?

— Я не знаю. Лучше спросить на кафедре. Его научный руководитель наверняка в курсе.

— Хорошо, спросим. А какие у вас были отношения с мужем?

— У меня?!

— Да. У вас.

— Нормальные были отношения. Как у всех… А почему вы спрашиваете?

— Давайте договоримся, — настойчиво произнес следователь, — я спрашиваю, а вы только отвечаете.

— Хорошо. Но…

— Во сколько вы уехали вчера в Москву?

— Утром. Где-то в половине десятого. Соседи уезжали домой и подвезли меня.

— Что вы делали в Москве?

— Сначала пошла в свой магазин…

— В свой магазин?

— Да. У меня кулинария. Там пришлось разбираться с бухгалтерией и вызывала мастеров — в расстойке пара не было. Потом отправилась в Салон красоты — я была записана. Собственно, ради этого и ездила в столицу. Часа в четыре пополудни пошла домой и застала там тестя.

— Какие отношения были у вашего мужа с отцом?

— Вы думаете, что тесть мог…?

— Мила Львовна, не нужно за меня ничего додумывать. Просто отвечайте на вопрос.

— Но он же только что из больницы…

— Повторяю вопрос: какие отношения были у вашего мужа с отцом?

— Ну, нормальные. Вадим его, правда, чурался немного. Он же не родной ему сын. Приемный. У Вахмистровых была только дочь, сводная сестра Вадима.

— А зачем вы привезли на дачу этих двух молодых людей?

— Я привезла?! Это они меня привезли! Позвонили и сказали, что у них есть какое-то дело к Вадиму и предложили подвести. Спросите у них.

— Спросим. Вы давно с ними знакомы?

— Нет, мы почти не знакомы. Лиза — журналист, и она писала в своей газете статью про… наш дом, про… меня.

Сидя на кухне, за столом Стэн хорошо слышал все, о чем следователь спрашивал Милу Львовну, и что она отвечала. Он пытался читать протокол, но буквы скакали у него перед глазами, и ему по нескольку раз приходилось вникать в смысл одного и того же предложения.

— Подпишите вот здесь и здесь, — дознаватель пододвинул два листа.

— А второй — это что за лист?

— Это формальность. Ну, что вы в соответствии с 51 статьей Конституции были предупреждены о праве не свидетельствовать против себя.

— Но меня же никто не предупредил…

— Разве? А вам есть, что скрывать?

— Нет, но просто, как следователь, вы должны были бы…

— Я не следователь, я дознаватель. Впрочем, если для вас это дело принципа, мы можем все повторить.

— Да нет, бог с ним совсем. Поставить нужно полную фамилию или краткую подпись можно?

— Лучше полную. И прошу вас никуда из Москвы в ближайшее время не отлучаться. Нам, возможно, придется еще встретиться с вами.

— Мила Львовна, — прежде чем обернуться к заплаканной вдове, следователь долго смотрел в окно на запущенный, заросший сорняками и кустарником сад. — Мы сняли отпечатки пальцев по всему дому. У вас, как я понял, бывает очень немного гостей. В основном отпечатки ваши, Вадима Андреевича и вашего тестя. Но довольно часто попадаются отпечатки взрослого мужчины. Кто он?

— Очевидно, это Никита. Племянник Вадима. Сын его сводной сестры, родной дочери Вахмистровых.

— Сколько ему лет?

— Тридцать пять.

— И он спит в вашей кровати?

Глаза у Милы Львовны забегали в поисках подходящего ответа.

— Вадим дал ему ключ, и Никита приезжает сюда иногда. Когда мы здесь, он спит на диване, а когда нас нет, стелет себе на кровати.

— Вас это не смущает?

— Нет, я только меняю белье.

— А когда вы здесь, но в отсутствие Вадима Андреевича он тут бывает?

— На что вы намекаете? — Мила Львовна густо покраснела.

— Я не намекаю. Я собираю информацию для анализа. И с этой целью задаю вопросы. А ваше дело на них отвечать. Если конечно вы хотите, чтобы мы нашли убийцу. Вы ведь хотите этого?

— Конечно хочу, — упавшим голосом произнесла вдова.

Через несколько минут после того, как Стэн и Лиза поставили свои подписи на протоколах, их отпустили. Мила Львовна вышла на веранду проводить.

— Я понимаю, что сейчас все, что ни скажешь… — Лиза не могла найти подходящих слов. — Я… Мы вам очень сочувствуем. Если будет нужна какая-то помощь…

В ответ Мила Львовна молча закивала головой, рассеянно глядя по сторонам.

— Ничего, Лизонька, я справль…

Взгляд Милы Львовны остановился на столе с самоваром, за которым они в первый день знакомства пили чай. Кроме самовара там стояло несколько чашек, блюдец от разных сервизов, варенье в вазочке, печенье. И среди всего этого стояла пепельница с несколькими окурками, возле которой лежала зажигалка, подаренная Милой Никите.

— Странно, — Мила Львовна заговорила сама с собой вслух. — Но как это возможно?

Вдруг, спохватившись, она перевела взгляд на гостей.

— Вы меня простите, я пойду…

— Да, да, конечно, до свидания.

Проведенная на даче Вахмистровых ночь оказалась тяжелой. Сначала ждали полицию и «скорую помощь», потом были бесконечные вопросы от следователя прокуратуры. Лизе то и дело приходилось давать Миле Львовне сердечные капли, а Стэну звонить родственникам Вахмистровых. Поспать удалось всего пару часов, и теперь Стэн вел машину несколько неуверенно.

Сразу за поворотом внимание Лизы и Стэна привлек участок с невысоким штакетником. Им почему-то показалось, что они не видели его, когда проезжали здесь прошлый раз. А теперь не заметить его было невозможно. Возле веранды стоял стол, хорошо видимый с дороги, за столом играли в домино несколько человек, и голову одного из них прикрывала от солнца феска. А возле играющих, шипя, заливался бодрым голосом с грузинским акцентом коричневый, середины прошлого века патефон. В открытое окно машины долетели слова песни: «А на горных, на дорогах — на-нина-нина — стариков столетних много, дэли, во дела».

— Колоритно, — заметил Стэн и бегло огляделся по сторонам. — А мы, кажется, здесь раньше не проезжали.

Вдруг где-то включился репродуктор и с помехами, регулярно потрескивая, исполнил фальцетом: «…ка песню нам пропой, веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер. Моря и горы ты обшарил… на свете и все… сенки слыхал».

— Смотри, — прошептала Лиза.

Она, не отрываясь, глядела прямо перед собой. Стэн проследил за ее взглядом.

По тротуару им навстречу шел невысокий, полный мужчина в соломенной шляпе, майке, пижамных брюках в полоску и сандалиях, с газетой «Правда» в руке. Стэну показалось, что время замедлилось. Вместо очков у прохожего было пенсне, и одно его стекло бликовало так, словно было заклеено белой бумагой. Полные губы под сильно подбритыми по краям, папанинскими усиками загадочно улыбались. Не обращая внимания на машину, словно не видя ее совсем, мужчина, напевая себе под нос, не спеша прошел мимо.

— Что это было? — прошептал Стэн.

— Берия, Берия, — пробормотала Лиза. — Вышел из доверия…

— А?

— А товарищ Маленков надавал ему пинков.

Стэн посмотрел в зеркало заднего вида, но мужчина оказался, по-видимому, в «мертвой зоне» обзора. Тогда Стэн и Лиза одновременно обернулись, но прохожего увидеть им не удалось — он просто исчез, а там, где он должен был бы быть, о чем-то беседовали два молодых человека, поблескивая, словно соплями, капельками пирсинга вокруг носа.

— А вот здесь мы проезжали, — обрадовался Стэн.

— Ты обратил внимание на то, что сказала Мила про отца Вадима? Как ты думаешь, он работал в КГБ или в лагерях? Я имею в виду, он хватал и сажал или охранял, чтобы не сбежали?

— Лиз, что это ты вдруг о таком далеком прошлом?

— Музыкой навеяло.

— Почему ты вообще решила, что он был по ту сторону баррикад, а не репрессированным, например?

— Брось. С чего бы это сыну избегать разговоров об отце, если тот был репрессированным? Нет, наверняка его отец как-то связан с органами. Вот и дачу, небось, отхватил, как верный служака.

Кстати о верных служаках, ты заметил, какой противный следователь? — подавленное состояние Лизы уже успело смениться агрессивным настроем. — Смотрит так, как будто меня в чем-то подозревает…

— А что ему делать? Вахмистрова убили вчера днем, а на это время алиби у нас с тобой нет.

— Алиби на это время нет у половины россиян.

— Да, но половина россиян не приезжала с сомнительными предложениями к покойнику, что вызывает только недоверие.

— Если честно, то мне просто не хочется связываться ни с прокуратурой, ни с полицией. Толку от них никакого, а помешать могут.

— Помешать чему? Твоей мести? — невинно поинтересовался Стэн.

— Хоть бы и мести.

— Мести кому? Вахмистрова убили до того, как напали на тебя. Так что он здесь ни при чем. А вот тот факт, что нападение было совершено на тебя и на него, однозначно говорит о главном.

— О каком главном?

— О том, что дело действительно в бумагах Вахмистрова, которые ты вытащила из-под спуда лет своей статьей на свет божий. То есть, причину нападения на тебя нужно искать не в других твоих статьях, а именно в этой, связанной с домом Вахмистровых. Возможность совпадения двух этих случаев ничтожно мала.

— Стэн, я признаюсь, что думала на Вадима напрасно. Теперь это понятно. И значит, что все это — ужасное, трагическое, но всего-навсего сов-па-де-ни-е!

— Я думаю, то, что ты осталась жива, это просто ве-зе-ни-е. Убить этим людям не проблема, как видишь. И не известно, нашли они то, что искали у Вахмистрова и у тебя, или не нашли.

— Стоп! Стэн, ты меня не слышишь? Меня просто ограбили — украли ноутбук и фотоаппарат.

— Лиза, кто-то убил Вахмистрова, потом спокойно обыскал дом и, не найдя нужного, поехал к тебе… И все это среди бела дня. Залез в квартиру, забрал компьютер, фотоаппарат, все диски и фотографии. Почему? Потому что не знал, где именно находится интересовавшая его информация. А что будет, если он ее так и не найдет в украденном?

— Стэнчик, милый, все намного проще. Тот, кто меня ограбил, просто загонит фотик и ноут, деньги пропьет и через пару недель снова пойдет кого-то грабить. И так — пока не поймают.

— Пусть будет по-твоему, но рисковать нет смысла. Ты не против того, чтобы сегодня и завтра остаться у меня?

— Ах, вот, для чего вся эта конспирология! Целую теорию заговоров развил. Можно было и без такого предисловия — я не против.

С мокрыми после душа волосами Лиза, одетая в бежевую рубашку Стэна, разлила кофе по чашкам, поставила одну рядом со Стэном и уселась с ногами в автомобильное кресло, смонтированное на каркасе из крепких сучковатых ветвей. В студии было еще одно такое же кресло и диванчик, которые Стэн сконструировал из высохшего на корню дуба и сидений своего сгнившего фольксвагена-гольфа, купленного в приснопамятные девяностые за двести долларов.

Он сидел на отполированной сверху тополевой колоде перед монитором компьютера и читал статью Лизы с сайта «Астрала».

— Да-а-а-а-а, — изрек Стэн.

— Что?

— Ничего.

— Ничего чего?

— Ничего не понятно.

— А что ты хочешь понять?

— Хочу найти ключ. Что-то же заставило человека совершить два преступления, после того, как он прочел твою статью… Вот ты пишешь про фрагмент рукописного плана, на котором сохранился текст «Путь к Либер…». Дальше оборвано. Ты предлагаешь три варианта продолжения этого «Либер…». Это либо путь к свободе, либо путь к сокровищам западно-африканской Либерии, либо путь к Либерее — библиотеке Ивана Грозного. И что это нам дает?

— Ничего не дает. Я просто написала первое, что пришло в голову. Кстати, о голове… — Лиза увидела в ночном окне свое отражение. — Надо бы уже подстричься.

— Это понятно. Но за подобные откровения не врываются в дом и людей не убивают… Кстати, ты пишешь, что Либерия — это страна в Западной Африке. А есть и еще Либерия — город в Коста-Рике…

— А за подобные откровения убивают?

Стэн подошел к стеллажу из толстых досок и вытащил солидный том «Советского энциклопедического словаря» издания 1979 года. Он, как человек старой закваски все еще предпочитал интернет-поисковикам бумажные справочники. Зашуршали перелистываемые аккуратными движениями тонкие страницы.

— Так… Либерия. Республика в Западной Африке. Бла-бла-бла… Из-за низких налогов под флагом Либерии плавают суда других стран…

Хорошо. Дальше. Либерман Макс — немецкий живописец… Либертины — законно освободившиеся рабы Древних Греции и Рима… Н-да, в общем «Чебоксары-чебуреки-чебурашки нет»…

— Ты знаешь, я вдруг подумала, что какой-нибудь Геркулес Пуаро из этой самой Либерии и Макса Либермана наверняка чего-нибудь надыбал бы. Загадочно так покумекал бы и сказал, что будет еще три убийства, а потом он соберет всех и расскажет, кто это сделал. А нам, увы, ни о чем эти свободные рабы не говорят.

— Остается еще Либерея — «загадочная библиотека Ивана Грозного», о которой ты написала.

— Ага, «Алтын-Малалан», или как там у Акунина?

— У Акунина «Алтын-Талабас», а «малалан» — это «аршин».

— Какой аршин?

— Кино такое было в моем детстве, азербайджанское, называлось «Аршин-малалан».

— А о чем кино?

— Про любовь азербайджанского коробейника к богатой девушке, вроде. Во всяком случае, не про библиотеку Ивана Грозного.

— Опять ты за свое! Да при чем здесь библиотека? — чуть не в истерике воскликнула Лиза. И тут же, взяв себя в руки, добавила: — Где библиотека Ивана Грозного, и где я. Пойми, все это — просто совпадение!

— Не верим мы в такие совпадения.

— Вы?

— Мы. С Холмсом, Эркюлем Пуаро и майором Прониным.

— Ха-ха! Вот если бы я…

Закончить фразу Лизе не дал звонок айфона. Она столкнула пальцем «обои» и, увидев, кто звонит, закатила к потолку глаза.

— Астралопитек, — прошептала она Стэну, будто главред мог ее услышать.

— Добрый вечер, Сергей Сергеевич! Я…

Лиза снова закатила глаза, выслушивая нарекания.

— Да, но я… Сергей Серге… Так я же… Я не перебиваю, я…

Несколько секунд Лиза молчала, переглядываясь со Стэном и потом, видимо, поймав паузу в речи абонента, быстро проговорила первое, что пришло в голову:

— Сергей Сергеевич, я напала на тему! Это бомба! Что за тема?..

А вот этого Лиза еще не успела придумать, и потому бегала глазами в ожидании чуда — откуда-то эта самая тема вот прям сейчас должна прийти на ум. Подняв глаза на Стэна, она вдруг увидела, что он одними губами произносит: «Либерея»! И это слово решило их дальнейшую судьбу.

— Эээээ… Библиотека Ивана Грозного! — Лиза постаралась произнести это так, словно и в самом деле говорила о сенсации столетия, но тут же обмякла после слов главного редактора. — Да, я понимаю, только ленивый не писал, но… но… вокруг этого вдруг возник криминал в полный рост!

Несколько секунд она выслушивала шефа.

— Да! И даже убийство! Профессор Беленький? Спасибо… Да, сбросьте контакты. Завтра же свяжусь…

Когда Лиза отключила телефон, Стэн кивком головы поинтересовался: «Ну, что там?»

— Все! Теперь уже не важно, кто из нас прав, и верю я или не верю я в эти суеверия. Мне теперь придется вникать во всю эту либермуть и начать велено с консультации у профессора Беленького.

— А вдруг это на самом деле и тема, и бомба! Вдруг ты случайно написала о том, что какой-то заинтересованный человек искал уже много времени. Ваша газета и сайт свой имеет?

— И что?

— Этот неизвестный мог просматривать постоянно все, что появляется о Либерее в интернете, и натолкнуться на твою статью по ключевым словам.

— Стэн, вникать придется, но я прошу тебя…

— Да?

— Давай без фанатизма.

— Конечно.

— Ты и в прошлый раз говорил «конечно».

— Ты только представь себе, что этот неизвестный мог…

Лиза слезла с кресла, села на колени Стэну и принялась медленно расстегивать пуговицы своей рубашки сверху вниз.

–…просматривать регулярно все… что появляется… в интернете о Либерее… и на-а-аткнулся на… твою статью.